о воздух тих, как в болоте, некому сдуть давящий  пепел,  и  угли  гаснут
бесславно...
     Так и люди, подумал Олег невесело. И сила есть, но нет ветра, и  люди
угасают. Как угасли бы и мы, если б нас не выгнали из деревни.
     По  спине  прошел  озноб.  Но   если   все   устроится,   будут   они
жить-поживать, добро наживать, отрастят животы, растолстеют?
     С поляны несся треск, хруст стеблей,  сопенье.  Таргитай  кувыркался,
скакал как лошаденок, бегал вдоль деревьев, раздвинув  руки.  Из-за  скалы
вышел Мрак, еще более угрюмый, чем обычно, плечи  повисли,  и,  что  самое
пугающее, у пояса не болтались ни толстые барсуки, ни гуси, ни даже зайцы,
которых везде видимо-невидимо.
     Под нависшими бровями, что скрывали темные пещеры глаз, блеснули злые
искорки:
     -- Что с нашим дураком?
     -- Просто человек, -- ответил Олег,  он  внимательно  всматривался  в
напряженное лицо оборотня. -- Просто человек...
     -- Совсем рухнулся?
     -- Дурней уже некуда, -- успокоил Олег. -- Он  может  только  умнеть.
Просто аиста увидел.
     А Таргитай прислонился к дубу и потерся спиной, взял землю  и  бросил
через голову, поплевал и посмотрел на крону, подержался за голенища сапог,
а Олег хмуро отвернулся. Можно, конечно, проделывать  все  это,  чтобы  не
болеть горлом, не страдать животом, стать богатым, не видеть змей, не быть
битым дивом и не кусаемым злой собакой, но за всем  не  уследишь,  а  быть
рабом даже пролетевшего аиста не хотелось.  Только  вот  как  сказать  это
Таргитаю, если сам понимает смутно, как сквозь туман в  голове,  не  может
еще оформить в ясные слова самое простое.
     -- У нас еще остался хлеб, -- сообщил он. -- Много ли человеку надо?
     -- Человеку надо  много,  --  буркнул  Мрак.  Он  сел  возле  костра,
насупленный и чем-то расстроенный. -- Человеку надо все.
     -- Зачем?
     -- Не знаю. Но на меньшее никто не соглашается... Не было зайцев,  не
было!
     -- Да я не спрашиваю, -- успокоил Олег. -- Мы и так едим каждый день.
А то и не по разу.
     -- Все зайцы попрятались в воду, -- объяснил Мрак неохотно,  --  а  у
меня только лук вместо невода. Сидят на дне, пальцами в мою сторону тычут,
смеются! Мне ж видно, вода прозрачная. Пришлось вернуться.
     Олег сперва вытаращил глаза, потом в них появилась тревога:
     -- Мрак, ты не ударился головой?
     -- Нет, -- огрызнулся он.
     -- Давай, лоб посмотрю... Ссадина на виске! Тебя не подташнивает?
     -- И на кислое по утрам не тянет, -- огрызнулся Мрак. -- Боги, что за
человек...
     Таргитай подбежал довольный, чуть  запыхавшийся,  щеки  красные,  как
маков цвет, глаза блестят от счастья, теперь будут и деньги,  и  спина  не
заболит, с ходу заступился:
     -- Это наш Олег! Ты что, не видишь?
     Мрак сказал с досадой:
     -- Что Олег, вижу. Но не знаю, когда поймет, почему повязка  сползла.
То ли мир перевернется, то ли... не знаю, не знаю.
     -- Только бы черепаха не сдохла, -- сказал Таргитай озабоченно.
     -- Какая еще черепаха?
     -- Откуда я знаю? Но когда Олег о ней говорит, весь белеет.
     Олег в самом деле побледнел, плечи зябко передернулись.  Мрак  поднял
голову, ноздри затрепетали:
     -- Так это он дождь чует. Ого, какая туча прет!
     Со стороны леса  быстро  скользила  одинокая  туча,  темная,  страшно
изогнутая в виде исполинской наковальни. И хотя двигалась не по  земле,  а
по небу, в ней чувствовалась такая немыслимая тяжесть, что Олег вспотел от
страха, пытаясь понять, как такие массы льда, а там точно град, держатся в
воздухе, не падают?.. А посыплются им на головы, когда станут с  голубиное
яйцо?
     Мрак огляделся, гора вся источена гротами, ухватил пригоршню багровых
углей и, перебрасывая из  ладони  в  ладонь,  отнес  в  глубину  небольшой
пещерки. Таргитай и Олег подхватили в охапку хворост, кинулись  следом,  а
сзади грозно потемнело, словно уже наступила ночь: сумерки и  темная  туча
надвинулись вместе, на землю обрушились сперва крупные частые капли, земля
закипела, бурунчики подпрыгивали  крупные,  затем  застучало  по  каменной
стене, посыпались мелкие белые крупинки, сперва не крупнее горошин,  затем
и вовсе с лесной орех. Полянка  покрылась  белыми  пятнами,  сочная  трава
полегла, одинокие толстые стебли содрогались,  но  их  ломало,  вбивало  в
землю, что стала зеленой кашей.
     Костер страшно зашипел, взвилось облако пара, но  угас  быстрее,  чем
если бы Таргитай заливал из колодца. Темные угольки раскатились по  камню,
одна головешка докатилась до входа в  пещеру,  дальше  мутный  поток  воды
подхватил и унес.
     Полоса града почти сразу ушла, только  толстые  струи  дождя  били  с
такой силой, что бурунчики стали размером с тарелки.  Над  головой  угрюмо
громыхало, туча медленно уползала.
     Таргитай выскочил под струи, орал, подпрыгивал, дико верещал,  плясал
и грозился небу. Олег смотрел-смотрел, пожал плечами, лег в самом  дальнем
углу,  скорчился  в  три  погибели  и  заснул,  все  еще  нахмуренный,   с
озабоченным лицом человека, которому приходится думать за всех троих.
     За это время последние красные полосы на  небе  почти  исчезли,  небо
темнело, блеснула первая звезда. Мрак ухватил лук,  выскочил,  пригнувшись
под струями, исчез.
     Таргитай, напрыгавшись, вернулся под каменный навес  странно  бодрый,
ликующий. Каждая жилка в  теле  прыгала  от  непонятного  счастья,  словно
только что свершил нечто очень достойное, чем можно гордиться  всю  жизнь.
От костра несло надежным теплом, он подсел ближе, но не потому, что  озяб,
в теле разливалось  странное  тепло,  словно  внутри  полыхал  костер  еще
больше,  просто  этот  ливень...  этот  красный  огонь...   это   странное
ликование... Сердце стучало и что-то объясняло на своем языке,  понять  не
мог, но выразить как-то надо, и его пальцы уже знали, что нужно делать.
     Мрак вернулся почти сразу, ночь еще не накрыла мир звездным небом,  а
на входе возник освещенный  красным  пламенем  сгорбленный  оборотень.  На
плечах лежал роскошный олень.
     Он небрежно повел плечами, и земля дрогнула,  когда  туша  рухнула  у
костра. Мрак довольно разогнулся, глаза смеялись:
     -- Под елкой стоял! Они все так от дождя прячутся. А где Олег?
     -- Спит, -- ответил Таргитай запыхавшись. -- Все равно, мол, дождь.
     -- Правильно, -- одобрил Мрак. Он достал нож. -- А ты чего?
     Таргитай ответил виновато, вода текла, как с водяного:
     -- Не знаю... Что-то нашло. Когда гроза, я шалею.
     -- Чудно, -- подивился Мрак. -- Олег вон родился от молнии, а к грозе
равнодушен. Подержи вот тут край.
     Он быстро срезал шкуру, мясо бросил Таргитаю, тот насадил на прутья и
растыкал вокруг  костра.  Мрак  умело  вырезал  сухожилия  с  задних  ног,
запасная тетива не помешает. В сухом горячем воздухе потекли первые  струи
от разогретого мяса. Сок капал на угли, шипело, синие дымки выбрызгивались
остренькие, как перекаленные наконечники стрел.
     -- Смотри, даже не просыпается, -- заметил Мрак.
     -- Не мешай, -- попросил Таргитай, -- он мыслит! О Высоком.
     -- Ладно, нам останется больше.
     Поужинав, сыто взрыгивали, легли довольные, хоть и на камнях, зато  в
тепле и сухости. Костерок даже стену вроде бы прогрел, в пещере светло,  а
там сразу на выходе начинается  мрачная  чернота,  мокрая  земля,  побитая
градом трава. Мрак сказал довольно:
     -- Раз ты такой бодренький, под дождем скачешь, то  самый  раз  ночку
побдить!.. А я пойду посмотрю, что Олег делает, какие тайны разгадывает...
     И заснул сразу, крепко и глубоко,  подтянув  колени,  чтобы  защитить
самое уязвимое место, укрыв живот и грудь локтями, но секиру положил  так,
чтобы сразу схватить и рубить вслепую, даже если в  темноте  при  погасшем
костре...

     Таргитай добросовестно бдил, спать не хотелось на удивление,  он  был
бодр и свеж, несколько  раз  обошел  вокруг  костра,  выглянул  из  грота.
Удивительно, но там родной лес, знакомое дупло,  в  котором  жил  Боромир,
верховный волхв, на утоптанную поляну, которую  все  племя  невров  упорно
отстаивало  от  натиска  Леса,  вышел   грозный   Громобой,   и   Таргитай
обрадовался, что тот, оказывается, жив и здоров...
     Щеку ожгло. Он встрепенулся, перед  глазами  был  догорающий  костер,
угли уже рассыпались, подернулись  пеплом.  Прямо  перед  Таргитаем  стоял
огромный хмурый воин, весь в железе, даже щеки  с  обеих  сторон  стиснули
булатные пластины. Из-под грозно сдвинутых бровей яростно  сверкали  дикие
глаза, круглые, как у хищной птицы.  И  хотя  облик  был  странен  и  дик,
Таргитай никогда не встречал этого воина,  он  смутно  ощутил,  что  знает
его... да, это же тот, чьи кости закапывал!
     Он обомлел, лапнул щеку, горит как в огне, а воин люто прошипел:
     -- Так ты стережешь покой соратников?
     -- Да я чо... -- пролепетал Таргитай. -- Только веки смежил...
     -- Смежил?
     -- Самую-самую! А ты чего дерешься? Это вместо "спасибо"?
     -- А потому, -- донесся разъяренный шепот, -- что  вот  так...  из-за
одного... погибла и моя дружина!.. А к вашему костру мчится  целый  отряд!
Кто их направил, не знаю, но это могучий  колдун...  Что  за  люди  пошли,
костры разводят так, чтобы все враги узрели за сто верст?
     Остатки сна слетели вовсе, Таргитай тревожно оглянулся:
     -- Это первый раз... Думали, что  уже  отплевались  от  всех,  вот  и
перестали огонь прятать в ямы... А где они?
     Воин всхрапнул, круглые глаза завращались, как раскаленные  мельничьи
жернова. Таргитаю показалось, что тот снова ударит, щека до сих пор горит,
но тот странно качнулся под порывом ветра, а голос стал глуше:
     -- Близко...
     Его снова качнуло. Таргитай дернулся, волосы встали дыбом, ибо сквозь
воина ясно светили слабые звездочки. Не такие яркие, как вне  силуэта,  но
все же просвечивают, а воин сопротивляется, чтобы не дать утреннему  ветру
себя развеять.
     -- Я все сделаю, -- заверил Таргитай торопливо, с виноватой жалостью.
-- Вот увидишь!
     -- Я все вижу, -- предупредил воин.
     Он не дал себя разорвать ветру, последним усилием  собрался  в  узкий
клинок и молча ушел в щель между камнями. Там на миг задымилось,  а  когда
дымок развеялся, Таргитай осторожно потрогал еще горячую, словно туда упал
уголек, плиту.
     Здорово же он меня, мелькнуло в голове. Щека  горит,  а  рука  должна
быть невесомой... Ничего не пойму. Это Олег бы объяснил.
     Он попятился в темноту, повернулся, чтобы не видеть огня, пусть глаза
привыкают, неслышно отступил еще и еще, стараясь уловить шорох  или  чужой
запах. Везде тихо, но это значит, что либо враги умеют хорошо прятать свое
присутствие, либо он без Мрака и  Олега  ни  на  что  не  годен.  Надо  бы
разбудить их, но Мрак ясно велел дать им выспаться, а если  разбудит  зря,
то прибьет, как жука на дереве.
     Плохо, что костер сдуру разожгли прямо у  входа  в  грот.  Он  отсюда
узрит, кто ползет, прижимаясь пузом к земле, но его тоже могут заметить на
фоне звездного неба, стоит только самим припасть к земле.
     Каменная плита скоро кончилась, дальше пошла мокрая  земля,  а  когда
присел, пальцы коснулись перемолотых, будто проскакал табун, стеблей. Мрак
что-то говорил о гордости и достоинстве, о прямой мужской спине, и  потому
Таргитай не стал ложиться и  подкрадываться  к  врагу  ползком  по  мокрой
земле, а то и вовсе по лужам, а пошел  во  весь  рост,  с  прямой  спиной,
разведенными плечами и недрогнувшим взором.
     Огонек, который заметил издали, вырос  в  костер.  Таргитай  различал
мечущиеся красные фигуры людей, множество, костер не костер,  а  кострище,
на нем  словно  бы  собирались  жарить  целиком  туров,  и  желудок  сразу
беспокойно заворочался, напоминая, что не ел уже так давно, так давно, что
уже и не упомнит, ел ли вообще хоть когда-нибудь.
     Судя по коням,  отряд  пришел  из  южных  земель,  только  там  такие
тонконогие и поджарые, да  и  сами  воины  смуглые  больше,  чем  прожарят
солнечные лучи, все черноволосые, в темноте вовсе почти плешивые, и только
когда в костер подбрасывали новую  охапку,  Таргитай  вздрагивал  от  вида
длинных черных волос, грязных и слипшихся в сосульки, и потому похожих  на
множество мелких шевелящихся змей.
     Он тут же вспомнил жуткие рассказы о красивых женщинах далеких стран,
у которых вместо волос растут живые змеи. У  самого  по  спине  скользнула
холодная змея толщиной с руку. Мрак прав, ему  больно,  даже  когда  палец
прищемит, а когда ящерица грызанула за палец, он орал вовсе не от счастья,
палец распух, три дня дергало и нарывало... Здесь же змеи,  а  если  и  не
змеи, то все равно противно.
     Он подошел  потихоньку,  дивясь,  что  нет  охраны,  никакой  местный
таргитай с черными волосами не бдит, все только суетятся,  устраиваясь  на
ночлег, расседлывают коней, развязывают тюки с походными одеялами.
     В багровый круг света вошел крупный  воин  с  седыми  волосами,  лицо
испещрено не то шрамами, не то  морщинами,  челюсть  выдвинута  вперед,  а
глаза быстро пробежали вокруг:
     -- Еще не разобрались?.. Что за воины пошли! Вот в мое  время...  Вы,
трое, следите за костром, надо изжарить оленей... А вы... Ирнак, возьми  с
десяток воинов, сходи к той скале. Свяжи их, сколько бы их там ни было...
     Грузный воин в доспехе, огромный и медлительный, угрюмо пробасил:
     -- Зачем мне десять?.. Если наш бог Манянь усыпил их, то я  зарежу  и
сам.
     -- Дурак! В прошлый раз всего двое странников тащили на себе столько,
что нашим пришлось впятером нагрузиться мешками... А чужаков надо принести
сюда, на жертвенный камень великому Маняню!
     Великан посмотрел в темноту, посопел:
     -- Манянь если кого усыпит, то усыпит!.. Не копыхнутся. Давай  сперва
расположимся, обустроимся, а потом уже и чужаков  зарежем...  Не  понимаю,
почему такому великому властителю, как Кичастый, важна смерть этих  жалких
троих в звериных шкурах?
     Вождь пожал плечами:
     -- Нам какое дело? Он заплатит так, что мы сумеем  вооружить  большое
войско. И отвоюем свои земли у проклятых санкинов!.. А  всего-то  сделать,
это уничтожить троих лесных людей!
     -- Похоже, он побаивается их, если напустил на них  мару,  да  еще  и
помог нам призвать нашего древнего бога Маняня!
     Вождь угрюмо кивнул:
     -- Вот и хорошо. Мы восстановим древнюю славу своего народа  якгенов!
Мы  создадим  государство  якгенов,  перед  которым  будут  трепетать  все
царства, королевства и империи. Но сначала  надо  сделать  первый  шаг  --
раздавить этих троих насекомых. Так что возьми крепких воинов и шагай!
     Гигант кивнул, взмахов длани позвал кого-то из темноты,  но  Таргитая
уже что-то кусало за ноги, явно в темноте встал в муравейник, а  еще  Олег
говорил, что даже умный может встать в муравейник, но  только  Таргитай  в
нем останется, и он поспешно выступил из темноты,  с  трудом  сдерживаясь,
чтобы не запустить пятерню в портки и не почесать в развилке.

     Глава 38

     Все замерли, когда рослый незнакомец,  так  внезапно  выступивший  из
тьмы, сказал чистым ясным голосом:
     -- Зачем посылать их так далеко?
     Воины схватились за копья. Таргитай оказался окруженным нацеленными в
него остриями.
     Вождь быстро посмотрел в темноту. По его знаку  трое  воинов  тут  же
отодвинулись и пропали, явно ищут с кем он пришел.
     -- Ты кто, дерзкий?
     Таргитай сперва подумал, что спрашивают не его, даже оглянулся, он-то
никогда не был дерзким, но вождь  смотрел  бешеными  глазами,  и  Таргитай
ответил вежественно:
     -- Насекомое. Которое пришло само.
     Воины зароптали. Их темноты выныривали еще и еще, ему в грудь, в бока
смотрели уже десятки острых жал.
     -- Ты пришел оттуда?.. -- спросил вождь напряженно. -- Почему  ты  не
спишь?
     Признаваться, что его разбудили,  дав  по  морде,  не  хотелось  даже
чужаку, а уж Мраку тем более не признается.
     -- Наверное, -- предположил он, -- твой бог  не  такой  сильный,  как
наши баечники.
     Воины негодующе зашумели. Баечники у любого народа  считаются  самими
низшими,  даже  сарайники  главнее.  Блистающие  в  лунном  свете   острия
приблизились к его груди, уперлись в бока. Вождь раздулся в размерах,  так
выпятил грудь, набрав воздуха:
     -- Сильнее моего бога нет на свете!
     -- Но где же он? -- спросил Таргитай.
     Он недоумевающе оглядывался по сторонам. Вождь, покраснев от гнева, в
лунном свете это выглядело, как будто он потемнел, закричал:
     -- Ты...  дикий  человек!...  Наш  бог  явится,  когда  вот  на  этот
жертвенный камень прольется твоя горячая кровь!.. Когда брызги крови щедро
оросят...
     Он  замахнулся  кривым  мечом.  Таргитай  непроизвольно   отшатнулся,
мгновенно выбросив вперед руку. Кулак наткнулся на зубы вождя, тот выронил
меч и повалился навзничь прямо на жертвенный камень. Из-под вождя внезапно
пошел пар, земля слегка вздрогнула, Таргитай услышал довольное  рычание  и
лишь тогда понял, что вождь  барахтается  на  жертвенном  камне,  а  кулак
разбил ему лицо, вбил зубы в  глотку,  а  крови  натекло  столько,  словно
зарезали кабана. И все потому,  что  тот  от  злости  так  налился  дурной
кровью, что вот даже не ударил, толкнул только, а у  этого  прямо  красные
фонтаны из ушей...
     Грозный рев стал громче, вождь с трудом поднялся, бросился на чужака.
Воины чуть расступились, давая место для поединка  своего  вожака  с  этим
лесным человеком. Таргитай, уже осердившись, встретил его новым  ударом  в
лицо. Хряснуло, а вождь отлетел, снова упал на жертвенный камень навзничь,
руки и ноги дробно дергались, но сам не шевелился, словно сломал спину.
     Земля дрогнула сильнее, рев  стал  оглушающим.  Внезапно  из  темноты
выступила огромная страшная фигура в полтора человеческих роста, широкая и
в странной блестящей под луной чешуе. На голове тускло  мерцали  рога,  но
пасть была полна зубов. Ноги вызванного бога были короткие,  толстые,  как
бревна.
     Таргитай видел, как люди в копьями подались назад, падали на  колени,
вскидывали ладони кверху, что-то бормотали. Бог взмахнул длинной лапой над
жертвенным камнем. Таргитай отступил на шаг, вытерся  от  горячих  капель,
упавших на щеку, а зверобог ухватил покалеченного вождя за ноги, рванул  в
разные стороны. Таргитай содрогнулся от страшного крика  жертвы.  Зверобог
жадно пожирал несчастного, в громадной пасти хрустели кости, он поедал его
вместе с одеждой и доспехом.
     -- Какой ты бог? -- удивился Таргитай. -- Ты просто волк.
     Зверобог, сунул в  пасть  ногу  вожака,  протянул  свободную  лапу  к
Таргитаю. Тот ударил по ней кулаком. Ощущение было такое,  что  ударил  по
отесанному бревну, да еще обожженному для крепости. Но  лапа  дрогнула,  а
зверобог взревел в оскорблении, выронил  из  пасти  последний  кусок  мяса
жертвы, протянул обе лапы к Таргитаю.
     Таргитай подумал, стал так, как становился Мрак, грудь вперед,  плечи
напряжены, показал в улыбке за неимением клыков белые ровные зубы и сказал
сурово и мужественно:
     -- Хочешь крови? Ты ее получишь. Даже больше, чем ожидаешь.
     Он  обхватил  обеими  руками  чудовище,  с  силой  сжал.  Снова  было
ощущение, что обнимает могучий ствол дерева, если  бы  не  странная  рыбья
чешуя, тут же страшные лапы сомкнулись у него на спине. Чудовище сжало его
так, что захрустели кости, и потемнело в глазах.
     -- Даже больше, -- повторил он сквозь зубы, -- даже больше...
     И все же могучие лапы  чудовища  давили  с  такой  силой,  что  ребра
трещали и, похоже, лопались. Боль стегала, как  пастух  кнутом,  в  глазах
стало темно. В ушах гремели водопады крови, шум превращался в рев.
     В последнем усилии сам сжал из последних сил, тут же  руки  ослабели,
но вроде бы чуть ослабела  и  хватка  противника.  Снова  набрал  воздуха,
напрягся и, не обращая внимания на боль в  сломанных  ребрах,  сдавил  изо
всех сил.
     Едкий пот заливал глаза, но успел увидеть вытаращенные г