чно.
     Ворон посмотрел одним глазом, повернул голову, взглянул  на  Таргитая
другим. Огромный твердый клюв  сухо  щелкнул.  Таргитай  не  понял,  хотел
переспросить, но внезапно сзади затрещало, кто-то засопел мощно,  свирепо.
Он обернулся, замер с салом в зубах.
     За деревьями дрались две огромные еловые шишки.  Ростом  с  людей,  с
головы до ног в крупных чешуйках, они  катались,  сцепившись,  как  пауки,
молотили сухими узловатыми руками, похожими на суковатые  палки.  Слышался
треск, щелканье. Когда с разбега натыкались на деревья,  на  землю  падала
серая чешуя. Один из драчунов был помоложе, в зеленых пластинках, ровных и
блестящих, другой в серых, выщербленных, но  дрался  яростно,  напрыгивал,
теснил супротивника.
     Таргитай откинулся к валежине и  вытянул  ноги.  Лешие!..  В  деревне
знали -- шкуру не снимешь, мяса нет, а из жил даже тетиву не  сделаешь  --
рвется. Ни вреда от них, ни пользы.
     Вдруг с другой стороны затрещали кусты. Что-то огромное неслось через
Лес, ломая и круша все на пути, ровно осатаневший буй тур или  разъяренный
бер... Таргитай опасливо подгреб мешок поближе.
     На поляну вывалился, прорвав колючие кусты, Олег. Выпученные,  как  у
совы, глаза дико  блуждали,  по  щеке  текла  кровь.  Волосы  и  бороденка
всклокочены. Он хватанул ртом воздух, сказал, задыхаясь:
     -- Ты... еще... здесь...
     -- Обедаю,-- ответил Таргитай.
     Он  начал  грызть  сало,  опустив  голову,  не  показывая  виду,  что
обрадовался возвращению волхва. Грудь Олега часто вздымалась, дыхание  изо
рта вырывалось с хрипами и всхлипами:
     -- Я шел... бежал... вдруг напоролся... на чешуйчатых!
     -- Леших, что ли? -- спросил Таргитай буднично.--  У  тебя  кровь  на
морде. Чего лез? Двое в драку, а третий в... другое место.
     -- Это я о кусты... Тарх, это страшно!
     Таргитай жевал сало, сидя  в  той  же  позе,  прислонившись  к  сырой
валежине, широко раскинув ноги.
     -- А чем страшно? -- спросил он лениво.
     -- Лешие, понял?
     -- Такие, да? -- спросил Таргитай.  Он  ткнул  ломтем  сала  за  свою
спину, потом сунул тем же концом в рот, откусил, чавкал, прикрыв глаза.
     Олег ошалело посмотрел в ту  сторону,  подпрыгнул.  Таргитай  чавкал,
жмурился, свободной рукой чесал вспотевшую грудь. Олег  бросил  панический
взгляд по сторонам:
     -- Светлые боги!.. Мы в их землях!
     -- Разве у тебя с ними свары?
     -- Нет, но... Брось жевать! Ты начал, когда я был здесь! И все жрешь,
как кабан. Нет, я с ними не ссорился, но я все равно боюсь до  поросячьего
визга.
     -- Почему?
     -- Не знаю,-- ответил Олег натянутым, как тетива,  голосом.--  Просто
боюсь!
     Он был белым с той желтизной,  какая  бывает  у  дерева  с  содранной
корой. Крупные капли  пота  катились  по  лбу,  но  кровь  подсохла,  Олег
запоздало  тер  ее  пучком  травы.  Один  лешак  вырвался,  другой  в  два
раскоряченных прыжка догнал, повалил. Опять  мерно  катались  взад-вперед,
вереща сухими голосами, сдирая чешуйки.
     -- Есть хочешь? -- предложил Таргитай.
     -- Нет,-- быстро и с отвращением ответил Олег.--  Тарх,  какой  ты...
Дурак, как все, только намного ленивее. Тебе что лешие,  что  звезды,  что
желтая глина, из которой не вылепишь горшок! А я волхв,  понимаешь?  Жажду
знать, почему вода мокрая, почему зимой обращается в  камень,  почему  Род
разделил человека  на  мужчину  и  женщину...  Люди  бесстрашны  по  своей
тупости. Они просто не ценят жизнь! А я знаю ей цену.  Потому  боюсь,  что
могут убить...
     -- Все-таки поешь,-- посоветовал Таргитай.--  Худой,  как  жаба,  что
ночь пролежала на муравейнике!
     Олег в безнадежности махнул  рукой.  В  молчании  развязал  мешок,  в
молчании ел, уткнув глаза и дергаясь при каждом шорохе. За деревьями  сухо
стучало, трещали кусты.
     -- Вдруг дерутся сутками? -- предположил Таргитай  лениво.--  Или  по
неделе? Из-за них не евши?.. Я поесть и поспать нигде не откажусь!
     -- Какой ты...
     -- А чего бояться? -- пробормотал Таргитай равнодушно.-- Они  же  для
нас... как вон те ветки. Никакие.
     -- Это ты -- как ветка,-- пробормотал Олег.-- А лешие  --  древнейшее
племя. Боги создали их раньше нас. Только они чем-то прогневили богов.  Не
выполнили какого-то важного предначертания. Сбились с пути, что ли?
     -- Если сбились с пути, разве виноваты?
     -- Дорогу выбираем сами! А среди  богов  сами  ищем  того,  кому  нас
вести.
     Таргитай приподнялся, всматриваясь, но лешие исчезли. За кустами  еще
слышался удаляющийся треск, стук, щелканье.
     -- Сколько им лет?
     -- Живут дольше, чем самые старые деревья. Они другие, Тарх! Это меня
пугает. Мы живем общиной, они -- каждый по себе. Они на другой день уже не
помнят, что  было  вчера,  а  мы  храним  память  не  только  свою,  но  и
дедов-прадедов, пересказываем, вычерчиваем на бересте черты и резы, учимся
не только на своей дури, но  и  на  чужой.  Поэтому  мы  хоть  на  маковое
зернышко умнее пращуров, что  бы  нам  ни  вещали  захмелевшие  старики  о
великом уме предков! А эти древние всегда такие, как и тысячи лет назад...
     Таргитай долго  смотрел  вслед  лешим.  Наконец  его  глаза  отыскали
молодого волхва:
     -- Эх, мне бы понять, почему отвернулись боги.
     Олег перестал жевать. По его лицу читалось, что скорее  валежина,  на
которой сидит Таргитай, поймет что-то умное, чем самый ленивый из Народа.
     Таргитай закончил едва слышно:
     -- А потом придумать, что делать, чтобы боги не отвернулись и от нас.
     Челюсти Олега двигались все медленнее, будто  жевал  смолу.  Таргитай
лежал бездумно, вольно разметав руки. Чащи не боялся, но лучше  идти,  чем
бежать, лучше стоять, чем идти, лучше сидеть, чем стоять,  а  лучше  всего
лежать, закрыв глаза, а душа тем временем  странствует,  дерется,  двигает
горами, ловит беров, спасает берегинь, придумывает ответы на самые трудные
вопросы...
     Над головой хрипло орали невидимые  за  листьями  птицы.  Олег  часто
вздрагивал, ронял ломоть, а потом долго и  подозрительно  осматривал  его,
тяжело вздыхал, очищая от крохотных соринок. Таргитай поерзал, устраиваясь
поудобнее, вытащил из-за пазухи сопилку. Когда стучали в окно,  он  цапнул
ее, спрятал. Докучала, когда перли через Лес, но берег как зеницу  ока  --
последняя! Другие побили дед и мать, охотники, Боромир...
     Олег вскочил в страхе: Таргитай дудит прямо над ухом.
     -- Перестань! Услышат звери, со всего Леса  соберутся.  С  косточками
сожрут.
     -- Но я так давно не играл...
     -- Я тебе не девка!
     -- Я ж не только им. Себе играю. Деревьям, речке, облакам...
     Олег едва не ронял пену от  великой  ярости,  и  Таргитай  с  великой
неохотой сунул дудочку за пазуху. Олег пугливо крутил  головой,  вытягивал
шею, и Таргитай заставил себя подняться,  вдел  руки  в  лямки  заплечного
мешка.
     -- Тогда пойдем, трус.
     Олег послушно поднялся, пошел след в след, едва не  тыкаясь  в  спину
Таргитая.
     -- Надо идти, Таргитай. Все время.

     За Серолесьем потянулись деревья Темного  Леса.  Гнили  и  мертвечины
прибавилось, воздух из сырого и затхлого стал мокрым, тяжелым,  как  грех.
Деревья теснились враждебные,  подстерегающие,  а  засохшие  прикидывались
живыми. Ждали ветерка, чтобы обрушиться на  живое,  придавить,  переломать
кости. Таргитай  удивлялся,  когда  в  совершенном  безмолвии  отваливался
огромный сук, тяжело падал, бесшумно рассекал воздух... Никого ведь нет, в
кого мертвое дерево мечет сук? Боромир объяснял, что мертвое дышит  злобой
на все живое, швыряет сук даже на ползущего муравья... Поэтому  в  кострах
заповедано жечь только мертвые деревья.
     Шли как  в  жидком  киселе,  липком,  забивающем  дыхание.  От  земли
поднимались ядовитые испарения. Мох стал толще, взбирался  на  деревья,  а
подземные корни вспучивали его такими буграми, что изгои опасливо обходили
стороной.
     Потом мох начал прогибаться, наверх брызгала  желтая  болотная  вода.
Чавкало,  хлюпало.  Темно-зеленая  шкура  мха  часто   прорывалась,   ноги
проваливались в паутину толстых белесых корней. Корни тут же выползали  на
свет, мертвенно-бледные, как толстые слепые черви.
     Олег шептал заклятия, вскрикивал тонким бабьим голоском. Над  головой
хлопали огромные крылья, в ветвях  страшными  голосами  кричали  неведомые
птицы.
     -- Болото,-- прошептал сзади Олег.-- Обойдем?
     Таргитай сам уже раскрыл рот, собираясь предложить обойти по краю, но
с таким волхвом надо делать все вопреки, чтобы не сгинуть.
     -- Сдурел? Попадем в Черный Лес!
     -- Да, но Болото...
     -- Ты сам говорил, что надо идти через Болото!  Увидел  топь,  поджал
хвост меж задних лап?
     -- Страшно,-- признался Олег.-- Болото, упыри...  Это  самое  древнее
Болото.
     -- А что такое Болото? -- сказал  Таргитай,  стараясь  держать  голос
бодрым, хотя сердце ушло в грязные пятки.-- Всего лишь постаревшее  озеро.
Старость уважать надо!
     -- А упыри?
     -- Ну... а вдруг это постаревшие лягушки?
     Теплая грязь, что постепенно поднялась до  колен,  перешла  в  жидкую
холодную жижу. Сзади часто хлюпало: волхв спешил, не отставал.
     Внезапно хмурые, покрытые мхом, деревья расступились. Из темной,  как
ночь, воды торчали осклизлые  ветви  кустов,  но  дальше  тянулась  ровная
гладь.  Широкие  листья  кувшинок  --   мясистые,   ноздреватые,   застыли
неподвижно, как приклеенные. На зеленых с красными краями листах  кувшинок
сидели огромные, как валуны, лягушки.
     -- Пойдем? -- сказал Таргитай. Он не двигался, волхв откажется, можно
будет отступить, но тот вздохнул обреченно, и  Таргитай,  выломав  длинную
палку, попер в темную гадкую воду.
     Кое-где торчали островки мха, но дальше лежали толстые зеленые листья
кувшинок. Лягушки застыли, неподвижные и  громадные,  как  совы.  Таргитай
пер, взбаламучивая воду,  на  листе  впереди  сидела  лягушка  --  рыхлая,
поросшая мхом, усыпанная бородавками с орех  размером.  Она  привстала  на
всех четырех, уже громадная, как упырь, уставилась выпуклыми, как у ящера,
глазами.
     -- Тихо, тихо,-- сказал Таргитай  дрогнувшим  голосом.--  Обойду,  не
надо ссориться.
     Лягушка величаво  опустилась  белым,  как  у  утопленника,  пузом  на
мясистую зелень. Лист потревоженно заколыхался, по  воде  побежали  волны.
Изгои брели уже по колено, вода лилась через халявы.  Листья  покрыли  все
Болото, вода не прогревалась, со дна тянуло могильным холодом.
     Прямо из воды по  одиноким  стеблям  карабкались,  наползая  друг  на
друга, толстые  безглазые  черви.  Кто  выполз  раньше,  сох  на  воздухе.
Подсохшие черви лопались,  из  трещин  выкарабкивались  мокрые  полудохлые
стрекозы.
     -- Болото оборотней,--  сказал  Таргитай  с  завистью.--  Здесь  даже
червяки перекидываются стрекозами, а вот я...
     -- Заклятое место! -- вскрикнул Олег.-- Поскорее отсюда!
     -- Куда скорее,-- огрызнулся Таргитай.-- Или ты думал,  я  спать  тут
лягу?
     -- Ты не понимаешь...
     -- Конечно, я не волхв!
     -- Тарх, не злись. Если даже черви...  то  в  кого  могут  обернуться
лягушки?
     -- В упырей, ясно. Или во что-то хуже?
     -- Здесь все, как гнилью, пропитано чарами!
     -- Ладно-ладно. Отдохнем в подземном мире.
     -- В подземном мире мною хоть забор подпирай, сейчас бы уцелеть...
     Таргитай постоянно щупал дно палкой. Холод от ног поднялся к  сердцу,
за спиной слышен был дробный цокот: то ли стучали зубы волхва, то ли худые
кости.
     Далеко впереди из тьмы начала проступать кучка деревьев. За Таргитаем
блестящей цепочкой поднимались пузырьки воды  --  крался  водяной,  норовя
цапнуть за ноги. Олег пугался, шарахался, но проваливался  сразу  по  уши,
орал, захлебываясь, а когда Таргитай выдергивал на мель, долго  отплевывал
болотную воду и ряску.
     -- Что сигаешь,-- сказал наконец Таргитай раздраженно,-- ну наступишь
водяному на уши, так пусть не шкодит. Ты посмотри на свой след!
     Олег обернулся, вскрикнул. За  ним  со  дна  поднимались  серебристые
бульбы размером с кулак!
     -- Таргитай,-- взмолился он,-- пошибче бы!
     -- Быстрота нужна при ловле блох...
     Ноги до развилки погружались в воду и до колена -- в мягкое,  гадкое,
опасное. Иной раз шест уходил в воду, дважды кто-то вырывал из рук, вел  в
сторону.
     Островок приближался,  деревья  казались  непривычно  крупными  среди
ровного Болота, где и мохнатая кочка -- редкость.  Запах  гнили  усилился,
дно начало повышаться. Таргитай выбрел на берег, заваленный пучками гнилых
стеблей, расползающимися  в  студень  лилиями,  тонкими  плетями  болотной
травы, останками водяных гадюк, жаб, пиявок.  Сердито  жужжали  тучи  мух,
огромных, толстых, в гнилье копошились белесые и кроваво-красные черви.
     Таргитай торопливо доковылял до сухого места, упал на спину,  закинул
ноги, выливая воду из сапог, лишь  потом  разулся,  отодрал  присосавшихся
пиявок, уже  раздутых,  почерневших  от  крови.  Олег  торопливо  разделся
донага, разбросал одежду на кустах.
     -- Сопрут,-- бросил Таргитай невесело.
     -- Кто сопрет? -- не понял Олег.
     -- Упыри. Или жаба покрупнее.
     Олег скривился, бросил укоризненный взгляд. Грязь  покрывала  его  до
ушей, даже лицо было в  потеках  грязи  и  пота,  а  на  макушке  прилипли
тоненькие плети с ажурными листиками. Он едва  держался  на  ногах,  дышал
тяжело, в груди хрипело.
     -- Надолго не располагайся,-- предупредил Таргитай.
     -- Я не полезу обратно! -- вскрикнул Олег в страхе.
     -- Полезешь. Когда к тебе ночью в постель заберутся упыри.
     Деревья закрыли болотную воду, но запах гнили  держался,  воздух  был
сырой, липкий.  Самые  высокие  и  толстые  стволы  находились  в  середке
островка.
     Олег убирал с себя грязь, а Таргитай, вздыхая, сгреб в кучу  высохшие
стебли кувшинок и сухие ветви -- их лежало много.
     -- Брось огниво!
     Олег торопливо развязал мешок, суетливо рылся, едва не влезал в мешок
с головой. Таргитай смутно удивлялся, что волхв,  который  старше  на  три
года, даже не спорит, повинуется.
     Таргитай кое-как высек искры, раздул, набросал сверху сухих  стеблей,
упал на землю и раскинул руки.
     -- Не пойму, как люди всю жизнь суетятся, таскают, копают,  охотятся,
приколачивают, вяжут, обтесывают, рубят, чистят, сушат...
     Голос внезапно оборвался. Олег в  испуге  наклонился  над  Таргитаем,
глаза волхва распахнулись во всю ширь. Рожа Таргитая была перекошена,  изо
рта потек устойчивый храп, а губы кривились в глупой улыбке.
     Олег  поспешно  вытряс  из  мешка  обереги:   деревянные,   каменные,
сплетенные  из  жабьих  жил,  вырезанные  из  косточек  кожаниц.  Таргитай
всхрапнул, заплямкал губами, перевернулся на бок, едва не угодив в костер.
     Олег пнул его носком сапога.
     -- Эй! Просишься в вирый, где светит черное солнце?
     Таргитай отодвинулся от огня и, не раскрывая глаз, вытащил  из  мешка
мясо. Олег с отвращением отвернулся. Большая сытость брюху вредит!
     -- Хвороста маловато,-- пробурчал Таргитай. Он с хрустом жевал сочные
стебли хвоща.-- Принеси, ты же волхв, лесной человек.
     -- А ты?
     -- Я? Мы с котом -- простые, попелюшные. Был бы теплым  очаг,  а  Лес
хоть бы вовсе сгинул.
     Олег привстал, оглядывая окрестности. Со  всех  сторон  несет  гнилой
водой, голоса лягушек доносятся тяжелые, бухающие, словно вбивают в мокрую
землю сваи.
     -- Я лучше послежу за костром,-- предложил он  услужливо.--  Все-таки
дело волхвов -- огонь. Да и обереги выставлю по старшинству...
     -- Кого страшат твои обереги? Разве что муху перепугать до  смерти...
нет, до полусмерти, если твоим оберегом треснуть по  башке.  Лучше  собери
ветки, пока светло.
     Он лежал на спине, медленно двигая крепкими  челюстями.  Глаза  стали
пустыми, в них отражались нависшие ветви. Олег с трудом поднялся,  морщась
от боли в мышцах. Таргитай по своей тупости не ценит жизнь, этот молодой и
здоровый парняга умрет при одной мысли, что надо поработать.
     -- Не давай погаснуть костру,-- сказал Олег, уходя.-- Кроме нас никто
ветку не подбросит.
     Таргитай дожевал, бережно вытащил свирель. Приложил к губам, набрал в
грудь воздуха, но вдруг за ближайшими деревьями  заверещало  так  страшно,
будто кого-то придавило  деревом.  Таргитай  выпустил  воздух,  задумался:
подниматься или погодить, а вскоре на  поляну,  пятясь,  вывалился  волхв.
Брякнулся, упал на спину, перебежал на четвереньках к костру.
     -- Что стряслось?  --  поинтересовался  Таргитай  голосом  умирающего
лебедя.-- Опять лягухи?
     Трясущийся палец Олега дергался, попадая  то  в  небо,  то  в  землю,
наконец волхв чуть не заплакал, кивнул в сторону ближайших  деревьев.  Там
булькало,  хлюпало,  вонь  накатывала  густыми  волнами.  Олег  присел  на
корточки, став похожим на крупного зайца, зажал ладонями уши и зажмурился.
     -- Что там? -- повторил Таргитай.-- Удирал от простых жаб, а попал  к
их деду?
     Олег закивал  так  истово,  что  стукнулся  лбом  о  землю.  Таргитай
замедленно перевернулся на брюхо. От костра идет тепло, сжигает гнилостный
запах. За деревьями же сырь, грязь, пахнет слизью. Но волхв так причитал и
трясся, что Таргитай пересилил себя, поднялся.
     Дальние края Болота исчезали в волнах желтого тумана. Между широкими,
плавающими  по  воде  листьями  вскипали  бурунчики,  лопались  бульбашки,
распространяя гадостный запах. Мелькнула  худая  желтая  рука  с  длинными
когтями, похожая на осклизлую ветку.  Судорожно  запрыгали,  погружаясь  в
воду, толстые листья и крупные белые цветы.
     По Болоту плыла грязная  желто-серая  голова,  облепленная  ряской  и
тиной. Застыла, неотличимая от болотной кочки, медленно  двинулась,  почти
не  тревожа  неподвижную  воду,  к   торчащему   выворотню.   Лягушки   не
шелохнулись, как  вмороженные  в  листы  кувшинок,  а  упырь  добрался  до
выворотня, полез -- толстобрюхий,  с  блестящей  скользкой  кожей.  Вислый
живот поднимался  и  шлепался  о  мокрое  дерево,  тонкие  кривые  ноги  с
перепонками подрагивали, он цеплялся за  корни  тонкими  паучьими  лапами.
Упырь казался огромным горбатым слизнем, лишь глаза  были  как  у  лягухи:
выпяченные, немигающие.
     По Болоту повсюду  выныривали  голые,  как  колено,  головы.  Уже  не
прячась,  потянулись  к  одинокому  выворотню.  Листья   кувшинок   начали
раскачиваться, лягушки шумно прыгали в воду. Один упырь, нащупав под водой
лежащий на дне ствол, вскарабкался,  пошел  к  выворотню,  высунувшись  до
пояса. Донный ил и грязь поднялись наверх, вода помутнела.
     Послышались крадущиеся шаги.  Таргитай  пригнулся,  пряча  голову  от
удара, а другой рукой выдернул секиру из ременной петли.
     -- Это я...-- сказал Олег торопливо.-- Они еще там?
     -- Заскучал по родне? А с виду такие разные...
     -- Тарх, что они там делают?
     -- Твою шкуру делят. И обереги.
     Олег выглянул из-за плеча Таргитая. Он дышал  шумно,  будто  пробежал
пару верст, его кудрявая бороденка щекотала Таргитаю шею.
     -- Вот тот,--  указал  Таргитай  пальцем,--  требует  делить  обереги
поровну, а вон тот кричит, что надо по-братски... А старшой  велел  отдать
тому, что сдерет шкуру с волхва.
     -- Я не волхв!
     -- Им скажи. Я знаю, что из тебя волхв, как из моего...
     Он не договорил, а Олег выспрашивать не стал. Вокруг выворотня головы
торчали плотно, для воды не осталось места.
     -- Откуда столько? -- прошептал Олег с мукой.-- Не ночь, а повылезли.
Правда, небо в тучах, но все-таки светло!
     -- Хвороста набрал? -- спросил Таргитай.
     -- Как я мог? -- прошептал Олег яростно.-- Ты дурак и лодырь,  потому
не зришь опасности. Упыри -- самое большое зло! Богов еще не было,  а  мир
уже был поделен между упырями и берегинями!
     Таргитай скривился от мощного запаха. Хоть секиру вешай...  Наверное,
потому и живут здесь берегини?
     -- Почему не набрал? -- спросил он.