е:
     -- У вас, я вижу, длинный путь...
     -- Неблизкий, -- согласился Мрак.
     Хозяин сказал еще тише:
     -- И еще я вижу, что люди вы... гордые. Никому не  кланяетесь,  спины
держите прямо. Потому я боюсь обидеть вас, но я ж чую, что с пропитанием у
вас прохудилось. Я мог бы дать в долг несколько золотых монет...
     Мрак с готовностью протянул руку, а Олег спросил непонимающе:
     -- А как же отдадим? Мы этой дорогой вряд ли вернемся...
     Мужик закряхтел в неловкости, вроде бы все понятно, но гости какие-то
странные, но третий из них, самый молодой и золотоволосый, с виду не самый
умный, сказал красноволосому с удивлением:
     -- Олег, но это же совсем просто!.. Мы  отдадим  кому-то  по  дороге,
пусть даже в  чужих  землях,  отдадим  тому,  кто  нуждается,  тот  отдаст
другому, и так золотая монетка... пусть  даже  уже  не  монетка,  вернется
сюда!
     Олег все еще двигал морщинками на лбу, старался понять  речь  дурака.
Как всегда старался все понять, а Мрак уже принял горсть золотых, ссыпал в
калитку, а одну подбросил. Сверкая в воздухе, она  остановилась  в  высшей
точке, потом понеслась вниз. Мрак  подставил  ладонь,  но  быстрые  пальцы
Олега перехватили чуть раньше.  Зеленые  глаза  зажглись  любопытством,  а
рыжие брови поползли вверх.
     -- Это ж из какого царства?
     -- А кто его знает, -- ответил хозяин с неловкостью.
     -- Да это я так, раньше такой странной чеканки не видел.
     Хозяин потупился:
     -- Нам все равно из какого кургана... Лишь бы помогало добрым людям.
     Мрак хлопнул его по плечу:
     -- Спасибо. Наш певец  прав:  добро,  запущенное  однажды,  рано  или
поздно вернется. Даже, если обойдет весь свет.
     -- Не в этой жизни, так в другой, -- добавил Олег вполголоса.
     Он поклонился хозяевам, отступили, со  двора  пахнул  свежий  влажный
воздух. Ночью прошел мелкий дождик,  крупные  капли  еще  покачивались  на
широких листьях чертополоха. Солнце тускло просматривалось сквозь тучи, но
на юге синело чистое, отмытое небо.
     Таргитай и Олег, поклонившись хозяевам, пошли к  калитке,  а  в  двух
полетах стрелы темнел мрачный и дремучий лес. Над деревьями взлетали  стаи
черных ворон, верхушки раскачивались,  словно  по  лесу  катился  огромный
валун.
     Мрак задрал голову, прищурился от проглянувшего сквозь тучку  солнца.
Труба была  на  месте,  булыжники  торчали  из  глины  хоть  и  грубо,  но
потолстевшая труба стояла крепенькая, от ветра не свалился.
     Он улыбнулся и, прежде чем догнать изгоев, помахал рукой.  Распустили
своего упыренка, а ребенок должон крепкую отцовскую длань  чувствовать.  А
какая строгость от мужика, что из корчмы не вылезает, а потом  с  поджатым
хвостом по дому суетится, топор на  ноги  роняет?  Зато  если  дитенку  не
вытирать ежечасно нос, а вручить полезное дело, то будет горд и  счастлив,
да еще попросит.

     Глава 22

     Село стояло непривычно тихое. Женщин  не  видать,  то  ли  перетопили
вчера, то ли уцелевшие  маются  животами,  наглотавшись  воды,  На  отшибе
застыла в одиночестве странная избушка, нижними венцами вросшая  в  землю.
От остальных домов ее отделяла полоса дикой травы, явно не  топтали  люди,
не ел скот, даже не касалась коса.
     --  Странная  изба,  --  заметил  Олег.  --  Везде  бурьян,  ногу  не
поставить, а дымок из трубы идет... настоящей трубы, а не из дыры в крыше.
     -- Там живет баба Рюха, -- ответил Мрак значительно.
     -- Откуда знаешь?
     -- Пока вы спали, я с упыренком беседовал.
     Олег озадаченно оглядывался, пока избушка не скрылась за поворотом:
вырождаемся. Как Числобог и предостерегал!
Рогу видел, белую бабу и лешую бабу знаю...
     -- А с дикой бабой сам мечтает повидаться, -- бросил Мрак насмешливо.
-- Зато бабу Сечко боится... Эх, Олег! Смири свои волховячьи  порывы.  Вот
когда все переделаем, тогда и...
     Олег шумно вздохнул. Счастье так близко, так возможно, ан нет: то мир
надо спасать, то человечество...
     Село осталось позади, впереди темнел лес, а сбоку  дороги  земля  шла
холмиками, одинаковыми, на многих росла либо рябина, либо  калина,  а  где
березки и терновники, и Олег сразу видел, кто  погиб  своей  смертью,  кто
наглой, кто умер от болезни, кто похоронен рядом с любимым,  где  закопаны
байстрюки...
     Мрак присмотрелся:
     -- Таргитай, чего над тобой все мухи вьются?
     Таргитай неожиданно понял, обиделся:
     -- Ты сам это самое...
     -- Да нет, -- сказал Мрак, защищаясь, -- это я так,  забочусь.  Вонь,
правда, знакомая, но это может быть не от тебя,  ты  прав...  а  от  твоих
портков.
     -- Грубый ты, Мрак. Ты сам зря всю  ночь  с  упыренком...  Вон  какой
бледный, невыспаный.
     -- Горе только рака красит. А я не рак.
     Таргитай посмотрел задумчиво:
     -- А знаешь, если смотреть вот отсюда... Нет, лучше  отсюда.  У  тебя
кожа как у рака!
     -- Что, -- сказал Мрак с горделивым удовольствием, -- такая прочная?
     -- Нет, серая,  --  ответил  Таргитай  простодушно.  --  А  когда  ты
мылся?.. Ага, помню, мы ж совсем недавно под  дождь  попали!  Мне  снилось
что-то смешное, когда вы с упыренком общались. Я спал на лавке у  окна,  а
вы там на завалинке... Я чуть  животик  не  надорвал!  Только  ты  говорил
непонятно, а он еще непонятнее, а ты отвечал и вовсе непонятно... Олег, не
знаешь, о чем они так?
     Олег всматривался в деревья, что вырастали,  на  стволах  всюду  либо
лечебная чага, либо целебные наросты, либо горькие, но лечащие  листья,  и
от Таргитая отмахнулся, как от назойливой мухи:
     -- Какая-нибудь  пакость.  Что-нибудь  вроде  повязки,  что  сползает
как-то странно...
     Он прибавил шаг,  не  желая  разговаривать,  Таргитай  с  недоумением
повернулся к Мраку:
     -- Чего это он? Какая-то повязка...
     Мрак вздохнул:
     -- Да так... Сам не рад. Он упорный, как баран в новых  яслях.  Будет
колотиться... Хорошо, если только лоб разобьет, а если вдруг  поймет?  Или
хуже того: решит,  что  понял?  Сам  начнет...  тогда  хоть  топись,  хоть
вешайся: это ж будет занудятина хуже, чем он сам.
     Еще за десяток саженей от деревьев ощутили прохладу из глубин леса, а
когда вступили в  тень,  плечи  сами  приподнялись,  грудь  жадно  хватила
свежего воздуха, настоянного на смолистых шишках, горьких травах, пахнущей
смоле.
     Олег приостановился, глаза пытливо уперлись в оборотня:
     -- И что тебе сказал упыренок?
     Мрак ухмыльнулся:
     -- Сказал... как раз для тебя. Придется помахать крылышками.
     Он не сбавил шага, даже наддал, изгоям пришлось почти бежать  следом.
Таргитай сказал радостно:
     -- Я люблю, когда Олег летает! Он такой  противный,  такой  страшный,
такой уродливый, что просто... красивый. Не, даже прекрасный.
     Мрак хмыкнул:
     -- Как это?
     -- Это... -- Таргитай начал было объяснять суть прекрасного, но  Олег
зло прервал:
     -- Мрак, не отвлекайся на дурня. А то и в тебе уже  что-то  эдакое...
Что сказал подменыш?
     -- В лесу буянит чертов дятел. Да не просто,  а  с  зеленой  головой.
Если знаешь, что это такое, скажи.
     Олег впал в такую задумчивость,  что  дважды  натыкался  на  деревья.
Наконец догнал обоих, сказал нерешительно:
     -- Я слыхивал от Боромира, что в старину был такой  дятел,  что  если
клюнет какое дерево, то  оно  сразу  засыхает...  Голова  зеленая,  такого
заметить в лесу труднее. Я думал, что их уже не осталось.
     -- На нашу голову все остается.
     Таргитай снова вмешался:
     -- А при чем тут дятел, если нам нужны упыри?
     -- Если деревья сохнут, -- сказал Олег с неохотой,  --  то  и  болота
высыхают. Значит, я должен сверху высматривать этого дятла?
     Деревья расступились, пахнуло  бодрящей  сыростью.  Небольшая  лесная
речушка  пробиралась  через  дремучий  лес,  проскальзывала  под  упавшими
стволами, что устроились просто по-царски: комель с торчащими  корнями  на
одном берегу, вершинка на  другом,  одни  ветви  смотрят  в  небо,  другие
взбивают пену в быстрых струях.
     За пару сот саженей речка сумела разлиться на просторе, но еще дальше
ее снова стиснуло в узких берегах, а деревья опускали ветви в воду с обеих
сторон, почти перегородив от берега до берега.
     -- Малый привал, -- распорядился  Мрак.  --  Я  пока  пройдусь  вдоль
берега. Что-то тревожно мне...
     -- Тогда может я? -- предложил Таргитай. -- Мне ничего не тревожно.
     -- Тебе спинку потрудить не хочется, --  уличил  Мрак.  --  Олег,  ты
последи, а то он бог, ты -- волхв, а свиней кому пасти, оборотню?.. Так  я
вам напасу!
     -- Прослежу, -- пообещал Олег зловеще. -- Он еще  и  огонь  разведет!
Потому что боги к огню ближе, чем волхвы. И мясо разогреет, потому что еда
-- дело священное.
     Уходя,  Мрак  слышал,  как  волхв   перечислял   бедному   богу   его
обязанности. Выходило, что бог должен  делать  все  на  свете,  но  скорее
всего, Олег просто страшился, что Таргитай быстро управится с хворостом  и
достанет  из-за  пазухи  родимую.  Говорит,  новую  песню  сложил,  жаждет
побахвалиться, а для него,  человека  рассудка,  любые  песни,  что  подло
обращаются напрямую к глупому, но сильному сердцу, минуя мудрую голову  --
верх предательства и коварства.
     Берег был пологим, река с этой стороны превратилась почти  в  болото,
заросла кувшинками, на полет  стрелы  от  берега  воду  покрывала  зеленая
ряска, крохотные зеленые листочки усеяли воду так густо, что воды почти не
видать, только если какая рыба  вскинется  за  комаром,  поверхность  чуть
колыхнется, и видно, что под зеленью все же вода.
     Широкие мясистые листья  кувшинок  лежали  величаво,  недвижимо,  как
приклеенные, почти на каждом по крупной  лягушке.  Огромные,  с  раздутыми
боками, все дремали под косыми лучами, одна вяло стрекотнула, устыдилась и
поплотнее прижалась белым брюхом к зеленому ворсистому листу, от  которого
так хорошо пахнет влагой.
     Мрак уже  решил  вернуться,  как  вдруг  за  явором  шагах  в  десяти
почудилось движение. Замедлил шаг, пошел неслышно, готовый как к  схватке,
так и... к лютой схватке.
     По ту сторона явора, прислонившись к стволу, сидела молодая  девушка,
почти подросток. Длинные светлые волосы, перехваченные лентой,  падали  на
обнаженную спину, а на голове пламенел венок из  ярко-красных  цветов.  Ее
длинные стройные ноги по щиколотку прятались в цветке кувшинки,  огромном,
как собачья миска, даже как корытце для свиненка. На  нее  и  край  болота
падала густая тень, листья  двигались,  и  по  воде  и  берегу  словно  бы
двигались солнечные кружева.
     На стук подошв она оглянулась, вздрогнула. Ее огромные зеленые, как у
Олега, глаза расширились. На миг Мраку почудилось, что бросится  в  теплую
воду, распугивая жаб, но в следующее мгновение она бледно улыбнулась:
     -- Как ты меня напугал...
     Мир зашатался перед глазами Мрака. В груди стало жарко  и  больно,  а
сердце то колотилось, как козел о ясли, то замирало, как муха  на  морозе.
Он чувствовал свои холодеющие губы, с трудом произнес:
     -- Почему ты...
     Голос его прервался. Она ответила уже увереннее,  страх  ушел  из  ее
глаз:
     -- Твое лицо мне смутно знакомо... Кто ты?
     -- Ты знаешь, кто я, -- прошептал Мрак.
     -- Не знаю... -- ответила она жалобно. -- Как  в  тумане  помню,  что
меня схватили  какие-то  люди...  Я  бежала,  заблудилась,  попала  в  это
болото... Дай мне руку, помоги выбраться.
     Он  подошел  вплотную,  она  взглянула  снизу  вверх,   испуганно   и
доверчиво, протянула длинную нежную руку. Под тонкой нежной  кожей  билась
голубая жилка. От нежности и жалости у него остро кольнуло в груди.
     Понимая, что делает огромную  глупость,  он  протянул  ей  руку.  Она
замедленно вложила свою узкую ладонь в его  широкую  пятерню,  тут  же  ее
пальцы сомкнулись, он успел удивиться нечеловеческой силе, и тут же его  с
силой потащили в воду.
     Другой рукой он ухватился за явор.  В  ее  зеленых  глазах  мелькнуло
удивление, она напряглась,  пальцы  держали  крепко,  несколько  мгновений
боролись молча, явор начал слегка вздрагивать.
     Внезапно Мрак ощутил, что ее пальцы слабеют,  пытаются  выскользнуть.
Он сжал сильнее сам, напрягся. Жилы трещали, явор трещал  и  сгибался,  но
Мрак чувствовал, как пересиливает, перетягивает, вот  она  уже  поднялась,
вот он ее тянет, почти вытягивает, ее ноги  уже  вытянулись  в  струнку...
вот, наконец, показались ее щиколотки.
     Он стиснул челюсти, потянул так, что в глазах стало темно, а  в  ушах
зазвенело.  Кувшинка  заколыхалась,  наверх  пошли  ее  ступни:   широкие,
желто-зеленые, с перепонками между пальцев.
     Она задыхалась, лицо стало бледным до синевы, Мрак  тащил,  чувствуя,
что едва не разрывает ее надвое, и наконец увидел длинные зеленые  пальцы,
что крепко держали ее за щиколотки, но уже расцеплялись, их ждало нещадное
губительное солнце, жгло, как раскаленное железо жжет плоть...
     Он дернул из последних сил.  Зеленые  пальцы  разжались,  с  шумом  и
плеском ушли под воду, а он выдернул ее к себе на берег. На самом деле она
оказалась не тяжелее ребенка, и от рывка с такой  силой  ударилась  о  его
твердую грудь, что дыхание вылетело со стоном, а волосы закрыли ей лицо  и
холодными прядями  заструились  по  его  обнаженной  груди.  Мрак  наконец
отпустил явор, схватил ее за волосы, оттянул голову, заглядывая в лицо.
     Испуганные глаза  были  чистого  зеленого  цвета,  брови  сошлись  на
переносице, изогнутые, как луки, а в его кулаке был настоящий шелк  волос,
ни намека на водоросли.
     -- Это он велел мне,  --  сказала  она  торопливо.  --  Хозяин  этого
болота... А ему велел какой-то колдун из племени людей.
     -- Да, конечно, -- ответил он. Взгляд его, на миг задерживаясь на  ее
вздернутой груди, все время опускался на ступни с перепонками. Не будь их,
ее не отличить от молодой красивой селянки. -- Я все понимаю. Иди...
     Он разжал руки. Она вздрогнула, красивые брови  взлетели,  а  зеленые
глаза распахнулись во всю ширь так, что у него заболело сердце.
     -- Куда?
     -- Обратно, -- вымолвил он устало. -- Под корягу. Или где ты живешь?
     -- Ты... отпускаешь?
     -- Иди, -- повторил он.
     Она отступила, не спуская с него недоверчивых глаз, а когда  ее  ноги
коснулись воды, в глазах вспыхнула радость, она упала навзничь, все еще не
отрывая от него взгляда. Вода с шумом  пошла  брызгами,  в  полупрозрачной
воде мелькнул ее гибкий силуэт, на миг исчезла, затем на  середине  болота
поднялся  водяной  столбик,  вода  опала,  и  водяница,   все   такая   же
ослепительно красивая, крикнула срывающимся голосом:
     -- Я не знаю... не знаю, почему ты отпустил... у тебя злое,  жестокое
лицо... но я навеки... Только назови мое имя... я услышу, приду...
     Он махнул рукой и пошел прочь от болота, ноги волочил,  будто  к  ним
подвесили скалы. В спину прозвучал ее затихающий крик:
     -- Меня зовут Белая Лилия, я из рода Щеров...
     Деревья сомкнулись за его спиной, впереди пошла  земля  суше,  запахи
стали чище, он угрюмо  раздумывал  над  странностью  этого  существа,  что
назвало ему свое имя, тем самым передав ему власть над  нею.  Всякий,  кто
знает тайное имя, волен вызывать и приказывать. Потому  старики  стараются
опасных зверей не называть вовсе,  вон  бера  зовут  либо  медведем,  либо
косолапым, а то и вовсе топтыгиным, каждый  волхв  учит  детей,  чтобы  не
поминали вслух черта, а то придет...
     -- Добраться бы до тебя, сволочь, -- прорычал он во внезапном  гневе.
-- Ишь, даже водяницу заставил...
     Олег и Таргитай жарили на палочках мясо,  но  Мрак  уловил  и  сочный
запах жареной рыбы. Олег, ухмыляясь, показал на крупных карасей, толстых и
уже покрытых коричневой коркой, из-под которой  выглядывало  нежное  белое
мясо. Улыбка сбежала с его лица, когда увидел глаза Мрака:
     -- Стряслось что?
     -- Пустяки, -- отмахнулся Мрак.
     -- Тарх сказал бы, что на тебе лица нет... но волхв должен быть точен
в словах. Лицо на тебе висит, только это уже не лицо, а... совсем не лицо.
Кого загрыз?
     Мрак тяжело опустился возле огня:
     -- Надо бы. Как думаешь, кто нас не оставляет: тот проклятый  воевода
со своим колдуном, или же урюпинцы, за своего Змея мстятся?
     -- А тебе есть разница?
     Мрак удивился глупому вопросу, да еще от волхва:
     -- Конечно.
     -- Какая?
     -- Не знаю, -- буркнул Мрак. -- Но разница есть. Один колдун  дурной,
но сильный, а другой не силен, зато искусен. Есть разница?
     -- А ты поверил, -- сказал Олег  с  ласковым  отеческим  упреком.  --
Какой ты простой, Мрак! Простой и доверчивый...  Ладно,  время  дорого.  Я
пройдусь над лесом. А ты, Тарх, налови еще рыбки...
     В глазах Мрака что-то мелькнуло, он уже сделал движение, словно хотел
остановить Таргитая, мол, ножки замочит, но пересилил себя, сказал угрюмо:
     -- Я поищу снизу. Все будем искать! Даже Таргитай поищет... в золе  у
костра. Начали! Время, в самом деле, дороже не бывает.
     Таргитай не успел спросить, как это искать в золе, он не такой  уж  и
золушник, хотя покопаться в золе, конечно же, здорово, за что его звали то
попелюшником, то золушником...  но  Мрак  уже  в  личине  огромного  волка
скакнул за деревья и пропал, Олег почти  одновременно  с  Мраком  взмыл  в
воздух. Пришлось торопливо собирать хворост, ждать лучше всего  у  костра.
Даже если Мрак ничего не задерет, хотя скорее  небо  падет  на  землю,  то
можно разогреть мясо, захваченное из семьи подменыша.  Хозяйка  переложила
ломти пахучими травами, завернула в чистую тряпицу, для  нее  Мрак  так  и
останется великим лекарем...

     Глава 23

     Олег судорожно  бил  крыльями  о  землю,  так  ему  казалось,  но  та
прогибалась подобно воде, и наконец понял, что колотит  о  воздух,  а  тот
стал плотным, потому что лупит со страху так, что лес со всем миром  будто
рухнул в  пропасть,  виднокрай  необъятно  раздвигается,  просто  страшно,
спиной чувствует сырь облаков, сдуру да со страху сейчас расшибет голову о
небесную твердь...
     Он растопырил крылья, тут же качнуло и повело в сторону,  там  слегка
подхватило, снизу жмет теплый воздух, словно от  пожара,  можно  держаться
вот так, просто растопырившись, надо только  не  соскальзывать  с  вершины
этого теплого столба, тогда не только удержится на месте,  но  даже  можно
полегоньку подниматься вверх, пока сам воздух не остынет...
     Крылья ныли, сдуру расшиб о воздух. Мышцы, что  от  плеч,  скулят  от
боли и усталости. Если честно, то перетрудил со страху, страшась упасть на
землю с высоты. Летал бы чаще, уже привык бы.
     Далеко  на  севере  показались  светящиеся  точки.  Он  присмотрелся,
невероятное птичье зрение странным образом  приблизило  далеких  птиц,  их
цветные крылья, поджатые к брюху красные, как у цапель, лапы. Шеи длинные,
оранжевые и блестящие, словно покрытые золотыми  перьями,  а  на  красивых
лебединых головах ярко горят пурпуром гребни, покрупнее петушиных, от  них
идет ровный мощный свет, играет на перьях...
     Неужто анки, подумал он неверяще. Род создал их на  заре  мироздания,
потом  они  стали  вредить  людям,  и  Род  истребил,  но  часть  уцелела,
перебралась на дикий тогда север, прижилась, только теперь  прячутся,  как
от Рода, так от его людей...
     Облака двигались на север, но когда поднялся еще выше, там  был  слой
странно тонких, как блины, облаками даже не назвать, неспешно идут  совсем
в обратную сторону. Воздух зимний, все тело начало застывать, мышцы  свело
судорогой. Мир перевернулся, облака и далекая  земля  поменялись  местами,
потом еще раз и еще, а когда ветер засвистел в ушах, он с  ужасом  ощутил,
что падает, а крылья нелепо болтаются по воздуху.
     То ли от воздуха, то ли от страха, но согрелся  так,  что  бросило  в
жар, крылья начали цепляться за воздух сами. Но на этот раз удержал  дикий
страх, не поднялся под облака, а пошел над лесом,  над  самыми  вер