иф. Лицо его было чер-ное  от копоти. Увидел
Олега, закричал:
     -- Так это ты?.. Ты его так стрелой?
     Олег буркнул:
     -- Просто повезло.
     -- Повезло?
     --  Да.  Только одна стрела попала  в  глаз. А  там,  навер-ное, острие
достало мозг. Скиф закричал:
     -- А другие стрелы? Да  ты его истыкал, как ежа!.. Эх, если бы  все так
стреляли, как ты... мудрец!
     Со стен хорошо было видно группу  всадников, что от-личалась  от других
как  богатством  одежды  и доспехами,  так  и  тем, как  с  ними почтительно
разговаривали. То и дело к ним мчались всадники, что-то сообщали, уноси-лись
прочь, а они с небольшого холма наблюдали за го-родом.
     Со  стен  видели,  как от них помчался всадник, а ког-да приблизился  к
городским воротам, перевел коня на  шаг. Был он  в белом, без  доспехов. Все
видели,  как  он вскинул к губам великанский рог, раздался хриплый протяжный
рев, от которого кровь похолодела в жилах.
     Скиф  вздрогнул, повел  плечами.  Олег  смотрел  хмуро,  Скиф сказал  с
нервным смешком:
     -- Ну и легкие у мужика!.. Мороз по коже... Такой рев, такой рев!
     Глашатай оторвал  рог  от  губ,  перевел  дыхание, конь  стоит  смирно,
привык, а глашатай мощно прокричал:
     -- Именем Агафирса и владетельной Миш -- отпирайте ворота!
     Голос  был  настолько  мощный  и  повелевающий,  что  Олег  с  тревогой
посмотрел  в сторону городских врат. На-верху было черно от налезшего  люда.
Несколько мгнове-ний стояла напряженная тишина, потом раздался смех, перешел
в хохот.
     -- Сперва поцелуй меня, --  закричал  один весель-чак, -- я покажу тебе
куда!
     -- Нет, пусть сам Агафирс поцелует!
     -- Да что там Агафирс -- Миш, пусть Миш сама рас-целует!
     -- Га-га-га!
     Всадник  сидел  неподвижно,  конь  тоже  не  шевелился,  только  слегка
подрагивал ушами. На стенах орали, хохо-тали, визжали, советы сыпались  один
другого солонее, но, когда всадник повернул коня, голоса стали умолкать.
     А глашатай грозно грянул могучим басом:
     -- Тогда все вы -- умрете!
     Голос  был страшный, обрекающий. Олег  ощутил, как  холодок охватил все
тело, однако на воротах и стенах хохот возобновился с новой  силой. Горожане
орали и потрясали оружием, а кое-кто от смеха сползал с ворот, почти падал и
уже от хохота корчился на земле.
     Всадник  снова  протрубил в рог.  На стене  хохот  и  смешки постепенно
утихли,  все  с  любопытством  жда-ли.  Глашатай  пустил  коня  еще   ближе,
прокричал:
     --  Мы  пришли с миром! Городу Гелона и его  жите-лям не  будет никаких
обид! Нам нужен только беглый преступник Олег, а также его спутник по  имени
Скиф!
     Скиф толкнул Олега:
     --  Смотри,  они  привели  это войско, чтобы  взять  тебя.  А я... так,
пристежка.
     -- Не ревнуй, -- ответил Олег утешающе. -- Это про-сто ход.
     -- Думаешь? -- спросил Скиф с сомнением,  но  чуть повеселел. -- Я тоже
думаю, кому ты нужен... Щас я ему отвечу! Так отвечу...
     Голос из-за спины произнес:
     -- Лучше ответить мне.
     Окоем поднимался на стену торопливо, чуть запыхал-ся, дыхание  из груди
вырывалось с тонким  сипом,  слов-но  из прохудившегося бурдюка.  Скиф хотел
возразить,  он-де  правитель, но  Олег  ухватил  его за локоть  и  сжал  как
клещами.  Скиф  зарычал,  но  смирился,  хотя  на вер-ховного  жреца смотрел
исподлобья: слишком много вла-сти его брат отдал этим священнослужителям.
     Окоем  погладил  бороду,  осмотрелся.  Он  тянул  пау-зу,  одновременно
восстанавливая дыхание,  и тысячи горожан  с напряжением ловили каждый звук,
что со-рвется с  его губ. Наконец  Окоем заговорил, и голос его,  неожиданно
сильный и  властный,  прокатился над всеми слушающими,  а  у  всадника  конь
вздрогнул и запрядал ушами.
     --  Город  Гелон, -- сказал  Окоем мощно, --  город  сво-боды!.. Всякий
беглец  из  других  земель, не стерпев обид  и утеснений,  может найти здесь
защиту.  Преступников  мы  сами  изгоняем.  Но  тех,   которые  приняты,  мы
гото-вы... и будем защищать  всеми  силами  оружия,  своими:  жизнями, своей
кровью!
     Город  дрогнул  от  дружного  крика.  Люди  со   слезами  благодарности
бросались на колени, вскидывали к небу  кулаки,  кричали,  что за Гелонию --
страну счастья  -- они отдадут  всю кровь до  последней капли, всю  жизнь до
последнего  вдоха.  Скиф  возбужденно  орал  и тоже потрясал  оружием.  Олег
чувствовал, что и его захватила  эта горячая волна, которую  так умело сумел
разжечь Окоем.  Да, теперь  эти  люди будут защищать  город  с  еще  большим
рвением. Окоем сумел найти нужные слова, облечь их в нужную форму, сказать с
нужной интонацией. Это не Скиф, что лишь бранью...
     Вот  она, подумал Олег  с  невольным восторгом  и  за-вистью,  та сила,
которую  я понять не могу, потому что в ней ни капли ума, ни капли знаний...
но эта хорошая сила, эта могучая сила,  ею владел Таргитай,  но я боюсь этой
непонятной мощи,  потому что завтра  такие же  хо-рошо сложенные слова может
отыскать  враг, и тогда... Нет, искать надо только в знании, в  познании.  В
знании  дважды два всегда равняется четырем, говорит ли это  враг или  друг,
говорится это  утром  или  вечером,  в радо-сти  или гневе. В знании  всегда
видно,  кто прав,  а кто  нет, и неправый либо отступит еще до схватки, либо
бу-дет разбит, ибо он не прав, а не прав это -- хуже  ору-жие, хуже позиция,
да и чувство самой неправоты ослаб-ляет волю и даже тело.
     Скиф  внезапно   повернулся  к   Олегу.  На  смертельно   бледном  лице
удивительно  ярко  горели  восторгом  синие  глаза.  Он  сказал,  задыхаясь,
выталкивая слова, как буд-то стрелял ими из лука:
     -- Олег... я возвращаю себе право мести!
     Олег отшатнулся:
     -- Ты забыл, что предрек твой отец?
     -- Олег, как ты можешь? В такой миг... говоришь всего лишь о моей жизни
или  моей  смерти?  Я  нарушаю  слово,  данное  моему  любимому отцу!..  Это
тяжело... и страшно. Но, Олег, есть нечто выше меня... как и выше всех людей
на свете.
     -- Что? -- спросил Олег горько.
     -- Зло  должно  быть  наказано, -- отрезал  Скиф.  --  Теперь я воюю не
только против убийцы моего отца!  Эта женщина пришла убить и Гелона, лучшего
из людей... Ибо разрушить Гелонию -- это убить его по-настоящему. Его сердце
все еще  здесь... Ты не слышишь -- он  страдает, когда  убивают  его  людей,
когда вытаптывают их поля, рубят сады, засыпают колодцу Я убью ее!
     -- Скиф!
     -- Я убью ее, -- повторил он с нажимом. -- Я убью! Теперь я ее убью.
Глава 36
     Олег  не  спал  уже  третьи сутки, голова гудела,  как  мед-ный  щит, в
который били изо всей дури. Остановился  сделал несколько медленных глубоких
вдохов,  послал  све-жую  кровь  в  череп,  а  чересчур разогретую  в голове
отпра-вил в ноги.
     Боль несколько  утихла, но  осталось чувство нереаль-ности,  как бывает
либо  в момент, когда  уже готов  зас-нуть, либо когда едва-едва вынырнул из
сна, а смутные призраки еще  мелькают перед  глазами,  постепенно ста-новясь
тоньше, а в ушах еще звучат голоса.
     Прямо из  стены выплыла  призрачная  фигура. Сквозь нее он видел медную
чашу светильника, ковер  на стене, различал даже толстые  крюки  из  бронзы,
вбитые в ка-менную стену...
     Вздрогнул, фигура приблизилась, протянула  пальцы к горлу. Инстинктивно
вскинул  руки,  перехватил при-зрачные кисти. Вскрикнул от  страха и едва не
вы-пустил: его пальцы сжимают широкие мужские за-пястья!
     Призрак навалился всем телом, Олег упал под тяже-стью.  Некоторое время
боролись,  слышалось  шумное  дыхание.  Наконец  хрустнули  кости,  изо  рта
призрач-ного  лица плеснула кровь. Настоящая,  алая. Горячая. Олег  поспешно
вытер руки об одежду призрака.
     Лицо медленно наливалось красками, обрастало плотью. На Олега  смотрело
бледное  лицо  немолодого мужчины,  в  глазах  бессильная  ненависть, с  губ
срывал-ся шепот, но слова были на чужом языке.
     Олег не уловил в них смысла, ухватил за плечи и гру-бо тряхнул:
     -- Кто ты? Кто послал? Человек-призрак пошептал:
     -- Тот... кто тебя нашел.
     -- Кто нашел?
     -- Тот, кто возьмет твою жизнь.. .
     Изо рта  темная струйка  вытекала все  шире. Человек  закашлялся, кровь
плеснула  фонтаном,  тут  же дернулся,  вытянулся  и  застыл.  Олег  обыскал
убитого,  под  балахо-ном  на поясе  нащупал длинный  острый нож  в красивых
дорогих ножнах.
     Состояние опасности  не  уходило. Он  силился  удер-жать это  состояние
полусна,  когда  реальное  и  нереаль-ное  смешиваются,  соприкасаются,  уже
начинаешь ви-деть сон, но все еще знаешь, что на самом деле  лежишь на ложе,
что  рядом не  лес или  поле,  а стена, посреди комнаты  стол,  там  лавка и
табуретка...
     Вторая призрачная  тень неслышно  двигалась  к  нему вдоль стены.  Олег
отчетливо видел  сквозь прозрачное тело вбитые в стену железные  крюки, узор
на  коврах, блестящую шерсть  на  распятой шкуре,  и  только  по краям  свет
заламывается,  словно он смотрит сквозь передвигающуюся вдоль стены огромную
дождевую каплю.
     Он старался не смотреть прямо  на приближающегося  врага, но сердце уже
колотится, как у пойманного воро-бья. Тот  приблизился, вскинул  руки.  Олег
успел увидеть  острые когти, которыми  так легко пропороть артерии на горле.
Его  собственное  тело  как будто  само метнулось  в сторону.  Правой  рукой
захватил врага  за шею, рванул, Дернул, тот же хруст шейных позвонков, сразу
обмякшее тело, едва слышный хрип.
     Полупрозрачники,  странное   племя,  некогда   много-численное,  теперь
сохранились где-то в  труднодоступ-ных  горных  долинах.  Слабые  и не очень
быстрые,  они сумели выработать в себе свойство незаметно подкрады-ваться  к
добыче, что  нередко помогало  им защищаться  от  сильных соседей. Но беда в
том, что разъяренные та-ким  подлым колдовством соседи, ворвавшись в селение
полупрозрачников, уже не щадили никого, в полон не брали, убивали даже детей
в корзинках.
     Видимо,  Хакама или  кто-то из  высших  магов  суме-ли  отыскать  такое
уцелевшее  племя, наняли  убийц,  а  уж перебросить их  прямо  в город Гелон
хватило мощи их магических вещей.
     Мороз пробежал по коже при  мысли,  что  так бы можно и целое войско...
но,  к  счастью,  вещи  не  могут накапливать  столько  магии, сколько может
вместить человек.
     Сколько  же их, билась в черепе  мысль.  Если увидят  жители,  вспыхнет
такая паника, что агафирсам стоит только покрепче ударить, и город падет...
     Он   напряженно   раздумывал,  просчитывал,  прикиды-вал,  а  тело  уже
выскользнуло из комнаты, кралось по ко-ридору, так  же неслышно выскользнуло
во двор. Иногда ему удавалось вот так раздваивать мысли, пускать их раз-ными
потоками, но это случалось, когда совершал нечто много раз уже деланное...
     Успел  подумать  горько,  что  сколько  раз, оказывает-ся,  он вот  так
убегал, крался, таился, что это вошло в привычку, можно делать уже не думая,
а  тело, в самом деле прячась  в тени от лунного света, добежало до  сте-ны.
Здесь  пришлось взять все в свои руки, ибо этот участок стен наметил заранее
на тот случай, если ког-да вдруг придется незаметно выскользнуть из города.
     Там прохаживаются взад-вперед стражи,  здесь тень от башни, а если  еще
выждать, когда луна зайдет за тучку...
     Он посмотрел  на  чистое звездное небо,  подумал,  что  туч-ку придется
ждать долго. Слишком долго.
     В это время на крыльце вроде бы возникла и  тут же поспала легкая тень.
Сердце сжалось,  в темноте полупрозрачника  заметить совсем трудно,  а то  и
невозмож-но разве что по нюху, но те чистоплотнее камышовых котов...
     В смертельном страхе он заставил себя двигаться,
     пополз  по  стене  в  самом неудобном месте, вдали от ступеней,  просто
цепляясь за камни кончиками пальцев, а ноги тщетно пытались опереться.
     Страж  дошел до угла, повернулся, едва не наступив ему на пальцы, пошел
вдоль стены,  время от  времени посматривая  в черноту ночи в сторону лагеря
агафирсов. Хорошо были видны многочисленные костры,  словно бы звездное небо
отражалось в темном озере.
     Он  перевалился  через  стену,  вниз оказалось еще  тя-желее,  пришлось
вслепую  нащупывать ногами опору.  Когда по его расчетам до земли оставалось
не  больше  чем высота всадника на коне,  он  разжал  руки. Пока-залось, что
летит в пропасть, сердце остановилось в черном ужасе вовсе.
     Он  падал целую вечность, а когда снизу  ударило  в подошвы, он замахал
руками...  и устоял. Со стыдом по-нял, что до земли оставалось рукой подать,
и  так, сго-рая  от  стыда и позора, побежал в  ночь, ориентируясь только по
звездам,  далеким  кострам чужого  лагеря и  отдаляющимся факелам на  стенах
города.
     Ночной воздух неподвижен в ожидании утреннего ве-терка, что всколыхнет,
разгонит запахи, и Олег  сразу уви-дел четкую картину  сравнительно близкого
леса, двух оврагов  с сочной травой и зелеными  кустами орешника.  Затем эта
картина в  одном месте чуть дрогнула,  чуть про-гнулась,  он  понял, что там
пролетела большая птица, уда-рила крыльями, смяла верхние запахи.
     Чутье  заставило  его  оглянуться в  тот  момент,  когда над тем местом
городской  стены,  где  он  был  несколько  минут  назад,  дрогнули  и  чуть
сдвинулись две  соседние звезды. Через  мгновение  все  встало  на места, но
холод заполз во внутренности, опустился осколком льдины в низ живота.
     Впереди,  судя по  смазанной картине запахов, кто-то  большой  и теплый
поднялся с земли, двигается ему на-встречу. От города за ним погоня. Неужели
удалось так просчитать его  действия, что  даже  засаду  выставили в  нужном
месте?
     Мелькнула  паническая  мысль,  что  стоило  бы  поднять шум,  оказаться
окруженным множеством людей, у кото-рых в одной руке факел, в другой -- меч.
Город не так далек, на стене услышат, прибегут. Как хорошо бы по-чувствовать
себя  защищенным  другими  людьми...  но как бы не  получилось, что побегут,
бросая  как  факелы,  так и мечи!  Даже  самые  бесстрашные  бледнеют, когда
стал-киваются с чем-то непонятным вроде магии...
     Он  отступил в темноту.  Незнакомое существо  почти  неслышно пробежало
мимо. Олег  ткнул  ножом,  острие по самую рукоять  вошло в  бок, Олег  даже
ощутил, как  забилась в  смертельной  судороге печень,  и он понял, что  это
человек, хотя и полупрозрачник, они чуть мельче, тоньше.
     Незнакомец повалился на бок. Олег подхватил его и опустил  на землю как
можно тише. Вдруг над головой пронеслась тень, он ощутил движение воздуха на
щеке. Почти сразу далеко в темноте раздался вопль:
     -- Я вижу его!..
     Он упал, откатился в сторону, но над головой не просвистели ни  стрелы,
ни ножи. Прижался к земле, на  фоне неба вдалеке двигались темные фигуры. Он
неслышно пополз в другую сторону, вскоре наткнулся на россыпь камней, удвоил
осторожность, но проклятые  камни то и дело  звякают,  в ночи это разносится
далеко, чересчур далеко.
     Вскоре  в его  сторону бросились темные фигуры. Это проклятые развалины
того  древнего храма, наконец  со-образил  Олег, о котором Окоем  говорил  с
такой злостью. Присел к земле, всматриваясь на фоне звездного неба в неясные
тени.  Дурак, тупица... Если  в город чародеи су-мели переправить  двух-трех
полупрозрачников, то здесь его ждут десятка два  агафирсов. Судя по голосам,
это  горцы  из племени  сосланидов, отважные и  свирепые во-ины.  Если бы не
струсил, когда  сломал шею последне-му  полупрозрачнику, на  этом  бы все  и
кончилось. Но  он, дурак и трус, бежал в панике, на что Семеро... Шестеро то
есть, и  рассчитывали, зная его характер, а здесь уго-товили засаду из самых
крепких горных варваров...
     Высоко в темном небе мелькнула, закрывая звезды, тень. Олег наконец все
понял, сквозь зубы вырвался полустон-полурык стыда и унижения.
     За каменной грядой раздался злобный хохот. Грубый голос проревел:
     --  Увидел?..  Так  что  не скроешься.  Выползай,  червяк... Все  равно
отыщем.
     -- Идите! -- крикнул Олег в безотчетном порыве яро-сти. -- И возьмите!
     -- Ого, какой храбрый червяк... Хорошо, идем... Глаза совсем привыкли к
темноте,  он  различил,  как там  разделились  две  огромные  тени,  но  это
оказались не тени  от деревьев, как он считал, а нечто огромное, шага-ющее в
его сторону... Он похолодел, вспомнив,  когда в последний раз видел подобных
гигантов. Совсем недавно горные великаны, как и другие: кентавры, древолюди,
подземный  народ --  надеялись, что Род отдаст  им  этот  Мир. Как надеялись
полупрозрачники,  драконы и даже гномы.  Но тогда они. Мрак,  Таргитай и он,
Олег,  суме-ли...  не  совсем честно, правда, но что сделано, то  сделано. В
мире,  где  сила и натиск ценятся выше справедли-вости, они поступили верно.
Да  и какая  справедливость когда речь идет о том, быть  человечеству или не
быть? Но вот теперь эти, обиженные, мстят... Как сумела их  отыскать Хакама?
Одна -- вряд ли. Здесь поработал Ковакко, он знает пути, да  и без других не
обошлось...
     Магия оставила их, всех Семерых, как всех колдунов и чародеев на свете,
но в мире  немало вещей, как сказал Окоем, что накопили эту магическую мощь.
Это  он пре-небрегал ими,  а Хакама и  Ковакко искали исступленно  собирали,
накапливали, еще даже не  зная, что глупая и позорная для чародеев страсть к
вещам может пригодить-ся. И вот теперь он голый и безоружный, а они...
     Он кривился от стыда и унижения, постанывал, полз, прижимаясь к земле и
прячась  за  камнями,  обламывая  ногти,  а  они  подходили со  всех  сторон
уверенные,  перекликались  негромко,  но тем  зловещее  грохочут  и скри-пят
отодвигаемые ими глыбы.  Проверяют каждую мы-шиную  норку, уж наслышаны, что
он  бывал  в  разных  передрягах,  как-то  ему  везло,  хоть   на  последнем
изды-хании,  но выползал  живым,  в  то  время  как его против-ники  уже  не
выползали...
     -- Вылезай! -- приговаривал вполне человеческий го-лос. -- Поговорим...
Может быть, ты нас убедишь в сво-ей правоте...
     Голос звучал  настолько  ровно,  что  на  миг в  самом  деле  мелькнула
сумасшедшая  мысль.  А что, если  выйти? Если начнет  говорить, то они будут
отвечать, а  там либо удаст-ся их заговорить,  переубедить, либо  наконец-то
услышат стражи на стенах, в ночи голоса разносятся далеко...
     Камни  затрещали совсем близко, шагах в  трех. Звук был  таков,  словно
край гранитной плиты застрял, но великан продолжал поднимать,  плита лопнула
с сухим треском, мелкие осколки камня со свистом пронеслись над головой.

     Эти разговаривать не  будут, мелькнула  отчаянная  мысль.  Они  посланы
убить. И убьют сразу, как убива-ют насекомых.
     Он рывком  приник  к  земле,  показалось,  что  в  выси  совсем  близко
пролетела проклятая  сова. В щеку  боль-но кольнул острый камешек.  Издалека
донесся вопль:
     -- Я его вижу!.. Он  в самой середке!.. Идете правиль-но!.. Сейчас  его
обнаружите!
     Ярость и отчаяние  скрутили его с такой силой, что в глазах помутилось.
В  щеку кольнуло острее, он прижи-мался  к земле и  прижимался, понимая, что
надо бы вско-чить,  бежать, сопротивляться,  нельзя же так, как  овца...  но
тело расслабилось, растеклось,  затем  стегнуло такой  острой болью,  что он
задохнулся, вскрикнул, запоздало понимая, что обнаруживает себя.
     Темные фигуры выросли, казалось,  со всех сторон. Заорали торжествующе,
он видел, как к  нему потянулись длинные узловатые  руки...  почему-то очень
медленно, словно тянули за собой  нити  клея.  Он наконец  вскочил, метнулся
инстинктивно вверх, его хватали, он  вырывал-ся, кричал, дрался,  наконец-то
обнаружив, что это вов-се не великаны,  а  обыкновенные  люди, это в темноте
все кажется крупнее и страшнее... голос его был хриплым и  страшным, а потом
внезапно все оказалось внизу.
     Его  взметнуло резко  вверх, холодный  воздух  обру-шился  сверху,  как
падающий  свод,  а  он  проламывался  через  эту  плотную  стену. В  сторону
метнулось  неболь-шое  круглое  тело  с мелкими  крыльями. Он  ин