олом все пятеро, на Россоху подняли враждеб-ные взгляды. Не потому
враждебные, что он -- Россоха, а потому, что они -- маги.
     Хакама вскинула голову, в  глазах ее он успел заметить  холодок, но тут
же волшебница сказала самым сладким голосом:
     -- А, дорогой Россоха!.. Ты запоздал, но это ничего. Мы уже подготовили
кое-какое решение.
     Я не  запоздал, хотел сказать  Россоха, я  прибыл точ-но  в оговоренное
время... но  посмотрел  на остальных, смолчал. Похоже, Хакама всем назначила
разное время.  Сперва тех, кому доверяет больше всего. Вернее, чьи  же-лания
совпадают с ее желаниями, так как маги никогда никому не доверяют.
     Он вскинул руки в приветствии всем  сразу и никому в отдельности. Глаза
его прикипели  к этой огромной ре-льефной карте, что, как сперва показалось,
переливает-ся оттенками, как редкостный в этих  краях шелк. На ней неуловимо
менялись  оттенки  красок,  поблескивали кро-хотные искорки. Присмотревшись,
Россоха увидел, как слегка потемнел массив леса под  налетевшим ветром, зато
ярче заблестела  река:  тот же ветер поднял волны,  сорвал гребешки, и капли
воды засверкали, как дорогие стекляшки.
     Особенно чудесно сотворенными показались  горы -- красноватые, мрачные,
чаще всего медленно выраста-ющие из зеленой земли. Если присмотреться, можно
заметить,  как кое-где торчат  острые пики,  на карте  не  выше  мизинца, но
Россоха такие встречал, помнит их настоящие размеры.
     -- Здорово, -- вырвалось у него. -- Чье это чудо? Он сел между Беркутом
и Ковакко. Хакама улыбну-лась скромно, но в глазах блистало злое торжество.
     -- Моя это карта. Моя.
     -- Где добыла?
     Хакама небрежно  отмахнулась. От  легкого  движения  воздух колыхнулся,
аромат благовоний стал сильнее.
     -- Это было давно, -- ответила она. -- Хорошо, что хоть вспомнила...
     Россоха заметил, и все заметили,  что  голос волшебницы дрогнул, а лицо
слегка омрачилось. Многие из них проходили равнодушно мимо вещей, которые, в
отличие  от  других,  могли накапливать  магию. Эх, знать бы, где упасть, --
соломку бы подстелил...
     -- Что случилось?  -- спросил Россоха. -- Для  чего  ты всех так срочно
выдернула из нор?
     Все молчали, уже  знают, а Хакама произнесла легким, подчеркнуто легким
голосом:
     -- Случилось непредвиденное. Все наши планы... ме-няются.
     -- Что случилось? -- повторил Россоха.
     --  Все шло по нашей задумке. Даже день в день шло, все до мелочей. Все
эти  мелкие  нападения,  под-строенная  встреча  с  Турчем,  воспоминания  о
Колоксае,  о  сыновнем  долге  отомстить  за   подло  убитого  отца  --  все
подогревало ярость Скифа. Правда, мы и не наде-ялись, что он вот так,  сломя
голову, ринется в  земли Миш --  это  было бы чересчур  опрометчиво даже для
такого дурака... Тем более, что мы сумели привязать  его  к Богоборцу, а тот
очень осторожен! Очень.
     Она  перевела  дыхание, зрачки ее странно пульсиро-вали,  как у хищного
зверя в сумраке, на переходе от яс-ного дня к беззвездной ночи.
     -- И что не так? -- спросил Россоха.
     -- У нас был план,  -- напомнила Хакама, -- который сулил верный успех.
Олег уговаривает горячего Скифа не торопиться  с местью, а искать  убежища у
Гелона.  Но  Скиф будет  искать  не убежища, а  помощи.  Добром ли  уговорит
Гелона, силой ли, а  то и вовсе убьет, но ему на-чертано стать во главе этих
полуживотных гелонов! А что он сделает с таким богатством?
     Россоха  кивнул. Не  только горячий  и безрассудный  Скиф,  но  и более
осторожные правители тут же начали бы создавать мощную армию, дабы пробовать
кордоны  соседей  на  прочность. Ибо только нанося удары  по чу-жим  землям,
можно удержать свою.
     -- А что изменилось? -- спросил он.
     Хакама  молча  повела узкой  ладошкой в сторону  Ковакко. Болотный  маг
грузно  поднялся,   короткие  ручки  уперлись  в  края  столешницы,  Россоха
брезгливо  отодви-нулся.  От  Ковакко идет  ясно  различимый запах  гнию-щих
болотных растений.
     -- У меня нет возможностей нашей очаровательной хозяйки, -- произнес он
мрачно булькающим голосом, и Россоха отодвинулся  еще дальше,  -- но кое-что
мои ла-зутчики разузнали. Среди множества мелких сплетен есть один нехороший
слух... Я его проверил  и перепроверил, но,  увы,  все так и есть -- Скиф не
собирается идти на Миш!
     Россоха  молчал.  Судя по  лицам остальных,  по их угрюмому  виду,  уже
знают,  но еще не уложилось в их головах. По всем расчетам, по всем звездным
картам,  кровавое столкновение неизбежно. Из  трех сынов Колоксая  останется
только один, его победоносное войс-ко хлынет по свету, как огненная лава...
     Хакама  сдвинула  красивые  узкие  брови,  обдумывала.  Беркут  покачал
головой:
     -- Странно. Я понимаю, Олег не пойдет... Но Скиф? Он же прост как конь,
на котором ездит!
     -- Да нет, -- сказал Боровик со смешком, --  конь ум-нее. А Скиф как на
ладони. А что случилось?
     Послышался шум, фырканье коней. Вскоре дверь распахнулась, вошла Миш --
неестественно стройная, с бледным красивым лицом.  Маги встали, приветствуя.
Хакама обняла, как лучшую подругу, усадила рядом.
     Боровик с неудовольствием оглянулся на Ковакко, повторил:
     -- Так что же случилось?
     Ковакко под их взглядами с неохотой выпрямился, Развел руками:
     -- Там творится странное. Гелону все-таки удалось довести свое безумное
начинание до конца...
     Послышались возгласы:
     -- Как?
     -- Как удалось?
     -- Это же немыслимо!
     --  Невозможно, лазутчиков надо перепроверить...  Ковакко поднял  руки,
голоса стихли, он сказал сво-им жирным квакающим голосом:
     -- Гелон поменял себя на Колоксая. Теперь Колоксай в этом мире. Он жив,
он снова на коне...
     Хакама  быстро повернула  голову  к Миш.  Тцарица  ох-нула,  ее кулачки
сжались.  По  щекам  медленно  поползла смертельная  бледность.  Черты  лица
заострились, и Хака-ма внезапно увидела,  какой  Миш будет  лежать  в гробу,
если умрет... скоро.
     Ковакко сказал успокаивающе:
     -- Тише-тише! Не все так, как вам чудится. Простые люди ведут себя иной
раз...  очень  странно.  Вы  никог-да  не  поверите,  что  сказал  Колоксай!
Повредился ли он  умом в подземном  мире, какое-то заклятие на нем  или  еще
что,  но...  не  плюйте  на  меня,  это  правда  --  Колок-сай  заявил,  что
отказывается от мести.
     Тихонько охнула Миш. Маги молчали,  ошарашенные, Беркут  наконец громко
хмыкнул:
     --  Так  ему и поверят! Да  после того, как он  побродил столько лет  в
подземном мире...
     --  Поверят, --  огрызнулся Ковакко.  -- Это  тебе бы  только  нарушать
клятвы! А Колоксай -- благородный воин.  Для него подобная верность слову --
это свято. Если  он сказал прилюдно... а лазутчики клялись, что  он сказал и
повторил  не раз в  присутствии многих людей.  Так  что  он сказал  то,  что
намерен выполнить.
     Беркут сказал скептически:
     -- Но выполнит ли? Что-то не верится.
     -- Выполнит, -- буркнул Ковакко  угрюмо. -- Иначе  бы  не  говорил.  Он
почему-то твердо убежден, что мстить не будет.  Более  того, он заявил опять
же  при  всех,  что  сам  был  виноват. И  что  он  получил  сполна  за свое
ве-роломство.
     Миш  медленно  поднялась,  по  ее  бледному  лицу  по-катились  крупные
блестящие  слезы.  Глаза  сверкали  как  звезды.  В  них  было  то  странное
выражение, которое Ха-кама назвала бы... если бы не испугалась этого слова и
не сказала резко:
     -- Да, он был вероломен и был убит справедливо! Хо-рошо, если он хоть в
чем-то осознал свою подлость. Но мы отвлеклись. Почему не  хочет идти мстить
его сын  Скиф? Ведь он только и  мечтал, чтобы добраться до род-ной матери и
срубить ей голову!
     Миш опустилась на сиденье. На бледном  лице  глаза  все  еще сияли  как
звезды, но  на щеках заблестели  мокрые дорожки. Слезы катились  непрерывно,
срывались с подбородка мелкими блестящими жемчужинами.
     Ковакко покосился на нее,  потом  взгляд испуганно метнулся  к  Хакаме,
колдун развел короткими руч-ками:
     --  Колоксай  взял со Скифа слово,  что  тот мстить не  будет.  Твердое
нерушимое  слово.  И вдобавок проклял!  Что если, мол,  сын  нарушит слово и
убьет свою мать, то сам умрет в тот же день.  А утром Колоксая уже в Гелонии
не было.
     В напряженной тишине Беркут спросил насторо-женно:
     -- А куда ж он делся?
     -- Уехал,  --  огрызнулся Ковакко. -- Улетел, исчез!.. Есть много путей
исчезнуть из города незаметно. На-пример, ночью, когда  всякие беркуты спят.
Правда, они спят и днем.
     В  зале  словно  бы   похолодало.  Беркут  недовольно  ер-зал,  недобро
поглядывал на болотного колдуна. В тишине раздался прерывающийся голос Миш:
     -- Куда? Куда он уехал?
     --  Незнаемо, --  ответил Ковакко и  снова  суетливо  развел  короткими
ручками.
     И снова прозвучал злой голос Хакамы:
     -- Миш!.. Ты говоришь так, будто готова за ним по-ехать!
     Миш выпрямилась, бледная, решительная, но с сия-ющими глазами:
     -- Поехать? Побежать!
     -- Миш, что ты говоришь...
     -- Хакама, прости, но тебе не понять...  Если бы  я  могла  побежать за
ним... вымолить у него прощение, то, может быть, все у нас было бы иначе,
     Голос  ее прерывался, в нем были страх, мольба, стыд, раскаяние. Маги в
неловкости отворачивались, старались не встречаться с нею взглядами.
     Россоха нарушил молчание тихим покашливанием;
     Проговорил негромко:
     -- А за Колоксаем в самом деле не проследили? Ни наши, ни сами гелоны?
     -- Нет, -- ответил Ковакко.
     --  Жаль...  Это могло  быть  не просто  любопытно.  Беркут нахмурился,
кивнул:
     --  Да, ты прав. Колоксай слишком...  слишком герой. А герои так просто
не уходят. А тем, кто остается, забы-вать о таких... ушедших, не стоит.
     --  Полагаешь, что он может прийти за нами? Беркут скривился, этот трус
Ковакко чересчур прям, дальше своего объемного  живота и трусливого носа  не
видит и смотреть не хочет.
     -- Он герой, -- напомнил  он. -- А герои редко посту-пают как... просто
люди.
     -- И что же?
     --  А  то,  --  сказал Беркут  медленно, словно  объяснял  деревенскому
дурачку,  --  что  пути  героев невозможно  предугадать,  как  невозможно  и
предусмотреть, где по-явятся, как появятся и с чем появятся!
     Он старался  не смотреть  в сторону Миш, что сперва только  выпрямилась
при его словах,  потом  даже припод-нялась, и  только  когда  на нее  начали
оглядываться, опом-нилась и села. Но глаза  ее стали ее больше, трагичнее, а
умоляющее выражение она даже не пыталась скрыть.
     Ковакко  снова  развел   ручками,  что-то  мямлил.  Хака-ма  поднялась,
хлопнула в ладоши. Голос ее был мягким, мурлыкающим, но теперь в нем сильнее
звучали жест-кие деловые нотки:
     -- Увы, на какое-то  время мы его потеряли. Так что давайте пока о том,
что у нас есть. Итак, в землях Гелона сейчас правит Скиф. При нем Богоборец,
о котором  известно,  что  он потерял свою мощь точно так же,  как  и мы. До
этого  момента все  шло до  мелочей точно  по  звездным картам. Да и сейчас,
наверное, идет, это мы что-то не все понимаем. Однако они не собираются идти
войной на царство  Миш,  как мы рассчитывали и к чему  подталкивали. Вопрос,
что нам предпринять в этом, из-менившемся случае?
     Маги  молчали.  Хакама  видела,  как морщится  Россоха,  ему вообще  не
нравится  столкновение  с  Богоборцем,  как кривится  Беркут,  который любит
простые решения. Вот если бы Олег поддержал Скифа с  его местью, то все было
бы  просто...  В  земли  Миш попасть  не  просто, а в  един-ственном  горном
проходе,  ущелье  Красного  и  Черного  Меча,  нестройное  воинство  гелонов
встретят отборные войска.  Какими бы ни  были  героями  эти Богоборец  и сам
Скиф, но против них выступят тысячи таких же героев.
     Хакама сказала задумчиво:
     -- Если нет вариантов, как заманить  их  в земли Миш... то придется нам
самим идти в Гелонию.
     Маги  в  нерешительности  переглядывались.  Понятно,  в  обороне  легче
всегда. К тому же здесь уже укрепились.
     А идти в  земли Гелона... Говорят, он  крепил  свою молодую державу как
никто другой. Стены  крепки,  в  под-валах немерено зерна,  мяса, а в  самой
крепости  бьют  обильные родники,  так  что  воды  вдосталь.  Короед  сказал
торопливо:
     -- Давайте все же искать, как их заманить снова! Это надежнее.
     Хакама засмеялась, стараясь как-то поднять упавшее настроение чародеев:
     -- Конечно, конечно!.. Будем искать. Но мы ограничены во времени.
     -- Почему?
     -- Не знаешь? --  удивилась Хакама.  -- Ах  да, тебя не было  на том...
роковом собрании. Или был? Ну, когда  создавался  этот Совет Семерых Тайных!
Словом,  Бого-борец допустил  небольшой  промах. В своей самонадеян-ности он
назвал день и час, когда родился! Более того, указал место, где появился  на
свет. Я тщательно провери-ла все звездные карты, сопоставила и... все  карты
говорят,  что он погибнет в день Битвы Муравья с  Рекой!  Я давала проверить
свои  расчеты  Беркуту  и  Ковакко.  Потом  меня  проверил  Россоха,  знаток
звездного неба.  Да, именно в день  Битвы  Муравья  с Рекой  прервется жизнь
этого че-ловека, которого мы зовем Богоборцем. А что после это-го дня... уже
полная тьма. Звезды молчат. Возможно, в потусторонний мир не  могут смотреть
даже звезды.
     Короед спросил недоверчиво:
     -- Но не  значит ли, что Богоборец погибнет в этот день все равно? Даже
если мы не вмешаемся?
     Хакама кивнула:
     -- Хороший вопрос. Я верю, что если мы даже не ше-лохнем пальцем, то он
либо  объестся  и  помрет,  либо его  ткнут ножом  в пьяной драке, либо  ему
свалится на голо-ву камень с крыши...  Но возможно, звезды избрали  ору-дием
его  смерти именно  нас?..  В  любом  случае я хочу присутствовать  при  его
гибели. К тому же наши  желания  совпадают с желаниями нашей  могущественной
союзни-цы, владетельной  Миш. У нее есть сын,  доблестный  Агафирс, которому
уже  тесно в его крохотной стране! А вот  армию он собрал и подготовил очень
большую и сильную. Россоха вскочил в тревоге:
     -- Вы что же, в самом деле готовы идти на это безумие?
     -- Какое? -- спросила Хакама ядовито.
     -- Идти на Гелонию!
     --  Мы  идем  на  Богоборца,  -- уточнила Хакама.  --  Гелония  нас  не
интересует, но  она  интересует владетель-ную  Миш.  И  ее сына, доблестного
Агафирса. Так что каждый из нас очень заинтересован в этом походе.
     Россоха сказал твердо:
     -- Я  -- против.  Я с вами,  когда вы  хотели  ограничить  власть этого
Богоборца. Он слишком... молод. И пото-му чересчур быстр на простые решения.
Но я против того, чтобы гоняться за ним по всему свету.  Тем более, если  он
нашел убежище в такой защищенной  крепости, как  Гелония.  Будут реки крови,
будет слишком много смертей. Нет, я против.
     Маги  молчали,  он  сказал  достаточно  твердо,  а  дово-ды  показались
вескими.  Хакама  подыскивала  возраже-ния,  но   первым  опомнился  Беркут,
засмеялся:
     -- Россоха!.. Ты что, против воли  богов? Даже  боги подчиняются  тому,
что начертано на небесах!.. Если Бо-гоборцу предначертано, то предначертано!
Не  нам,  сла-бым,  спорить  с небесами.  Более  того, мы  должны  вся-чески
помогать выполнению высших  предначертаний, и тогда  в  мире будет  порядок.
Кто, как не мы, должны следить за этим порядком?
     Россоха покачал головой:
     -- Ты  не понимаешь. Было видение... оно  у меня по-вторилось.  Я верю,
что именно его  видела  и  Хакама. Так  мне  кажется, хотя  наша хозяйка  --
женщина, да еще и красивая, а им если не соврать -- то и радости от жизни не
видеть. Я зрел будущее, что через ущелье  Красного и Черного Меча
двинется со стороны  Гелонии огромное  войско, а во главе  на огромном белом
жеребце  едет Скиф!.. Так что нам надо ждать, когда Скиф все-таки двинется в
земли Миш.
     Молчали, думали. Внезапно  раздался настолько чистый женский голос, что
маги даже начали оглядываться, пока не уставились на Миш.
     -- Какой белый жеребец? -- спросила она.
     --  Какой? --  удивился  Россоха.  --  Обыкновенный,  только  уж  очень
огромный!..  Хвост,  грива,  широкая  грудь.  На  лбу  темное пятно  в  виде
звездочки, верхний луч выше других...
     Миш тихонько в задумчивости произнесла:
     -- Странно...
     -- Что?
     -- Такой конь у Агафирса. Я всегда волнуюсь, когда он садится на такого
огромного зверя.
     Отзвук ее  прелестного голоса еще медленно затихал в  башне, постепенно
уходя  ввысь и  там  отражаясь не-громким  мягким  эхом,  как  вдруг  Хакама
внезапно под-прыгнула, глаза ее озарились счастьем, ликованием.
     -- Что стряслось? -- спросил Россоха.
     --  Мы  неверно...  --  вскрикнула  она,  задыхаясь,  -- мы  неверно...
истолковали!..  Да, было видение, очень четкое и  ясное, как огромная  масса
войска проходит через зна-менитое ущелье Черного и Красного Меча! А во главе
на  коне едет Скиф. Но Скиф  ли? Где  на  нем написано,  что он  -- Скиф? Мы
видели всадника, очень похожего на Скифа! Еще не поняли? Мы тогда ждали, что
Скиф обя-зательно вторгнется в земли  Миш с войском Гелона!  Мы ждали этого,
хотели этого, вот и поняли неверно!
     Россоха пробормотал:
     -- А как надо понимать?
     -- Как  будет  на самом деле! Да, огромное войско дви-нется  из Гелонии
обратно  в земли Миш. Но во главе по-едет,  как и ехал  в  ту  же сторону...
Агафирс!.. Не  понял?  Россоха, да  их  родная мать все  еще  не в состоянии
от-личить один  от другого!..  Она  их различала только по  го-лосам  да  по
манерам. Это Агафирс поведет  свое войско обратно после  разгрома  Гелонии и
убийства Скифа и  Богоборца. Вот и исполнится пророчество звезд, что из трех
братьев останется только один, что он начнет заво-евывать весь мир и завоюет
его весь. ..
     Миш сидела бледная, огромные страдальческие  глаза на белом лице  стали
еще прекраснее и трагичнее. Хака-ма ревниво подумала,  что увидь Колоксай ее
сейчас, он уж точно отказался бы даже  от злых слов. А то  и сам бы просил у
нее прощения.
Глава 33
     С высоты облаков  земля выглядела как пестрый зеле-ный ковер  с редкими
желтыми  проплешинами. Самые  высокие леса казались мелкой  травкой,  однако
Россоха различал даже мелких зверьков, ползающих змей, юрких ящериц.
     Хакама стояла рядом,  зачарованно всматривалась в  зеркало.  По дальней
дороге двигается  открытая повозка, с высоты  хорошо  видно человека, лежит,
подставив сол-нцу лицо и  бесстыдно выставив голый живот. На перед-ке телеги
усталый парнишка вяло помахивает кнутом, кони плетутся едва-едва.
     -- Как я  тебе завидую,  -- сказала она льстиво. --  За  такое умение я
отдала бы половину своих сокровищ!
     Россоха пробормотал:
     -- Ничего особенного... Ты с муравьями дружишь, я умею с орлами.
     -- Да и вообще с птицами, -- заметила она игриво.
     --  Да, --  согласился он. -- Но  у  орлов  глаза лучше. Из-под облаков
видят каждую мышь на земле!.. Разве не дивно?
     --  Я  давно  думала, -- сказала она доверительно, --  а не  владеют ли
некоторые животные магией? Как думаешь?
     -- Не знаю,  -- ответил он. -- Хотя меня бы это  не удивило. Я так и не
пойму, почему совы летают совер-шенно бесшумно, а летучие мыши в полной тьме
не на-тыкаются на стены... Ладно, ты хотела увидеть Ковакко, ты его увидела.
     Хакама сказала торопливо:
     --  Погоди, не  уходи! Думаешь,  почему я тебя  пригла-сила  последним?
Чтобы  остаться  наедине.  Нам  нужно  поговорить,  Россоха. Что  бы  мы  ни
говорили, ни  дела-ли, но очень  многое зависит от тебя.  Ты самый  мудрый и
уравновешенный, потому  мне особенно важно имен-но твое мнение. И то, что ты
с нами, очень важно. По-нимаешь?.. Мы сейчас поужинаем, этот разговор и меня
утомил, а потом  мы с тобой посмотрим, в самом ли деле Агафирс готов двинуть
войска на Гелонию...
     Россоха буркнул с неприязнью:
     -- Конечно,  двинет.  Он  спит и видит, как  захватит Гелонию. А  потом
пойдет покорять весь мир!
     -- Да,