Глаза  полезли  на
лоб.
     -- Громобой... Он все еще сражается!
     -- Как ему... удается? -- пропыхтел Таргитай.  --  Он..  нечеловек...
что ли?
     -- Видать... в самом деле... в старину покрепче...
     Мрак смотрел завистливо.
     Вдали в узкой долине на прежнем месте, загораживая врагу единственную
дорогу, стоял грозный Громобой. Одни пытались прорваться через Лес,  минуя
несокрушимого лесного богатыря, но оттуда из-за деревьев дрягва  била  их,
как уток, стрелами, другие прыгали в реку, пробовали справиться  с  бурным
течением. Почти никто не выбрался на берег, а редких  одиночек  сбрасывали
обратно копьями набежавшие поляне.
     -- Ну, мордоворот, -- сказал Мрак с великим почтением. -- Я бы так ни
за что...
     -- Пойдем, -- поторопил Таргитай. --  Сколько  он  один  еще  выстои?
Теперь уже можно отступить. Он уже спас те села полян... Они даже  скот  и
тряпье вывезли, пока он дрался.
     А Олег сказал потрясенно:
     -- Не понимаю... Как он на  ногах  держится?..  Как  он  до  сих  пор
держится?..
     Когда подошли  ближе,  Таргитай  жалобно  закричал,  бросился  бегом.
Громобой стоял с огромной дубиной в  руке,  глаза  грозно  смотрели  перед
собой. Он был страшен, весь в застывшей крови.  Над  ним  жужжали  зеленые
мухи, ползали по неподвижному лицу.
     Мрак обошел вокруг, сказал потрясенно:
     -- Что он сделал... Что сделал!
     Тело Громобоя упиралось спиной в  копье,  вбитое  рукоятью  в  землю.
Наконечник из кремня погрузился на ладонь в  спину,  крови  стекло  совсем
мало, раньше вытекла из других  ран.  Он  и  стоял  так,  грозный,  лютый,
отпугивающий врагов одним своим видом.
     Таргитай прошептал, глотая слезы:
     -- Он и мертвый нас защищал...

     Громобоя похоронили здесь же в каменной щели.  Мрак,  напрягая  жилы,
взгромоздил поверх могилы каменную плиту. Не только зверь,  даже  богатыри
не побеспокоят лесного охотника. Счастливой тебе  охоты,  куда  бы  ты  ни
попал...
     Постепенно, осмелев, на дорогу  выехали  степняки.  Мрак  с  яростным
ревом разметал передних, а когда подъехали еще,  в  гущу  схватки  прыгнул
Таргитай. Яростный Меч звенел и сыпал искрами.  Но  страшнее  живого  Меча
бога войны был сам Таргитай!
     Олег и Лиска вступили в схватку последними. Он дрался расчетливо,  он
же первым заметил, как в битву  ворвался  с  длинным  узким  мечом  темный
человек в  черном  плаще.  Черные  как  смоль  волосы  развевались,  глаза
сверкали грозными молниями. Он быстро и умело рубил, вышибал оружие, скупо
и экономно наносил удары. Он не выделялся ни силой, ни ростом, но сражался
умело, а каждое движение противника словно видел наперед.
     -- Кто это? -- вскрикнул Таргитай. Смуглое лицо незнакомца показалась
знакомым, да и черный плащ, похожий на  крылья,  что-то  напоминал.  --  Я
никогда его не видел!
     Олег быстро взглянул через плечо.
     -- Ух ты! Не ждал! Вот тебе и мудрец.
     Мрак пробился через ряды врага, крикнул мощно:
     -- Эй! А как же твоя башня?
     Аристей повернул к нему разгоряченное лицо.
     -- Я жил, как ворон. Почему не попробовать умереть, как человек?
     Их разъединили. А Лиску водоворотом боя вовсе унесло в сторону. Когда
Мрак снова приблизился к Аристею, нанося удары направо и  налево,  заорал,
перекрывал звон и лязг:
     -- А почему не попробовать жить?
     Аристей крикнул:
     -- Жить не придется... Их слишком много. Сомнут.
     -- Так чего же явился? -- удивился Мрак.
     Их  снова  начали  разъединять,  вклинилось  много  новых,  орали   и
старались достать их мечами и палицами. Мрак едва расслышал ответный крик:
     -- Не знаю...

     Мрак увидел, как Олег присел, делал какие-то движения, а Таргитай над
ним бешено вращал Мечом, сек и повергал, защищал справа и слева.
     -- Что с ним?
     -- Ищет! -- крикнул Таргитай в ответ.
     -- Разве смерть ищут?
     -- Не знаю...
     Мрак пробился к ним, встали спина к спине, зажав  волхва  посередине.
Олег шептал, дергался, пробовал чертить знаки  на  истоптанной  и  залитой
кровью земле.
     Когда вокруг них завертелся ветерок, Мрак сцепил зубы, изготовился  к
рывку и тяжести в животе. Однако то ли сил у Олега было мало,  то  ли  еще
чего, но пришлось выдерживать напор мертвяков и зверей долго, пока руки не
начали отваливаться.
     Ветерок усилился, превратился в смерч. В глаза Мраку брызнуло теплым,
размазало по лицу. Он тяжело дышал, сил не было  поднять  руку  и  стереть
кровь и грязь.
     Стенки стали непрозрачными, желтыми, как немытые бычьи пузыри. Такими
неряшливая Боромириха затягивала окна не только в  сарае,  но  и  в  доме.
Смутно виднелись тени, на миг блеснуло  лезвие  боевого  топора,  прорубив
пленку магического пузыря. Тут же вспыхнуло  и  стекло  красными  каплями.
Таргитай заорал и подпрыгнул: капля попала на сапог, прожгла.
     Лицо  Олега  было  чересчур  серое,  измученное.   Тяжко   пропускать
исполинские силы через себя со страхом подумал Таргитай.  Что-то  могут  и
порвать, а если и не даться, то все одно сил на борьбу уходят горы.
     Ветер  уплотнился,   сжал.   Таргитай   ерзал,   умащивался.   Стенка
прогибалась,  когда  наваливался  на  пленку  бычьего  пузыря.  В  желудке
возникла пустота. Таргитай сжался сказал бодрым голосом:
     -- Люди с такой высоты такие крохотные, как муравьи!..
     -- Эти и есть муравьи, -- буркнул Мрак. -- Мы еще на земле.
     Их подбросило так, что душа провалилась  в  пятки.  Ломоть  хлеба  из
желудка Таргитая опустился в кишечник -- певец даже опасливо пощупал сзади
портки. Вся кровь из головы отхлынула к том месту, которым сидят. И думать
тоже сразу стало легче, интереснее.
     Он даже ощутил, как начали роиться новые  слова,  мелодии,  зазвучали
далекие странные голоса. Рука метнулась к дудочке. С  трудом  удержал.  Не
поймут, будут ругать. Еще побьют. Мол, время такое, не до песен. А  почему
не до песен, когда он чует, что песни нужны всегда. Только  разные  песни.
Но если  Олег  говорит,  что  без  думанья  нет  человека,  если  Странник
доказывает, что нет человека  без  мужества  и  чести,  то  он  чует,  что
человеку надобны и песни. Или то, что просыпается от песен.
     Он мысленно выстраивал слова, когда желудок  резко  полез  по  горлу.
Мутные стенки пузыря затряслись. Раздался свист,  затрещало.  Воздух  стал
горячим, как в Песках.
     -- Олег, ты не заснул?
     Мрак в ответ ткнул пальцем под  ложечку.  Лучше  бы  ударил  рукоятью
секиры! Таргитай охнул и согнулся от острой боли, не в силах  пикнуть,  не
разогнуться, ни вздохнуть. Но теперь и сам прикусил язык. С  перекошенного
лица волхва пот лился градом.  Он  пользуется  магией.  Вспомнил  Таргитай
виновато,  еще  не  умея  управлять,  а  для  труса...  ну,  пусть   очень
осторожного, привыкшего сперва семь раз отмерить и рассчитать, это же  как
серпом по... пальцам.
     В уши ворвался свист, воздух стал горячим и душным. По желтым стенкам
пузыря рябило и мелькало,  словно  бы  там  носились  тысячи  муравьев.  И
мелькание ускорялось, муравьи тоже пытались убежать с разогретой пленки.
     -- Олег, -- сказал Мрак осторожно, -- ты хоть знаешь, куда прем?
     -- Аристей посоветовал...
     -- Аристей? Когда успел?
     -- Когда ты ломал шею мертвяку на полкане. Есть племя, которое  могло
бы переломить битву.
     -- Кто они?
     -- Аримаспы. Ящер вроде бы уже заслал к ним гонцов...
     -- Я что-то слышал о них.
     Мрак спросил подозрительно:
     -- Аримаспы? А чем они так важны?
     -- Мрак... Аримаспы, по-нашему, это неиствующие  от  Арея.  Они  дети
бога войны. Они страшны и свирепы, а в битвах не знают равных.  Их  нельзя
сразить никаким оружием, потому что их мать обошла весь мир и взяла клятву
со всех зверей, птиц и рыб, что не повредят ее  детям.  А  также  упросила
камни, деревья, железо, воды и все-все, что могло повредить  им.  Так  что
они смертны, но неуязвимы!
     Мрак озадаченно присвистнул:
     -- Мрут только от старости?
     -- Олег, -- сказал Таргитай загораясь, -- где эти аримаспы?
     -- Не мешай, -- оборвал  Мрак.  --  Вишь,  бровями  шевелит.  Думает,
значится.
     Когда их вжало в стену с такой мощью, что пузырь  затрещал,  едва  не
лопаясь, у Мрака волосы встали дыбом при мысли, что  вот-вот  вывалится  и
полетит вверх тормашками с немыслимой высоты. Таргитай,  напротив,  заорал
радостно:
     -- Нашел? Гони шибче, а то задохнемся. Мрак меня совсем
     задавил!
     -- Чо? -- прохрипел Мрак.
     -- Не дави, как бер. Вроде не толстый, а тяжелый.
     -- Терпи, -- выдавил Мрак через силу. -- Не видишь, идем вниз.
     Таргитай не видел: если и снижались, то по очень  широкой  дуге.  Или
еще какой магической штуке. Но когда желудок подпрыгнул и опять  полез  по
горлу, поверил. Сжался, сидел зеленый, на  лбу  выступила  испарина.  Одно
дело бояться, другое  --  бороться  со  своим  же  желудком.  Тот  норовил
выпрыгнуть, а когда Таргитай с усилием загонял обратно, во рту  оставалось
содержимое, и много.
     Он сидел с раздутыми как  у  хомяка  щеками,  когда  в  пятки  сильно
стукнуло. Стены вспыхнули горелым дымком, исчезли. У Таргитая выплеснулось
на твердую сухую землю. Мрак брезгливо отстранился.
     -- Олег, нас занесло не на Край Света?
     Они стояли в середке ровной степи с короткой  жесткой  травой.  Вдали
темнела стена черного леса, в  сером  небе  проползали  тучи.  Из-под  ног
шмыгнули серые комочки мышат.
     Олег жадно хватал широко раскрытым ртом воздух.
     -- Не Край... Это уж точно...
     -- Ах да, ты и там наследил. Ну как там?
     -- Да ничего, -- ответил Олег замучено. -- Просто Край. Вон там ближе
к лесу вроде дымок?
     -- Не один, -- подтвердил Мрак. -- Костры! Неплохо живут  одноглазые.
Если ты не промахнулся. Даже сюда несет горячим хлебом  и  вареной  рыбой.
Где только и берут? Степь!
     Но даже Таргитай, не привыкший к раздумьям, видел,  что  это  уже  не
Степь. Они привыкли называть Степью все, что  было  за  черной  стеной  их
непроходимого и непролазного Леса, но на самом  деле  здесь  узкие  клинья
подлеска рассекали  степные  просторы,  сливались,  не  давая  проходу  ни
конному, ни пешему.
     Особо много леса в низких балках, по  берегам  рек,  озер  и  ручьев.
Настолько много, что с летящего Змея можно бы и эти места принять за  Лес.
На самом же деле этот отличается от того тем, что здесь нет лесной защиты.
Степь прокрадывается длинными  языками,  огибает  рощи,  по  широкой  дуге
минует балки и овраги. Здесь и травы уже не те, и птицы  другие,  и  ветер
пахнет иначе.
     А еще день-два скачки --  леса  истончатся,  крохотные  рощи  растают
вовсе. Взгляду  откроется  такая  ширь,  что  пугает  лесного  человека  и
взвеселяет сердце степняка. Это глазам степняка больно, если видят хоть на
горизонте юрту соседа!
     Уже виден был огромный холм  с  плоской  срытой  вершиной.  Виднелись
крыши, крытые гонтой, а все городище окружали  широченный  ров  и  высокий
частокол на вершине вала. Таргитая  передернуло  при  виде  зловеще-черных
заостренных бревен, представил забившиеся между ними сгустки темной крови,
жирных мук, жуков, мокриц. Мрак хмыкнул: он уловил знакомый запах.  Столбы
смолили много раз: дерево под нею хранится лучше, служит дольше.
     Ров по мере приближения разрастался, превращался в настоящее  ущелье.
Через него шел узкий мостик, правда, из толстых бревен. Но -- без перил.
     Их заметили, на единственной  башенке  появились  двое  воинов.  Мрак
пробурчал что-то под нос. Таргитай отсюда видел что-то неправильное  в  их
лицах, чувствовал, как напрягся Олег.
     Одноглазые, подумал он с холодком по спине.
     К одноглазым относился как к калекам, но здесь не простые одноглазые!
Целое племя одноглазых. Свирепых и лютых людоедов, чудовищных  зверолюдей,
лишь обликом похожих на человека...
     Теперь невры замедлили шаг,  Мрак  разводил  руки  широким  беспечным
жестом. Не то желал всех обнять, не то прижать к груди и удавить.
     Навстречу по мостику проворно перебежали около дюжины мужчин.  Только
двое были при оружии, но у невров волосы встали дыбом. Зачем  оружие  этим
гигантам, да езде покрытым толстенной кожей, которую -- отсюда  видно!  --
стрелами не пробить, мечами не прорубить?
     Каждый из них на голову выше невров, в плечах  шире  почти  вдвое,  а
весит явно в пять-шесть раз  больше.  Каждый  заломает  тура  или  медведя
голыми руками и унесет на одном плече.
     Такие могут спать на голых камнях, шкура все стерпит, даже  на  снегу
-- с такой тушей замерзнуть трудно, тепла хватит на трое суток.
     Сила и  мощь  от  них  струились  такие,  что  чувствительному  Олегу
показалось,  как  вокруг  них  загибается  воздух.  Или  не  воздух  --  а
магические линии, что пронизывают весь мир.
     Но их рост и мощь невры оценили  еще  издали,  а  теперь  жадно  и  с
трепетом всматривались в лица. У  всех  короткие  волосы,  жесткие  как  у
кабанов, узкие лбы, короткие носы с  раздутыми  ноздрями,  широкие  нижние
челюсти. Два глаза злобно смотрят  из  узких  щелочек  под  нависшими  как
скальные выступы надбровными дугами, а на грани лба и волос, почти прячась
под ними, у каждого смотрит кроваво-красный третий глаз!
     Олег прошептал потрясенно:
     -- Какие одноглазые... Трехглазые!
     -- А почему ж говорят... -- слабо вякнул Таргитай.
     -- Замечаем только необычное.
     Мрак первым совладал с собой. Голос его был бодрым и громогласным:
     -- Исполать вам, доблестные аримаспы! Мы наслышаны о вашей  безмерной
доблести...
     Передний воин кашлянул, это прозвучало как  удар  грома,  даже  земля
вздрогнула.
     -- Странник, ты заблудился? Мы не аримаспы,  а  алазоны.  Я  даже  не
слышал про аримаспов. Видать, ты заблудился с друзьями очень сильно.
     Мрак ахнул, с угрозой повернулся к Олегу. Волхв  побелел,  беспомощно
перебирал обереги. Таргитай откровенно таращил глаза на могучих аримаспов,
ну пусть  алазонов.  Через  мостик  перебрались  уже  дети  и  женщины,  с
любопытством смотрели на чужаков. Некоторые женщины были, как  и  мужчины,
обнажены до пояса. У каждой виднелся третий глаз. Олег отметил, что  глаза
различались цветом. Впрочем, у стражей кроваво-красный цвет начал уступать
более спокойным тонам. У детей на месте третьего глаза  виднелся  бугорок,
словно глаз был закрыт приросшим веком.
     Таргитай засмотрелся  на  крупных  женщин,  замечтался,  глаза  стали
туманными и масляными, как у кота возле бадьи со сметаной.
     -- У нас... бывает, -- пробормотал Мрак наконец. -- Идешь в  храм,  а
как-то заносит в корчму... Само, клянусь!
     Лица алазонов чуть смягчились. Наконечники копий уже  не  смотрели  в
сердца невров. Третий глаз у кого стал голубым, у кого серым. Мрак спросил
с надеждой:
     -- А ваши охотники... они тоже не слыхали про аримаспов?
     Передний покачал головой.
     -- Нет. Я знаю, потому что заходил  дальше  всех  наших  охотников...
Впрочем, я вижу на ваших лицах печать страдания. Прошу  погостить  у  нас,
набраться сил.
     Таргитай уже бездумно шагнул вперед, ему  призывно  улыбалась  рослая
алазонка, даже среди своих выделялась ростом  и  статью.  Третий  глаз  ее
блистал, как звезда в ночном небе,  разгорался  так,  что  начал  освещать
лицо. Олег замешкался, а Мрак сказал с натугой:
     -- Надо зайти. Ты сейчас и щепку  не  сдвинешь,  а  у  них,  глядишь,
кто-то из стариков что-то да знает. А то и Тарху девки нашепчут.
     -- Мрак, -- прошептал Олег. -- Здесь какая-то тайна...
     -- Вот и здорово, -- одобрил Мрак. -- Реши, а там  и  аримаспы  прямо
из-под земли  выскочат.  Может,  они  только  и  ждут,  когда  ты  мозгами
пошевелишь.
     Таргитай, по тону уловив, что воспользоваться радушием  гостеприимных
алазонов можно, первым шагнул к мостику. Улыбающаяся алазонка  обняла  его
за плечи, Таргитай в ответ тоже обнял -- за талию, по крайней мере там она
должна была быть, и они скрылись за частоколом.
     Им кричали что-то ободряющее. Похоже, в племени нравы были вольные.
     В частоколе была узенькая дверь, даже Таргитай протиснулся с  трудом.
К его удивлению, он сразу оказался на утоптанной земле. Ее с этой  стороны
подсыпали высоко, натаскали камней. Между заостренных концов  бревен  были
удобные места для лучников, ровными кучками высились камни для швыряния на
головы осаждающим..
     Кто на них нападет, подумал Таргитай невольно.  Разве  что  такие  же
зверюки? А зачем, у этих и взять нечего...
     Вздохнул, подумав чуть ли не впервые, что разве  для  человека  нужны
причины?
     Дома стояли плотной цепью: одной стеной примыкая к частоколу,  другой
-- выходя на площадь. Земля  там  была  утоптана  до  плотности  камня,  в
середине, где  у  невров  стоял  бы  столб  Велеса,  располагался  широкий
колодец. Сразу трое таскали воду, двое лили в длинный желоб. Овцы и коровы
теснились возле канавы, натужно ревели, пихались.

     Невры умели обходиться по три-четыре дня без еды  и  даже  без  воды.
Уходя в Лес на промысел, не брали ни крохи, чтобы не  обременяться  лишней
тяжестью. Забив зверя, зачастую от усталости не находили сил вырезать  кус
мяса и испечь в золе. Падали  на  голую  землю,  сухую  ли,  сырую,  спали
крепко, пустой желудок покорно молчал.
     Зато когда приходили в деревню...
     Сейчас у алазонов это напомнило им возвращение с охоты.
     С той лишь разницей, что у невров кроме мяса, мелкой рыбы из ручья  и
травы никогда ничего не было, а радушные алазоны натащили  на  столы  мяса
домашней и дикой птицы, вареной и печеной рыбы,  печеных  поросят,  мед  в
сотах, а хмельной -- в глиняных кувшинах, сыр  и  душистое  масло,  густое
молоко, сметану, сливки, свежие лепешки из  пшеничной  и  гречневой  муки,
всевозможные каши -- овсяные, гороховые, пшенные.
     Таргитай обалдел, не зная куда сесть и что подгрести  сперва,  а  что
потом, в то время как Олег сразу принялся за травы, как коза, а  Мрак  уже
резал поджаренное с кровью мясо.
     Мрак для начала быстренько прикончил бараний окорок, подтянул поближе
корыто с печеными на раскаленных камнях карасями, окунями, линями, язями и
сочными сомиками.  От  них  шел  одуряющий  запах,  и  Мрак  хотел  сперва
раздразнить аппетит пуще, прежде чем взяться за настоящую еду.
     Когда от груды рыбы осталась лишь жалкая горка косточек, он придвинул
огромную миску с густой гороховой кашей. Ее на треть сдобрили диким медом,
Мрак чувствовал тяжелую обволакивающую сладость.
     Когда брюхо готово было вот-вот лопнуть, начал подниматься,  упираясь
в  стол  обеими  руками.  Алазоны  поздравляли,  хлопали  по  плечами.  Им
нравилось, что гость ест, им не уступая.
     Внезапно чуткие ноздри Мрака уловили дразнящий запах. Из-за  домов  к
ним везли на  телегах,  впрягшись  в  оглобли  вместо  коней,  только  что
доспевшие свиные туши, набитые луком, диким  чесноком,  яблоками,  целиком
запеченные в каменной яме и  накрытой  плитами,  чтобы  одуряющим  запахом
пропиталась каждая косточка.
     Мрак застонал, не в силах  выйти  из-за  стола,  когда  другие  будут
резать ножами такое сочное мясо.
     -- Это нечестно!..
     Один из алазонов спросил хитро:
     -- Ты уходишь?
     -- Размечтался, -- ответил Мрак через силу, -- Лучше садись на другой
конец. Здесь тебе достанутся одни кости.

     После пира, так считали Мрак и Олег, их отвели к вождю.  Алазоны  все
поражали невров, но этот потряс. Здесь выбирают не по мудрости, понял Олег
с холодком.  Вождями  становятся.  Становятся  те,  которые  могут  смести
остальных...
     Вождь был  немолод,  широк,  крепок,  как  гора.  Даже  среди  рослых
алазонов он высился, как могучий  дуб  среди  молодняка.  Плечи  его  были
широки, грудь выпуклая,  а  руки  толщиной  с  бревна.  От  запавших  глаз
осталась только узкая щель, но третий  глаз  был  крупным,  блестящим.  Он
неотрывно следил за неврами, не моргал, цвет неуловимо менялся.
     -- Раз уж по