ухоженными.  В
левом ухе  висела  золотая  серьга  с  крупным  рубином,  знак  княжеского
достоинства, на большом и указательном пальце по кольцу, первое  указывало
на сотню воинов, что ходит под его рукой, а второе молча кричало о нем как
о единственном наследнике.
     Взгляд его холодных серых глаз тут же зацепился за стол, где пировали
трое в звериных шкурах. Лицо  вспыхнуло  благородным  гневом,  но  с  двух
сторон к нему склонились воевода и княжеский волхв, торопливо нашептывали,
даже уши покраснели. Княжеский сынок некоторое время  оставался  недвижим,
потом с шумом выдохнул воздух, потянулся за ножом, дальше разделывал дичь,
резал хлеб и наполнял собственноручно кубки княгине, уже не глядя на  стол
с дикими людьми, но Мрак постоянно ощущал на себе его пристальный взгляд.
     Княгиня посматривала то на молодого богатыря, то на троих в  звериных
шкурах, наконец сказала с ревнивым пренебрежением:
     -- Если эти люди что-то могут... то почему одеты так  просто?  Почему
не окружены слугами, что ловят на лету каждое их желание?
     Воевода молчал, а колдун сказал с заминкой:
     -- Нам трудно понять этих людей. Не сердись, если тебе что-то  не  по
нраву в этом мире. Но он таков...
     -- Говори, что ты хотел сказать!
     -- Люди могут быть настолько могущественны, что им все равно  что  за
одежда на них. Они не нуждаются, чтобы все смотрели и говорили:  вот  идут
очень сильные и богатые люди! А куча слуг... Что им делать с  кучей  слуг?
Постоянно заботиться о них? Кормить и укрывать от ветра?..
     Она закусила губку. Колдун снова дал понять, что слуги нужны тем, кто
сам не слишком отличается от слуг, как по силе, так и своим нуждам.
     -- Но если это герои, -- проговорил  воевода,  --  то  они  и  должны
ездить без слуг.
     -- Почему?
     -- Слуга  не  пройдет  там,  где  проходят  герои.  Ни  через  горные
перевалы, ни через огонь, ни через сечи, когда один против  ста...  Темный
прав, они должны будут  постоянно  нянчиться  со  слугами,  спасать  их  и
оберегать. Но герои, кроме всего прочего, не изнежены.
     Слуги поставили перед  княгиней  золотое  блюдо,  и  когда  на  кухне
поспело, именно в это блюдо сперва наливали суп, потом клали кашу, а когда
княгиня насытилась, то, не споласкивая, налили сладкий овсяный кисель.
     Олег первым отвалился от стола, зеленые глаза от сытости стали  почти
серыми. Мрак и Таргитай еще жевали,  но  без  охоты.  Хозяин  улучил  миг,
подбежал, глаза смотрели уважительно, не всяк устоит перед натиском такого
воеводы, да и сам явно чувствовал себя  настоящим  мужчиной,  не  позволил
выгнать гостей, которые платят таким  же  золотом,  что  и  княгиня  с  ее
людьми.
     -- На одну ночь, -- сообщил Олег. -- Может быть, уйдем и раньше... но
за ночь вперед, держи!
     Хозяин подхватил монеты, даже не стал пробовать на  зуб,  за  годы  в
одно прикосновение наловчился определять чистоту злата, вес и  даже  гору,
откуда это золото добыли.
     -- Княгиня займет весь второй поверх, -- сообщил он виновато, -- хоть
вы и раньше прибыли, но...  не  поспоришь.  Но  на  первом  две  свободные
комнаты. Чистые, клопов нет, четыре лавки, два стола.
     Мрак благодушно отмахнулся, сытый и довольный,  как  большой  бык  на
выгоне:
     -- Да нам и одной... Впрочем, могу и отдельно, а то один во сне поет,
другой -- бормочет... Веди!
     Комнатка оказалась в самом деле комнаткой, а не комнатой. Два стола и
три лавки поместились едва-едва, но все три -- широкие, из  струганного  и
отполированного дуба.
     Мрак осмотрел критически, кивнул:
     -- Терпимо.
     -- Ляжем? -- предложил Таргитай.  --  Я  весь  такой  устатый,  такой
устатый!
     Мрак покосился в крохотное  окошко.  Солнце  опускалось  на  верхушки
далекого леса нехотя,  оттягивало  миг,  когда  придется  уступить  власть
бледной сопернице. Облака  начали  окрашиваться  в  розовый  цвет,  но  до
настоящего заката еще как до вирия равликом.
     -- Успеете отоспаться, -- решил он. -- Когда заставят жаб  пасти  или
игру метать... Ладно, не метать, но чтобы другие метали,  вам  потрудиться
придется, придется!.. После тех трудов и отоспитесь. А  сейчас  пройдитесь
по городку. Я зайду поглядеть  коней,  вдруг  да  понадобятся,  ты,  Олег,
походи и подумай, вдруг что умное и нужное отыщешь...
     Таргитай спросил с надеждой:
     -- А я? Может быть, и я... умное и нужное?
     Мрак оглядел его с головы до ног:
     -- Ты?.. Конечно же, ты ж у нас вообще самое умное и нужное.  Раз  ты
жрун известный, то сходи в хлебный ряд. Купи три каравая хлеба, купи  соли
и лука. Да, еще моток веревки. В прошлый раз, когда  тебя  вытаскивали  из
ямы, ты мне пояс порвал.

     Городок оказался еще меньше, чем казался  с  лодки.  Мрак  побывал  у
троих, которых назвали торговцами лошадьми,  посмотрел  маленьких  смирных
лошадок, не стал даже спрашивать цену.
     Олег пришел следом, на вопросительный  взгляд  оборотня  отрицательно
покачал головой. Мешок за плечами был таким же пустым, как и когда уходил.
Лишь когда порог переступил Таргитай,  по  комнатке  пошли  волны  запахов
горячего ржаного хлеба, хорошо пропеченного, с корочкой,  что  обязательно
растрескивается, выпуская наружу сдобные ароматы.
     -- Молодец, -- похвалил Мрак.  --  А  соль?..  Лук?..  Молодец.  Даже
чеснока две головки?.. Да ты просто умница!.. А веревка? Где веревка?.. Не
купил?
     Таргитай виновато захлопал глазами:
     -- Купил! Своей дудкой клянусь, купил...
     -- Давай сюда.
     Он запустил руку в  мешок,  шарил  по  углам.  Таргитай  заторопился,
заспешил, глотая слова:
     -- Мрак, я шел через мостик, торопился даже, а  там  в  реке  человек
плещется и кричит: "Кинь веревку, кинь веревку скорее!"
     Мрак скривился:
     -- И ты, конечно, кинул?
     -- Ну да! Ты же знаешь, я добрый.
     Олег поинтересовался:
     -- А он что, утонул?
     -- Не знаю, -- ответил Таргитай озадаченно. -- Как ушел под воду, так
я его больше не видел. А я всю дорогу думал, зачем ему веревка?
     Мрак ругнулся, но не  слишком,  чего  страшился  Таргитай.  Напротив,
сказал одобрительно:
     -- В этом городишке хоть плавают, как моя секира, зато люди добрые.
     -- Ну? -- сказал Олег с сомнением.
     -- Точно, -- сказал Мрак. -- Когда я  возвращался,  из  темного  угла
вышли трое. Говорят: сымай сапоги.
     Таргитай раскрыл рот:
     -- Добрые?
     -- А то нет? Видать, видели,  как  вы  шлепали  босые...  Я  не  стал
спорить,  снял.  Хорошие  сапоги,  все  три  пары.  Одна,  правда,  совсем
маловата,  я  ему  сразу  вернул,  а  двое  других  были  мужики  крупные.
Примерьте.
     Он взял свой мешок за углы,  тряхнул.  На  пол  вывалились  две  пары
сапог. Пока Олег таращил  глаза,  Таргитай  ухватил  те,  что  покрасивше,
напялил, поморщился. Мрак прикрикнул:
     -- Неча рожу кривить! Разносишь.
     А Таргитай, одна нога обута, другой сапог  в  руках,  застыл,  нижняя
челюсть отвисла,  брови  взлетели,  а  в  глазах  вспыхнул  восторг.  Мрак
поспешно повернулся в ту сторону, одной рукой хватая секиру,  одновременно
пригибаясь, потому что дурак может  с  восторгом  смотреть  и  на  красиво
летящий ему в голову топор, если тот сверкает и блестит.
     Там, далеко на  западе,  яркокрасный,  насыщенный  край  раскаленного
слитка небесного металла медленно опускался за  виднокрай.  Весь  мир  уже
сер, а этот горит, пурпурный, вишневый, настольно  вызывающий,  необычный,
что даже Мрак ощутил, как глаза прикипели к такой красоте, пьют ее  жадно,
как вердлюд хледет воду в оазисе.
     Уже небо серое, с  примесью  окалины,  земля  темносерая  с  грязными
коричневыми пятнами, но полукруглый край горит победно,  ярко,  только  он
еще живет, не поддается серости,
     Наконец краешек исчез за деревьями, темными, как  деготь,  облака  из
розовых стали багровыми, постепенно обретали цвет  давно  пролитой  крови.
Таргитай тяжко вздохнул, красота ушла, улегся на  лавку,  долго  мостился,
подтягивал колени к подбородку, совал ладошку под щеку, копошился,  словно
лежал на жестких камнях, а не на лавке из мягкого дерева.
     Олег уже спал, утро вечера мудренее, а Мрак  еще  посидел,  глядя  на
спящих. Сейчас, когда не  обязательно  выглядеть  могучим  и  насмешливым,
можно и плечи опустить, и  даже  голову  повесить.  То,  что  его  ниточка
оборвется еще до снега, беспокоило меньше всего. Он привык заглядывать  не
дальше, чем на день-два, от силы -- на неделю, да и то получалось не  так,
как рассчитывал. Так  что  до  снега  --  это  вечность,  а  вот  странное
нетерпение, что торопит его оставить эту  ерунду,  спасение  человечества,
что то и дело выскакивает из-за кустов с  топорами,  и  пойти  искать  ту,
Единственную, которую вырвал из рук жрецов Перуна...
     Когда западная часть неба стала темно-красной, а  облака  изломались,
что  предвещало  опасную  ночь  и  еще  более  опасный  день,  за   стеной
послышались  шаги,  появился  Мизгирько,  средний  сын  хозяина.   Коротко
улыбнулся Мраку, умело и  деловито  без  лишних  движений  закрыл  ставни,
толстые, из плотного дуба, в  каждой  ставне  по  выпавшему  сучку,  можно
глазеть на мир,  а  когда  створки  сомкнулись,  а  сверху  легла  толстая
железная полоса, осталась щель  в  палец,  тоже  нарочито,  изнутри  можно
смотреть, но снаружи сюда не пролезет никакой вражина.
     Потом из-за черного леса поднялась  луна,  сразу  заглянула  в  окно.
Мертвенный лунный свет, что порождает дурные сны и пьет жизнь людей, пал в
комнату, осветил часть лавки, где спал Таргитай. Мрак с тревогой  подумал,
что Таргитай и так беззащитен, как муха на морозе, а луна если  не  съест,
то песню испортит, что тоже не пряник.
     Он встал  и  поставил  возле  Таргитая  бадью  с  водой,  чтобы  луна
утопилась, если пойдет к нему. В щель было видно, как привлеченные  лунным
светом из далекой реки поднимаются  серебристые  девичьи  тела.  Двигались
медленно,  скованные  холодом,  потом  донесся  смех,  русалки   принялись
расчесывать волосы, забирались на вербы, все обходя роскошную березу.
     Мрак засмотрелся, в хате было душно,  несмотря  на  открытое  окно  и
двери. Девичьи тела мокро блестели, наверняка такие прохладные, упругие. В
такую жару это лучше, чем раздобревшие жаркие тела сдобных молодых  девок,
горячих и потных.
     Тихонько  ступая,  он  вышел  на  крыльцо,  опустился  на  ступеньку.
Мертвенный лунный свет заливал обширный двор, высвечивал высокую поленицу,
двор, колодезный сруб, широкую колоду-корыто для свиней.
     Звезды  часто  исчезали,  закрытые  крыльями  летучих  мышей.  Летали
совершенно бесшумно, Мрак слышал только глухой стук, когда хватали крупных
хрущей, затем был  короткий  чавк,  сопенье,  и  снова  меленькие  зверьки
носились над двором.
     В сарае гулко ухнул  сыч,  напоминая  о  себе,  в  конюшне  сопело  и
чесалось так, что ветхая стенка трещала, из пазов сыпался истлевший мох.
     Сзади затрещали половицы. Мрак на мгновение собрал мышцы, но  тут  же
распустил. Подкрадываются не так, этот идет открыто, даже нарочито топает,
предупреждает...
     Крупный человек прошел мимо, задел его плечом. Мраку показалось,  что
нарочито, тем более, что воевода, это был он, тут же сказал:
     -- Извини.
     -- Ничего, ничего, -- успокоил Мрак. -- Еще раз -- и в морду.
     Воевода остановился рядом, навалившись грудью на перила. Мрак молчал,
смотрел на двор, на далекую  стену  леса,  что  изломанной  черной  стеной
гасила звезды, словно отнимала  от  мира.  Странно,  луна  не  высвечивала
кроны, отсюда было бы видно.
     -- Не спится? -- нарушил молчание воевода.
     Мрак смолчал. Ночь хороша, настолько хороша, что  в  ней  есть  место
разве что волку, но не  человеку.  Запахи  идут  плотные,  устойчивые,  не
размытые, не растрепанные  ветром.  Он  может  сказать,  сколько  коней  в
конюшне, какой масти, сколько из них кобыл,  даже  какие  покрытые,  какой
овса сыпнули маловато, до сих пор сердится, долбит копытом стену.
     -- Первая ночь спокойная,  --  сказал  воевода.  --  Правда,  еще  не
кончилась. Может и бедой обернутся. Так что я, чтоб не брать грех на душу,
посоветовал бы тебе, чужак, разбудить дружков да убираться восвояси.
     Мрак медленно разомкнул губы:
     -- Грозишься?
     -- Предупреждаю, -- огрызнулся воевода. Чувствовалось, что обижен. --
Беда может случиться.
     -- От твоей хозяйки?
     -- От нее большой не будет, это мелочи... Ну, кто из мужчин  обращает
внимание на бабий визг?.. А вот от тех, кто идет по нашему следу...
     Он сказал многозначительным голосом, но чужак внизу на ступеньках  не
шелохнулся. Лунный свет уважительно обрисовывал массивную плиту его  плеч,
что  заканчивались  округлыми  валунами,  скользил  по   волчьей   шерсти,
задерживался на несколько  странных  ушах,  чересчур  заостренных  кверху.
Чужак был силен, но воевода смутно чувствовал, что спокойствие сидящего на
ступеньках вовсе не от его широких плеч и длинных мускулистых рук.
     -- Ладно, -- сказал он,  сдаваясь,  --  я  предупредил,  моя  совесть
спокойна.
     Мрак нехотя разлепил губы:
     -- Оно же гонится за вами? Ну и пусть разбирается с вами.
     Воевода громыхнул раздраженно:
     -- Станут разбираться! От вас одни кости останутся.
     Мрак сказал хладнокровно:
     -- Вас пусть жрут, нам-то что? А сунутся к нам, уйдут  стрижеными.  А
если покажутся вкусными, то сожрем сами.
     Его глаза блеснули хищным огоньком.  Воевода  ощутил,  как  по  ногам
пробежал озноб. Не зря колдун послал поговорить к этим лохматым. Но как бы
не оказалось, что попадут из огня да в полымя. Правда, умельцы умеют  один
огонь гасить другим, встречным...
     -- Я к тому, -- сказал воевода тверже, -- чтобы не высовывались, если
что начнется. Мы отобьемся, это чтобы вас не задело ненароком. На этот раз
с нами поехал сам Святобой Длиннорукий. Нечисть его обходит за версту!
     -- Да, он и мне показался уродом,  --  согласился  Мрак.  --  Хоть  и
княжеский сынок.
     Воевода помялся, буркнул:
     -- Это приемный сын. Все три сына княгини ни к черту...  Пить,  спать
да девок на сеновал таскать, вот и все их умение. А  этому  пришлось  даже
княжество пообещать. Правда, за ним как за каменной  стеной.  Конечно,  он
уже сейчас держится как князь...
     -- С пустой головой легче держать ее гордо, -- согласился Мрак. -- Да
и спина прямее.
     Воевода чуть усмехнулся:
     -- Даже доспехи носит, ты ж заметил, княжеские.
     Мрак буркнул:
     -- Стоит ежа сунуть в золотую клетку, тут же сочтет себя  жар-птицей!
Ладно, спасибо за предупреждение.
     Луна заливала весь двор трепетным светом, Мрак чувствовал, как в теле
дрожит каждая жилка, каждая кровинка уговаривает обернуться в  настоящего,
встряхнуться, помчаться на всех четырех, мир в десять раз ярче, в сто  раз
богаче запахами, четыре лапы лучше, чем две...
     Он вздохнул, прошелся по двору, заглядывая во все углы.  Для  волчьих
глаз такая темень не темень, он видел рассыпанные соломинки даже  в  тени.
Света звезд довольно,
     В дальнем углу  слышалось  приглушенное  пыхтение,  тяжелое  дыхание,
странная ругань. Мрак затаился, в углу в  самом  деле  что-то  копошилось,
словно дрались кошка с собакой.
     Спать еще не  хотелось,  он  тихонько  подкрался,  задержал  дыхание.
Острые глаза вычленили двух маленьких лохматых. Дрались  молча  и  упорно,
оба одинакового роста, оба толстенькие, с длинными белыми бородами.
     Мрак присмотрелся, один из домовых защищал  увесистый  клок  сена,  а
второй явно пытался отобрать.
     Ему стало все ясно, сам  видел,  что  сена  в  конюшне  маловато,  но
хозяину некогда, гостей понаехало, вот конюшник, что коней любит и жалеет,
отправился воровать сено в чужую конюшню.  Но  местный  конюшник  заметил,
догнал...
     -- Эй, -- сказал Мрак негромко, -- который из вас с постоялого двора?
     Домовые драку не прекратили, только поглубже забились в тень, прячась
даже от лунного света, не подозревая, что волчьи глаза  видят  их  так  же
ясно, как и днем.
     Один из домовых наконец прохрипел:
     -- Я...
     -- Давно пора, -- сказал Мрак.
     Он ухватил чужого домовика, оторвал от постоялиного, шмякнул  головой
об угол дома и, широко  размахнувшись,  швырнул  через  видневшийся  вдали
забор.
     Домовик тяжело отдышался, подобрал сено, буркнул:
     -- Вообще-то он не оттуда... а совсем наоборот, но ладно,  доберется.
Но если пойдет через мой двор, я ему припомню.
     -- Нехорошо быть злопамятным, -- укорил Мрак.  --  Все-таки  ты  спер
сено, а он только защищал.
     -- У него этого сена на две зимы хватит, -- огрызнулся домовик. --  А
мой хозяин не успел, скотина! Что ж, бедным  лошадкам  голодать?..  Ладно,
говори быстро, чего просишь. Мне коней кормить пора.
     Мрак удивился:
     -- Да я ничего не хочу. Это  я  так  просто.  Люблю,  когда  дерутся.
Пришел посмотреть.
     -- Так ты ж помог? -- спросил домовик с недоверием.
     -- Так ты, вроде, свой, -- пояснил Мрак. -- Хоть и временно. Я ж тоже
на постоялом дворе.
     Домовик прижал к груди вязанку сена, понес  перед  собой,  ничего  не
видя, натыкаясь то на колодец, то на брошенное  корыто.  Мрак  шел  рядом,
посмеивался. Домовик пробурчал недоверчиво:
     -- Плохие времена пошли. Теперь всяк норовит  за  доброе  дело  плату
огрести.
     Мрак развел руками, он  из  тех,  других  времен.  Домовик  юркнул  в
раскрытые ворота конюшни, а Мрак пошел к крыльцу, пора и соснуть, за  ночь
что-нибудь да придет в голову. Не ему, так Олегу. А то и Таргитаю.
     На крыльце  стоял  в  одиночестве  высокий  старик  с  длинной  белой
бородищей. Волхв княгини, но если бы не сказали, что волхв, Мрак все равно
не поверил бы, что этот седой старик может быть кем-то еще. Вот  и  сейчас
задрал голову, смотрит на  небо,  там  как  раз  летит  длинная  хвостатая
звезда, и не видит, что одна половица приподнялась, еще шаг -- грохнется с
крыльца, костей не соберет.  Сразу  видно,  не  просто  волхв,  а  умелый,
знающий.
     Мрак посмотрел на небо, проводил взглядом светящийся  хвост  падающей
звезды, с усмешкой покосился на волхва:
     -- Старики и эти падающие звезды похожи. По крайней мере  их  уважают
за одно и то же.
     Старый волхв явно был польщен:
     -- За наш блеск?
     -- Ну, не совсем...
     -- За близость к небесам?
     -- За длинные бороды, -- объяснил Мрак. -- И за то, что  могут  вроде
бы предсказывать войну, мор, урожай... или хотя бы погоду.
     Старик обиделся:
     -- Мы же в самом деле можем!
     -- Да? -- удивился Мрак. -- Поверю, если хоть один колдун скажет, что
у меня в правом кулаке, а что в левом. А то берутся рассказывать про  делы
в тридесятом царстве, а что за спиной делается...
     Последние слова произнес угрожающе, перевел взгляд за спину  колдуна.
Тот как ужаленный повернулся, длинное одеяние  вихрем  обкрутилось  вокруг
его тощей фигуры. Мрак злорадно рассмеялся, прошел в сени, в лицо  пахнуло
запахом свежих кож, хозяин явно балуется охотой всерьез, все стены увешаны
шкурами, прошел в комнату и лег на свободную лавку.
     Таргитай, во сне услышав шаги, поднял голову и спросил  чистым  ясным
голосом:
     -- Мясо с луком есть будете?
     -- Будем, -- ответили в один голос Мрак и Олег, что то ли  проснулся,
то ли отвечал во сне.
     Таргитай сообщил обрадовано:
     -- Вот и хорошо! Когда будете, меня разбудите.
     Голова его  упала  с  мощным  деревянным  стуком,  но  не  проснулся,
похрапывал так же сильно, а румянец играл во всю щеку. Похоже,  Олег  тоже
не проснулся, разговаривал во сне.
     Мрак посмотрел на обоих, не перевернуть ли вместе с лавками  на  пол,
но лица обоих озабоченные, исхудавшие, и он только отодвинул свою лавку  к
окну, собрался лечь, как вдруг услышал скрип входной двери, затем  шаги  в
сенях.
     Да, это были шаги сильного уверенного человека. Мрак сразу уловил  не
только облик человека, у