возьми, ежели не корчма!.. Или  хотя  бы  едальня.  Нет,
должна быть корчма, иначе боги дурнее лесных ежиков.
     Таргитай с надеждой всматривался в  серое,  видел  движущиеся  фигуры
великанов, чудовищ, замки и крепости, крылья гигантских птиц. Он всегда их
видел, стоило только хоть чуть дать волю  самому  себе.  Неприятный  голос
Олега вспугнул и разорвал непрочную ткань грез:
     -- Вижу!.. Темное, а сбоку еще -- сараи для ко... верблюдов?
     Таргитай  вздохнул,  обломки  дворцов  и  башен  кое-как   собрались,
образовав гигантскую корчму, где на столах  --  истекающие  соком  жареные
поросята, на блюдах не помещается рыба, птица...
     Вдали на перекрестке  дорог  проступил  сквозь  пелену  дождя  унылый
покосившийся дом. Рядом кособочился длинный сарай с прохудившейся  крышей,
перед домом была коновязь на два десятка  мест.  Таргитай  и  Олег  ожили.
Лиска еще больше выпрямила спину -- худую, как у бродячей кошки,  позвонки
торчат как зубья пилы, только Мрак проворчал:
     -- Похоже, здесь приезжих отправляют спать на конюшню.
     -- Это корчма, -- объяснил Таргитай и облизнулся. -- Где едят и пьют.
     -- Корчма не бывает без постоялого двора! В таких краях, понятно.
     Все трое удивленно посмотрели на Мрака, Олег спросил:
     -- Мрак... Разве ты бывал в этих краях? В Гиперборее?
     -- При чем тут Гиперборея? -- огрызнулся Мрак. Добавил убежденно:  --
Корчма вечна и вездесуща. Даже в вирые корчма есть. Иначе что за вирый?  И
у Ящера есть. Род сотворил людей одинаковыми, как доски в  заборе.  Только
одел по-разному.
     Из раскрытых ворот сарая  слышалась  возня  коней,  хруст  жрякаемого
овса. За сараем мерно бухал  молот,  но  запаха  горелого  металла  сквозь
завесу дождя не услышали.
     В дверях  корчмы  появился  лохматый  мужик,  торопливо  помочился  у
крыльца, метнулся обратно, даже не застегнувшись. В щели на миг показалось
освещенное красным помещение.
     Мрак соскочил, привязал верблюдов. Коновязь была низковата, а поводок
короток -- верблюжьи морды оказались пригнутыми. Горбатые звери,  голодные
и промокшие, раздраженно дергались, не понимая, за что их наказывают.
     Невры суетливо проверили оружие, пугливо озираясь. Лиска выдернула из
ножен меч, со стуком бросила обратно. Мокрое личико, синее от холода, было
исполнено решимости.
     -- Зайдем, -- сказал Мрак, -- оглядимся. Поедим,  подумаем.  Авось  к
утру дождь перестанет?
     -- Ну да, держи карман шире, -- сказал Таргитай недоверчиво.  --  Под
нами любой лед ломится.
     Когда взбирались на высокое крыльцо, даже Мрак пошатывался, а  черный
пояс из бронзовых  пластин  обвисал.  Дверь  от  толчка  распахнулась,  за
порогом оказались в жарко натопленном помещении. Уныло, бедно, но стены из
толстых бревен, поперечными  балками  служат  стволы  столетних  сосен.  В
корчме уныло веселились с десяток едоков. Возле  открытого  огня  сушилась
мокрая одежда, все пропитано  запахами  пота,  немытых  тел,  невыделанной
кожи. Сам воздух показался неврам сухим и горячим -- жаровни полыхали яро.
     Все четверо  примостились  на  свободном  краю  длинного  стола,  как
садятся настоящие мужчины в доме  и  собаки  в  конуре:  лицом  ко  входу.
Разговоры прервались, на чужаков косились подозрительно и недружелюбно. Ни
одной женщины, а мужчины как на подбор: ни молодые, ни старые --  крепкие,
продубленные, в  блестящих  плащах,  из-под  которых  высовываются  грубые
рукояти ножей. Все бородатые, лохматые и нечесаные.  Но  и  здесь  как  из
одного стручка: русоволосые,  слегка  кудрявые,  со  светлыми  коричневыми
глазами.
     Таргитай горбился, старался выглядеть  как  можно  незаметнее.  Мрак,
напротив, расправил плечи,  посмотрел  гордо,  чем  вызвал  глухой  ропот.
Кто-то сплюнул в их сторону, другой сделал оскорбительный жест.
     Медленно приблизился, блистая кожаным засаленным передником,  грузный
мужик. Поперек себя шире, краснорожий, с крупными каплями пота,  что,  как
на горячей сковороде, шипели и уходили паром.
     -- Жрать будете? -- спросил он, глядя поверх голов.
     Голодный Таргитай едва не завопил, что если тут  не  есть,  то  пусть
станцует что-нибудь гиперборейское. Мрак же попросту  грохнул  кулаком  по
столу:
     -- Мяса и каши для четырех голодных мужчин!
     Глаза хозяина корчмы на миг остановились на Лиске. Ее  крутая  грудь,
нещадно прижатая широким ремнем перевязи, могла бы  с  натяжкой  сойти  за
могучие мускулы, если бы другая не торчала вызывающе.
     -- А для поляницы?
     -- Тоже!
     Хозяин удалился, Мрак буркнул:
     -- Девки-воины здесь не диковина, видать.
     -- Поляницы, -- повторил Таргитай, вслушиваясь в новое слово. -- Поля
-- это распаханная полянами Степь, да? Может быть, поляне погибли не все?
     -- Что Степь, что Поля, -- буркнул Мрак. -- Только Лес -- добро,  все
остальное -- погань. И люди там ненастоящие.
     Он искоса всматривался в люд,  оценивал  по  торчащим  из-под  плащей
ножнам. Ножи -- широкие и прямые, а  мечи  --  тяжелые,  тоже  широкие,  с
длинными прямыми лезвиями. Таких мечей невры еще не встречали.  Даже  Меч,
который Таргитай носит за спиной, легче  и  уже.  В  остальном  посетители
корчмы почти не отличаются от самих невров: крепко сбитые, кряжистые, но с
белыми лицами,  словно  никогда  не  видавшими  солнца.  От  съеденного  и
выпитого порозовели, даже  раскраснелись,  но  все  равно  от  прожаренных
солнцем невров и Лиски отличались, будто их  не  выпускали  из  подземного
мира, где светит черное солнце мертвых.
     За соседним столом двое мужиков мерно  бросали  кости.  Мрак  услышал
обрывок разговора:
     -- Э... я выиграл! Выпала пятерка и шестерка!
     -- Дурень, выиграл я. Мне выпало две  тройки,  но  зато  мой  меч  на
ладонь длиннее.
     Мрак криво улыбнулся, на душе отлегло. Род  особо  не  ломал  голову,
каким народом заселить белый  свет.  Везде  дерутся,  жульничают,  ловчат,
карабкаются,  стоят  друг  за  дружку,  чужих  бьют...  ежели  не  успеешь
сдружиться или не дашь сдачи.
     Хозяин принес что-то вроде деревянного таза. Из темно-коричневой каши
торчали ломти пережаренного мяса. Посмотрел на Мрака, тот кривился, ушел и
вернулся с гусем размером с индюка -- крупным, жилистым, худым, как  узник
киммерийского кагана.
     Мрак оторвал ножку, впился зубами, хмыкнул:
     -- Хозяин, я умею определять возраст гуся по зубам!
     Хозяин вытаращил глаза:
     -- Какие у гуся зубы?
     -- Я говорю о своих  зубах.  Этот  гусь  был  немолодым,  когда  боги
творили этот мир. Возможно, Род сотворил его первым!
     Хозяин подумал, почесал в затылке.
     -- За такого гуся возьму дороже...
     Мрак покрутил головой, чудной здесь народ, прервал:
     -- И еще ломоть мяса! Побольше.
     -- Понравилось? -- спросил хозяин.
     Он с недоверием оглянулся на  столы,  на  кухню,  затем  с  сомнением
посмотрел на пришельцев.
     -- Хочу положить под ножку стола, --  объяснил  Мрак.  --  Хромой  от
старости. Слушай, что за воробья принес -- кожа да кости!
     Хозяин подумал, замедленно почесал в затылке, признался тягуче:
     -- Перья моя жена забрала на подушку.
     Разноголосый шум и гам возобновился. К чужакам присмотрелись, забыли.
В сухом горячем воздухе даже Лиска перестала  трястись  и  цокать  зубами.
Таргитай разомлел, крепкие зубы без устали перемалывали жилы и  кости.  На
голодное брюхо  пошли  бы,  казалось,  даже  перья,  но,  как  выяснилось,
домовитая хозяйка их уже прибрала. Олег больше  налегал  на  зелень.  Пару
листочков обнюхал и спрятал в мешочек.
     Хозяин появился, когда допивали кислый квас, буркнул:
     -- С вас гривна.
     Мрак удивился, развел руками:
     -- Ты продаешь нам всю  корчму?..  Нет,  нам  надо  ехать.  Вот  тебе
полтина, это втрое больше, чем стоит обед, но мы нынче добрые.
     Таргитай ахнул, обиженно захлопал глазами:
     -- Гривну?.. За одного гуся?
     -- И хлеб, -- буркнул хозяин. -- Гусь -- за полкуны, а хлеб -- за три
четверти гривны.
     Таргитай не понял:
     -- А пошто хлеб такой дорогой?
     -- Мука подорожала, -- нехотя объяснил хозяин.
     -- Так то мука. А я спрашиваю, пошто хлеб дорогой?
     Олег молчал, ему было ясно по лицам присутствующих.  Рознь  и  резня,
поля горят, отряды разбойников не  знают  отпора,  земледельцам  вырастить
хлеб труднее, чем охотнику забить стаю гусей. Чудно,  что  вообще  удается
вырастить хлеб. Много сил дано человеку, дабы вынес все тяжкие  испытания,
какие не снесут ни травы, ни звери, ни даже боги.
     Хозяин набычился, лицо начало медленно багроветь. Пальцы поползли  по
жирному боку, где за поясом торчал большой мясницкий нож.
     -- Этого мало...
     -- Зато от чистого сердца, -- заверил Мрак. --  Кроме  того,  позволь
тебя обнять, дорогой друг!
     Хозяин раскрыл рот, спросил туго:
     -- Все-таки... понравилось?
     -- Нет, на прощание. Просто ноги моей здесь больше не будет.
     Мощные  руки   Мрака   облапили   остолбеневшего   корчмаря,   громко
захрустело. Мрак осторожно опустил толстяка на  лавку,  тот  из  багрового
стал синим, затем начал медленно бледнеть.
     -- Пошли, ребята.
     Трое уныло поплелись к дверям. На крыльце пронизывающий ветер  бросил
в лицо мелкие капли дождя, сразу выстудил. Таргитай задержался на  верхней
ступеньке, сказал жалобно:
     -- Мрак, здесь есть где ночевать!
     -- Надо, -- ответил Мрак хладнокровно. -- Мы  узнали,  что  за  народ
здесь, в Гиперборее. Ежели это Гиперборея. Люд такой  же,  как  и  мы.  Не
степняки, не киммеры, не пустяки... не пустынники...
     Олег уже сбежал вниз, отвязывал верблюда.
     -- Пустынник -- это лечебная трава!
     -- Люди -- тоже трава, -- огрызнулся Мрак. -- Только не лечебная.
     -- То-то боги ее выпалывают!
     Лиска  похлопала  своего  коня  по  блестящему  крупу,   заметила   с
одобрением:
     -- Народ здесь неплохой. Нас кормили паршиво, зато коня -- хорошо.
     Мрак смолчал, но в  глазах  промелькнуло  одобрение.  Верблюдам  тоже
бросили сена. Те еще жевали, когда невры уже были в седлах.  Двое  мужиков
вышли на крыльцо, оба пошатывались, на странных горбатых зверей смотрели с
интересом, но без страха.

      * ЧАСТЬ ВТОРАЯ *

     Глава 1

     Выехали в мелкий нескончаемый дождик, похожий на плотный серый туман.
Дорога потянулась шире, в нее влились еще две. Верблюды  пошли  по  два  в
ряд. Мрак часто привставал, вглядывался. Изгои и Лиска начали замечать  за
поредевшей мглой из дождя деревья, разрыхленные лоскутья земли.
     Когда показались далекие дома, Мрак сказал неохотой:
     -- Придется заночевать... Солнце идет к закату.
     -- Где солнце? -- удивился Таргитай так громко, что верблюд  под  ним
шарахнулся. -- Здесь его не бывает вовсе!
     Сквозь туман проступили  стены  домиков.  Крыши  были  из  золотистой
соломы. Дома походили на раскоряченные грибы. Окна кое-где уже укрылись за
расписными ставнями из толстых досок, словно жители ждали нападения ночных
чудовищ.
     Когда подъехали к крайнему,  Мрак  оценивающе  оглядел  металлические
слеги, замки и петли. Если такими перекрывают ставни,  то  и  здесь  живут
неспокойно. Род, создавая людей, много не умничал, лепил одинаковыми,  как
следы своих сапог.
     Олег все еще пошевеливал губами, учился  твердить  заклинания.  Лиска
отважно вклинилась между волхвом и  двумя  страшными  неврами  --  угрюмым
оборотнем и глуповатым дудошником. Мрак невесело  скалил  зубы,  подмигнул
Таргитаю. Мол, девка потеряла голову, берется охранять Олега от них,  дабы
не мешали практиковаться в ведовстве.
     -- Будь осторожнее, -- предостерег он волхва через  голову  маленькой
воительницы. -- Ежели расчахнешь землю под селом, где  теплые  печи,  еда,
молоко... то где ночевать будем?
     Губы Олега пошли  медленнее,  словно  на  морозе  пытался  выговорить
трудное слово. Лиска  бросала  на  Мрака  злые  взгляды.  У  нее  был  вид
разъяренной кошки, закрывающей задом котят.
     Домики выстроились по обе стороны  дороги.  По  ту  сторону  зеленели
огороды, на плетнях мокли повешенные для сушки горшки,  глечики,  кувшины,
даже расписные рушники, полотенца и скатерти.  В  огородах  бродили  гуси,
куры. Стадо коз паслось по ту сторону огороженных грядок.
     Загораживая дорогу, стояло пятеро. Дюжие мужики с  длинными  копьями,
на поясах -- тяжелые мечи с  широкими  лезвиями.  Мрак  сразу  зыркнул  по
сторонам, узрел за бревенчатым забором шапки из  лисьего  меха.  Такой  же
забор тянулся  и  с  другой  стороны.  В  пришельцев  целились  из  луков.
Трехгранные наконечники мокро и нехорошо блестели.
     -- Мир вам,  --  громко  сказал  Олег.  Он  пустил  верблюда  вперед,
оттеснил изумленного Мрака. -- В вашем селе у  нас  дел  нет.  Нам  только
перебыть ночь. Мы заплатим за корм для себя и наших... коней.
     Их рассматривали угрюмо, придирчиво. От забора несло запахом жареного
лука и кислого пива. Кто-то за бревнами рыгнул, другой шумно чесался.
     Передний мужик заговорил медленным и густым голосом, словно  сидел  в
дупле:
     -- Боги велят помогать странникам. Вы ночуете  у  Кармалюка.  Во-о-он
хатка на отшибе! Но не вздумайте выходить ночью.
     -- Опасно? -- спросил Олег тревожно. -- Лесные звери заходят?
     Мужик похлопал широкой, как весло, ладонью по рукояти меча.
     -- Мы опаснее.
     Он  отступил  с  дороги,  шапки  над  забором  исчезли.  Двое  парней
метнулись от дождя на крыльцо, их работа кончилась. Мрак привстал в седле.
За крепким забором лучники уже снимали  тетивы.  Растянутся  на  дожде  --
выбрасывай сразу.
     -- Нам не до ваших женок, --  сказал  он  успокаивающе.  --  Борща  б
горячего... Мы ищем теплую печь, а не трудностей.
     Солома  на  крыше  кармалюковой  хатки  подгнила,  потемнела.   Стены
покосились, но массивные ставни белели свежестругаными досками, а  могучий
забор говорил о том, что хозяин  больше  думал  о  защите  жилища,  чем  о
лепостях. Мрак, возвышаясь в седле над острыми  кольями  забора,  постучал
носком сапога в ворота:
     -- Хозяин!.. Эй!.. Есть кто живой?
     За сараем,  больше  похожим  на  собачью  будку,  разве  что  малость
крупнее, послышались неторопливые шаги. Сперва показалось острие рогатины,
затем выдвинулся хозяин -- медведистый и лохматый, всклокоченные волосы  в
соломе, репьях  и  курином  помете.  Неопрятная  борода  веником,  грязная
рубашка на груди разодрана, под черными волосами  проглядывает  извилистый
шрам. Мрак нахмурился, пощупал рукоять секиры.
     -- Хто такие? -- спросил человек недружелюбно.
     -- Постояльцы, -- ответил Олег  быстро.  --  Твоя  очередь  принимать
нищих и бродяг? Мы они самые. Только на одну ночь, утром  уедем.  Заплатим
за еду и постель. Можем спать на сеновале.
     -- Ежели есть сеновал, -- добавил Мрак. -- Нет, то можем и на печи.
     Кармалюк оглядел  не  столько  их,  сколько  странных  зверей,  тяжко
вздохнул:
     -- Ездиют, ездиют... чаво дома не сидится? Идите в хату.
     Когда вдвинулись через узкие темные сени, Мрак крякнул  и  почесал  в
затылке. Ни удавиться, ни зарезаться. Прямо еще  один  маг  вроде  Гольша.
Грубо сколоченный стол, две лавки да печь на полкомнаты с  грудой  тряпья.
Воздух спертый, но сухой. Низенькая дверь ведет  в  кладовку,  неужто  там
что-то есть?  Посреди  дощатого  пола  поблескивает  вдавленное  в  дерево
массивное  кольцо:  лаз  в  подпол.  Кармалюк  живет  как  перед   налетом
киммерийцев: в подполе наверняка пусто, но можно  прятаться.  Дом  спалят,
обломками да пеплом засыплет крышку. Переждет беду, вылезет.
     Кармалюк долго не  появлялся,  устраивал  верблюдов  и  коня.  Пришел
облепленный соломой. С него текло, будто вылез из колодца.
     -- Сейчас принесут, -- сообщил он, отдуваясь.  --  Откеля,  говорите,
будете?
     -- Мы еще не говорим, -- буркнул Мрак. -- Что за расспросы  мокрых  и
голодных?
     Оставляя  мокрые  следы,  прошел  к  столу.  Таргитай  сел,  потрогал
оборотня за плечо. Мрак не двигался, спал, положив голову на стол. Олег  и
Лиска осторожно сели по ту  сторону.  От  мокрой  одежды  шел  пар.  Лиска
вздрагивала, дула на озябшие ладони.
     За окном по грязи зашлепали босые  ноги.  В  сенях  долго  скреблось,
словно терли старые шкуры, две молодые женщины  внесли  еду.  Под  хищными
глазами Лиски  их  смешливые  лица  стали  испуганными.  Быстро  расставив
кувшины с молоком, сыр и творог в широких листьях лопуха, а  перед  Мраком
-- как чувствовали! --  крупный  ломоть  холодного  мяса,  поспешно  ушли,
подгоняемые злым взглядом огненно-рыжей женщины с кинжалом на поясе.
     Таргитай вздохнул:
     -- Жаль, от них много можно бы узнать.
     Мрак брезгливо поморщился:
     -- Опомнись, Тарх. Что ты еще не знаешь  о  бабах?  Боги  столько  не
ведают.
     -- Да  не  о  бабах,  --  начал  горячо  оправдываться  Таргитай.  Он
покраснел, а глаза забегали. -- О селе... о дальней дороге...
     -- Ты с ними дальше сеновала не ходил, -- уличил  Мрак.  --  Ложитесь
спать. Ишь, распустил хвост, как заморский  петух,  сиречь  павлин,  ежели
Гольш не соврал.
     Таргитай от усталости едва жевал, что удивило  и  встревожило  Мрака.
Таргитай даже у Ящера первым делом попросит поесть, с  петлей  на  шее  не
откажется от пряника. Амазонка дважды отлучалась проверить,  как  устроили
ее коня и верблюдов: в мокром селе вряд ли сумеют их даже поместить, сараи
низковаты для горбачей. Мрака тревожили ее отлучки, но возразить  не  мог.
Мельком видел местных коней, поразился: не кони -- горы! Скалы  возить  --
не заморятся. Ноги как столбы, шею обеими руками не обхватишь.  Вскачь  не
пойдут, зато сквозь любой сарай как сквозь паутину --  не  заметят,  через
лес проломятся, будто через хилые кусты!
     В полночь Мрак встал,  неслышно  выскользнул  за  порог.  Он  доверял
тревожному чутью, а ночью он по-прежнему чувствовал себя волком, хоть и  в
людской  личине.  Ему  нравилось   ощущение   освобожденности,   легкости,
бездумности. Олег был прав, хотя вряд ли даже сам  догадывался,  насколько
глубоко прав, когда время от времени объясняет  Лиске  сущность  звериного
счастья. Зверь счастлив всегда. Чтобы оценить, надо  побыть  хотя  бы  час
человеком. Многие навеки оставались  волками  в  его  родной  деревне,  не
находили  сил  вернуться  в  страшный  человеческий  мир.  Волхвы  всерьез
поговаривали, чтобы запретить перевертничество, а то и вовсе лишить  людей
свойства перекидываться в зверей...
     Он скрипнул зубами. Все равно что кастрировать  мужчин.  Человек,  не
умеющий перекидываться волком, -- уже полчеловека. Пусть даже не  знает  о
своем уродстве, как, похоже,  не  знают  киммерийцы,  люди  Пустыни...  Их
волхвы, видимо, уже выхолостили свои народы, дабы уберечь, как считают.  А
завтра, похоже, отнимут и топоры, чтобы ноги не  поранили...  Дров  можно,
мол, и зубами нагрызть, бобры ж грызут?
     На крыльце Мрак постоял, всматриваясь в залитый мертвым  светом  луны
двор. Глаза волка быстрее привыкают к ночи, уже видно серебристые  кончики
травы, но когда разглядишь и застывших в  ночном  холоде  божьих  коровок,
тогда считай, обвыкся.
     За  спиной  шуршало,  послышался  дробный  топот,   словно   пробежал
маленький конь. Донеслось чавканье: домовой шумно хлебает молоко, суетливо
двигает глиняную миску.
     Мрак осторожно спустился с крыльца. Небо за ночь очистилось,  кое-где
еще плывут тучки, затмевают звезды. Луна -- солнце мертвецов и  вурдалаков
-- подсвечивает  края  туч  злым,  неживым  светом.  Пронеслась  хвостатая
звезда, чья-то жизнь оборвалась, а  следом  кинулось  подхватить  на  лету
нечто крупное с развевающимися волосами.  Мрак  успел  разглядеть  женскую
фигуру -- нагую, блестящую, смазанную жиром. Распущенные волосы  трепались
на ветру, что-то показалось знакомым, но в ночи все кошки серы,  только  и
понял, что женщина мала ростом,  не  больше  трех  пудов  весом,  вряд  ли
хрупкая метла с такой легкостью потащит