ь себе учиться, умнеть.
     Турч заметил:
     -- Богатые страны -- лакомая добыча для бедных.
     -- Увы, это верно, -- заметил мудрец. --  Но что де-лать? Одни  гибнут,
другие возвышаются. Так заведено издавна. Так было, так будет...
     Олег со стуком опустил кружку.
     -- Так не будет, -- вырвалось у него. -- Так не будет!
     Мудрец посмотрел с удивлением:
     -- Ого! Не ты ли остановишь?
     -- Может быть, -- ответил Олег. --  Может быть. Но если не я, то все же
найдутся, которые эту дурь когда-то да остановят.
     Мудрец  оглядел его с насмешливым любопытством. Олег с вызовом выдержал
взгляд, глаз  не отвел. Муд-рец всматривался, всматривался, на лицо набежала
лег-кая тень печали.
     -- Эх, парень, -- произнес он с насмешливым недо-умением.
     -- Что-то не так? -- спросил Олег раздраженно.
     -- Трудно тебе придется.
       Какая новость!  -- удивился  Олег.  --  То-то я как  сыр в  масле...
Правда, а кому сейчас легко?
      Да нет, тебе придется еще хуже.
     --- Почему?
     -- Слишком большие достоинства делают человек;
     непригодным  для  общества.  Не  понял? На рынок  не  ходят с  золотыми
слитками -- там нужна разменная монета. А лучше вообще мелочь.
     Олег ответил сухо:
     -- Ключ, которым пользуются,  всегда блестит. Турч посмотрел на мудреца
с неодобрением. С видутак вполне еще мог бы скакать на  горячем коне, метать
стрелы, рубиться и бросать аркан. Так нет же, умничает!
     Мудрец допил вино прямо из кувшина, вздохнул с сожалением. Внезапно его
лицо  посерьезнело, он со  стуком опустил  кувшин  на стол, задержал руки на
сто-лешнице -- длинные, жилистые, крепкие руки воина.
     -- Герои,  -- сказал мудрец, --  вас никто  не  заставля-ет верить мне,
незнакомому  человеку.  Но все же  скажу, что  по  дорогам  рыщет  несколько
отрядов очень крепких ребят! Я бы сказал, отборных воинов. Похоже, они очень
опасаются тех, кого ищут...
     -- Откуда знаешь?
     -- Половина  из  них с длинными луками. Сам видел. Если ищут не вас, то
это  ваше  счастье. Хотя, если че-стно, я не  могу представить, кто им тогда
еще  нужен.  Здешних  можно  повязать  прямо среди  улицы,  остальные  и  не
проснутся.
     Позже,  когда  они поднялись в  отведенную им комна-ту, Турч  сказал  с
горьким удовлетворением:
     -- Похоже, вас очень боятся.
     -- Нас трое, -- напомнил Скиф.
     Турч отмахнулся:
     -- Я не в счет. Они ж не знали, что я к вам прибьюсь. Это вас боятся...
Я горд, что имя сына Колоксая наго-няет такой страх.
     Скиф стукнул кулаком по колену.
     -- Положение вообще-то безвыходное, -- сказал он зло. Кони измучены, мы
не можем дальше ехать без  отдыха.  Но  если заночуем, то к утру  эти ребята
точно  будут  вокруг  корчмы с  натянутыми  луками.  За  ночь  но-вости, как
голодные совы, улетают далеко...
     Турч угрюмо молчал, руки его как  будто сами по себе вытащили из  сумки
точильный камень. Олег зябко пере-дернул плечами, едва Турч  повел камнем по
лезвию топо-ра. Звук получался  страшноватый. Перед глазами сразу замелькали
картинки, как это  лезвие  будет врубаться в  тела, черепа,  сокрушая кости,
хрящи...
     -- Что скажешь ты, Олег?
     Олег вздрогнул, возвращаясь в мир, сказал торопливо:
     --  Безвыходных  не  бывает. Есть только положения, выход из которых не
устраивает... Мы можем поступить  вот так:  Турч сейчас спустится в корчму и
будет спраши-вать,  как  проехать  в  сторону  города  Гелона через  доли-ну
Турищев   Брод.  Мы  ведь  сейчас  уже  в  Гелонии,   верно?  Громко  будешь
выспрашивать, чтобы все, кто за нами уже следит, успели послать туда засады.
Там, насколько помню,  только  в  одном месте удобный брод, а  вообще берега
обрывисты, река в узких местах тащит камни раз-мером с быков. Так что засаду
устроить  легко,  место уже известно.  А мы  вдвоем  со  Скифом прямо сейчас
выс-кользнем, переберемся через стену...  я  уже заметил  мес-то, где стража
дремлет, и... поспешим со всех ног, пока не схватились.
     Турч нахмурился:
     -- А я?
     Олег вздохнул:
     -- Тебе остается самое тяжелое  и  трудное.  Ты должен  Держаться  так,
словно мы еще в городе. Прицениваться к коням и торговать для троих человек,
прикидывать, что и сколько взять в дорогу. За тобой будут следить.
     Турч покачал головой:
     -- Не пойдет. Где же это трудное? Вот и оставайся ты.
     А мы со Скифом поедем.
     -- Увы, -- ответил Олег со вздохом. -- Я не воин, ты прав. Я не искусен
в воинских уловках, а главное... меня страшит тот миг, когда они поймут, что
их  дурачили.  Их  гнев выльется  на меня!  Ты-то отобьешься, а  я  не смогу
отмахнуться и от мухи!
     Турч  смотрел  недоверчиво,  со  злостью, на лице мед-ленно  проступали
признаки колебания. Скиф положил
     руку на плечо старого воина.
     --  Мы будем ждать тебя в Гелоне, -- сказал он про-сто. -- Помни, ты --
первый, кто предложил мне свой меч! Ты первый... ты и останешься первым,

     Часть вторая
     Глава 20
     Беркут  сидел на камне  в своей  великолепной и не-обыкновенной пещере.
Необыкновенной   потому,   что   она    располагалась    в   его   массивном
дворце-крепости. Когда-то он  начинал  как маг в крохотной пещере,  научился
чер-пать  силу  из  камня,  и  теперь,  когда  он  не только  стал  могучим,
сверхмогучим, но и одним из Семерых Тайных владык всего белого  света, так и
не решился расстаться с привычной пещерой.
     Пять лет тысячи рабочих выпиливали из  горы  ог-ромную гранитную глыбу,
перетаскивали ее, гибли как мухи, но зато  теперь  главный зал во дворце  --
моно-литный камень, в котором под его присмотром выдол-били пещеру.
     Конечно,  жил  и спал  он  в  роскошных покоях,  но сюда являлся, чтобы
почерпнуть силы.  Только сюда  уда-валось вызывать  демона  огня, с  которым
Беркут научил-ся  вести беседы. Даже сейчас, когда магический ливень  иссяк,
на  землю  падают  последние  капли,  демон  откли-кался  на  его  зов.  Уже
подчиняясь не силе, сила обоих покинула давно, но странному любопытству, ибо
за годы  между человеком и демоном установилась если не друж-ба, но появился
хотя бы взаимный интерес.
     Сейчас  они  сидели друг  напротив друга,  между  ними  в подобии стола
блестела каменная глыба из малахита сверкающая,  отполированная,  высечена в
форме кубка  по бокам затейливые фигуры диковинных  зверей, древ-них богов и
героев...
     На  отполированной  поверхности  каменного стола не-большая чаша.  Края
раскалены, из чаши поднимается густой оранжевый дым,  яркий  и сухой. Воздух
потрескивает, от прогретых стен веет сухим теплом, что  выпаривает слизь  из
груди, прочищает легкие, веселит кровь.
     Беркут  поправил вязаную шапочку, он носил ее  вместо обычного колпака.
Даже ее не стал бы надевать,  но после того, как  потерял последние  волосы,
голова мерзнет, начинаются боли в висках. Сейчас он кутался в теплый толстый
халат,  больше  похожий на толстое  одеяло.  Ноги по самые  колени прятал  в
утепленные сапоги.
     -- Что же делать? -- сказал он  задумчиво. -- Магия  начала иссякать...
уже  иссякла.  Даже Богоборец теперь  потерял свою  мощь.  Но  теряем и  мы.
Условия изменились для всех. Как воспользоваться?
     По ту сторону каменной чаши-стола шевельнулась красная глыба размером с
сидящего на коне человека. Оранжевые глаза блеснули остро, это демон подняла
плотные  кожистые  веки. Вытянутая,  как у большой  ящерицы, морда,  могучие
челюсти,  способные за  один раз перекусить бревно, но надо лбом два крепких
рога, что всегда сбивало Беркута  с толку. Он знал,  что все рога-тые  звери
кормятся  только травой, так что этот демон не опаснее, чем разъяренный бык,
что может растоптать,
     размазать по стенам, но не сожрет...
     Еще  одна  особенность  демона  -- плотные  кожистые  крылья.  Толстые,
крепкие, но на таких не  полетаешь, к тому же демон  живет в глубинах земли,
так  что крылья у него, похоже,  как  у  магов  обязательный  остроконеч-ный
колпак.
     -- Магия, -- прорычал демон глухо. -- Ну и что?.. Хороший удар лапой...
     -- В чем-то ты прав, -- ответил Беркут задумчиво. -- Хороший удар такой
лапой, гм... Когда магия слабеет, силе возвращается ее место.
     Демон прорычал:
     -- Только не я. А вот если бы твой враг пришел сюда... Ты же знаешь,  я
в  этой  пещере только потому, что она  --  часть нашего мира. Как  ты этого
добился, не знаю, но думаю, тебе это удалось нелегко.
     -- Нелегко, -- согласился  Беркут, -- На это ушла по-ловина моей жизни.
И этот  каменный блок, в  котором  являешься,  увы, по  свету  за  собой  не
потаскаешь... Лад-но, давай посмотрим за нашим противником.
     -- Показать, где он сейчас?
     -- В  другой  раз. Сейчас звезды сошлись на  редкость  благоприятно для
других дел...  Такое бывает только раз в тысячу лет!  Давай заглянем  в  его
грядущее. Ты знаешь, как искать все опасные места по жизненной нити...
     Демон довольно  зарычал. Он  напоминал  чародею  большого толстого пса,
довольного,  когда  его  пускают  с холодного  зимнего  двора в теплый дом и
разрешают  погреться  у  печки. Впрочем,  остальные  демоны, если они  есть,
больше напоминают волков, все же предпо-читают холодные леса.
     Чародей отшатнулся,  демон  дунул  слишком  сильно,  дым  рассеялся  по
комнате, а из крохотного светильника полетели искры, обожгли руки и лицо.
     В перенасыщенной магией пещере послышался шорох, будто по стенам и полу
забегали мириады крупных муравьев. Над светильником появились неясные пятна,
Двигающиеся тени. Затем вдруг словно с глаз сняли пе-лену: в упор  взглянуло
суровое лицо с трагически  све-денными бровями. В зеленых глазах напряжение,
вокруг  головы  полыхает  пламя... Не сразу  сообразил, что человек  несется
вскачь, а встречный ветер треплет удиви-тельно красные волосы.
     -- Да, -- прошептал чародей, .-- он снова на коне... И снова в пути!
     -- Хочешь поискать, где его можно остановить?
     --Да.
     Лицо отдалилось, стал  виден  весь  скачущий всадник,  уменьшился,  вся
дорога  стала тоньше  нити  и растворилась в  зелени,  снова  поплыли  клубы
оранжевого  тумана, появлялись  и  пропадали  цветные  пятна, стены  знаний,
мелькнуло крыло  парящего  дракона,  снова пыльные дороги,  домики постоялых
дворов, проплыла  в глубине  вод гигантская рыба со странно скошенным рылом,
без чешуи, снова дома, дороги, горные вер-шины...

     Из  малого зала не  доносилось ни звука. Хакама  отогнула край ковра на
полу, в  глаза  холодно  блеснула пластина  прозрачного кварца.  Изображение
слегка  расплывается,  но  отчетливо  видно,  что трое  немых  рабов,  языки
вырезаны  давно, ведут молодую обнаженную девушку, Одурманенная травами, она
не противится, даже не понимает, почему кладут на  стол со странно загнутыми
краями, зачем под столом широкая ванна...
     Двое придержали  ее на столе, третий заученными  движениями вскрыл вены
на руках.  Можно  бы главную; жилу на шее,  но  ритуал  требует, чтобы кровь
сбегала неспешно.
     На  соседние  столы положили  еще двух, Хакама  смотрела сверху, сердце
начало  биться  чаще  в  радостном предчувствии. Через несколько минут ванна
наполнится  горячей кровью.  Рабы вытащат ее  на середину  зала. Один из них
отправится звать  ее,  не  догадываясь,  что  она  наблюдает  за  каждым  их
движением.
     И  потом   наступит   долгожданный   миг,  начертанный  звездами:  она,
обнаженная, опустится  в  эту горячую молодую кровь, разогреется, кровь этих
молоденьких  дурочек  начнет  впитываться  в  ее  тело,   и  наконец-то  она
помолодеет...
     Да,  пока  длился этот  магический  дождь,  можно было возвращать  себе
молодость силой заклятий, но сейчас она с  ужасом и омерзением всматривается
в зеркало, чуть ли  не каждый  день находя то новую морщину,  то  складку на
шее, то даже седой волос!
     Интересно, внезапно мелькнула мысль, что  сказали  бы другие из Семерых
Тайных,  увидев вот это... Скорее всего, ничего бы не сказали. Для  всех эти
короткоживущие люди  --  всего лишь что-то вроде травы,  животных, домашнего
скота. Да, можно поплакать  над сломанным цветком, умершим  соловьем, ручным
воробышком или погибшей  под конскими копытами любимой собачкой, но никто не
поставит себя с ними вровень.
     Другое дело  -- Богоборец.  Его один  только  Россоха  зовет  по имени,
остальные  предпочитают эту кличку,  прозвище.  Хакама сама звала его только
Богоборцем, так лишний раз подчеркивала, что во главе Семерых стоит человек,
которому нельзя  не подчиниться, нельзя пере-чить, что он боролся с богами и
остался жив, а  боги от-ступились. Этот Богоборец  еще дивно молод, для него
люди  -- все  еще люди, такие  же, как и он.  Надо чтобы сменилось несколько
поколений, чтобы он  сроднился  с  мыслью,  что они  все  подобны  траве или
домашнему ско-ту. О  траве и домашней  живности можно заботиться,  кормить и
защищать, но, когда нужно, их можно ис-пользовать  как дрова или мясо так же
спокойно,  как  ис-пользуем для печи березу,  а для  жаркого -- телятину или
оленину.
     Но  это  будет  потом.  А сейчас  он,  узнав  о  таком,  при-шел  бы  в
негодование.  Не понимает  еще,  что  жизнь жизни рознь. Жизнь  простолюдина
ничего  не стоит. Любая баба рожает,  как крольчиха, по двадцать детей. Если
их не убивать, земля прогнется под их тяжестью...
     Один из рабов исчез за дверью. Хакама отпустила край ковра, вернулась к
окну.  Через  время  в  дверь  ле-гонько  постучали,  слегка  скрипнуло. Она
обернулась. Раб с поклоном указал обеими руками на распахнутую
     дверь.
     Хакама распустила  шнур  на  шее,  легкий халат  за-скользил  по  телу.
Дождавшись, когда  он весь лег и за-стыл невесомыми волнами, она переступила
и  пошла  к  двери. Раб почтительно шел следом, она  чувствовала  его  тупой
жадный взгляд на своих ягодицах.
     Да, всплыла у нее мысль, пробовала и это. И многое другое.  В погоне за
молодостью  хороши и позволитель-ны любые  средства. Но  звезды говорят, что
только мо-лодая свежая  кровь  в ее жилах  вернет  ей  то,  ради  чего любая
женщина  пойдет на  преступление. А  для нее вов-се не  преступление  резать
коров ли, овец или простых людей.
     Темные тучи закрыли  небо от горизонта до  горизон-та.  Там клубились и
двигались тяжелые черные массы, но на землю падал странный свет.
     В глубине  леса  высилась каменная гора,  такой  она  казалась  издали.
Возможно,  это и была  гора в древно-сти, но сейчас на самой  вершине  горел
свет, словно в  полном безветрии полыхал и  не мог  сгореть  смоляной факел,
тускло блестели массивные двери из темной меди.
     К вершине вели пять уступов, на каждом могли бы
     поместиться  несколько сот  лучников или просто людей с камнями,  что с
легкостью побивали бы нападающих  снизу. Наверх вела одна-единственная узкая
лестница, каменная, по ней к лучникам могла сверху опускаться помощь, по ней
же могли отступать наверх.
     Крепость выглядела неприступной, да и в  самом деле неприступна вот уже
много столетий,  с самого начала, когда ее создали не то  неведомые боги, не
то герои, рав-ные им по мощи. Но  стража  все равно бдит,  а  ночные  дозоры
каждый  день  обходят лес  вокруг их крепости,  вы-искивая  следы  вражеских
лазутчиков.
     В  дальней  комнате  на  вершине горы горели все  све-тильники,  а люди
недвижимо   смотрели  в   магическое  блю-до.  Миниатюрная  хрупкая  женщина
прерывисто вздохну-ла в напряженной тишине:
     -- Что так долго?.. Раньше ты был быстрее!
     -- Ничего  подобного, моя  повелительница, -- отве-тил сварливо толстый
рыхлый старик. -- Раньше это занимало куда больше времени...  Но вы  желаете
смотреть   только   за  этим  человеком,   так   что   я  уже  насоба-чился,
насобачился!..
     В блестящей поверхности клубился серый неопрятный туман. Чародей двигал
руками, бормотал заклина-ния, с кончиков пальцев срывались короткие искорки.
Туман  слегка редел,  однако  из-за краев  зеркала надви-гались новые комки,
сгустки.
     В  комнате  рядом  с  женщиной,  которую  чародей  по-чтительно  назвал
повелительницей,   смиренно   сидел  рос-лый  юноша,   красивый,  с  суровым
мужественным лицом. Он  был широк в плечах, с толстыми мускулистыми ру-ками,
настоящая стать воина, но лицо задумчивое и со-всем не воинственное.
     -- Вот,  --  вдруг сказал  чародей с  довольством,  -- пой-мал...  А вы
говорите, долго!
     Туман поредел, проступила зелень, это оказался лес, Деревья, вот лесная
тропа,  показался скачущий всадник. Женщина  прерывисто  вздохнула.  Всадник
приблизился, чародей застонал от усилий, перед всадником словно летела задом
наперед птица  и  смотрела  на  всадника,  а здесь, в  этой комнате,  видели
глазами птицы разлетаю-щиеся под  ударами ветра  красные, как пламя,  волосы
зеленые глаза, устремленное вперед лицо.
     Следом за всадником на тропу выметнулся второй красивый молодой мужчина
с черными, как  вороново  крыло, волосами,  с яростным лицом,  конь  под ним
нес-ся широким галопом.
     Женщина произнесла властно:
     -- Этот меня не интересует.
     -- Да-да, моя  повелительница,  -- пробормотал чародей.  -- Просто  мне
кажется, что этот юноша сыграет не-малую роль...
     -- Меня его роль не интересует.
     Изображение   снова   сдвинулось   на  первого   всадника.   Все   трое
всматривались  в  суровое  лицо,  в котором, однако, от суровости воина  или
властителя не было и тени, но всадник  явно  суров, силен  и  в то же  время
словно бы  наполнен  печалью  и отчаянием. Сейчас, когда,  как он думал, его
никто  не  видит, он  смотрел вперед  широко  раскрытыми  глазами, в которых
отражалась  проносящаяся мимо зелень, и лицо  его  было открыто, как человек
открывается только перед собой и своими богами.
     -- Кто он? -- спросил чародей шепотом. -- Это не
     простой человек.
     Юноша нетерпеливо задвигался на стуле, его мать не
     станет  беспокоиться о  простом человеке,  но смолчал,  его  глаза тоже
жадно следили за всадником.
     Деревья проносились толстые, ветви иногда опуска-лись низко, всадник на
полном  скаку  пригибался,  и было  видно,  что делает  это  безотчетно,  не
выныривая из тяжелых, как горы, дум. Иногда острый сук на ог-ромной скорости
проносился  на волосок от  его голо-вы, даже чародей задерживал дыхание,  не
говоря уже о женщине  и юноше,  но всадник  мчался  через лес, совершенно не
думая  про  эти сучья,  ветки,  корни,  словно  сам  был  наполовину  лесным
существом,
     -- Куда  он скачет? --  спросила  женщина. Чародей недовольно заворчал,
пальцы  задвигались,  всадник  отдалился, словно  наблюдавшая  за  ним птица
начала  быстро  подниматься  вверх.  Туман  проступил сперва  как завеса  из
мелкого дождика, все заволокло се-рым, в комнате  слышно было только быстрый
шепот ча-родея да легкое потрескивание сгораемого в светильни-ках масла.
     В уголке  зеркала  проступило  зеленое пятно,  двое  си-дели  у костра.
Изображение  мучительно  медленно  увели-чивалось,  это   все  те  же  двое,
красноволосый  и  юноша  с черными  как  смоль  волосами.  Нет,  в  сторонке
стреножи-вает  коней еще  один, коренастый, в кожаных латах, голо-ва покрыта
сединой. Его видно только со спины, женщи-на сказала нетерпеливо:
     -- А это что?
     --  Неведомо, --  ответил  чародей  шепотом. --  Похо-же...  я  нащупал
случайно  дорожку в грядущее...  Я ж го-ворил,  сегодня очень  благоприятное
стечение звезд...
     --  Грядущее?  Они   выглядят  так,  будто  выехали   из  того  леса  и
остановились на отдых!
     Чародей ответил все так же шепотом, страшась спуг-нуть видение:
     -- Возможно,  так и есть... Заглянуть на час вперед  -- уже грядущее...
Хотя... взгляните на солнце!
     Туман то наплывал на края,  то отодвигался, в зерка-ле смутно проступал
далекий  горизонт, уже багровый,  а красное  распухшее  солнце опускалось за
темный край.
     Юноша впервые подал голос:
     -- Возможно,  это  даже  не сегодня. Кони истощены.