друзья пали  ниц... усомнившись!.. Мы
задыхались  от жара, что  был равен  жару преисподней,  где в расплав-ленном
металле  купаются боги огня и где  живут  их  ог-ненные жены и многие-многие
наложницы. И  вот  когда и  моя  душа  готова  была  усомниться и  дрогнуть,
разда-лись чарующие звуки свирели...
     Овид переспросил:
     -- Чего-чего?
     -- Свирели, -- ответил  певец,  а  его  друзья подтвер-дили судорожными
кивками. -- Ну да ты ж сам знаешь!. Но если хочешь,  чтобы рассказали именно
мы,  ты прав, никто лучше нас  не споет и не расскажет! Так слушайте же, вы!
Это была  свирель, простая свирель. Но я сразу узнал  и руку мастера, что ее
резала, и го-лос мастера!.. Мы оглянулись в дивном удивлении, а рядом с нами
в тесноте  сидит, не замеченный  нами,  дивный юноша!  Как  он вошел в печь,
ведомо только тебе,  славный правитель, но  в раскаленной печи сразу повеяло
прохладой, а  мы жадно и дивно внимали сла-достно божественным звукам, сразу
позабыв, где нахо-димся!
     А второй судорожно вздохнул, сказал прерывающим-ся голосом:
     -- А как он пел! Как он пел...
     В зале по-прежнему стояла  мертвая тишина.  Все стра-шились  пропустить
хоть слово.  Певцы все приосанива-лись, поправляли  складки пестрой  одежды,
смотрели горделиво.
     Овид прорычал:
     --~ Ах, был и четвертый? И каков же он был с виду?
     Певец   задумался,   взгляд  его  обежал  сидящих   за  сто-лом  Овида,
остановился на Олеге, пошел дальше, затем певец обернулся и  снова посмотрел
на Олега:
     --  Если  бы  этот не был таким рыжим...  то чем-то они  похожи! У того
золотые  волосы до плеч, синие-синие глаза, настолько яркие, словно у него в
черепе осколок неба... но что-то есть общее... Как он играл, как играл!
     Второй подтвердил с тоской:
     -- Я больше не возьму лютню в руки. Так играть не
     смогу, а хуже -- не хочу.
     Овид,  который едва сдерживался от крика, от  наказа взять  их снова  и
затолкать опять  в ту же печь,  но теперь не выпускать лет сто, поперхнулся,
проглотил рык, гла-за выпучились от усилий удержаться, не лопнуть.
     Третий певец сказал потерянно:
     -- И я... Если мне подыщут работу с конями... Я ко-ней люблю.
     Овид выдохнул, эти дурни так ничего и не поняли, ну
     и черт с ними, да и ему уже не надо вступать в драку с неведомым богом,
что почему-то защищает этих придур-ков, словно сам...
     Он зыркнул на безмятежного Олега.
     -- Ишь, на  тебя похож, -- прорычал он зло.-- Знал бы, дурак, что ты их
всех раньше меня засунул бы в печь...
     Олег вяло запротестовал:
     -- Ну зачем же так...
     -- А что? Я их за  то, что не то поют, а ты всех певцов перебил бы лишь
за то, что поют вообще. Что поют, а не растекашатся мыслию по древу!
     --  Ну, ты  не  совсем прав...  --  возразил  Олег  равно-душно. --  Я,
конечно,  полагаю,  что  надо растекашется мыслию,  а  не  этими  протяжными
звуками,  именуемыми  песнями,  которые  чем  глупее,  чем  сильнее  находят
от-клик... но я не считаю, что  всех  певцов  так уж  обязатель-но  перебить
или... в печь. Вон в каменоломнях, как я убедился, народу всегда не хватает!
А камни ломать -- дело нужное, в то время как песни...
     Овид махнул  рукой, певцов увели; усадили  за  столы  среди гостей, где
начали жадно выспрашивать подроб-ности.

     Сын Молнии извелся, ныл, но Прайдер неумолимо ждал весь день  до самого
вечера. И только когда солнце начало клониться к закату, сказал хмуро:
     -- Вот теперь пойдем.
     -- Наконец-то, -- пробормотал Сын  Молнии. -- Ты  ж сам сказал,  что те
двое -- герои! А раз герои, то они уже на другом конце света...
     -- Герои одинаково быстро скачут туда и обратно, -- оборвал Прайдер. --
Мне нужно было, чтобы к ним ве-сти не дошли!
     На этот раз  Прайдер сразу  взял мешок и веревку, а Сын Молнии захватил
даже чистых тряпок,  которыми заткнет  жертве рот. Быстро  добравшись до  ее
дома, ус-пели увидеть, как она выбежала вприпрыжку, ветерок тут же налетел и
принялся  трепать  ее волосы, она  зас-меялась и поскакала  в глубину  сада.
Прайдер помнил, что там пруд, десятка три деревьев, а дальше отвесная скала,
настолько ровная, что по ней не взберется даже ящерица. Он первым перемахнул
через заборчик. Сын Молнии торопливо прыгнул следом.
     Уже  не скрываясь,  ведь  домик  настолько на отши-бе,  что никто их не
видел и не увидит, они пошли по ее следам.
     Прайдер  остановился   на  развилке  дорожки.  Руки  не-рвно   теребили
свернутый  мешок.  Голосок девушки  до-носился совсем  близко, но из-за этой
горы эхо бродит по  саду,  и  кажется, что она напевает беззаботную песен-ку
сразу в трех местах.
     -- Туда, -- сказал он. -- Она у пруда.
     -- В саду, -- возразил Сын Молния.
     Ты же слышишь, рвет цветы...
     -- Такие не  рвут цветы, -- возразил  Прайдер. -- По-ливают, ухаживают,
пересаживают, но никогда не рвут!
     Он осторожно  двинулся по  дорожке.  Деревья  рассту-пились,  показался
маленький пруд. Девушка  сидела на той  стороне пруда, ноги свесила  в воду,
болтала ими бес-печно.  Вода настолько прозрачная,  что Прайдер рас-смотрел,
как подплывают крупные  большеголовые  рыбы  и щипают ее  мягкими губами  за
розовые пальчики.
     Она  звонко хохотала, дрыгала ногой, брызгала на этих нахальных  рыб. В
солнечных лучах капли взлетали как драгоценности, как целая  россыпь дорогих
жемчужин.  Прайдер  даже  постоял несколько мгновений,  любуясь. Сын  Молнии
видел, как тень набежала на  его суровое лицо, в глазах мелькнуло колебание,
затем из груди Прайдера вырвался тяжелый вздох.
     -- Кому в жертву ее принесут,  -- сказал он с нажимом, словно борясь  с
собой, -- это не наше дело. Нам надо ее похитить и...
     -- Надо, -- ответил Сын Молнии и  осекся. Твердая утоптанная  земля под
ногами Прайдера вне-запно превратилась  в песок.  Нет,  даже в грязь,  очень
жидкую грязь, потому что он как стоял, выпрямившись, так и ушел стремительно
вниз,  будто  его схва-тили за щиколотки и  утащили гигантские лапы.  Он  не
успел вскрикнуть, или не хотел, Сын Молнии успел увидеть вытаращенные глаза,
раскрытый рот,  наверное, все-таки для крика, и тут же  грязь сомкнулась над
го-ловой.
     В  середине взметнулся  фонтанчик, рассыпался  сухи-ми комочками. Волны
разошлись  от середины,  быстро опадая,  и снова там  земля, простая  земля,
твердая, при-вычная. Сын  Молнии, трепеща  от ужаса, отступил  на шаг.  Нога
нащупала валун, он инстинктивно встал на камень, такой твердый, надежный...
     Огромная болотная кочка мха прорвалась, как паути-на. Ноги провалились,
он успел ощутить ледяную воду, настоящую мертвую воду подземного мира, и тут
над  го-ловой  затянулось  окошко,  так  затягивается  болотная  тина  после
брошенного в воду камня.
     А Ляна,  наигравшись у пруда  с рыбами  и прияте-лем-олененком,  весело
понеслась  обратно к дому. Ее  босые ступни бодро простучали  по тому месту,
где  уто-нул один чужак, она вспрыгнула на валун, сквозь который  провалился
второй  нехороший  человек, заду-мавший плохое, за  ней  несся олененок, все
стараясь боднуть  ее безрогой лобастой головкой,  для  них земля  оставалась
горячей и твердой, а валун -- крупным об-ломком гранита.

     Солнце  жгло  спину  и  голову,  перед  ними  протянулись  две  длинные
уродливые тени, где  смешивались  в  чудовищные  формы фигуры людей и коней.
Олег  сразу  начал  размышлять, не так  ли  образовались  кентавры,  а  Скиф
свистел, улюлюкал  и швырял высоко в  воздух то-пор, все выше и выше, всякий
раз ухитряясь поймать за рукоять.
     Кони  на  ходу  срывали  зубами  верхушки травы,  здесь  она  почему-то
островками,  но зато по  грудь, что-то не-чистое  в такой  высокой и  сочной
траве,  когда  рядом пу-стая голая  земля, но  Олег решил  хоть  об  этом не
беспо-коиться, на все загадки головы не хватит.
     Все  же  Скиф  первым  заметил  далеко  на дороге всад-ника,  тот  ехал
навстречу  на спокойно  вышагивающем коне.  Когда они  сблизились, Олег тоже
рассмотрел, что  всадник уже немолод, в потрепанных кожаных доспехах, волосы
наполовину  седые, лицо  темное,  обветренное, в глубоких морщинах.  Всадник
клевал носом, явно  спит в седле,  а  опытный конь  идет  ровно, стараясь не
разбудить седока, а то, проснувшись, вдруг да погонит вскачь.
     Когда они сблизились, конь незнакомца предостере-гающе фыркнул.  Седок,
мгновенно очнувшись, разом ухватил боевой  топор, в другой руке  моментально
ока-зался  щит. Еще затуманенные  сном глаза  быстро  сколь-знули по Олегу и
остановились на Скифе.
     Олег видел, с каким радостным изумлением всадник выдохнул:
     -- Колоксай!.. Колоксай, наконец-то!..
     Топор  вернулся  обратно,  как и щит,  всадник  простер  руки к  Скифу.
Внезапно  тень прошла по  его  лицу. Он  сразу  постарел,  счастливые  глаза
погасли, взамен блес-нул злой огонь. Рука снова метнулась к топору,  а голос
зло грянул:
     -- Оборотни?
     Олег вскричал поспешно:
     -- Погоди! Какие, к Ящеру, мы оборотни?
     -- Ты, -- прорычал воин люто, -- может быть, и нет. А вот он!
     -- Да не оборотень он, не оборотень! -- закричал
     Олег, ибо Скиф не двигался, лицо его дергалось. -- Не  оборотни мы оба.
Люди! Просто люди.
     Всадник высвободил топор и теперь ненавидяще при-сматривался к Скифу.
     --  Кто  бы ты ни был... ты не имеешь  права быть на-столько похожим на
лучшего из людей!
     Олег поспешно вклинился между незнакомцем и Скифом:
     -- Погоди, погоди!.. Не видишь, это же Скиф, млад-ший сын Колоксая!
     Всадник смотрел все еще с ненавистью.
     --  Если это  Скиф, то  что  делает  здесь?  Его  место во дворце возле
убийцы-мамочки...
     -- Где тебя  носило? --  спросил Олег сердито.  -- В  ка-ких краях? Все
знают, что Скиф давно ушел от матери.
     Они оба обернулись к Скифу.  Скиф  сидел с блед-ным как  полотно лицом.
Губы  тряслись,  из  покраснев-ших глаз  непрерывно  бежали слезы. На  щеках
блестели дорожки. Капли повисали на подбородке, срывались на широкую грудь.
     Ненависть медленно  испарялась с сурового  лица во-ина. В глазах сперва
появилось замешательство, удивле-ние, потом  проступило глубокое сочувствие.
Он тронул ногой коня, тот медленно приблизился к Скифу.
     Скиф всхлипнул, всадник  раздвинул объятия.  Скиф припал к  его груди и
зарыдал горько, как ребенок,  шум-но, трясясь  всем телом.  На лице всадника
были  боль  и глубокое сочувствие.  Олег с  неловкостью  отвернулся,  в душе
тревожно ныло, а во рту чувствовалась едкая го-речь.
     -- Ну-ну, -- сказал воин с  неловкостью. -- Вижу, душа твоя  скорбит...
Да  оно  и понятно,  твоего отца убили...  Убили гадко, подло!.. Любой  воин
стремится закончить жизнь  с мечом в руке,  а  не в постели...  А твой отец,
герой  из  героев, умер от  подлейшего  яда,  корчась  от боли, что  выжигал
внутренности!.. Он не погиб, его убили!..
     Голос  воина окреп, стал громче,  дрожал  от  сдержива-емого гнева, что
все-таки    выплескивался   наружу.   Скиф   всхлипывал,   горькие   рыдания
выплескивались сами, он не мог их удержать, да  и  не пытался, грудь болела,
слов-но ее разламывали изнутри.
     -- Я этого... -- вырвалось у него из  груди, -- ей ни-когда не прощу! Я
поклялся... поклялся...
     -- В чем поклялся?
      Что  отомщу! -- выкрикнул Скиф, Слезы  бежали  из глаз, но во взгляде
было бешенство. -- Я убью всех  ви-новных!.. Я  убью эту... эту женщину, что
убила моего доблестного отца!
     Олег вздохнул, сердце сжималось  от боли.  Все еще не  удалось  Семерым
Тайным установить правду на этой земле.
     -- Меня зовут  Турч, --  сказал  воин.  -- Теперь я про-стой наемник. А
когда-то  я  командовал  всеми  пешими  ратниками  твоего  отца.  И  оборона
крепостей  была на мне... Ты  -- сын Колоксая, и потому  я принимаю при-сягу
верности тебе, как наследнику. Агафирс и Гелон -- предатели памяти отца, они
не  мстят. Ты --  мстишь.  Значит,  все,  кем  командовал Колоксай, признают
на-следником именно тебя.
     Он  слез с  коня. Олег и Скиф непонимающе смотре-ли  на ветерана, а он,
бросив поводья, опустился на одно колено, склонил голову.
     -- Даю присягу, -- сказал Турч  сурово, -- что отныне моя жизнь и честь
принадлежат тебе, сын и наследник Колоксая!
     Скиф  растерянно  оглянулся  на  Олега.  Олег  кивнул,  Скиф  торопливо
соскочил  с  коня,  подошел,  стараясь  держаться с  достоинством,  коснулся
кончиками  пальцев  плеча старого воина и  сказал  сильным прерывающимся  от
волнения голосом:
     --  Я  принимаю  тебя на  службу. В  твоем  подчинении будут все  пешие
ратники, оборона крепостей... а также на тебе будет взятие  крепостей врага!
А теперь встань, доб-лестный Турч, самая первая опора моей будущей державы!
     Турч  вскочил  как  юноша.  Глаза его сияли  молодо,  скорбные  морщины
разгладились, спина прямая, он ска-зал зычным голосом, привыкшим перекрывать
шум бит-вы и лязг оружия:
     -- Клянусь служить верно и честно, не щадя жизни!
     Олег сказал сухо:
     --  Так  тому и быть, я -- свидетель обоюдной  клятвы. Вернись на коня,
доблестный Турч, у нас впереди еще долгий путь. Мы едем к Гелону.
     Турч встрепенулся, в глазах блеснула злость.
     -- Зачем?
     -- Скиф надеется убедить его помочь... Пойти с ним или дать войско.
     Турч покачал головой:
     -- Плохо, значит, знает брата.
     -- Возможно, -- согласился Олег. -- Но там мы смо-жем перевести дух. За
нами, увы, идет  погоня. Нам уже  осточертело устилать  дорогу трупами.  Это
радует толь-ко воронье, но мы все-таки люди...
     Турч ощетинился, ладонь звучно хлопнула по рукоя-ти топора.
     -- Это Миш!.. Она мечтает убить Скифа...  да и чер-вяка  Гелона заодно,
чтобы ее Агафирс правил без сопер-ников!
     Олег  кивнул,  но  смолчал.  Для мышей  страшнее  кош-ки зверя  нет,  а
какую-то  бабу-волшебницу  они  за  про-тивника не сочтут. Так  что не будет
никакого обмана, если он ничего о ней не скажет.
     Пока что.

Глава 18

     По  дороге Турч коротко  и красочно рассказывал  о  своих  странствиях.
После  того  как Колоксай оставил власть Миротверду,  Турч продолжал служить
верно и честно, но  когда трон перешел к сыну Миротверда, а тот заявил,  что
отныне  Колоксай здесь не  хозяин, Турч покинул  службу  и  ушел  за пределы
земель.
     Он  обошел всю Куявию, нанимался служить в  Вантит, участвовал во  всех
войнах с горцами. Трижды находил гнезда диких драконов с  малыми драконами и
успевать всех перебить до того, как возвращалась  мать. В  четвер-тый раз не
повезло, но  с ним было семеро  крепких  воинов,  и когда  он остался  один,
дракониху все же зарубил, а  гнездо  сжег. Отыскивали и очищали  перевалы от
горных  великанов,  торговали  с горным  народцем,  ловили контра-бандистов,
сражались с конными  варварами, а потом на службе  конных варваров воевали с
куявами...
     Вдруг он умолк на полуслове. Скиф и Олег просле-дили за его взглядом. В
двух десятках шагов  в стороне от дороги на  серо-зеленом  камне, похожем на
спину древней старой  ящерицы, стоит на  коленях, изящно изогнув спину, юная
нежнотелая  женщина.   Кожа   ее  светится  чистотой  и  негой.  На  красиво
приподнятой руке женщина держит шар, Олег рассмотрел тонкий  вздернутый нос,
дивно очерченные скулы.  Она всмат-ривалась  в  шар пристально, не видя, что
Скиф  уже  неосторожно  выдвинулся, Олег напряг зрение и рас-смотрел  в шаре
такую  же точно женщину, только кро-хотную, что с удивлением и  любопытством
смотрит на большую женщину.
     За  спиной  женщины, что  держала  шар, едва  заметно двигаются  тонкие
слюдяные  крылышки. Настолько прозрачные, что Олег не заметил бы, если бы не
более темные прожилки, укрепляющие  крылья. От них по камня разбегались едва
заметные тени, словно там скользили призраки.
     В самом  шаре клубился красный  туман, но обнажен-ное тельце Олег видел
теперь  отчетливо. Однако есть ли крылышки и у  существа в шаре, рассмотреть
не  мог,  красный  туман двигается, собирается в  крохотные  тучи,  вот даже
мелькнула беззвучная молния...
     Турч судорожно вздохнул. Женщина быстро взгляну-ла в их  сторону. Олегу
показалось, что она  улыбнулась, видя их изумленные лица,  тут  же вспыхнуло
слепящее пламя, уменьшилось до размеров ореха, исчезло.
     -- Нас ждет удача,.-- заявил Турч.
     -- Кто это был? -- спросил Скиф.
     -- Не знаю, -- признался Турч. -- Но у меня  сразу так на душе стало...
Не верю, что такая встреча может пред-вещать беду!
     --  А что ты думаешь, Олег? --  спросил Скиф.  Олег пожал  плечами. Ему
казалось,  что  такие  встре-чи  могут  происходить  и   сами  по  себе,  не
обязательно что-то предвещать. Очень ей  нужно что-то предвещать им троим. У
нее, может быть, свои дела. Это ж каким важным надо быть, чтобы и драконы, и
призраки,   и  подземники  только  и  думали,  как   бы   еще  предостеречь,
под-сказать, напредвещать!
     -- Мне она тоже понравилась, -- ответил он. А Скиф сказал:
     -- Она чем-то похожа на Ляну. Чуть-чуть. Турч поинтересовался:
     -- А кто такая Ляна?
     Скиф обрадованно пустился в жаркий рассказ,  а Олег пустил коня вперед.
В черепе  все настойчивее стучала мысль, что в мире без магии  хорошо бы все
же найти дополнительную мощь. Хоть слабенькую, но замену ма-гии.  Кто прожил
столько лет, хоть и не пользуясь, но зная, какой огромной мощью владеет, уже
не успокоит-ся, не смирится со своей беззащитностью...
     Устроили  небольшой привал,  перекусили, дали ко-ням перевести дух, но,
когда вскочили в  седла, ощу-тили, что  не отдохнули ни  кони,  ни они сами.
Горы ушли в стороны навсегда, но  из зеленой травы то  и дело торчат желтые,
как конские зубы, камни, похожие на столбы.
     Турч сказал подбадривающе:
     ~ Скоро река!.. Напоим коней, отдохнем.
     -- Ты бывал в этих краях? -- поинтересовался Олег.
     -- Нет.
     -- Так откуда знаешь?
     Турч удивился:
     -- Так слышно же!..
     И Скиф посмотрел на Олега с удивлением:
     -- Не слышишь? Какой же ты мудрец!
     -- Да вот такой, --  ответил Олег раздраженно.  -- У меня  была собака,
тоже чуяла воду издали... Умная-а-а-а... Как вот вы оба.
     Но вскоре  и сам ощутил,  что в  воздухе повеяло прохладой.  Измученные
кони вяло оживились, но почти не прибавили  шага.  Рваные клочья желтой пены
медленно  ползли  по  удилам, бока  и круп  блестят  в мыле.  Впереди  снова
небольшие  скалы,  нагромождение  блестящих  кам-ней.   Валуны  отодвигаются
мучительно  медленно,  блес-нула вода. Олег  увидел  облачко  мелкой водяной
пыли,  горная  речка  прыгает  с  уступа  на  уступ,  разбивается  о  камни,
устраивает водовороты.
     -- Наконец-то, -- выдохнул Скиф.
     --  Из  такого зноя да  в ледяную воду, --  хмыкнул Турч, -- это  ж как
раскаленный клинок на холод!..
     -- Мы покрепче клинков! -- крикнул Скиф задорно. -- Верно, Олег?
     -- Олега не спрашивай, -- поспешно предостерег
     Турч.
     -- Почему?
     -- Брякнет что-нибудь мудрое... А тебе надо, чтоб го-лова болела?
     Скиф беспечно хохотнул. Турч пришпоривал коня,
     торопил. Конь делал  вид, что вот-вот пустится галопом,  а сам двигался
вихляюще, растопыривая ноги,  чтобы  не  упасть. Олег ехал следом, что-то не
нрави-лось, всматривался настороженно,  первым заметил, как из-за уплывшей в
сторону скалы  выдвинулся плоский  уступ над самой водой, волны  забрасывают
туда пену, а там, мокрые и блестящие...
     На плоском уступе, что почти не выступает из воды, сидят четыре молодые
девушки!
     Несмотря  на  жгучее  солнце,  их  нежные тела  остава-лись  по-зимнему
девственно  белыми, не  тронутыми сол-нечными  лучами,  чистыми.  Олег сразу
ощутил прохладу их кожи, а когда представил, как  божественно  холодные руки
обнимут  его за шею, смоют пыль и пот, в голове помутилось от жажды поскорее
добежать, успеть, пока они не испугались и не нырнули обратно в воду.
     Он уже рассмотрел,  что от бедер и ниже нежная кожа поблескивает иначе