хи... И знания копят, передают из  поколения  в
поколение, ничего не теряют, как мы наверху.  Голова  кругом  идет,  когда
только пытаюсь представить, каких глубин достигли... я о мудрости,  зверь,
какие невероятные сокровища  собрали!..  Эх,  ты  как  Таргитай,  сразу  о
злате-серебре подумал...
     Таргитай живо возразил:
     -- Не только! Я что,  дурак?..  И  о  драгоценных  камнях!  В  горах,
знаешь, какие красивые попадаются?
     Олег замолчал, начал подбрасывать  хворост  в  костер,  затем  срезал
новый ивовый прут, содрал кору, и на белое, скользкое нанизал ломти  мяса,
переложил горькими травами, положил  над  углями,  но  так,  чтобы  только
румянились, но не подгорали.
     Сквозь листву смотрели звезды. Иногда ветки чуть  сдвигались,  словно
по ним пробегала незримая белка, некоторые звезды уходили, взамен  холодно
и враждебно смотрели другие колючие глаза.
     Женщины тихонько перебирали свои,  теперь  уже  свои,  драгоценности.
Мрак сидел перед догорающим костром, обхватив огромными руками колени.  От
багровых углей шел угасающий  жар.  Лицо  Мрака  выглядело  выкованным  из
темной меди. Темно-красный свет подсвечивал снизу так  странно,  что  Олег
дважды оглядывался на сидящего в задумчивости человека:  тот  ли  Мрак,  с
которым вышли из Леса.
     -- Мы найдем, -- проговорил он, чувствуя, как в горле встал  ком.  --
Мы найдем, что сделать с этим ядом.
     Мрак даже не понял, глаза уперлись в быстро темнеющие угли. Таргитай,
спохватившись, бросил в сторонку охапку хвороста,  подкатил  туда  уголек,
подул, раздувая щеки, как стельная  корова  бока.  Вспыхнули  мелкие  злые
огоньки, вгрызлись в дерево, пошли  торопливо  расщелкивать,  перехватывая
друг у друга лакомые куски. А на  старом  месте  багровые  угли  шипели  и
злобно плевались струйками дыма, когда  на  них  падали  капельки  жира  с
нанизанных на прутья ломтей мяса.
     -- Ты ищешь травы? -- спросил Таргитай с надеждой.
     -- Все ищу,  --  ответил  Олег.  Он  старался  не  смотреть  в  глаза
оборотню, тот слишком хорошо видит ложь, а правда в том, что от яда жрецов
Перуна просто нет противоядия. -- У нас еще есть время.
     Мрак  наконец  поморщился,  лоб  и  скулы  в  пламени  костра   стали
оранжевыми:
     -- Бросьте.
     -- Мрак, правда...
     -- Бросьте, -- повторил он. -- Я просто... где ее искать?
     Таргитай не понял, смолчал,  заботливо  переворачивал  прутья,  пусть
подрумянится, но не подгорит, а Олег спросил настороженно:
     -- Кого?
     -- Ту, которую. В жертву...
     -- А-а-а-а, -- протянул Олег, --  которую  в  невесты  Перуну!..  Эх,
Мрак... Тарху не дали отнять у Маржеля, он же  Перун,  невесту,  а  эту...
Правда, мы отняли ее мимоходом. Все равно пришли  за  головой  Перуна.  Но
тебе не стоило вот так бросаться под нож... да еще отравленный.
     Мрак угрожающе зарычал. Олег поспешно отсел по другую сторону костра,
а Таргитай, словно все понимая, молча обнял Мрака и прижался к  его  боку,
такой по-детски беззащитный и дурковатый, что прямо прибил бы из  жалости,
чтоб не мучился.
     -- Если мясо не подгорит, --  предостерег  он,  --  то  не  знаю,  не
знаю... Значит, что-то в лесу большое издохло.
     --  Очень  большое,  --  поддержал  Таргитай,  ничего  не  поняв.  --
Агромадное!
     -- Лишь бы не черепаха, -- ответил Олег,  его  глаза  смотрели  перед
собой в незримые дали.
     -- Какая черепаха? -- поинтересовался Таргитай.
     -- Да там... одна, -- ответил Олег внезапно  охрипшим  голосом.  Лицо
покрылось тенью, нос заострился как у  дятла,  щеки  стали  восковыми.  --
Большая такая... Другой такой нет.
     Мрак промолчал, о чем-то догадывался, а добрый Таргитай уточнил:
     -- Ничо, черепахи живут долго!.. Гольш рассказывал, что  у  его  деда
одна вовсе...
     Но трепещущая душа волхва уже унеслась в страшные дали, там билась  в
смертельном страхе, переживая то, что однажды  пережил  сам  хозяин.  Мрак
хмыкнул, снял прут с парующими ломтиками,  на  каждом  шипели  и  лопались
пузырьки, сунул ему в руку.  Олег  начал  есть  чисто  механически,  глаза
смотрели в одну точку, потом челюсти заработали чаще, он  даже  взрыкивал,
как пес, у которого пытаются выдрать кость из пасти,  а  когда  опустевший
прут полетел в темноту, рука волхва словно сама ухватила другой.
     Мрак наблюдал за всеми с усмешкой. Все едят так, что за ушами трещит.
И как ни умничает волхв, но жрякать  не  забывает.  А  говорят,  что  есть
мудрецы,  что  не  видят,  что  суют  в  пасть.  Олегу   попробуй   сунуть
подгорелое...
     Он поинтересовался:
     -- А как остальные?
     -- Что остальные?
     -- Если, скажем, великий Род отдаст свое Перо рыбам или муравьям? Как
другие посмотрят?
     По звездному небу скользнула громадная тень, закрывая яркие  россыпи.
На миг блеснул красный глаз, горящий нечеловеческой злобой.  Пламя  костра
слабо колыхнулось.  Лиска  брезгливо  сбросила  щелчком  с  плеча  упавшую
шерстинку, длинную и острую как сосновая игла.
     Олег пожал плечами:
     -- Рыбам или муравьям не даст, но кому бы ни  вручил:  лешим,  упырям
или великанам, остальные умолкнут в тряпочку. За спиной того,  кому  отдал
Род свое Перо Власти, всегда будет маячить грозная тень самого Рода!  А  с
ним не поспоришь.
     Мрак  умолк,  возразить  нечего,  но  брови  приподнимались,  тяжелые
складки на лбу собирались такими жесткими валиками, что на них можно  было
бы загибать  гвозди.  Его  руки  сами  по  себе  через  равные  промежутки
подбрасывали в огонь веточки, а глаза то и дело останавливались на  Олеге,
Таргитае, женщинах. Его привыкли знать сильным и все умеющим. Он,  правда,
и сам считал себя таким. Но его считали еще и бесстрашным, а  вот  в  этом
ошибались.
     Совсем недавно до судорог страшился  навсегда  остаться  волком,  ибо
таково было проклятие его рода: никто из мужчин старше тридцати не остался
человеком. Все растворились в лесу,  и  кто  знает,  сколько  сгинуло  под
топорами и  рогатинами  односельчан  и  даже  родни,  когда  с  последними
гаснущими остатками разума приходили на звериную охоту к  смутно  знакомым
местам?
     Да,  благодаря  песням  Тарха,  он  остался  человеком.   Не   просто
человеком, а человеком из племени  невров,  что  вольны  перекидываться  в
волка и обратно. Страх ушел, но тут же явился другой... В его теле дремлет
яд, который не выносит снега. Не сама смерть страшна, ибо  смерть  от  яда
можно приравнять к почетной смерти в бою. Страшно не увидеть  ту,  которую
закрывал грудью, приняв отравленный клинок...
     Он вздохнул тяжело, пламя колыхнулось на ту сторону,  там  взвизгнула
Лиска.
     -- Пора, -- сказал он, поднимаясь. -- Заночуем как люди!
     -- И поедим, -- добавил Таргитай мечтательно.  Олег  метнул  на  него
удивленный взгляд, Таргитай пояснил поспешно: -- Разве это  еда?  Так,  на
один кутний зуб.
     -- И чтобы постель, -- добавила Лиска.
     Кора уточнила:
     -- Пусть на сене, но чтоб как постель, а не все вповалку...
     Их взгляды скрестились на Олеге.  Волхв  вздрогнул,  вклинился  между
Таргитаем и Мраком. Мрак  злорадно  отодвинулся  еще  дальше,  позволяя  и
рыжеволоске  втиснуться,  за  что  Лиска  метнула  взгляд  такой   горячей
благодарности, что у Мрака от неловкости вспотела спина.

     Над головами раскачивалось темное небо  с  россыпями  колючих  звезд.
Луна смотрела через настолько ветхое облако, что Таргитай  тут  же  увидел
его как одежду  молодого  нищего,  под  которой  скрывается  чистое  яркое
сердце...
     Он начал прикидывать, не вставить ли  в  песню,  но  облако  медленно
перетекло из ветхой одежды в отвратительного дракона, что заглотил луну, а
та бродит по  внутренностям,  натыкаясь  на  ребра,  просвечивая,  пытаясь
прорвать толстую кожу,  кое-где  истончая...  и  вот  наконец  прорвалось,
победно озарилась... Хотя не совсем прорвалась,  виден  приподнятый  хвост
дракона, луна вывалилась у него  из-под  хвоста.  Не  совсем  чистая,  вон
пятна...
     Он вздрогнул, этот образ совсем не для песни, разве что  для  грубого
Мрака, бегом пустился догонять четверку.
     Призрачный  свет  падал  на  деревья,  высвечивая  верхушки,  а   все
остальное пряталось в такую тень, что чудилось то страшное,  что  было  до
первого дня творения. Из  черноты  стрекотали  неутомимые  кузнечики,  над
головой тяжело прогудел жук. Земля под ногами еще казалась теплой, недавно
прогретая солнцем, но от кучек деревьев несло ночным холодом.
     Олег тихохонько догнал Мрака, пошел рядом.  Мрак  слышал  его  мерные
шаги, затрудненное дыхание. Волхв что-то хотел спросить, но не решался. Но
Олег есть Олег, даже когда трусит, он заставляет себя сделать шаг.
     --  Мрак,  --  послышался  его  голос,  в  котором  были  тревога   и
недоумение, -- я одного не понял...
     -- Счастливец, -- позавидовал Мрак.
     -- Почему?
     -- А я ни черта в жизни не понимаю.  Чем  больше  узнаю,  тем  больше
запутываюсь.
     -- А-а-а-а... Нет, я  о  другом,  помельче.  Не  о  всем  доме,  а  о
кирпичике... Но понять надо, ибо из кирпичиков...
     Мрак скривился:
     -- Ну, говори.
     -- Ты сказал, что повязка сползла...
     -- Сказал.
     -- Но как могла сползти, если застряла бы на твоих ушах? Они  у  тебя
не больно гнутся. У коровы бы -- да, но ты не совсем корова... Человек  не
совсем, но не корова же? Да и глаза закрыла бы. Да не корова,  а  повязка!
Правда, для тебя нюх важнее, но и глаза все-таки... Да  и  нос  мешал  бы.
Хотя, если приплющить... Нет, все-таки мешал бы.
     -- А рот? -- бросил Мрак ядовито.
     -- Ну, рот проскочила бы, -- рассуждал Олег. -- Губы у  тебя  не  те,
что у Тарха. Но дальше вовсе какая-то дурость!.. У тебя ж плечи ого!  Даже
ого-го.
     Мрак не слушал занудные рассуждения, шел, оглядывался на женщин.  Обе
притихли, чуют неладное. Полная луна заливает землю призрачно мертвым,  но
ярким светом. Лес чернеет в сторонке, они идут вдоль  реки,  памятуя,  что
люди всегда селятся вблизи воды.  Над  головами  качается  звездное  небо,
странный купол с великим множеством ярких  и  тусклых  звезд,  холодных  и
подмигивающих, серебристых, красных, даже оранжевых...
     Не прошли и версты, как лунный  свет  захватил  страшноватые  кресты,
приземистые плакучие ивы, оттуда донеслось раздраженное карканье  воронов,
однако Мрак вздохнул с облегчением. Если погост, то  и  село  уже  близко,
деревня или хотя бы весь. По всему кладбищу торчат яркие, как серебренные,
вершины кустов, остальное в  черноте,  кое-где  белеют  березы,  а  кресты
почернели, холмики почти сравняло с землей... Нет, вон свежий  крест,  так
что люди поблизости еще живут.
     Он углубился в думы, а Таргитай засмотрелся на дальние  могилы.  Там,
скупо освещенный луной, огромный косматый мужик, весь в лохмотьях,  сквозь
которые просвечивает старческое высохшее тело, дрался с  мертвецами.  Двух
сумел сбить на землю могучими ударами, мертвяки уползли обратно в  могилы,
тихо подвывая от страха и жалости  к  себе,  но  третий  подкрался  сзади,
ухватил мужика за шею, давит страшными костлявыми пальцами.
     Даже в ярком лунном свете было видно, как  потемнело  лицо  ведьмака,
хотя откуда кровь, ничто  не  должно  приливать  к  его  жуткой  харе.  Он
ухватился за пальцы, пытался оторвать, мертвец давил изо всех сил,  а  тут
зашевелилась земля еще на  двух  дальних  могилках,  показались  костлявые
пальцы.
     Те мертвецы выбирались медленно,  но  их  пустые  глазницы  уже  были
направлены  на  борющихся.  Таргитай  не  выдержал,  побежал  к  кладбищу,
перепрыгивая земляные холмики, ударил  кулаком  по  затылку  напавшего  на
ведьмака сзади. Череп хрустнул и рассыпался грязными черепками.
     Ведьмак стряхнул с горла костяшки, с  трудом  перевел  дыхание.  Двое
мертвецов уже вытащили ноги из земли, пошли на него. Ведьмак прохрипел все
еще перехваченным горлом:
     -- Спасибо... Скажи тем... в селе... мак, дурни, забыли...
     Мертвяков встретил кулаками, Таргитай отступил, фигуры Мрака и  Олега
едва  мелькали  в  лунном  свете.  Устрашенные  женщины  бежали   впереди,
оглядывались и визжали. Пришлось мчаться напрямую через кусты  и  могилки,
прыгать как коза.
     Мрак оглянулся на шум, пожал плечами, а Олег бросил недовольно:
     -- Что ты везде лезешь?.. Он здоровый, отобьется.
     -- Да, его чуть не прибили!
     -- Ведьмак всегда побеждает, -- заметил  Олег  поучающе.  --  Правда,
что-то их повыползало многовато... Видать, какой-то мор  был.  Обычно,  по
одному.
     Мрак оглянулся на ходу:
     -- А если ведьмак не задержит, эти явятся в село?
     -- И такое бывает, -- вздохнул Олег. -- Мертвое  хватает  живое,  так
всегда.
     Таргитай вспомнил:
     -- Он еще сказал, что мак забыли!
     Мрак уходил, не слышал, или не обратил внимания, а Олег наморщил лоб:
     -- Мак... При чем  мак?..  А-а-а,  чтобы  избавить  от  второй  души,
нечистой!.. Черт, простое людье всегда забывает, что у  ведьмаков  по  две
души, чистой и не совсем... Ладно, когда придем в село, скажи войту.
     Далеко на краю кладбища, прямо на дороге, ведьмак мужественно  дрался
с мертвецами, не пропуская их в село. Обе женщины смотрели на Таргитая  со
страхом и восхищением. Он приосанился, все-таки доброе дело сделал,  помог
человеку... ну, который остался человеком и там, за порогом.
     Лиска тихонько попросила:
     -- Таргитай, иди к нам! Ты такой смелый...
     -- Потому что дурной, -- сказал Олег уязвлено. -- Он  не  знает,  что
чем тише едешь, тем дольше будешь.
     -- Тем дальше, -- поправил Таргитай с недоумением.
     -- Чем тише едешь, -- громыхнул Мрак  свою  мудрость,  --  тем  морда
шире!.. Олег, зачем тебе морда? Не воевода поди, а  волхв...  Правда,  чем
больше богам жертв, тем волхвы толще. Правда, и боги...  Вон  посмотри  на
Тарха. Морда скоро в кувшин с молоком не будет влазить.
     Таргитай обиделся:
     -- Ты чего? Она и так не влезает!
     -- Вот видишь, -- согласился Мрак, -- уже не влазит! Или не  влезает,
как твердит волхв. А что будет, когда для него в каждой деревне  по  девке
топить будут?
     Таргитай от обиды даже сбился с шага, сразу спины оборотня  и  волхва
начали отдаляться, загораживая женщин, все двигались ровно  и  споро,  как
олени в знакомом лесу. Хотя для невров любой лес  --  родной,  но  все  же
обидно насчет кувшина: у кого морда в кувшин влезет, у журавля разве  что?
Или у цапли... У аиста тоже влезет, даже  у  Олега,  может  быть,  влезет,
когда он в птицу махнет, все-таки рыло вытянуто, даже не рыло, а клюв...
     -- Подождите! -- заорал он. -- Когда это для меня девок топили?
     Но безжалостные люди, за что только друзьями зовутся, уже скрылись за
деревьями, а в одиночестве страшно всякому, для бога так и вовсе смерть. И
Таргитай ощутил, как  навстречу  ринулись  деревья,  замелькали  справа  и
слева.  Кусты  трещали  и  хлестали  по  сапогам,  когда  он   с   разбега
перепрыгивал, ни мало не  заботясь  что  там  за  зеленой  стеной:  ровная
травка, коряга или выворотень с острыми сухими корнями.

     Глава 4

     Дорога становилась утоптаннее,  в  лунном  свете  заблестели,  словно
золотые, хатки, крытые соломой. Все пятеро невольно ускорили шаг.
     Крайняя вросла нижними венцами в землю, а солома на  крыше  прогнила,
свисала неопрятными космами. Мрак на  ходу  заглянул  в  окно:  полутемное
помещение, треть занимает, как водится, печь, от  нее  тянутся  палати,  к
окну придвинут стол, за столом  в  темноте  угадывается  лавка.  На  столе
пламенеют диковинными цветами пять расписных ложек. Понятно,  в  доме  три
женщины и двое мужчин. Мужские всегда шире, а донышко оттопыренное. Одна с
обугленным пятнышком  на  рукояти:  прижигали,  чтобы  приворожить.  Лежат
выемками вниз, значит -- наелись, а что оставлены на столе после  еды,  то
для того, чтобы всем быть на том свете вместе. Дружная, значит, семья.
     -- Но бедная,  --  сказал  он  со  вздохом.  --  Топаем  дальше.  Вон
следующая вроде бы получше.
     Второй домик огорожен, в отличие от первого,  но  такой  забор  любая
коза перескочит, а через щели кур перетаскают как хори, так  и  лисы,  вон
лес темнеет за околицей. По  ту  сторону  забора  видны  грядки,  так  что
хозяин, скорее всего, простой халупник.
     -- Дальше, -- определил он, -- здесь живут лодыри.
     Олег сказал с неудовольствием:
     -- Почему обязательно лодырь?
     -- А что, не видно?
     -- Может быть, просто мыслящая натура. Не до мелочей жизни...
     Мрак  хмыкнул,  даже  спорить  побрезговал,  шел  дальше,   пока   не
остановился  возле  пятой  хаты  от  краю.  Просторная,  хотя  и  в  явном
запустении. Во дворе истошно забрехал пес, но ветер донес  во  двор  запах
Мрака, пес в ужасе завыл и забился где-то  во  тьму,  затих,  только  было
слышно, как шумно дрожит и поскуливает.
     Олег дотянулся через невысокий  забор  посохом,  так  упорно  называл
дротик, постучал по закрытым  ставням.  Выждал  чуть,  заколотил  сильнее.
Сквозь узкую щель, стебель не просунуть, пробивался узенький,  как  лезвие
ножа, оранжевый лучик. Не лучина, у той красный  оттенок,  явно  у  хозяев
горит настоящий светильник со свиным или бараньим жиром.
     Таргитай шумно вздохнул, женщины понуждали Олега стучать  громче,  он
заколотил сильнее. Наконец лучик перекрыло темным,  глухой  голос  спросил
сипло:
     -- Хто там?
     -- Мы, -- ответил вместо Олега Мрак.
     -- Кто это?
     -- Люди, чудак, -- ответил Мрак громче. --  Да  не  сиди  там.  Выйди
посмотреть, какое счастье подвалило.
     Слышно было, как за ставнями затопало, грюкнуло, а после долгой паузы
заскрипела дверь из сеней. В освещенном проеме возникла приземистая фигура
лохматого  мужика  с  топором  в  руке,  деревянный  щит  в   другой.   Он
подслеповато всматривался в темень:
     -- Ну, кто там такой смелый?
     -- Здоровья тебе, -- попривествовался Мрак. Он отступил  в  сторонку,
чтобы оказаться в лунном свете с головы до ног. -- Ты  отважный,  ничо  не
скажешь! Другие боятся нос высунуть.
     -- А мне терять нечего, -- ответил мужик настороженно. -- Да и  взять
у меня неча. Кто будете?
     -- Счастье твое, -- сказал Мрак значительно. -- Как тебе  повезло,  я
просто завидую!
     Видно было, как мужик раскрыл рот, оглядел странников,  посмотрел  во
все стороны, но нигде мешка с золотом пока не видно.
     -- Чего?
     -- Повезло тебе, говорю, -- объяснил Мрак. -- Гость в дом, бог в дом,
верно?.. Мы твои гости. Давай пои и корми, спать как-нибудь сами уляжемся.
     -- Разве что ноги укроешь, -- сказал Таргитай. -- Одеяла у тебя есть?
А то у меня зябнут.
     Рожа мужика сразу вытянулась, он невесело смерил взглядом  гигантскую
фигуру Мрака, да и двое других почти не уступают, откуда  только  такие  и
вышли, разве что из Леса, а две девки с ними настолько тощие и  злые,  что
всю живность поедят... Особенно забеспокоился  за  кур,  когда  встречался
взглядом с маленькой и рыжей с желтыми глазами.
     -- А может, -- предложил он без всякой надежды, -- на постоялый двор?
Там и корчма...
     Мрак облизнулся, но возразил:
     -- Мы с женщинами, не зришь?.. Приличные! Нам с ними в корчму  никак.
Мы в корчме не утерпим, мы там... гм... погуляем, а им это никак видеть не
пристало. Так что давай, оказывай гостеприимство, мы с дороги так  устали,
что в брюхо хоть сапог вбей!
     -- Ладно, -- ответил мужик со вздохом. -- Меня зовут  Сидор,  я  живу
один, так что разносолов не ждите. Колодец во  дворе,  вода  чистая,  жабы
кому мешают, а сена в сарае много. Можете пожевать, если голодные,  а  нет
-- так отоспитесь с дороги.
     Мрак  увидел,  как  удивленно  и  настороженно  вскинулся   Таргитай,
отступил, едва не упал через порог, огляделся по сторонам.  Кивнул  Мраку,
чтоб не беспокоился, отступил неслышно, тьма  проглотила  без  звука,  как
трясина глотает комья мха.
     Озадаченный Мрак поинтересовался:
     -- А чего ж тако