уцелевшие,  бросив
поперек седла, всадник на  огромном  белом  жеребце.  По описанию походит на
Савигорда  - второго  такого гиганта поискать!.. Остальные с ним  на  черных
конях, все  с  одинаковыми мечами  и  щитами. Вороные,  как  известно, самые
быстрые кони на свете, а что у всех одинаковые  мечи и щиты, это значит, что
Савигорд бросил на похищение Лютеции свою отборную дружину!
     - А остальные его люди?
     - Либо полегли, пока  брали  крепость,  либо  на  подхвате... Когда  мы
пустились  было  в погоню, только их и рубили!.. Значит, Савигорд оставил их
как заграждение. А его конный отряд  несся, как птицы... Мы  их преследовали
трое суток, потом потеряли след.
     Тревор  ел  быстро,  жадно,  но  иногда  словно забывал  жевать,  глаза
невидяще  устремлялись в пространство,  снова спохватывался,  мясо исчезало,
словно сухой кустарник при лесном  пожаре, а кости трещали на острых зубах и
вылетали,  как из камнедробилки, мелкими сухими осколками. Редьярд насыщался
неспешно, стараясь не выказывать голода.
     -  Если  мы  знаем, где бург Савигорда...  -  начал  он  осторожно,  но
Унгардлик прервал:
     - Я  же  говорил,  у него три бурга!  К тому  же  следы  вели вообще  в
сторону, как говорят, его военного лагеря. У него пятьсот воинов, все прошли
с ним через десяток сражений.
     - Всего пятьсот, - процедил Фарамунд с ненавистью. - Всего лишь!
     Громыхало поинтересовался:
     - Что будем делать, рекс? Поднимать людей?
     Унгардлик осушил кубок  с  вином, поднялся, его поддержали  под руки, с
трудом вылез из-за стола, а из зала вышел, придерживаясь за стенку.
     Слуги  подали  на  стол  только что запеченное  в  тесте  оленье  мясо,
поставили кувшины с вином.
     Тревор кивнул одобрительно, ему  наполнили кубок  первому.  Он  вытащил
из-за  пояса  громадный  нож, умело  вырезал  часть бока с  ребрами, ухватил
обеими руками.
     - Там настоящие леса, - пробурчал он. - Деревья в три обхвата, завал на
завале,  валежины, ямы... Даже не знаю, как пройдут  с конями?.. Хорошо мясо
готовят, только корочку можно подрумянить больше...  А  еще  там  болота  на
каждом  шагу.  Такие топи,  я  вам  скажу! Если  не местные  черти им дорогу
показывают, то кто?
     - Надо было собак пустить по следу, - сказал Редьярд недружелюбно.
     - По болоту?
     - Ну, не везде же там болота...
     - Если и есть тропки, то лишь черти их знают!

     Во дворе прозвучал крик. Фарамунд  оказался  у окна раньше, чем  кто-то
успел подняться из-за стола. Посреди двора на свежем коне гарцевал  всадник.
Конь  хрипел  и  пытался   встать  на  дыбы.  Фарамунд  с  удивлением  узнал
Унгардлика.  Мальчишки  торопливо  расседлывали  другого коня, а  незнакомый
молодой воин в сильнейшей усталости рухнул на ступеньки крыльца.
     Похоже, перекусив и вылакав кувшин вина, жилистый Унгардлик сразу ожил,
а усталость с него словно ветром  сдуло. Сейчас он орал,  размахивал руками,
привлекая к себе внимание:
     - Рекс!.. Рекс!.. С юга идет большой римский отряд!..
     - К нам? - крикнул Громыхало.
     - К тому городу, что мы у них отобрали! К Люнеусу!
     За спиной Фарамунда громыхали  лавки. Все  вскакивали,  звенело оружие.
Внизу ржали кони, их бегом выводили из конюшни, воины торопливо взнуздывали,
вскакивали в седла.
     Унгардлик счастливо кричал:
     - С собой ведут огромное стадо и агромадный обоз!..
     Тревор цыкнул:
     - Чего ликуешь, дурень? Это же римляне...
     - Ну и что? - вскричал Унгардлик. - Ну и что?
     Фарамунд сидел за столом в оцепенении, ладони сжимали  виски. Громыхало
обернулся, в глазах понимание, потрогал за плечо:
     - Рекс!.. Рекс!.. Ты нам нужен.
     - К демонам, - ругнулся Фарамунд - Лютеция... Только Лютеция!  Да пусть
провалится в преисподнюю весь мир, если в нем нет  Лютеции!..  Я отправляюсь
на поиски. Вели собрать небольшой отряд. Выеду немедленно
     Громыхало крякнул, развел  руками, снова крякнул,  уже громче,  наконец
пробасил тяжело:
     - Все  верно. Мужчина  должен идти за  своей женщиной, куда  бы  ее  ни
увезли. Идти и спасать, даже если потребуется разрушить чьи-то державы!
     - Вот я и...
     Громыхало повысил голос:
     - Но ты  завоевал Люнеус для Лютеции!..  Мы  ж  треть  войска положили,
забыл?.. Море  крови  было  пролито, ручье  покраснели  и вздулись!..  И вот
теперь этот город у нас отберут? И Лютеция, твоя Лютеция его не получит!
     Фарамунд  ощутил, словно  по голове ударили огромным молотом. В  глазах
потемнело, а в черепе раздался звон. Он вскочил так резко, что перед глазами
заплясали черные мухи.
     - Коня!.. Где мой конь?
     Из темноты донесся хмурый голос:
     - Седлают.
     Когда  он  выскочил  на  крыльцо,  со  двора  уже  неслись   в  сторону
распахнутых ворот  всадники. Впереди развевался золотистый  плащ Унгардлика,
во дворе в седлах оставались только Громыхало и Вехульд.
     Он вдел ногу  в стремя, в голове мелькнула злая  мысль:  ну и что,  как
сказал Унгардлик? Римлян не раз били. А смятение Тревора - это просто память
о прежних римлянах, некогда непобедимых...
     Громыхало и Вехульд повернулись к Фарамунду. Тот бросил коротко:
     - Выступаем наперехват. Дадим бой.
     Вехульд  набрал  в  грудь воздуха, так что плечи  поднялись выше  ушей,
раздулся, а когда приложил к  губам рог,  свирепый  рев  прокатился ко всему
лесу, будоража нервы, заставляя волосы вставать дыбом.
     Когда последние  всадники покидали  бург, из распахнутых  ворот конюшни
выметнулся на  низкорослой рыжей лошадке странный всадник. В  мужской одежде
Клотильду легко приняли бы за молодого воина, но ее черные как  ночь  волосы
развевались по ветру, только на лбу она прихватила их металлическим обручем,
     Лихо гикнув, она понеслась вслед уходящему войску.

     Реку они одолели, не останавливаясь. Унгардлик указал удобное место для
брода, но после дождей воды прибыло, в двух местах ноги не достигали дна, их
сносило  по течению, но, к счастью, там намыло  песчаную косу, что  вела  до
самого берега.
     Осторожные  переплыли  реку  вместе с конем,  а кто-то на плоту или  на
пустом бурдюке, наполненном воздухом. Вскоре уже все войско отряхивалось  на
другом  берегу. Фарамунд  взобрался на самое высокое место,  быстро с  седла
оглядел окрестности.
     В небе разгорается чистый ясный свет, но внизу верхушки деревьев торчат
из такого плотного тумана, что все, кажется,  засыпано  толстым слоем снега.
Низины утонули  в тумане,  все  ярки, овраги,  кое-где туман  покрыл деревья
целиком, кое-где торчали зеленые верхушки.
     -  Отлично,  -  сказал  он с облегчением.  - По крайней  мере,  они  не
увернутся от боя.
     - Римляне редко избегали боя, - заметил Громыхало.
     - Вот и хорошо, - сказал Фарамунд.
     - Что хорошего?
     - Настоящий противник - хорошо.
     - Римляне? - удивился Громыхало.
     - Да.
     Громыхало посматривал озадаченно. Фарамунд и сам не  понимал,  почему в
нем такая уверенность, что именно Рим, ведь в этих землях римские  гарнизоны
уже  ничего не значат, власти не имеют, а сама столица блистательной империи
где-то  за теплыми морями,  в сказочных краях,  на  землях, где  никогда  не
выпадает снег, а летом не бывает засухи и недорода.
     - И еще, - наказал Фарамунд, - следи, чтобы легата... или кто там будет
главным, брали живым. И всех, кто окажется с ним - монахов,  купцов. Их либо
выменяем  на своих, либо  продадим. Но сперва узнаем новости... Вдруг кто из
них слышал, куда увезли Лютецию?
     Лицо его страшно  исказилось.  Громыхало  услышал, как в мертвой тишине
скрипнули  зубы.  Безумные  глаза  рекса  смотрели  сквозь  стену  деревьев.
Громыхало,   как   воочию,   увидел   в  них   пламя  пожаров,  реки  крови,
обезглавленные  тела,  свисающие  с веток  трупы, острые колья,  на  которых
корчатся виновные в похищении.
     Вехульд тихонько спросил у Громыхало:
     - Неужели он надеется отыскать ее? Когда весь  мир  сдвинулся  с места,
когда народы сегодня на другом месте, чем были вчера, а где  завтра окажутся
- сами  не знают?  Когда  старые города исчезают,  как прошлогодний снег,  а
новые вырастают на месте лесов и болот?.. Да и те переходят из рук в руки?
     - Надеется, - вздохнул Громыхало.
     Вехульд  тоже вздохнул.  Оба  смотрели  туда,  где  Фарамунд осматривал
захваченных коней.
     - Я бы предпочел, - сказал  Вехульд, - чтобы наш рекс... ну, не слишком
гонял нас в поисках бабы.
     Громыхало кивнул:
     - Я тоже.
     Вехульд помолчал, спросил:
     - Так, может... скажем?
     - Что?
     - Ну,  наше  пожелание,  -  ответил Вехульд осторожно.  Он  помнил, что
Громыхало  все  же правая  рука  рекса. -  В поисках  бабы  мы  все  рискуем
головами, но что обретаем? Я готов рисковать  ради золота, славы, власти. Но
ради бабы?
     Громыхало  почесал  затылок,  посмотрел снова  в  сторону  неукротимого
рекса.
     -  Ты  прав, -  ответил он.  -  И я прав, что тоже  не  хочу искать его
бабу... А рекс не прав! Но только что-то такое шевелится...
     - Что?
     - Да вот как собака, чую, а сказать трудно. Мы все слышали, да и знаем,
что  Рим  всегда прав. У  него  даже  люди такие  есть, юристами называются.
Знатоки по праву. Они и другим помогают поступать только правильно. Потому и
такую империю отгрохали!
     Вехульд насторожился:
     - К чему ты клонишь?
     Громыхало сплюнул себе под ноги, растер сапогом.
     - Да вот только почему мы их бьем? Почему римская мощь тает, как снег в
теплой  весенней воде? Почему  их города стоят пусты?  Почему  римская армия
состоит  из франков, готов, герулов, лангобардов, но только  не  римлян? Где
эти римляне, которые всегда правы?
     Вехульд вытаращил глаза:
     - А при чем тут римляне?
     - Я лучше пойду с неправым Фарамундом, - ответил Громыхало.
     Вехульд помолчал, сказал негромко:
     - Но наш разговор между нами?
     -  Конечно, -  заверил Громыхало. - Понимаешь, я ведь на твоей  стороне
всей  головой с ее мозгами, если они есть. Но вот сердце... или то, что выше
и головы и сердца... оно говорит, что прав все-таки Фарамунд...
     - Но не понимаешь, как прав?
     - Не понимаю, - признался Громыхало. - Просто чую.
     Вехульд снова помолчал, потом невесело улыбнулся:
     - Наверное, я тоже  дурак. Ладно, поможем ему добыть свою женщину. А на
золото - плевать! Честь дороже.

     Дорога  долго плелась  по опушке  леса, затем  нехотя  свернула,  пошла
пробираться через чащу. Дорогу здесь проложили недавно, явно же не поселяне,
чувствовалась  рука  чуть ли  не римлянина: дорога  шла ровно,  по  сторонам
спиленные деревья, все сгнившие до половины, явно спилены в один день.
     По обе стороны тянулась настолько плотная зеленая стена кустарника, что
можно было спрятать  целое войско. Фарамунд  велел  лучникам схорониться  за
поворотом,  а  остальные  привычно  попрятались  за  корягами,  выворотнями,
укрылись  за кустами. Птичий щебет затих, что выдавало расположение  засады,
но люди сидели неподвижно, и снова над головами зачирикали птахи, а белки  и
прочая  мелочь  начали  носиться взад-вперед, роняя на  плечи и  сгорбленные
спины вышелушенные шишки.
     По лесу  пронесся тоскливый  волчий  вой. Все насторожились,  Громыхало
каркнул вороном. Через  некоторое  время увидели, как по дороге бегом мчится
лохматый человек, дикий и заросший  настолько, что его можно было принять за
худого облезлого медведя.
     Фарамунд приподнялся, поманил:
     - Эй, давай сюда! Что увидел?
     Оборванец сказал торопливо:
     - Уф,  бежал  как заяц!.. А  чего  торопился?  Идут  строем,  а впереди
пускают в лес человек по  десять. Из местных,  что  им служат. Так  что  они
сразу вас обнаружат...
     Громыхало буркнул:
     - Это последнее, что они увидят.
     - Но  вам-то  не  они  нужны? А  римляне будут готовы... Да они  и  так
готовы.
     Фарамунд  стиснул  челюсти. Он уже видел, что  римляне в  их знаменитом
строю просто неуязвимы. Отряд в полста человек вроде бы  невелик, но римляне
дерутся так, словно дерется один человек,  наделенный силой  пятидесяти, а в
схватке с людьми такой выучки можно положить целое войско.
     Туман впереди вроде бы чуть поредел. Стало видно не на длину  копья,  а
на  бросок тяжелого дротика.  Фарамунду  все  время казалось, что  в  тумане
двигаются фигуры. Напряженные до ломоты глаза видели то всадников на  конях,
то чудовищных  зверей, то  страшных  толстых баб, словно  бы  вылепленных из
снега.
     Внезапно порыв ветра донес какой-то звук, но еще раньше Фарамунд ощутил
легкое движение  под ногами. Земля начала мерно вздрагивать. Он со страхом и
восхищением понял, что римляне даже здесь, в диких чужих краях, не растеряли
это удивительное свойство римлян: шагать как один человек!
     - Приготовиться, - велел он хриплым голосом. - Не дать опомниться...
     Хотя сам сознавал, что этих  застать врасплох просто невозможно.  Рядом
Громыхало поплевал на ладони и поудобнее  перехватил молот.  Вехульд  двигал
мечом взад-вперед,  проверяя, как ходит в ножнах,  потом опомнился и застыл,
держа его перед собой острием вперед.
     Оба видели, как  менялось лицо  рекса:  сперва  отвердели  скулы,  лицо
потемнело и  стало похоже  на морду разъяренного  волка. Даже  верхняя  губа
приподнялась, показывая  острые  клыки. Уши  дрогнули и слегка отодвинулись,
шея  напряглась, а от нее жилы  пошли вспучиваться по груди, плечам,  и даже
друзьям  стало  страшно, когда  человек  на  глазах превращается  в безумца,
наделенного богами нечеловеческой силой.

     Из-за  поворота выдвинулось  бронированная  стена шагающих  легионеров.
Стена деревьев осталась далеко слева, а другая на целый полет стрелы справа,
здесь же ровная как доска земля  вздрагивает от мерного топота, суровые лица
угрюмы,  покрыты  грязью  из  пота и пыли, но  шлемы  блестят  ярко, так  же
сверкают медные панцири, наконечники длинных копий, что несут в правой руке,
блестят и на  металлических  полосках щитов,  что у  каждого висит на  левом
локте.
     - Убивай! - заорал Фарамунд.
     Конь,  оскорбленный прикосновением шпор, ринулся вперед,  как брошенный
пращей камень. За спиной грохотали  копыта. Фарамунд чувствовал,  что натиск
молниеносен, место выбрал правильно, все сделал верно...
     ...но  римляне  мгновенно  остановились, передние три ряда разом уперли
древка копий  в  землю,  присели,  укрывшись за щитами, справа  и слева тоже
развернулись, готовые точно так же встретить неожиданное нападение с  боков.
Только  тыл был  открыт,  но там  двигались тяжело груженые  телеги, которые
сопровождала  толпа воинов  без  копий,  но зато прекрасно  вооруженных  для
схватки лицом к лицу.
     Фарамунд  на  полном  скаку  метнул дротик.  В  третьем  ряду  легионер
завалился  навзничь,  пронзенный  почти  насквозь. Остальные  держали  копья
настолько крепко, словно  те  торчали из надвигающейся скалы. В то же время,
когда одни копья удерживали нападающих, другие слегка оттягивались назад,  а
затем били со страшной силой коротко и зло, оставляя глубокие рваные раны.
     Над лесом стоял страшный крик, ругань, вопли, но кричали только франки,
римляне сражались в  холодном  презрительном  молчании. Они  даже словно  не
сражались, а только удерживали нападающих на месте. Короткие движения  копий
напоминали движения кожи  коня, что время  от времени  дергается,  брезгливо
сгоняя надоедливую муху.
     Громыхало  вздыбил  коня, сразу  два  острия вонзились бедному зверю  в
грудь, третье  метнулось  к  лицу  старого  воина,  но  он  со словами  "Вот
спасибо!" ухватился за копье, что помогло ему не свалиться с падающего коня.
Копье он выдернул, отшвырнул, а сам, схватившись за молот, пошел с  грохотом
бить по щитам, разбивая их в щепы.
     Вехульд затрясся, глаза стали безумными. В уголках  рта выступила пена.
Вены и жилы страшно напряглись,  он с поднятым мечом ринулся прямо на  стену
щитов.  Рядом с  Фарамундом  падали  пронзенные копьями.  Он  в ярости рубил
огромным  мечом выставленные копья,  крушил,  ревел как  зверь.  На  него со
страхом и изумлением смотрели  застывшие одинаковые лица, но это был все тот
же  один  человек  с  множеством лиц, и  Фарамунд ощутил, как стыд  начинает
вытеснять священную ярость.
     Он  отступил на шаг,  огляделся.  Унгардлик  бросил  свой отряд  слева,
Вехульд  вышел  из  боя и с  горсткой отважных  зашел справа,  но  их и  там
встретил лес копий. Римлян в  пять раз меньше, но пока не видно, чтобы  хоть
кто-то из них погиб,  хотя явно же гибли, он сам  убивал,  начиная  с броска
дротика...
     - Убивай! - закричал он страшно.
     Второй натиск  римляне отбили все так же легко. Они начали  пятиться, а
телеги, как  заметил  Фарамунд,  остановились  и  выстроились  кругом.  Если
римляне  отступят за них, то  оттуда  уже  не выбить, а они  своими длинными
копьями перебьют их как кур...
     - Убивай!!! - заорал Фарамунд. - Боги смотрят на нас!
     Раздались яростные крики:
     - Убивай!
     - Убить всех!
     - Праотцы смотрят!
     - Не опозорим...

     Римляне  отступали  тоже шаг в шаг, молчаливые, суровые, плечо в плечо.
Строй слегка колыхался,  но не ломался. Некоторые  из людей Фарамунда начали
обстреливать  из луков,  однако железные  наконечники лишь  щелкали о шлемы,
втыкались в щиты, но ни один из римлян не охнул, не завалился навзничь.
     Перед Фарамундом вырастали все новые копья, он рубил, расшибал щиты, во
все стороны летели осколки древесной щепы и железные полоски, но римляне все
так же спокойно отступали перед его  яростным натиском, почти не замечая его
ярости, его бешенства, а он не видел, чтобы кто-то падал от его меча.
     Задний  ряд  вплотную приблизился к телегам.  Там уже  ждали возчики  с
длинными копьями в руках,  готовые бить с высоты телег. Рядом  с  Фарамундом
Рикигур визжал как поросенок, его перекосило, он трясся, затем вдруг схватил
убитого воина, с которым  столько  пили и  грабили вместе,  швырнул  на  лес
копий, тут же подхватил тело еще одного сраженного и швырнул следом, а затем
и  сам метнулся за павшими  друзьями.  Лес копий вонзился в тело первого, их
пригнуло  к  земле, еще  пара копий ударила  в  летящее тело  второго,  тоже
опустились, а следом метнулся ревущий, как разъяренный медведь, Рикигур.
     Фарамунд то ли от бешенства, то ли увидел удачную щель, но  поднял коня
на  дыбы и  бросил следом за  Рикигуром.  Оба пошли расширять щель страшными
взмахами не по-римски  длинных мечей. Следом  ворвались Громыхало, Фюстель и
Шамич,  он слышал  их  крики, ругань, в голове гремело от грохота  железа по
железу.
     В лицо плеснуло теплым, он ощутил соленое, потом плеснуло еще и еще. Он
не  знал: своя или  чужая  кровь,  им владело  священное безумие, посылаемое
богами лучшим из воинов, они не чувствуют ран, а умирают на  поле боя только
от усталости.
     Даже   сейчас   на  лицах  римлян  не  было   страха,  только   угрюмая
обреченность.  Их копья изрубили, а короткие римские мечи бесполезны  против
длинных мечей франков, закаленных,  превращенных из сырого  железа в прочную
сталь. С высоких седел  Фарамунд, Громыхало, Вехульд,  Унгардлик  и все, кто
вломился в  брешь, беспощадно  рубили  головы.  Закаленная  сталь  рассекала
шлемы, как будто те были из глины.
     Из  леса  высыпали  новые воины, на этот раз  подоспели пешие. В римлян
полетели камни из пращ,  многие разом метнули дротики,  на телегах с криками
падали последние защитники.
     Прижатые  к  телегам,  не успевая повернуться и  вскарабкаться  на них,
римляне защищались с мрачным упорством. Ни один не пал на колени, не молил о
пощаде.  То ли  римская стойкость,  то  ли  полное  равнодушие  к жизни,  но
озверелый Фарамунд  рубил и крушил, уже  не понимая, с  людьми ли сражается,
или же неведомая сила оживила лесные пни, нечувствительные к боли.
     Солнце выглянуло неожиданно. Мечи и шлемы заблестели ярко, слепя глаза.
Фарамунд заорал: