али  отчаянными. Даже  в слабом свете стало видно, как
побледнели щеки Рикигура, а Фюстель, напротив, выпрямился, желваки играют, а
глаза... словно прощаются. Да  и  Рикигур слишком горяч,  может покончить  с
собой, смывая позор кровью.
     - Слушайте внимательно, - велел он жестко. - Никто не должен знать, что
их  убил я. Это не потому,  что я спасаю ваши шкуры... и  честь, а просто не
хочу, чтобы кто-то решил, будто у нас одни сонные увальни!
     - Рекс, - сказал Фюстель. - позволь мне умереть...
     - Позволяю, - ответил  Фарамунд и добавил  жестко, - но не здесь  и  не
сейчас!  А на поле  брани, когда это будет необходимо. Не раньше.  Сейчас же
скажете... да-да, скажете!.. Заставьте повернуться языки!.. Скажете, что это
вы  их убили, едва они вошли в дом. И  что все как свиньи перепились, спали,
позволили  войти во двор,  даже в  дом, и только  возле покоев рекса  вы  их
остановили. Они попытались сопротивляться, но вы их убили! Запомнили?
     Оба смотрели  непонимающе.  Он видел,  что в их  честных  сердцах кипит
стыд,  в головах  полное  смятение,  ни  одной  мысли.  С какой  стати  рекс
отказывается от славы, а передает ее им, опозорившим свои имена навеки?
     Наконец Рикигур, более сообразительный, спросил с надеждой:
     - Это хитрость, да?.. Чтобы заманить еще?..
     Фарамунд запоздало подумал, что эдак, в самом деле, провоцирует послать
новых убийц, кивнул:
     - Да, так.
     Фюстель воскликнул с неистовой мукой в голосе:
     - Рекс!.. Ничто и никогда... только позволь... Кровь свою отдам за тебя
по капле! Муха не пролетит, комар не проберется...
     Фарамунд кивнул:
     -  Ты,  Рикигур, стой у  дверей,  как и стоял, а ты,  Фюстель,  разбуди
челядь. Пусть  уберут трупы, вымоют пол. Помните, дело не в личной славе или
позоре, а в славе или позоре нашего народа. А для этого важнее, чтобы врагов
перехватывали и убивали стражи, а не сам рекс.
     Он уже понимал,  что у него никогда не будет более преданных людей. Так
и останется у них, что вождь спасал  грозную репутацию своих друзей. Кто-то,
более дальновидный, решит, что он поддерживает грозную репутацию своих людей
вообще,  что  для  правителя  умнее  и  правильнее,  чем бахвалиться  своими
подвигами.
     Но его не оставляло ощущение, что есть и третья причина.
     Настоящая.

     Фюстель приволок  двух  мужиков, заспанную бабу с ведром воды и половой
тряпкой.  Она  терла глаза,  зевала,  натыкалась  на стены,  расплескивая по
дороге воду.  А когда все трое увидели убитых, челядинцы ахнули, бабы взвыла
и выронила ведро. Вода плеснула Фарамунду на ноги.
     Он выругался, отскочил:
     - Все убрать, вычистить! Быстро.
     Со  двора   донесся  шум.  Фарамунд  прислушался,  раздраженные  голоса
раздавались со стороны барака.
     - Оставайтесь на месте, - велел он стражам.
     Фюстель кивнул,  глаза  преданные, Рикигур с  обнаженным мечом  в  руке
подозрительно осматривался по  сторонам,  взгляд  проникал в  каждую  щелку.
Снизу по лестнице кто-то бежал, затем послышался топот множества ног.
     Рикигур и Фюстель обнажили мечи,  попытались загородить рекса.  Это был
Вехульд, лицо растерянное:
     - Рекс!.. Какой-то чужак пробрался к нам в барак!..
     Фарамунд спросил быстро:
     - И что же?
     - Да странно как-то, - выпалил Вехульд. - Я проснулся, обнаружил труп в
луже крови. Поднял всех, стал допытываться... А Допш заявил, что это он убил
чужака, но тут же его свалил сон... Что-то странное, рекс.
     Фарамунд быстро  посмотрел на  молодого воина  с нагловатым лицом,  что
стоял  рядом  с Вехульдом.  Тот  прямо посмотрел ему в глаза, но  что-то  во
взгляде  дрогнуло, он  отвел глаза,  затем  с  усилием  снова  посмотрел  на
грозного рекса.
     - Странно, конечно, - ответил Фарамунд медленно, в черепе стало горячо,
так суматошно метались мысли. - Странно, что чужак пробрался через врата или
стену... Но что Допш зарубил лазутчика, молодец!
     Вехульд сказал подозрительно:
     - Я проверил его меч. Сухой, чистый!
     Допш открыл и закрыл  рот.  В глазах появился страх. Фарамунд улыбнулся
ему как можно благожелательнее:
     - Из него выйдет  хороший  воин!  Зарубил,  тут же вытер меч, вложил  в
ножны, только после этого заснул. Так было?
     Допш вздрогнул, торопливо кивнул:
     - Так  рекс!  Ты  все  видишь, все знаешь. Зарубил, вытер меч, вложил в
ножны... а тут меня словно подкосило. Упал, ничего не помню.
     Фарамунд сказал задумчиво:
     - Без колдовства не обошлось. Ко мне в дом тоже двое сумели пробраться.
Но Рикигур и Фюстель зарубили их прямо возле моей спальни. Как прошли, минуя
стражу ворот?  Не  иначе, колдовство...  Ладно, уже рассвет.  Выбросьте труп
собакам, а у нас дела поважнее, чем заниматься неудачливыми лазутчиками.
     Они  ушли нехотя, он понимал, что разговоров  будет много, надо  сейчас
всех  впрячь  в  работу  как следует,  гонять до  седьмого  пота,  чтобы  не
докапывались, не заметили какие-нибудь мелочи, что разрушат его ложь.

     Старого друида не  привели, а принесли под руки.  Он сразу  углядел два
неподвижных тела, вытаращил глаза:
     - Рекс! В твоем доме были чужаки?.. Это стража так оплошала или...
     - Скорее, "или", - ответил Фарамунд. Кивком отослал стражей за дверь. -
Об этом знаем только мы,  - предупредил он. -  Ты и я. Третьего нет. Так что
если  вдруг об этом  станет  известно, то  мы оба  будем знать,  кто  из нас
проболтался! Понял?
     Друид молча поклонился. Все знали, рекс казнит быстро и люто. Если даже
преступник, укравший козу  у  простолюдина, прятался в непроходимом дремучем
лесу, за ним оправляли десяток лучших следопытов, ловили, приводили в бург и
вешали или сажали на кол  при  большом  стечении народа. Все знали, что рекс
всегда находит виновных  и всегда наказывает  жестоко. Потому  разбои и даже
простое  воровство прекращались как  бы  сами собой, едва земли попадали под
его власть.
     - Никто не узнает от  меня, -  ответил он степенно. - Порукой тому  моя
совесть... и твои драконовские законы.
     - Драконовские? Хорошее слово.
     - Гм,  это  не просто слово...  Ну,  ладно,  что  ты  хочешь от бедного
старика?
     Фарамунд сказал прямо:
     -  Говорят, ты  колдун! Не отпирайся.  Мне без разницы, вредишь ты этим
людям или помогаешь.  Меня  заботит сейчас другое...  Уже  дважды появлялись
странные  люди. Первый раз мне просто удалось ускользнуть.  Во второй раз  я
сам напал на них с мечом... Взгляни на их тела! Ты что-нибудь понимаешь?
     Друид обошел вокруг убитых,  присел  на корточки. Лицо старого  колдуна
стало  серьезным. Фарамунд видел,  как  кончики пальцев начали  подрагивать,
когда он поднес их сперва к лицу молодого, потом старшего.
     - Когда это было? - спросил он.
     - В полночь, - ответил Фарамунд.
     - И до сих пор в обоих все  еще чувствуется мощь, - сказал  колдун едва
слышно.  Он  остался  на корточках,  глаза  не  отрывались  от  застывших  в
изумлении  лиц  убитых. -  А  сколько  же ее  было  тогда...  Тебе  повезло,
правитель. Тебе просто сказочно повезло.
     - Я знаю, - признал Фарамунд.
     - Тебя могли убить очень легко.
     - Но не убили.
     - Они просто не ожидали, что ты...
     Он замялся, подбирая слово. Фарамунд сказал угрюмо:
     - Договаривай.  Повезло,  что проснулся?  На  самом  деле,  я  один  не
поддался  их  чарам.  Все  спали!  Даже  мои самые верные  стражи  бесстыдно
заснули, как пьяные мужики в постелях чужих жен. Эти двое... а в казарме еще
один,  шли  очень  уверенно.  Они  вообще не доставали  мечи, они как  мешки
переворачивали спящих, не тревожась, что те проснутся и поднимут крик!
     - Вот как? Но я думал...
     - Одного я  зарубил в казарме, -  прервал  Фарамунд, -  другого  принес
сюда. Даже стражи не знают. Я не хочу, чтобы знали... Понял?
     - Нет, - признался друид.
     -  Я тоже  многое  не понимаю,  -  признался  Фарамунд. - Но пусть  все
думают, что убийцы сами допустили какую-то ошибку. Если станет известно, что
на меня колдовство не подействовало, то в  следующий раз могут  сделать так,
что... подействует. Я готов погибнуть в  кровавом бою с  мечом в руке, но не
хочу, чтобы мне перерезали горло как барану!
     Друид внимательно оглядел  рекса, подержал  за кисть,  прислушиваясь  к
толчкам крови.
     - Но ты был готов?
     -  Я  боялся, - признался Фарамунд. -  Меня  даже сейчас колотит...  ты
видишь,  как   дрожат  руки,  Я   страшился,  что  успеют  напустить  другое
колдовство. Посильнее! Потому я нанес удар в спину, хотя этот удар  буду  со
стыдом вспоминать всю жизнь.
     Друид отмахнулся с небрежностью:
     - Правила  чести выполнимы только на поле  брани. Кто крадется тайком с
ножом в руке, тот заслуживает удара в спину. Как будто бы он  не ударил тебя
сзади!.. Тут другое непонятно... Почему они пришли убить  тебя. Раз уж ты не
наказываешь за правду, то скажу честно...
     - Клянусь, - сказал Фарамунд торопливо. - Еще раз клянусь!
     - Прости, но, если правду,  то  таких  властителей,  как ты...  на этих
землях  хоть  пруд  пруди.  Захватываются  римские гарнизоны, строятся новые
крепости... Ты, может быть, чуть удачливее других, потому что пару лет назад
о  тебе не знали, а сейчас ты... Но все  же таких могучих  колдунов посылать
убить именно  тебя... гм... Они  ведь  с  такой  мощью  могли пробраться и к
самому римскому императору! Наверное, смогли бы. Но почему к тебе?
     Фарамунд со злостью обрушил кулак на столешницу. Кубки подпрыгнули.
     - Если бы я это знал!
     Колдун спросил осторожно:
     - Я слышал, что ты вроде бы... не помнишь, откуда пришел?
     В  комнате запахло  грозой. Фарамунд ощутил странное напряжение, колдун
смотрит внимательно, вопрос задал  простой, но Фарамунд ощутил, как внезапно
колыхнулось пламя  свечей,  на  миг пригнулись  оранжевые  язычки в  плошках
светильников.
     - Ха-ха, - ответил он принужденно. - А что надо было говорить?
     Колдун спросил недоверчиво:
     - Было не так, верно?
     Фарамунд ответил как можно небрежнее:
     - А что, надо было вот  так сразу признаться, что меня ищут за грабеж в
доме самого  конунга?  За кражу золотого  ожерелья у  его  жены? Или на ходу
что-то придумывать, когда я почти подыхал?..
     Колдун кивнул:
     - Да, я тоже не поверил. Но теперь ты можешь сказать?
     Фарамунд засмеялся:
     - Конечно! Могу, как не мочь. Но не скажу. Хотя, если правду, не так уж
и много я натворил. У других на руках крови и преступлений больше...
     Он говорил беспечно и весело, и колдун, похоже, поверил,  что он просто
один из  тех многочисленных головорезов, что вывели из себя даже конунга. От
гнева  властителя,  понятно, надо уходить  в дальние  страны, жить  уже  под
другим именем.
     Но  все-таки он  чувствовал,  что друид  все  равно  вернется  к  явным
несоответствиям в его рассказе. Ведь, в самом деле, проще сменить имя, а  не
сочинять, что от удара по голове ничего не помнит!

     Утром они выступили дальше на юг.  Войско двигалось со скоростью тяжело
груженого обоза. Фарамунд ехал во  главе  передового отряда. Дорога  шла  по
середине зеленой долины, изумрудной, чистой, ясной, воины восторженно ахали,
вот  где  корма  коням,  только   Фарамунд   покачивался  в  седле  суровый,
погруженный в думы.
     Вехульд, переглянувшись с Унгардликом,  выслал вперед еще одну  группу.
Конунг  в  таком состоянии,  что не  сумеет  вовремя  собраться, если  вдруг
нападут враги.
     А Фарамунд мучительно ломал голову: почему?  Почему именно его пытались
убить уже  дважды таким странным образом? Друид  прав, против него поставили
таких колдунов, которые  смогли бы пройти к могучим  владыкам Рима... Или не
смогли бы?  У  того,  может  быть, свои  колдуны  на службе. Которые  бдят и
охраняют от других колдунов.
     К  исходу второй недели телеги  ломались настолько  часто, что пришлось
разбить  уже  не  временный лагерь на сутки, а добротный, с шатрами.  Вблизи
отыскалось  неразграбленное селение, для  конунга выбрали  самый  просторный
дом, велели двум молодым женщинами нагреть воды в большом чане и приготовить
постель для важного гостя.
     Фарамунд  все  еще  раздумывая  над  странностями  покушения,  даже  не
заметил, как его  помыли, вытерли. Женщинам  велел  убираться, сам рухнул на
ложе, глаза в потолок, но едва скрипнула дверь,  подхватился как  ужаленный,
меч до половины выдернул из ножен.
     - Кто?
     Через порог  ступил,  сутулясь,  грузный  человек.  Когда  распрямился,
Фарамунд с трудом  узнал  Тревора.  Старый  воин  постарел, осунулся,  глаза
ввалились, а седые волосы поредели, торчали жидкими кустиками.
     - Случилось что?  -  ахнул  Фарамунд.  -  Вот уж  не  ожидал тебя здесь
увидеть!.. Или восхотелось самому искупать меч в римской крови?
     Он  обхватил  Тревора,  обнял, но тот  почему-то высвободился,  сел  на
лавку. Глаза Фарамунда погасли, вспомнил, что Редьярд был ему троюродным или
еще каким-то племянником.
     А Тревор тяжело опустился за стол,  вздохнул.  Плечи поднялись и опали.
Несколько мгновений он не мог говорить. Пугливо вошла молодая девушка, перед
Тревором появился пузатый кувшин и  два кубка. Она бросала робкие взгляды на
грозного конунга, для  которого она  предназначена на ночь, иначе  бы ее уже
пропустили через руки всех воинов в селении.

     -  Промочи горло, - посоветовал  Фарамунд. - Раньше ты любил это  вино.
Или не это, но все равно - любил это дело.
     Тревор  довольно  равнодушно  налил  себе  в  кубок, отхлебнул, тут  же
отставил. Глаза его не отрывались от столешницы.
     -  Рекс, - сказал он  глухо.  -  Мне  очень не хотелось ехать... Ты сам
понимаешь... но у меня есть еще и племянница.
     Фарамунд ощутил толчок тревоги.
     - Что-то стряслось? - выпалил он. - Что с Брунгильдой?
     Тревор удивленно вскинул брови.
     -  Ты  ее  еще помнишь?.. Прости... Она просит...  Нет, она  настойчиво
требует, чтобы ты обязательно прибыл к ней.
     Фарамунд кивнул:
     -  Хорошо.  Через пару месяцев... от силы, через  три, я выйду на берег
реки, тем самым обеспечу себе все земли по эту сторону. И после чего приеду.
Мои военачальники без меня с охраной справятся.
     Тревор сказал несчастным голосом:
     - Конунг, она настаивает, чтобы  ты прибыл немедленно.  Понимаешь,  она
настаивает.  Не  спеши отвечать!  Ты же знаешь,  она ждет  ребенка. Повитухи
заметили,  что у нее живот клином! В один  голос говорят, что нас всех  ждет
мальчик! Крепкий здоровый  мальчик, которому  расширять мечом  пределы твоих
владений  до...  я уже не  знаю!  Он должен появиться  через месяц.  Если  я
задержусь в дороге, то могу уже увидеть ее с младенцем на руках!..
     Фарамунд  заколебался.   За  окном  послышался  конский  топот,  кто-то
выругался, звякнуло железо. Фарамунд покачал головой:
     - Не могу. А что все-таки случилось? Разве она в чем-то нуждается?
     Тревор отвел глаза, пальцы его застыли  на  кубке. Вид у него был самый
несчастный.
     - Рекс... если бы я не знал ее раньше... я бы сказал...

     - Что?
     - ... что она нуждается в тебе.
     На  миг  перед  внутренним  взором  Фарамунда  мелькнуло  бледное  лицо
Брунгильды,  ее  гордо  вскинутые  скулы,  гордый  взгляд. В выжженной  душе
шевельнулось  нечто вроде сочувствия,  но  тут  же  встало  во всей  яркости
прекрасное лицо Лютеции, ее звездные глаза.
     - У нее есть все, - ответил  он упрямо. Он сам  чувствовал,  что  в его
голосе  недостает   твердости,  но  что-то  злое,  мохнатое,  несправедливое
шевелилось неспокойно,  царапало  душу,  и он,  чувствуя неправоту, повторил
громче: - У нее есть все.
     Тревор отодвинул кубок, поднял голову. Их взгляды встретились.
     - Как скажешь, рекс...
     Фарамунд выкрикнул зло:
     - Хочешь сказать, что я не прав?
     - Не прав, рекс - сказал Тревор прямо.
     - Да что  ты  знаешь... - прорычал Фарамунд, голос задрожал  и  упал до
шепота. Он  ощутил,  что  в глазах  снова защипало, а горькие  слезы  начали
наполнять  плотины. - Что ты  можешь знать... Пусть рожает,  ее сына объявлю
наследником всех земель. Он примет титул рекса...
     - А ты, рекс?
     - А мне он нужен? Я для своего племени и так рекс. А он станет рексом и
для остальных правителей стран и государств.

     Он  видел,  что  Тревор  чувствует  глубокую  тоску  в  его голосе. Оба
некоторое  время избегали  смотреть  друг  другу  в  глаза,  наконец  Тревор
вздохнул:
     - Надо быть мужчиной, рекс... и в этом.
     - А я кто?
     - Ребенок.
     - Почему? - прорычал он.
     - Прячешься  от жизни, - ответил Тревор просто. - Мы все любим Лютецию.
А  она,  там,  из своего  христианского рая смотрит на нас,  и  что же,  она
радуется твоим мучениям? Разве она не желает счастья тебе... и своей сестре?
В конце концов, это у нее появится племянник!
     Тоска  стиснула  горло   Фарамунда.  Он  едва  смог  прошептать,  слезы
подступили и душили за горло:
     - Это мог быть ее сын.
     Тревор  поднялся,  взглянул  на  дверь.  В  глазах  сочувствие  странно
смешивалось с осуждением:
     - Рекс, жизнь идет! Время лечит любые раны. А если не лечит, то это уже
не раны, а язвы.

Глава 37

     Тревор уехал в тот же день. Даже не  захотел переночевать. Сказал,  что
успеет  доехать  до  небольшого  селения  на  той  стороне  реки. Фарамунд с
тяжестью в  груди  проводил  его  до выхода из  дома, вернулся,  допил вино.
Тяжесть не исчезла, стало горько.
     За  окном быстро темнело.  Высыпали звезды,  все еще непривычно  яркие,
огромные. Пахнуло свежим хлебом.
     В  ночи  послышался долгий  протяжный вой.  Фарамунд медленно  повернул
голову в сторону леса. Волк воет на луну, все привычно, но почему воет... не
так? Когда его отряд запевает дружную песнь, сразу заметно, кто сорвал голос
или болен: за столом ли поют или сидя на конях, а здесь хоть не люди, а весь
мир отдался  лунной песне: деревья, травы, звезды, лесные  звери... но  этот
волк... он не поет...
     Он подает сигнал!
     По  телу прокатилась  волна страха. Мышцы  напряглись,  очарование ночи
слетело, как  исчезает утренний сон, когда с разогретого тела грубо  срывают
теплое одеяло.
     Кончики пальцев пробежали по поясу, проверяя: на месте ли рукоять ножа.
Настолько  привык  к  его  тяжести,  что  перестал  замечать,  но  сейчас от
шероховатой рукояти по телу разлилось ободряющее тепло...
     Вой повторился, уже  ближе. Фарамунд  отступил в  тень,  прислушался  к
звукам в доме. Внизу глухо звякнуло, словно женщина уронила половник, в трех
шагах  невидимый  в тени Рикигур сопел  и шумно  зевал.  Заскрипело, это  он
чешется, словно водит точильным камнем по лезвию меча.
     Послышался шумный вздох.  Фарамунд прислушался, чересчур тихо. Все  так
же, прижимаясь к стене  и  избегая лунного света, пробрался  к закутку.  Под
сапог попалось  что-то  выпуклое,  глаза  с трудом рассмотрели щит.  Рикигур
крепко спал, привалившись к стене. Нижняя челюсть отвисла, голову закинул, в
полутьме его раскрытая глотка казалась темной норой.
     Вой  раздался  у  самых ворот. Сердце  стучало бешено,  пальцы медленно
сомкнулись на рукояти ножа. Он заставил себя сделать глубокий вдох, в глазах
чуть посветлело, кровавая  пелена ночью кажется серым туманом, нож  выставил
лезвием вперед и вжался в простенок.
     Двор как на ладони. Черное тело  метнулось через забор. В ярком  лунном
свете Фарамунд отчетливо рассмотрел длинное черное тело огромного волка. Тот
упал  на  все четыре  лапы, блеснули длинные  клыки, тут же  волк метнулся к
крыльцу.
     Лихорадочные мысли  носились с  такой силой, что его почти раскачивало,
словно  осиновый  лист.  В третий раз, чтобы  не произошло  ошибки,  за  ним
послали не человека, а...
     Внизу  коротко  скрипнуло.  Значит,  этот  волк умеет открывать  двери.
Наверняка, он умеет не только открывать двери!

     Тень  мелькнула в холле. Там на страже Фюстель, но Фарамунд уже поним