, чем
у нас?
     Олег пожал плечами:
     --  Мир  везде  примерно  одинаков. Если  ты  нашел на счастье подкову,
значит,  кто-то другой  недавно отбросил  копыта. Только ты,  говорят, сумел
найти другой путь...
     В комнату  вошел высокий человек с резкими чертами лица,  быстроглазый,
но,  как и  у  Гелона, с наро-чито  замедленными движениями. Длинное одеяние
ниспадало до полу,  однако седая  голова оставалась  от-крытой,  Олег  узнал
Окоема,  так тот назвался при  пер-вой  встрече.  Окоем пробежал взглядом по
Скифу,  Оле-гу  затем  его  глаза  остановились  на  Олеге,  а  взгляд  стал
пронзительнее.
     Гелон повел в его сторону дланью.
     --  Окоем,  -- сказал  он. -- Верховный жрец.  Мой  друг  и  постоянный
советчик во всех  трудных делах. Окоем, присядь. Послушай, вдруг  что-то  да
скажешь.
     Окоем усмехнулся:
     --  Мы уже  знакомы. Я  взял  на себя смелость пооб-щаться  с обоими до
твоего  прибытия.  А сидеть здесь... гм...  Там уже  накрывают столы. Это же
герои, не зришь? Они без пира не могут.
     Гелон виновато засмеялся, развел руками:
     -- Да-да, ты прав!.. Это я не тцар, а так, одно название.  Забыл!.. Уже
накрывают, говоришь? Что ж, пока дойдем, как раз накроют... надеюсь.
     Гурьбой  вышли,  Скиф  посматривал  на   брата  со  снис-ходительной  и
брезгливой  жалостью.  Окоем завел бесе-ду  с  Олегом, а Скиф  наставительно
сказал брату:
     -- О пирах  забывать не след. В одном зале  с тобой сидят самые знатные
люди,  самые  именитые  полковод-цы,  самые  отважные витязи!  На  пирах  ты
раздаешь дары, приближаешь или удаляешь от себя людей. Это самое что ни есть
дело  тцара!.. А  ты -- мчишься в деревню  по-глядеть да дознаться,  от чего
пала корова! Ты роняешь величие венца!
     Гелон ответил кротко:
     -- Царский венец часто бывает только повязкой на глазах.
     -- Глупости! Простому народу нужно величие власти.
     --  Ни  один  человек, --  сказал Гелон  все  так же кротко -- желавший
достичь величия, не достигал его. Не знаешь, почему?
     Скиф в затруднении пожал плечами, а Олег сказал с усмешкой:
     --  Величие  походит  на  пожар,  оно  блещет  столько  же,  сколько  и
уничтожает.  Но  я в  скитаниях  заметил  одно: народ, отличающийся  веселым
нравом,-- лучший из на-родов.
     Гелон кивнул ему с благодарностью:
     -- Я тоже заметил, что просто веселый  взгляд  уже превращает кушанья в
пир! Потому я стараюсь, чтоб народ мог пировать по всей стране,  а не только
в моем доме.
     В  большом зале слуги суетились  как муравьи,  таская на столы кушанья,
расставляя кувшины. Хорошо одетые мужчины, весело переговариваясь, входили в
зал, расса-живались, приветствовали друг друга.
     -- Когда же ты успел? -- спросил Гелон верховного жреца.
     -- Это не я, -- ответил Окоем. -- Это Угарч. Он  ве-лел готовить сразу,
как только протрубили трубы...
     У Гелона место почти  не отличалось от остальных, разве что сам стол на
небольшом помосте, чтобы правитель мог озирать весь зал, да кресло с высокой
рез-ной спинкой, но Олег  не успел разглядеть дерущихся львов и грифонов, их
рассадили, сразу налили в золо-тые кубки вина.
     Гости  поднялись,  дружно  провозгласили  здравицу.  Гелон тоже  встал,
коротко  поклонился,  поблагодарил  степенно, отпил  самую  малость,  но,  к
удивлению  и  не-годованию  Скифа,  никто  не стал  орать  "Пей до дна!",  с
трезвостью Гелона считаются, хотя сами наверняка напиваются, как и положено,
по-свински.
     Олега  посадили рядом с Окоемом. Угарч молодец, сразу  понял, кто  есть
кто,  да и  Окоем, уже  видя  в  Олеге своего поля ягоду,  между  неспешными
глотками вина интересовался  как  будто невзначай,  кто сотворил белый свет,
для  чего,  зачем люди на свете, а зачем создали боги комаров, вслушивался в
ответы, загадочно улыбался, на-конец, рассмеялся вовсе.
     -- Не понимаю, -- произнес он, -- что общего между двумя такими разными
людьми?
     -- Они братья, -- ответил Олег. Окоем покачал головой:
     -- Да нет, я говорю о тебе и этом юном герое. Он и Гелон -- это же слон
и  лев! Гелон, как слон, спокойно и размеренно, не давая себе отдыха, строит
эту  новую державу.  Сам понимаешь.  Скиф совсем  не  такой...  В нем  кипит
львиная кровь, львиная ярость... А ты,  хоть и его спутник, больше  похож на
Гелона.
     -- Чем же?
     -- Тоже из породы строителей.
     Олег усмехнулся:
     -- Ты тоже. Гелон знает, кого подбирать в советники.
     -- Да, --  согласился Окоем самодовольно. -- Я не насоветую Гелону идти
войной на соседей. Или завес-ти тысячу жен и пять тысяч наложниц.
     -- Что для его возраста было бы естественным, -- за-метил Олег.
     --  Его ждет  женитьба, --  сообщил Окоем таинствен-но. -- Правда, пока
что сам Гелон об этом не знает.
     -- Вот как?
     -- Да. В Гелонии в одном знатном семействе есть одна непорочная девушка
редкой красоты... Звездами предначертано,  что  ей  суждено  дать  потомство
великих  тцаров, потрясателей Вселенной, знатных полководцев,  что раздвинут
пределы своих стран  от моря  и до моря...  Я трижды проверял все карты! Все
верно -- слова богов... даже не богов, а того, что движет даже богами, слова
судьбы звучат  для  врагов  обрекающе, а для нас обнадеживающе:  Дивия,  так
зовут  эту девушку, родит от Колоксаева  сына двух сыновей-героев, что дадут
начало  двум  великим  народам,  а  от  них  пойдут  вели-чайшие  правители,
полководцы, завоеватели...
     Олег внимательно следил за его лицом. Спросил вне-запно:
     -- Твою дочь зовут Дивией?
     Окоем вздрогнул, брови изумленно поползли вверх. Оторопело посмотрел на
Олега, засмеялся, но смех был принужденным.
     -- Ты... почему так решил?
     -- У тебя учащалось дыхание, -- объяснил Олег. -- Го-лос менялся, глаза
блестели... Да нет, я рад, что звезды предрекли такое великое будущее. Гелон
все-таки сын полубога и внук бога! В нем  должно  быть заложено мно-го сил и
талантов, чтобы дать разбег его потомкам.
     Окоем перевел дыхание. Глаза теперь изучали Олега еще внимательнее.
     --  Олег...  Тебя ведь Олегом  зовут?.. Да, я  слышал  о тебе.  Всякое,
разное... Ты очень умен и силен. Потому опасен, как никто другой.
     -- Почему?
     -- Ошибки людей  сильного  ума именно  тем и страш-ны,  что  становятся
мыслями великого множества других людей. Если за тобой пойдут, что тогда? Ты
понимаешь,  что можешь завести их  в болото? Ты сумеешь пройти, но за  тобой
все  утонут...  Может  быть,  тебе   надо  сперва  набраться  чужого  опыта?
Поучиться? Изучить знания древних?
     Олег ответил со злостью:
     --  Сколько  я уже успел  за  свою недолгую жизнь на-слушаться  про эти
знания древних! Тем более -- Тайные Знания Древних!  Окоем, ты  веришь в то,
что говоришь? На самом  деле то, чему учили древние, так незначитель-но и по
большей  части  так маловероятно,  что  я  не надеюсь приблизиться  к истине
иначе, как удаляясь от пу-тей которым они следовали.
     Окоем покачал головой:
     --  Ты зря так презрительно о знаниях древних... От-части важнее знать,
как человечество  размышляло  над  данной  проблемой,  чем иметь собственное
решение ее.
     --  Размышляло! --  возразил Олег. -- Но  даже  не  ис-кало!.. А если и
искало, то не нашло. А я хочу найти.
     -- Найти?
     Олег запнулся, подумал, сказал твердо:
     -- А не найду, то создам.
     Окоем долго  думал,  вздыхал, сопел, а  когда  заговорил, Олег  подумал
было, что старик говорит про себя:
     -- Самый верный  признак истины... это  простота и ясность. Ложь всегда
сложна, вычурна и многословна. Ты умеешь брать любую сложную проблему, сразу
со-влекать  с нее  пышные одежды, и тогда  все  видят само  зерно.  А ты уже
говоришь, что  с этим  зерном делать... Однако, Олег,  не скрою,  Скиф много
успел о тебе рас-сказать. Он тобой восхищается, но я умею слушать и слышать.
     Олег пробурчал:
     -- Представляю, что он рассказал!
     Окоем усмехнулся:
     -- Да, рассказал и про  то, как ты голыми  руками по-бивал врагов. Но я
слушал о другом... И мне стала ясна твоя суть.
     -- И что же ты увидел?
     -- Ну... ты не обрадуешься.
     -- А все же?
     -- Ты  уж прости, но абсолютно-белое, как и  абсолют-но-черное, кажется
каким-то дефектом зрения. Вот и ты выглядишь... дефектным.
     Олег буркнул с неловкостью:
     -- Спасибо, что хоть в морду не дал.

Глава 26

     На том конце стола поднялся Гелон. Оглядел всех с  отеческой улыбкой на
юном лице, вскинул кубок. Раз-говоры разом умолкли.
     -- Дорогие друзья, -- сказал Гелон. -- Я покину наш пир, чтобы с братом
и его  другом продолжить пир в своих покоях.  А вы  продолжайте, веселитесь,
как будто  я с вами!.. А еще лучше, как будто меня нет вовсе в  городе тогда
вы, черти, вообще на головах ходите!
     В зале захохотали, стали выкрикивать славу велико-му Гелону, но Олег не
увидел  облегчения  на  лицах  гу-ляк,  что тцар  уходит, теперь можно будет
гулять вольнее: и при Гелоне, видать, не очень-то стеснялись.
     В покоях  Гелона уже был накрыт небольшой стол,  всего на  четверых, на
широких блюдах  только  гроздья  винограда,  яблоки  и  груши  да  кувшин  в
окружении че-тырех золотых кубков дивной работы.
     Да, подумал  Олег яростно, пока Гелон  уже на  правах хозяина указывал,
кому куда сесть, Окоем прав -- умный должен уметь делать выводы. А он, Олег,
умеет их  делать. Вывод, к которому подталкивал умудренный жизнью вер-ховный
жрец, ясен: будь как все, иначе жизнь станет не-выносимой. Если в знании или
умении   оторвешься   от  простых  людей  слишком  далеко,  тебя  перестанут
пони-мать.  А  раз  так, то сочтут безумцем. В  тебя полетят кам-ни, от тебя
отвернется любая женщина...
     -- Но  так поступил  бы умный, -- проговорил он  с глухой яростью. -- А
кто сказал, что я хочу быть всего лишь умным?
     Кто ищет, тому назначено блуждать. А  блуждающий всегда выглядит нелепо
для тех, кто  сидит на завалин-ке и  лузгает  семечки. Нелепо  и смешно. Эти
сидящие в норках смеются, указывают пальцами, даже снисхо-дительно жалеют.
     Вот  даже сильнейшие чародеи, они  же  и  мудрейшие люди... так  должно
быть,  не  поняли  его  идеи  с  направле-нием  людей по пути правильному  и
праведному,  сопро-тивлялись; пришлось силой... Но он ушел и  уже несколь-ко
лет  не показывается  в Совет,  но  они все равно не разбегаются по  норкам,
ощутили  вкус к  большой  работе,  к  настоящей  власти...  Вот так  истины,
признаваемые сей-час бесспорными, когда он их  провозглашал, выглядели дурью
или сплошной нелепицей!
     Гелон обратил внимание на его напряженный вид, сказал доброжелательно:
     -- Друг моего брата, ты был печальным,  когда при-был, а сейчас в твоих
глазах печали стало больше. Что-то случилось?
     Олег раздвинул губы, засмеялся как можно беспечнее:
     -- Разве можно быть печальным в твоей благословен-ной стране?
     Гелон  смотрел  в его лицо внимательно. Глаза,  не по  возрасту мудрые,
стали грустными.
     -- Тебе много выпало, -- сообщил он, словно для Олега это была новость.
-- И ты нечто носишь на  плечах незри-мое... но очень тяжелое. У тебя  может
подломиться  хре-бет!   Разве  у  тебя   нет  друзей,  чтобы  приняли  часть
тяжес-ти?.. Поделись со мной.  Если бы ты  знал, сколько я ношу в себе чужих
слез, обид, горестей!
     Олег невольно усмехнулся, уже без принуждения:
     --  Гелон, я восхищаюсь тобой.  Но все же мои горес-ти не совсем такие,
как у земледельца, у которого зах-ворала корова.
     Окоем, который слушал их внимательно, а с Олега не сводил  глаз, дернул
Гелона за рукав, обронил негромко:
     -- Не печаль наша страшна, а наши дешевые радости.
     Гелон  не  понял   сразу,  спросил,  не  страшась  уронить  достоинство
правителя, который знает, оказывается, не все на свете:
     -- Почему?
     Окоем ответил, все еще не спуская глаз с Олега:
     -- Человек радуется... и останавливается. Кажется, что вот  уже  сумел,
достиг,  получил,  добился.  А  человек,  у  которого   в  сердце  печаль  и
неспокойство, может дойти до  Края света.  А если печаль  и  щем в  груди не
оставят его за это время, то пойдет  и дальше. За Край... Не допытывай-ся. У
нас своя дорога. А он пусть идет своей.
     Олег спросил, переводя разговор на другое:
     -- Гелон, мы  не перестаем дивиться изобилию в тво-ей  стране. Как тебе
это удалось?
     Гелон развел руками:
     -- Сам удивляюсь. Нет, правда, не прикидываюсь! Понимаешь, я никогда не
любил сражений. Агафирс и Скиф вечно дрались либо друг с другом, либо вместе
на-падали на кого-то посильнее, пропадали  на охоте,  а я... гм,  домики  из
песочка  строил,  раненых  зайчиков  подби-рал,  лечил,  а  потом  выпускал,
пробовал  муравьев  убедить  жить  дружно...  У  нас  во  дворе жили  мелкие
черненькие и крупные красные, так  вот они постоянно воевали, а  мое детское
сердце кровью  обливалось, я ведь любил и тех, и других... Словом, когда  мы
со  Скифом ушли, то со мной ушло немало  народа. Меня  назвали  тцаром, хотя
какой  я  тцар?  Мы  построили этот  город, а потом  заморились каж-дый  год
переносить городскую стену дальше.
     -- Что, так быстро плодитесь?
     Гелон вяло отмахнулся:
     -- Плодимся  -- да,  но к тому же  к нам едут  отовсю-ду. Ну,  те,  кто
воевать не любит. Не поверишь, но та-ких набралось очень много!
     -- Поверю, -- сказал Олег.
     Скиф сердито сверкнул глазами. Мужчины, которым не нравится воевать, --
трусы. Жалкие трусы.
     --  Но все равно, -- сказал Гелон, -- я велел ставить стены крепкие,  а
стражей  назначил  из самых чутких.  Те  кто  не любит  воевать,  -- лакомая
добыча.Потому у нас почти нет  хорошей  конницы, ибо  не собираемся никуда в
походы, зато у нас самые крепкие стены, а на стенах достаточно камней, смолы
и всякого оружия,  чтобы внизу полегло  огромное  войско!.. А наши  кол-дуны
неустанно укрепляют мощь стен, выявляют лазут-чиков...
     -- Попадаются?
     -- Чересчур много,  -- вздохнул  Гелон.  -- Поверишь ли,  даже из таких
стран бывают, что и слыхом о них не слы-хивал! Чтобы напасть на нас, им надо
пройти  десятки зе-мель,  где  их  перебьют  раньше.  Но рыщут,  выведывают,
таятся...  Явились бы  открыто, я бы сам  все показал! Та-кими стенами любой
правитель бы хвастался. А так при-ходится их всех на кол. Прямо на городской
площади, чтобы все видели...
     Скиф сказал ехидно:
     -- А я слышал, что в твоей  стране вот уже  лет  десять никого  даже не
пороли! Так и знал, что брехня.
     Гелон задержал цыплячью ножку у рта, в глазах были изумление и обида.
     --  Почему брехня?.. Последний раз подданного каз-нили в самом деле лет
пять тому. А это чужаки...
     -- Их не жалко?
     -- Да нет,  просто  они уверены,  что  лучше украсть,  чем попросить. И
чтобы  мои подданные убедились,  что  это  не так,  все лазутчики умирают на
городской  площа-ди  долго,  очень  долго...  Правда,  я  велел  на ночь  их
до-бивать, чтобы не мешали спать криками.
     Олег спросил деловито:
     -- А казнь свершаешь утром?
     ---  Не  слишком рано,  --  ответил Гелон рассудительно  -- Чтобы народ
выспался  после  трудового  дня, по-завтракал,  пришел на площадь в  хорошем
настроении.  Вот  тогда  и  начнется  это...  даже  не  казнь,  как  считают
некоторые!  Наглядный урок  всем, кто смотрит,  что за-коны лучше выполнять.
Лучше и безопаснее. А если жизнь чем-то трудна, то приди и скажи управителю,
а  если  тот  не  сможет  помочь,  то мне.  Разве  не понятно что  я  кровно
заинтересован, чтобы все  жили богато и счастливо? Счастливые не бунтуют, не
разбойничают.  А  с  богатых   больше  идет  денег  в   казну.  К  тому  же,
на-слышавшись,   что  у  нас  тут  чуть  ли  не  вирий,  сюда  едут  и  едут
переселенцы... Страна Гелония растет!
     Скиф все  это время ерзал, словно из  сиденья торчал  острый шип. Ел то
очень  быстро,  то  вообще  замирал,  а  взгляд  устремлялся  поверх голов в
тревожную и грохо-чущую копытами даль, в глазах  мелькали отблески по-жаров,
там проносились призрачные фигуры всадников, падали люди, рушились стены.
     Гелон говорил  все тише, сбивался,  он тоже  видел глаза брата,  и лицо
правителя Гелонии становилось все не-счастнее.I
     Скиф со стуком отодвинул тарелку. Гелон тут же замолчал, напрягся. Олег
опустил глаза, стало неловко за то, что сейчас произойдет.
     -- Брат,  -- проговорил  Скиф. --  Три дня  тому  мы встретили  старого
воина, тот ехал,  задумавшись, потом услышал  наших  коней,  вскинул голову,
увидел нас. Никогда не  забуду, с  какой радостью  и счастьем он воскликнул:
"Колоксай!.." А  потом  помрачнел,  сказал  недружелюбно:  кто бы ты ни был,
незнакомец, ты не имеешь права быть настолько похожим на лучшего из людей --
его  тцара  Колоксая!.. Понимаешь,  чужой  че-ловек  назвал  его  лучшим  из
людей!..
     Гелон кивнул, он соглашался,  что  их отец --  лучший из людей. И пусть
каждый  простолюдин, каждый чело-век  на  свете считает  именно  своего отца
лучшим из лю-дей, но  все равно,.лучший  из лучших -- Колоксай, отец Гелона,
Скифа, Агафирса...
     -- А Миш была тогда лучшей из женщин, -- добавилон -- Все-таки отец был
не совсем прав, что взял ее об-маном... Нет-нет, я не оправдываю ее! Я  ведь
тоже ушел, разве ты забыл?.. Она и сейчас, говорят, самая красивая из женщин
на  всем белом свете.  Недаром  отец сходил по  ней с ума, недаром пошел  на
такую хитрость...
     Скиф, вскипев, ударил кулаком по столу, вскочил:
      Ты осуждаешь отца? Отца?
     Гелон сказал мягко:
     -- Скиф, я тоже ушел. Помни, я не простил ее и тоже ушел...
     Скиф  некоторое время  испепелял его взглядом, нехо-тя опустился.  Олег
молчал, рассматривал карту.
     --  Мы должны  отомстить,  -- сказал Скиф мертвым голосом.  -- Убийство
нашего отца не должно остаться безнаказанным!
     Гелон сказал тихо:
     -- Но как?
     -- У тебя  же тцарство! Не думаю, что оно уже сейчас уступает владениям
Миш.
     Гелон повторил настойчивее:
     -- Как? Как ты мыслишь мстить?
     Скиф огрызнулся:
     --  Как?  Как  все мстят. Месть -- святое дело,  угодное богам и сердцу
человека.
     -- Но кому?  -- спросил Гелон.  -- Ты  понимаешь, что говоришь? Если бы
речь шла о соседе -- другое дело. Но на той стороне  -- мать! Это она убила.
И ты... ты гово-ришь, что надо убить мать? Нашу мать? Даже -- нашу маму?
     Скиф  скривился,  кулаки  на  столе сжались так,  что заскрипела  кожа.
Сквозь стиснутые зубы процедил люто:
     -- А что предлагаешь ты? Оставить зло безнаказан-ным?
     Гелон покачал головой:
     --  Нет. Я не даю злу  свободу.  Я борюсь со злом... На моих землях нет
зла... по крайней  мере, большого и бе-зобразного. Я уменьшаю зло! Если бы и
другие так же уменьшали его в своих землях, мы бы очистили землю
     Скиф вскрикнул:
     --  Но   там...   за  перевалом!  Там   убийца   нашего  отца  резвится
безнаказанно! Где ее сынок Агафирс  правит могучим государством лишь потому,
что согласился с ее преступлением? Это разве справедливо?
     Гелон посмотрел на Олега, словно искал поддержки, но Олег молчал. Гелон
сказал убеждающе:
     -- Агафирс самый старший сын. Он и должен был на-следовать трон...
     -- Нет! -- воскликнул Скиф. -- Ты же знаешь, что мы оба  были лучше! Мы
побивали  его  в детстве, хоть  в дра-ках, хоть в  знаниях...  великих битв,
управлении людьми,  сборе налогов. Мы все умели  лучше!.. Даже ты, хоть и не
любил драться, побивал его! Забыл? Трон занял бы я... либо ты. Но  теперь он
сидит  там  лишь  потому,  что  со-гласился  с подлостью.  А  кто  допускает
подлость, тот сам подл.
     Гелон кивнул.
     -- А  всякий подлый, -- сказал он, -- нам враг. Видишь, Скиф, я с тобой
согласен. И тоже борюсь с под-лостью. Везде, где встречаю. Но  я сперва хочу
истребить ее  здесь,  а  потом уже  идти в другие страны.  Я хочу быть чист,
чтобы на чужие грязные пятна мог указывать сво-им чистым пальцем!
     Скиф  стукнул кулаком  по