что
скажи, будто сам в детстве был тихим, можно привязывать камень к  ногам  и
бросать в реку.
     Она проговорила нерешительно:
     -- Да, люди жалуются...
     -- На такого малого? -- удивился Мрак.
     -- Да им что, -- вздохнула она еще горестнее. --  Не  понимают,  дите
малое... Оно ж еще не понимает, что хорошо, а  что  делать  нельзя.  Да  и
вообще он...
     Она замялась, Мрак бухнул:
     -- Что?
     -- Немтырь он, -- вздохнула женщина. -- Не говорит,  хотя  уже  пятый
годок пошел...
     Судя по виду Мрака, он явно усомнился, что дите малое, если вон какие
булыжники летели с грохотом, сам видел, как малое  дите  швыряло  даже  за
забор, явно метило в чужих собак.
     -- Люди злые, -- согласился он, -- только своих детей хвалят.
     -- Это точно, -- согласилась она с живостью, -- чего только от них не
наслушаешься! И вежественные, и тихие, и старших чтут... А я  вижу,  какие
они вежественные, если вчера вон камнями нищего гнали от своего дома!
     Щеки порозовели, она  словно  распрямилась,  равнодушие  гостя  к  ее
ребенку совсем не испугало и не огорчило, а совсем наоборот, она  перевела
дух с облегчением, но Олег, в отличие от оборотня,  смотрел  с  интересом,
всматривался в непомерно большую голову, широкий рот, толстый живот. Когда
ребенок сморщил ему устрашающую гримасу, зубы показались чересчур длинными
и острыми, а клики размером с волчьи.
     -- Он тихий, -- сказала женщина и ему торопливо.  --  Это  он  так...
улыбается.
     -- Тихий, -- повторил Мрак с  неодобрением.  --  Что  за  мужчина  из
тихого ребенка? Я в детстве, помню, чуть деревню не спалил... А раз тихий,
то либо в баклушечники, а то и во  что-нибудь  еще  хуже...  в  волхвы,  к
примеру.
     -- Ну, он не всегда  тихий,  --  призналась  она  с  усилием,  --  он
застенчив... и, бывает, шалит... Но мы всем соседям сразу  платим  сколько
запросят, если он что у них испортит или сломает.
     Мрак кивнул:
     -- Дети -- есть дети. Мы на сеновале ляжем. Я заметил, там еще  сенца
осталось малость. А вон по улице  телега,  полная  сена,  катит  к  вашему
двору... Для вас?
     -- Нет, для козы,  --  пояснила  женщина.  --  Мы  сами,  знаете  ли,
хозяйством почти перестали заниматься. Ребенок не то, что  слишком  шалит,
но за ним нужен глаз да глаз, вот и запустили двор... Но как-то еще живем.
     Мрак посмотрел на широкую ляду, что прикрывала лаз в погреб, прикинул
его размеры, кивнул, жить так все же можно. Запасов там  явно  на  две-три
зимы, да и теперь, судя по столу, живут не совсем уж нищенски.
     -- Эй, малыш, -- позвал он повелительно, -- а ну-ка иди сюда.
     Мальчонка поглядел исподлобья. Злые  волчьи  глаза  блеснули  злобой.
Верхняя губа приподнялась, показывая острый клык.  Мрак  согнал  улыбку  с
лица, его губа справа приподнялась, показав клык в три раза длиннее, а  из
горла едва слышно донеслось низкое рычание.
     Женщина отшатнулась, а мальчишка застыл, глаза  уставились  в  темное
лицо странного человека. Мрак поманил пальцем, мальчонка послушно подошел.
     -- Ты  что  же  это,  мерзавец,  --  сказал  Мрак  внятно,  --  трубу
разломал?.. Твои отец и мать уже не маленькие, чтобы всякий раз  на  крышу
лазить!.. Сегодня же чтоб починил!.. Сам. И больше  не  ломай.  Тебе  что,
мало соседских труб? Да и те по ночам можно только, чтоб никто  не  видел.
Так даже интереснее... Но это я так, к слову. Ты мне  другое  скажи:  есть
дорога отсюда к Верховному Упырю?
     Мальчонка смотрел, вытаращив глаза. Это было  страшно,  когда  из-под
массивных надбровных дуг, похожих на медвежьи, глаза блестели  уже  не  из
глубоких щелей, а выпучились как у совы.
     Женщина снова сказала жалко, но в голосе был уже упрек:
     -- Я ж сказала, он не говорит. Немтырем уродился...
     Мрак в упор смотрел на мальчонку:
     -- Так ты и этого даже не знаешь?.. Да, в самом деле дурачок.
     Мальчишка смотрел с ненавистью, лицо страшно побагровело. Синие  губы
с трудом шевельнулись, слова вышли квакающие, почти нечеловеческие:
     -- Зачем... Великий Упырь... Никто не смеет...
     -- Да мы все смеем, -- отмахнулся Мрак. -- Тебе ж тоже  нельзя  трубу
ломать, и никто не смеет такое непотребство  чинить,  но  ты-то  полез  на
крышу?.. Вот и мы лезем. Так как, говоришь?.. Ты квакай, квакай.  Потом  и
вовсе расквакаешься по-человечьи. Привычка  нужна.  Вон  как  твоя  маманя
обрадовалась, сейчас заревет... Чего радуется, дура-баба? Завтра пожалеет,
да уже не замолчишь, не замолчишь...

     А Таргитай, чувствуя себя сытым, вышел  во  двор,  сел  на  крылечке.
Рядом бы коту греться на солнышке, но во дворе такое запустение, что любой
кот сбежит, коты -- звери домовитые, это собака за хозяином в  огонь  и  в
воду, а коту на хозяина плевать с высокого дерева, ему  хозяйство  важнее,
но какое хозяйство во дворе, где бурьян до пояса? И такой густой, плотный,
под его широкими стеблями непонятно что и завелось...  Забора  нет,  на  и
зачем, если во дворе ни козы, ни поросят, ни даже кур или гусей?
     К заборчику, что отделял их двор от соседского, подошел длинноволосый
мужик, пугливо  огляделся  по  сторонам,  украдкой  поманил  его  пальцем.
Заинтересованный Таргитай не  поленился  встать,  спрятал  дудочку.  Мужик
наблюдал за его приближением настороженно, вздыхал и переступал с ноги  на
ногу, словно еще не решил, сказать что-то важное, или бежать без оглядки.
     -- Ты того, -- сказал он негромко, почти  шепотом,  --  гость,  да?..
Недоброе место выбрали для ночлега.
     -- А что не так?
     -- Ребенок у них подменыш, -- прошептал мужик совсем тихо.
     Таргитай смотрел, ждал продолжения, но мужик уже умолк, полагая,  что
и так сказал много, даже лишнее, и Таргитай наконец спросил тупо:
     -- И что?
     -- Как что? -- удивился мужик. -- Ты что  же,  не  знаешь,  что  есть
подменыш?
     -- Не знаю, -- признался Таргитай. -- Это Олег у нас все  знает,  ему
так надо, он у нас волхв. А я дурак, мне можно не знать.  Я  и  так  живу,
незнаемый.
     -- Эх, -- сказал мужик с жалостью. Он оглядел Таргитая  с  головы  до
ног, задержал взор на его честном румяном лице с пухлыми девичьими губами,
глаза чистые, невинные. -- Да, ты совсем не для волхвов... Подменыш -- это
когда ребенка  еще  в  колыбельке  подменят...  понял?  Ну,  те  подменят,
понял?.. Лесные, горные, болотные, водяные... У нас  лес  рядом,  так  что
чаще всего те, лесные, своих уродов нам подбрасывают, а наших воруют!
     Таргитай спросил тупо:
     -- Зачем?
     -- Как зачем? -- изумился мужик. -- У них уроды, а наши дети  --  сам
понимаешь... Ихние так и растут  тупыми,  как  валенки,  разговаривать  не
умеют... а какой и пытается, все одно не выходит. А наши у них, понятно, и
работают, и племя их гадкое обихаживают. Так что держите уши  на  макушке.
Как бы порчу не навел! А еще лучше, удирали бы вовсе от такого соседства.
     -- Бедные, -- искренне пожалел Таргитай.
     -- Сами виноваты, -- заявил сосед  убежденно.  --  Либо  баба  спала,
отвернувшись  рылом  от  дитяти,  либо  красную  ленточку  на   ручку   не
повязала... На жатве, говорят, оставляла колыбель под стогом... Не  только
мавки или полевки, простой волк мог бы украсть ребенка! Да  и  колыбельку,
говорят, не окуривала травами, порог переступала  когда  правой,  а  когда
левой, не плевалась, когда по небу хвостатая звезда...
     Таргитай сказал жалостливо:
     -- Теперь уж ничего не поделаешь. Не убивать же...
     -- Зачем? -- удивился мужик.  --  Надо  заставить  их  забрать  этого
гаденыша! Это ж просто. Нужно просто-напросто высечь березовым  прутом  на
пороге хаты... но сперва тем же прутом хорошо выпороть жабу... чем  толще,
тем лучше. Да, и  прут  чтоб  толще,  и  жаба.  Если  не  найдут  порог  в
собственной хате, то можно еще сечь  на  меже,  на  перекрестке,  даже  на
развилке дорог, как вот  у  нас  прямо  за  околицей!..  Так  нет  же,  не
решаются!.. Конечно, пороть может не каждый, а либо  пастух,  либо  волхв,
либо мальчонка, рожденный во грехе, но у нас, говорят, почти каждый третий
во грехе, а если на самом деле, то безгрешного и отыскать  трудно...  Зато
те, не наши, сразу бы забрали своего, а человечонка вернули  бы!  Конечно,
возвращенный долго болеет, а то и помирает, но все же это свой, нашенский!
И похоронить можно  рядом  со  своими!!!..  А  теперь  живи  с  такими  по
соседству! Я бы убежал, да уже привык к этой реке, березам на околице... А
так бы и золото их гадкое не удержало бы.
     Таргитай вспомнил, что их запасы из вирия Мрак почти все отдал  Лиске
с Корой, в мешке золота скоро не останется, поинтересовался:
     -- А что, они вам золото дают?
     Мужик сказал уже неприязненно:
     -- А как же иначе? Ихний гаденыш то плетень наш  повалит,  то  курицу
задушит, то свиней выпустит... на волю, говорит. Вот и возмещают!
     Он уже отступал, явно терзаясь своей  откровенностью  с  дураком,  по
роже видно, а Таргитай крикнул вдогонку:
     -- А у них откуда берется? Наш старший говорит, что они на  работящих
не больно похожи...
     Мужик крикнул почти от крыльца:
     -- А их змееныш приносит!.. Навроде в благодарность, что не  удавили,
а все еще нянчатся.

     Глава 21

     Таргитай почесал голову, но ничего путного не приходило, но продолжал
драть ногтями голову, хоть и нет умных мыслей, но приятно, просто приятно,
и, почесывая сперва голову,  потом  спину,  затем  бока,  медленно  побрел
обратно.
     Дверь  неспешно  отворилась,  навстречу   вышел   Олег.   Прищурился,
внимательно рассматривал небо. Там в свете заходящего солнца грозно встали
исполинские фигуры трех ратников, все  в  остроконечных  шлемах,  толстые,
слегка размытые, но их  видно  было  так  четко,  что  Таргитай  осмелился
указать на них Олегу.
     Волхв всмотрелся, наморщил лоб:
     -- Да, ты прав, завтра с утра дождь... Но малый, скоро кончится.
     -- А эти, -- он указал пальцем, -- эти, которые с мечами?
     Олег скользнул равнодушным взором по тучам, перевел взгляд на  дорогу
впереди:
     -- А что с мечами?.. Как говорит Мрак, когда встретим, тогда и решим.
     -- Да нет, -- возразил Таргитай, -- я говорю о вон тех!
     Олег проследил за пальцем Таргитая, с недоумением перевел взор на его
раскрасневшееся лицо. Зеленые глаза волхва были внимательными, серьезными.
     -- О ком?
     -- Вон о тех! Разве не видишь?
     Олег снова долго и добросовестно  всматривался  в  облака.  Вздохнул,
пожал плечами:
     -- Нет.
     -- Ну вон же... Вон головы, шлем.. Один стал еще  крупнее...  Голова,
правда, съехала в сторону... зато  у  коня  выросли  рога...  ага,  еще  и
крылья...
     Олег покачал головой:
     -- Тарх, тебе мерещится. Наверное, от твоего собачьего  воя,  который
зовешь песнями. Там ничего нет. Одни облака.
     Таргитай попытался объяснить:
     -- Так я ж и говорю про облака!
     -- Ты говорил про воинов, -- нахмурился Олег.
     -- Да, но про облачных!.. Трое таких огромных, все в крови...
     Облака  неспешно  двигались,  подсвеченные  снизу  багровым  солнцем,
замирали в преддверии ночи, когда засыпает и таскающий их за собой  ветер.
Никаких огромных воинов, никаких хвостатых  звезд,  радуги,  круга  вокруг
солнца или сияния, что можно бы заметить и как-то объяснить...
     -- Свихнулся, -- сказал он с жалостью. -- Ладно, на ночь  дам  отвару
из полыни. Я сумел отвар сгустить так, что теперь это просто кашица...  Не
просто горькая, а кишки вывернет!.. Сразу любая дурь уйдет.

     Мрак переговорил с подменышем, малец в самом деле кое-что  сказал,  а
визжащая от счастья баба лезла со счастливыми слезами, слюнявила,  хватала
ребенка на руки и прижимала к груди, а то кидалась  целовать  руки  Мраку,
называя чудотворцем, волхвом-лекарем.
     Олег ревниво сопел, наконец лег на лавку под окном, отвернулся.  Мрак
вскоре услышал тихий сап. Волхв из Олега, конечно,  могучий,  но  пока  не
растерял умения засыпать как простой лесоруб.
     Правда, его лицо и во сне оставалось напряженным,  встревоженным.  Он
что-то шептал, дергался, Мрак на всякий случай подул в лицо, а  то  шепнет
во сне что-нибудь, либо дождь из жаб, либо болото  посреди  села...  Может
быть, какая-то  из  баб  и  довела  народ  до  белого  каления,  что  всех
замачивают в реке, люди зазря и щепку не передвинут, а  тут  таких  камней
натаскали...
     Таргитай вернулся чем-то озабоченный,  вертел  головой  по  сторонам,
даже спросил Мрака, не видел ли тот уродливого детеныша, Мрак  отмахнулся,
Таргитай улегся  с  видом  человека,  который  во  второй  раз  спас,  или
собирался спасти, если не все человечество, то хотя бы  друзей,  о  чем-то
предупредив, от чего-то предостерегши.
     Мрак не спал долго, а когда веки  отяжелели,  начали  смыкаться,  его
зоркие волчьи глаза увидели вроде бы какую-то неясную тень над лавкой, где
раскинулся Таргитай.
     Там стоял маленький босой старик с длинной  седой  бородой,  медленно
водил руками над лицом дударя. Таргитай  спал,  посапывал,  иногда  дергал
носом и двигал бровями, но лицо оставалось  спокойным,  зато  лоб  старика
покрылся крупными каплями пота, а руки уже дрожали.
     Паскуда, подумал Мрак мстительно, сейчас я тебя схвачу. Ишь,  вздумал
поганые сны насылать, тварь ночная. Шуточки тебе, а дударь утром не сможет
и свой мешок нести...
     Он услышал стон, остановился. Стонал не Тарх, а баечник. Мрак  хорошо
расслышал злость и отчаяние в голосе хозяина ночных снов.
     Так его, Тарх, подумал Мрак злорадно. Спи себе.  Твою  дурь  никакими
страшными снами не прошибить. Тебе везде и со всеми хорошо.  Этот  лопнет,
пока к тебе достучится. Он же не знает,  что  ты  по  своей  дури  никогда
ничего не боишься.

     Утром,  когда  встали,  печь  уже  гудела,  как   горн   в   кузнице.
Раскрасневшаяся хозяйка открывала и захлопывала широкие  заслонки,  воздух
был уже теплый, пропитанный запахами поджаренной гречневой  каши,  печеной
речной рыбы, а когда Мрак плеснул в лицо студеной воды из кадки, за спиной
загремело, застучало, в спину шибанул такой мощный запах печеной рыбы. что
он обернулся как ужаленный.
     Хозяйка, покраснев от напряжения, ставила на стол огромный  поднос  с
запеченными  в  сметане  карасями,  толстыми,  как  поросята,   каждый   в
коричневой корочке, Мрак ощутил во рту хруст, даже вкус нежнейшего мяса.
     На лавках зашебаршилось, Олег и Таргитай подхватились наперегонки,  в
глазах еще отголосок тревожных снов, но руки щупают невидимую рыбу.
     -- А?.. Что?.. Где?..
     -- Спите, спите, -- кровожадно посоветовал Мрак.
     Он сел за стол, даже не набросив на  плечи  волчовку.  Могучие  плечи
поблескивали матово и грозно в полумраке комнатки с единственным  окошком.
Со двора раздавались тупые удары железа  по  дереву.  Возле  забора  тощий
мужик старательно бил поленом с застрявшим в  нем  топором  о  колоду,  но
топор завяз крепко, а мужик  явно  не  их  тех,  кто,  крякнув,  молодецки
выдернет топор просто силой рук.
     -- Мужик твой? -- спросил он.
     -- Он, -- вздохнула  хозяйка.  --  Поддабривается.  Вчера  на  бровях
приполз... Уже ночью. Сейчас будет и дрова колоть,  и  посуду  мыть,  даже
бурьян начнет щипать, как соседская коза...
     -- До вечера? -- поинтересовался Мрак.
     -- До вечера, -- согласилась хозяйка.
     -- Это ничо,  --  утешил  Мрак,  --  главное,  чтобы  человек  был...
м-м-м-м... что за чудо, а не рыба!.. хороший.
     Таргитай и Олег, толкаясь локтями, устремились  за  стол.  Коричневая
горка была вся в трещинках, откуда выбивались острые,  как  ножи,  струйки
горячих запахов. Горка подрагивала, а когда Мрак хватал рыбину за рыбиной,
обнажилась еще более горячие, просто огненные, а одуряющие запахи  били  с
силой боевого молота.
     Когда с подноса так  же  быстро  исчезли  последние  караси,  хозяйка
открыла вторую заслонку,  и  по  комнате  растекся  густой  пряный  аромат
жареного гуся. Таргитай счастливо завизжал, даже Олег сдержанно улыбнулся,
но глаза оставались серьезными. Что-то не заметил во дворе гусей, а  чтобы
купить у соседей, надо иметь за что.
     После гуся на столе появился кувшин с холодным квасом, а когда и  тот
опустел, хозяйка сказала тихо, с печалью:
     -- Спасибо вам.
     -- За что? -- удивился Мрак.
     -- За тепло, за ласку. А больше всего, что сына  вылечили!  Заговорил
мой птенчичек...
     Олег поморщился, из Мрака лекарь, как из его... он даже в  мыслях  не
стал  подыскивать  сравнение,  а  сам  Мрак  отмахнулся   с   небрежностью
величайшего из лекарей:
     -- Да пустяки, ничего трудного. Это тебе спасибо. И твоему мужику.
     -- Нет, вам поклон, что не погнушались нашим ребенком.  Все  говорят,
что подменыш, чего только не плетут, какие только гадости...
     Мрак пробасил уверенно:
     -- Плюньте. Плюньте и разотрите.  Какой  же  он  подменыш,  когда  он
выкапаный в отца? Да и на тебя похож. Вон губы точно, не ошибешься.
     А Олег,  который  дотоле  на  ребенка  посматривал  с  брезгливостью,
добавил умудрено:
     -- А подменыш или не подменыш -- разве в этом дело? Он  ваш  ребенок,
вот и все. Мне он не нравится, верно. Но мне они все не нравятся. Я бы  их
всех передавил. Орут, носятся, что-то требуют, все ломают, пристают... Они
все такие! Только одни ломают втихую, а этот... сидя на крыше, у  всех  на
виду.
     Стукнула дверь, на пороге появился хозяин. Сгорбленный, рубаха как на
пугале, под глазом здоровенный кровоподтек. Впрочем,  можно  сослаться  на
щепку, ударила по морде, пока дрова колол, гостеприимство  являл.  Правда,
колол явно ночью, уже опухнуть успело.
     -- Доброго здоровья, -- поприветствовался он. -- Как почивалось?
     -- Спасибо, -- поблагодарил Мрак. -- Мы хорошо  отдохнули,  а  сейчас
дорога будет легка.
     Он поднялся, Олег вскочил с готовностью, только опузыревший  Таргитай
сопел и жалостливо осматривал стол, не столько потому, что хотел  есть,  а
когда ешь, то вроде при деле, не надо идти, бежать,  прыгать,  торопиться,
слышать злые окрики...
     Мрак с извиняющейся улыбкой кивнул на Таргитая:
     -- Это у нас бог.
     Он сказал спокойным, даже равнодушным голосом, и  хозяин  решил,  что
ослышался:
     -- Мох?
     -- Бог, -- поправил Мрак. -- Хотя если подумать...
     Хозяин смотрел на все глаза, все еще не верил. Таргитай с  задумчивым
видом ковырялся в носу, его палец так выпячивал крылья, что кожа белела  и
едва не прорывалась, палец ввинчивался с усилием, взрыхляя запасы, твердые
сверху, клейкие и тягучие под коркой, вытаскивал  с  торжеством,  долго  и
внимательно рассматривал с таким довольным видом,  словно  отыскал  залежи
целебной горной смолы, бережно вытирал палец и  снова  принимался  чистить
многочисленные пещеры.
     -- Это ваш бог?
     Мрак кивнул:
     -- Точно. Это наш бог. Эй,  Тарх,  почисть  котел,  уважь  хозяев  на
дорожку. Вон сколько копоти налипло.
     Таргитай поспешно вытер пальцы, торопливо ухватил котел. Голос  Мрака
не зря грозен. В самом деле надо хоть в чем-то хозяевам вежество показать,
ведь даже не заплатили за хлеб-соль, а также рыбу с гусем и ночлег.  А  на
котле копоти набралось с палец толщиной.
     Хозяйка тоже вытаращила глаза:
     -- Это бог?
     -- А что? -- удивился Мрак. -- Не боги горшки  обжигают.  Они,  вишь,
котлы чистят. У кого бог  кровавый,  жертв  требует,  а  наш  бог  смирнее
теленка. Им хоть полы мой.
     Мужик помялся, сказал нерешительно:
     -- А может это и хорошо, что у вас такой бог...
     Олег торопливо собирал свой походный мешок, Мрак  осмотрел  секиру  и
сунул в петлю на перевязи, Таргитай все  еще  чистил  котел,  оттирал,  но
прислушивался, ибо когда оба двинутся к выходу, то котел можно  бросить  и
недочищенным.
     Мужик, не отходя от порога, мялся, поглядывал  на  жену.  Она  пожала
плечами, отвернулась, оставляя  его  решать  какую-то  задачу  самому.  Он
боязливо посматривал на огромных невров, наконец решился, подошел ближ