кровь.
     -- Прости, -- сказал Таргитай вежливо, -- но я очень спешу.
     Он сделал движение обойти,  но  Страж  непостижимо  легко  сдвинулся,
снова загородил путь.  Таргитай  с  неохотой  потащил  из  ножен  Меч,  не
представляя, как сражаться, стоя на крохотном уступчике.
     -- Погодь! Это тебе надо с Мраком. Он такие встречи сам ищет.
     -- Дальше нельзя, -- сказал тем же  нечеловеческим  голосом,  который
Таргитай наконец определил как деревянный.  --  Я  Страж  Великой  Поляны.
Дальше никто из смертных не поднимался.
     -- Значит,  бывали  тут  и  до  нас  люди.  --  вздохнул  Таргитай  с
облегчением. -- Все-таки посторонись, зашибить могу. Потом мучаюсь, но что
теое с моих мук? Вашу Поляну не трону, знавал поляны и поболее.  Я  пройду
наверх,  как  уже  проходил  разные  земли.  Я  везде  старался  проходить
по-доброму.
     Он чувствовал, что говорит зло, с вызовом. Тут мир  спасать  надо,  а
этот загородил дорогу, еще и пальцами шевелит! Мудрый  Олег  говорил,  что
лучший способ учиться --  просто  подражать  более  умному  и  удачливому.
Сейчас же стоит быть похожим на Мрака, это легче, чем на Олега.
     -- Ты... не пройдешь.
     Страж опустил руку на плечо Таргитая. Меч в руке Таргитая сам по себе
не шелохнулся, и Таргитай, перехватив рукоять  обеими  руками,  с  усилием
ударил рассыпающим искры лезвием.
     Его едва не сбросило  с  уступа.  Над  головой  треснуло,  мимо  него
пролетела срубленная кисть. Ни крови,  ни  плоти  на  обрубленном,  только
светло-зеленое внутри да сок...
     -- Ничо, -- утешил  он  торопливо,  --  ты  ж  деревянный...  Не  так
больно... и отрастет...
     Не давая Стражу  опомниться,  вскочил  выше,  отпихнул.  Тот  все  же
надвигался,  угрожающе  размахивая  уцелевшей  рукой.  Таргитай   погрозил
обнаженным Мечом, торопливо подпрыгнул, полез.
     Вдогонку раздалось скрипучее:
     -- Старшие Стражи тебя уничтожат.
     -- Со Старшими легше спознаться, -- пробормотал Таргитай. --  Они  не
драчливые, я не драчливый... Еще лучше -- Главные. Или  --  Наиглавнейшие.
Тем и объяснять не надо, сами бы все поняли.
     Он поднялся еще на выступ. Усталые ноги кое-как пронесли  по  крутому
подъему. Сзади донесся скрипучий крик, сверху  ответили  голоса.  Таргитай
поднял голову, плечи сами зябко передернулись.
     Вдоль всего гребня  его  ждали  десятка  три  Стражей.  Каждый  вдвое
массивнее, чем он, с четырьмя руками. Явно Старшие. С  этими  уже  так  не
повоюешь.
     Таргитай одной рукой взялся за  Меч.  Отвращение  к  драке  заполнило
сердце. Он отдернул руку, словно ожегся.
     --  Ребята...  Ну  за  что  нам  губить  друг  друга?  Стражи  стояли
недвижимо. Таргитай вздрагивал, чуял,  что  в  недвижимости  этих  нелюдей
скрывается больше угрозы, чем
     если бы орали, плевались и потрясали оружием.
     Самый крупный проговорил медленно:
     -- Ты -- герой... Ты -- дерись...
     -- Да разве я похож на героями -- спросил Таргитай с тихим отчаянием.
-- Мне только и нужно, что пройти к Роду. Спросить его, затем уйти.
     -- С дудочкой...
     -- Мы знаем твой Меч... Это Меч бога войны...
     -- Ну и что...
     -- Ты должен воевать.
     -- Мало ли что у нас есть? -- возразил Таргитай. --  У  меня  и  дуда
есть. Хошь, покажу?
     Он торопливо выудил сопилку. чувствовал себя глупо, добро  --  друзья
не видят, засмеяли бы. Стражи молча смотрели, как чужак  прижал  дудку  ко
рту, оттуда полились сиплые звуки. Дыхание сбилось, но  кое-как  выровнял,
сам краем глаза следил за Стражами.
     Таргитай похолодел, заметив на острых когтях блестящие капельки. Если
отравлено, то никакая магия не спасет. Супротив мощи  Прадуба  даже  боги,
как говорит Олег, бессильны. Потому что Прадуб сам бог. Бог всех  деревьев
на свете.
     Снова выровнялся, заиграл другую. Стражи не двигались. Сперва играл с
натугой, потом уже не помнил себя, песня пошла как бы сама собой.  Уже  не
он играл и пел, а что-то в нем играло и пело, а он только  раскрывал  рот,
давал выход тому, что рождалось внутри, в нем, но в то же время как  будто
и не в нем.
     Играл,  наверное,  долго.  В  горле  пересохло,  а  пальцы  перестали
гнуться. Стражи не двигались, но  что-то  в  них  изменилось.  Таргитай  с
сожалением сунул дудочку за пазуху.
     -- Я и говорю, зачем нам драться?
     Старший покачал головой.
     -- Но ты -- с Мечом.
     -- И с дудочкой, -- возразил Таргитай. -- Это важнее!
     -- Важнее...
     -- Для меня важнее, -- настаивал Таргитай. -- Разве не видно,  что  я
вовсе не герой с Мечом?
     Стражи переглядывались. Медленно возник приглушенный  говор,  похожий
на скрип рассохшихся деревьев. Старший сказал медленно:
     -- Но дальше -- вирий.
     -- А мне туда!
     -- Никто туда не проходил.
     -- Это с Мечом не проходили! С Мечом, понимаешь?
     -- И с секирой, -- добавил старший Страж.  --  И  с  палицей...  И  с
луком... И с ножами...
     Таргитай сказал поспешно:
     -- Я знаю, люди придумали много оружия. Но я только с дудочкой.
     Стражи молчали еще  дольше.  Скрипело  все  сильнее,  вокруг  Стражей
собралось темное облачко. Старший повторил нерешительно:
     -- С дудочкой...
     -- Дудочкой, -- прошелестело по всему ряду  Стражей.  --  Он  идет  с
дудочкой... дудочкой...
     Таргитай смотрел с отчаянием. Время не шло -- летело, как  выпущенная
могучей рукой Мрака стрела. Вдруг Старший неуловимо быстро отодвинулся.
     -- Иди.
     Таргитай с подозрением переводил взгляд с одного на другого.  Старший
повернулся к нему спиной, воздел длинные крючковатые лапы.
     -- Незримые!.. Да позволено ему будет  подняться  выше.  С  ним  идет
сила, неведомая нам.
     Таргитай шагнул опасливо, руки впервые дергались к рукояти Меча. Мрак
бы уже рубился! Проще сразу за рукоять секиры. Лишь бы потом не мучило,  а
его не мучает: он всего лишь дает сдачи. Почти всегда еще раньше, чем  его
тронут.
     Он прошел, почти коснувшись их массивных тел. Меч не спасет,  слишком
близко! Да и против этих Стражей его колдовской Меч всего лишь меч. А  меч
не секира -- не расколешь даже сучковатую колоду.
     Внезапно впереди произошло почти неуловимое  движение.  Темно-зеленая
стена, на которую  он  намеревался  карабкаться,  раздробилась  на  четыре
гигантские, в три человеческих роста фигуры, казалось, целиком из зубов  и
когтей. Те неспешно растворились в воздухе.
     Незримые, к которым обращался Старший Страж! Их невзяли бы ни Меч, ни
вся мощь Жезла: Прадуб  сам  древнейший  из  богов,  своих  детей  защитил
надежно.
     -- Хитрый Олег, -- сказал Таргитай с дрожью в голосе. -- Знал!  Когда
львиная шкура не помогает -- одевай лисью. А где и в лисьей не  пройти  --
там бедный зайчик прошмыгнет...
     Он карабкался дальше, вздрагивая, как самый бедный  из  зайчиков.  Из
стен неслышно  выходили  серые  стражи-гиганты.  Не  только,  оказывается,
умели,  как  Мрак  или  Олег,  менять  личины,  но  и  становились   вовсе
невидимыми, когда хотели. Как жуки или бабочки, которых не  обнаружишь  на
серой коре, пока не наступишь.
     -- Уже близко, -- твердил он себе пересохшими губами. -- Видно же...
     Блеск  стал  таким  сильным,  что  темная   зелень   превратилась   в
светло-зеленую, нежную как полупрозрачные крылья кузнечика. Ровный  мощный
свет озарял вершину, но дальше была пугающая чернота. Без звезд,  без  туч
-- чернота, словно выше была только та пустота, в которой возникло Яйцо.
     Ствол был таким тонким, что приходилось  вскарабкиваться,  обхватывая
его обеими руками. Пальцы рук начали соприкасаться, когда Таргитай едва не
ткнулся макушкой в... каменную секиру!
     Та висела на ремне, зацепленном за наплыв в  коре.  Таргитай  таращил
глаза с таким изумлением, что едва не разжал пальцы. Секира была  знакома,
чересчур знакома. Длинная прямая рукоять, чуть  изогнутая  на  конце  и  с
утолщением, дабы потные пальцы не  соскользнули,  камень  подобран  умело,
скол делал мастер, почти и  затачивать  не  пришлось.  Дыра  в  камне  для
держака высверлена точно, секирище не соскользнет: в  торец  вбиты  тонкие
пластинки обсидиана. Для прочности узкий ремешок намертво скрепляет дерево
и камень, даже бороздки  пропилены  в  дереве  и  камне,  чтобы  держалось
крепче.
     Точно такое же, подумал он потрясенно, было у него, когда их... когда
они покинули родную деревню. Но откуда  здесь  секира  невров?  Был  здесь
кто-то из людей, тогда Страж  брешет,  как  деревянный,  или  же  прохожий
охотник повесил на молодой дубок свою секиру, забыл о ней, а дубок все рос
да рос...
     Но тогда когда это было?
     -- Тайна великая, -- прошептал он. -- Надо сказать  Олегу...  Тот  до
всего доискается. Олег поймет и нам скажет...
     Он заставил непослушное тело двигаться выше.

     Сияние становилось  ослепляющим.  Все  потонуло  в  блеске,  Таргитай
различал только гигантского сокола. Оперение  было  не  просто  белым  или
белоснежным -- белизны такой чистоты  просто  не  существовало  на  свете,
который именовался белым.
     Это был свет первых мгновений творения, чистейший первозданный свет!
     Таргитай  смотрел  не  щурясь.  Сияние,  в  котором  все  тонуло,  не
ослепляло. Сокол был как из  застывшего  света,  только  немигающие  глаза
горели багровым огнем. Таргитай с трепетом понял, что Сокол,  вот  так  не
мигая, сидит уже тысячи лет.
     -- Челом бью, великий Род, -- выговорил Таргитай. Чувствовал,  что  к
богу богов надо бы как-то почтительнее, но  все  одно,  как  не  обратись,
будет недостаточно. Перед ним -- Прародитель, Отец Всего Сущего!
     Сокол недвижимо глядел вдаль. Радостный свет выжигал  даже  намек  на
тень, но и на фоне слепящего света Сокол был как пылающий  факел  в  ночи.
Таргитай сказал громче:
     -- Великий Род, твой мир в страшной опасности!!!
     Голова Сокола с огромным усилием -- явно не двигался тысячелетиями --
повернулась к нему. Пурпурные глаза, где блистал огонь, взглянули  устало.
Прозвучал слабый надтреснутый голос, голос умирающего старика:
     -- Кто ты?
     -- Человек, -- ответил Таргитай торопливо,  сердце  его  сжалось.  --
Последнее твое творение, мудрый!
     Сокол так долго смотрел не двигаясь, что Таргитай  почувствовал  себя
забытым. Что для бога богов сотня-другая лет? А тут и семь,  то  бишь  три
дня, срок всей жизни. Наконец тот же слабый голос почти прошептал:
     -- Все-таки пришел человек... слабейшее  из  творений.  Почему...  не
боги?
     -- Род, -- сказал Таргитай торопливо, -- помоги! И своему миру. Ты  ж
все можешь!
     -- По...мочь?.. В чем?
     -- Изгони Зло. Побей Темные Силы. Тебе ж  Ящера  прибить  легче,  чем
корове слепня.
     Пурпурные глаза Сокола потускнели.
     -- Опять? Прибить, уничтожить, смести... Это уже было... много раз...
     Таргитай заговорил с  дрожью,  ему  что,  но  решалась  судьба  всего
людства:
     -- Мы -- твои дети! Ты создал нас последними! А разве последние -- не
самые любимые?
     Голос прозвучал еще тише:
     -- Вы последние... последняя... надежда... Если и вы... -- Но почему?
-- закричал Таргитай во весь голос. -- Почему?
     -- Рушить очень просто... Когда нет надежды... надо  рушить...  Я  не
могу создать лучше, чем сотворил... Но мир должен быть лучше...
     -- Каким? -- закричал Таргитай, срывая голос.
     -- Не знаю... Я много раз перекраивал мир. Были ходячие горы и  живые
океаны, был мир пылающей земли, был  расплавленного  железа...  Когда  все
получалось плохо, я, устав, сотворил богов... Оказалось намного  лучше,  я
воспрял духом. Они  должны  были  продлить  мое  дело.  Сами  перестроить,
улучшить, добавить украсить...
     -- Они сделали?
     -- Боги вечные дети. Им хватит мощи для себя. Я дал им вечную  жизнь,
вот они и... не спешат.
     Он опять молчал так долго, что Таргитай не выдержал:
     -- Что?
     Красные немигающие глаза снова остановились на нем.
     --  Ты  еще  здесь,  человек...  Вы,  люди,  последний  вздох   этого
умирающего мира... Последняя, угасающая надежда... Младшие  боги,  которые
живут один миг...
     Таргитай закричал, срывая голос:
     -- Но как мы, такие малые, сможем сделать то, что не можешь ты?
     Плечи Сокола обвисли, словно бог богов не мог  больше  нести  тяжесть
всего мира.
     -- Не ведаю... Вы --  последние...  Если  не  вы...  больше  некому..
конец...
     Багровые глаза погасли. Сокол застыл,  снова  превратившись  в  глыбу
окаменевшего света. Таргитай  в  великом  горе  отступил  на  шаг.  Сердце
прыгало, как заяц, а в животе лежала льдина. Жизнь как кощуна: чем дальше,
чем страшнее. Сделать то, за что не берутся даже боги? Да что боги --  сам
Род не в силах? А еще успеть в три дня?
     Род блистал, но это был блеск огромного айсберга в лучах солнца.  Мир
был холоден и жесток.
     Таргитай отступил еще.  Под  пяткой  уже  чувствовалась  пустота.  Он
согнулся, как от резкой боли в животе.
     -- Миром правят боги,  --  прошептал  раздавленно.  --  Одни  добрые,
другие злые, третьи... третьим все одно. Но любой сильнее нас во сто крат.
Мы бессильны даже со всей-всей магией!
     Сокол молчал. Таргитай без сил повернулся, деревянные ноги  были  как
две колоды. Руки мертво хватались за выступы. К счастью, спускаться все же
легше, иначе бы сразу...
     Бессмертные боги не перемрут, оставив мир людям, и не  перебьют  друг
друга. Но даже исчезли бы боги -- что могут люди?

     Глава 9

     Вокруг Олега  бушевал  яростный  вихрь.  Волосы  встали  дыбом,  сухо
потрескивали.  Даже  волчья  шерсть  встопорщилась,  по  кончикам  прыгали
искорки.  Щелкали,  будто  кто  давил  вшей.  Магический  кокон  с  трудом
выдерживал удары. Через скорлупу  пробивался  свист,  треск,  непрестанный
скрежет, будто он ломился сквозь гору, а не несся сквозь пустой воздух.
     Серое за магическим коконом исчезло почти  мгновенно.  Блеснул  яркий
зеленый свет -- вынесло за пределы ствола, но не успел перевести дух, мол,
уже под кроной Прадуба, как исчезло и  зеленое.  Он  мчался  во  сто  крат
быстрее выпущенной рукой Мрака стрелы!
     Даже сквозь полупрозрачную скорлупу кокона было страшно видеть ровную
серую полосу внизу. Такое зрел только однажды: скакал на обезумевшем коне,
свесившись с седла от стрел киммеров, едва  не  вспахивая  носом  землю...
Тогда перед глазами точно так же сливалось в серую дымную полосу.
     Воздух внутри кокона превратился в кисель, загустел. Олег  чувствовал
себя мухой, попавшей в клейкий сок березы. Зато в  лицо  не  дул  яростный
ветер, что терзал на летящем ковре, Змее, Рухе. Пожалуй, на такой скорости
ветер срывал бы не только слюни, но и куски мяса.
     Внезапно он ощутил едва заметное изменение.  Быстро  вскинул  к  лицу
кулак.  На  мизинце  было  серое  кольцо,  настолько  незаметное,  что  не
вспоминал с момента находки. И  не  замечал:  руки  редко  бывали  другого
цвета. Но сейчас колечко начало нагреваться само по себе!
     Сердце застучало чаще. Горячая  кровь  ударила  в  голову.  До  этого
мчался сквозь пространство холодный и рассудительный: что понятно,  то  не
страшно...  ладно,  пусть  страшно,  но  тот  страх  легко   побороть,   а
неожиданное... или мало ожидаемое, так как втайне надеялся, может  поднять
волосы дыбом на затылке и шерсть по всей спине. Кольцо  начало  наливаться
темно-вишневым цветом. Так меняет цвет железо в горне, но палец  не  жгло,
тепло шло странно  живое,  словно  к  нему  прижался  сытым  боком  сонный
котенок.
     Внезапно ногам  стало  холоднее.  Олег  поспешно  повторил  заклятие,
волосы встали дыбом: мог вывалиться из магического кокона!
     Хорошо, что никто из друзей  не  спросил  даже,  куда  именно  пойдет
искать Первоскорлупу. Даже сейчас все еще не знает, в ту ли сторону?
     Впрочем, куда бы ни пошел, обязательно упрешься, если  верить  старым
волхвам, в Край Света. Но это если верить им. Уже не  раз  убеждался,  что
древние, несмотря на расхожую мудрость, что в старину-де  были  умнее,  на
самом деле знали не так  уж  много.  Да  и  то,  что  знали,  нуждается  в
поправках.
     Внезапно, как ножом в грудь,  ударило  встречным  ветром.  Магический
кокон раздулся и с треском лопнул. Олега бросило словно на каменную стену.
От страшного удара захрустели кости. Он ощутил соленую кровь  во  рту.  Но
страшнее боли было осознание, что он ударился просто о... воздух!
     В панике попытался укутаться в кокон снова,  но  боль  путала  мысли,
острый ветер раздирал рот и забивал легкие. Ветер  сменился,  свирепо  дул
уже снизу, с каждым мгновением сильнее. В желудке ощутил пугающую пустоту,
сердце замерло. Он понял, что стремительно падает вниз.
     Прикрыв  ладонями   глаза,   заставил   себя   посмотреть   навстречу
стремительно  приближающейся  земле.  Его  несло   по   крутой   дуге   на
серо-зеленую массу, что прямо на  глазах  начала  распадаться  на  зеленые
холмы, те разрослись, обозначились крохотные деревья.
     В страхе закрыл  глаза.  На  заклинания  нет  времени,  жизнь  короче
заклятия, судорожно напрягся. Рвущий ноздри воздух донес запах  земляники.
Он зажмурился плотнее, ожидая страшного удара оземь,  его  люто  тряхнуло,
смяло, он закувыркался, с великим усилием замахал руками... с  перепонками
между пальцами... Нет, уже не руками -- встречный ветер едва не  выламывал
из плечей суставы длинных крыльев.
     Он  расправил  сперва  наполовину,  перебарывая  встречное   давление
урагана, наконец распахнул крылья полностью. Перед  вытаращенными  глазами
промелькнуло зеленое. В ноздри  ударило  запахом  зелени,  затем  по  лицу
больно хлестнуло, а на зубах захрустело.
     Он с великим трудом начал подниматься по широкой дуге.  Крылья  ныли.
Во рту был гадостный вкус.  Он  с  великим  облегчением  выплюнул  грязный
комок. Хорошо, Мрак не видел, как он  на  лету  жрал  траву.  До  сих  пор
вспоминает, как он зайца прибил...
     Олега передернуло: представил, что запоздал бы хоть  на  крохотнейший
миг на выходе из крутой дуги... Не верхушки трав бы сжевал!
     В плечах было горячо от боли. Он  распростал  крылья,  чувствуя,  как
тяжко напрягать жилы. Парил, поднимаясь на теплых токах  от  земли.  Когда
внизу деревья снова  стали  крохотными,  воздух  уже  не  подпирал  снизу.
Пришлось скользить, как по ледяной горки, выискивать теплые потоки.
     От усталости и жгучей боли мутилось в голове. Не лучше  ли  взять  да
помереть? За что так мучиться? Боромир  рек  однажды,  что  без  боли  нет
жизни. У кого не болит душа, тот вообще не человек. Душа либо болит,  либо
ее нет. Если так, то он человек, с какого боку ни тронь. И душа стонет,  и
тело плачет.
     Олег начал от усталости падать, крылья почти не держали.  В  гремящей
от боли голове. мелькнула странная как холодная молния мысль, что у богов,
если он думает верно, души не должно быть вовсе...
     Замерзающие губы снова и снова повторили заклинание. Он падал, падал,
крылья сложил. Надо успеть распахнуть у земли, а  пока  сберечь  силы.  Но
успеть распахнуть вовремя, а то и крылья не удержат...

     Крохотные деревья проплывали в двух-трех верстах внизу. Олег без  сил
лежал на спине Змея. Пальцы побелели, вцепившись в крупные чешуйки. И часу
не пролежал на земле, как с неба упал скованный заклятием  Змей,  и  Олег,
постанывая от боли и беспомощности,  с  третьей  попытки  вскарабкался  на
горбатую спину.
     Теперь вжимался между плитами, пронизывающий ветер грозил сбросить на
землю. Магический кокон больше не сотворить, слишком мало сил. И так  даже
от простого заклятия слабость во всем теле, звон в  ушах.  От  мощного  --
кровь из десен, перед глазами меркнет свет.
     Он пощупал Посох Мощи. Алатырь-камень едва  светится,  все  такой  же
теплый, словно живой. Земля  проплывает  далеко  внизу  медленно,  нехотя.
После стремительного броска в магическом  коконе  полет  на  Змее  кажется
улиточным, да и страха перед высотой нет. После того как ощутил, а главное
-- пон