али
жгутами, казалось, весь мир. Земля впереди как спина большого зверя  круто
уходила вниз. Уже в двух десятках шагов Олег видел только стену из жуткого
багрового тумана.
     -- Не понимаю, -- донесся до него озадаченный голос Таргитая.
     -- Что не понимаешь?
     -- Ну, как зверь сам себе перегрыз горло...

     Сцепив зубы, прыгали через камни,  расщелины.  Олег  на  бегу  сбивал
головки странных грибов, те поднимались почти до колена. В подземном  мире
все живое  истекает  ядом.  Если  гриб  или  колючая  трава  зацепит,  всю
оставшуюся жизнь будешь истекать гноем.
     Небо становилось то красным, то лиловым. Временами  сверху  застилало
так, что брели почти на ощупь. Когда светлело, оба сразу срывались на бег.
Над головами пролетали жуткие мохнатые птицы. Таргитай втягивал  голову  в
плечи: в длинных клювах блестели острые зубы. У одной  с  клюва  сорвалась
капля крови, шлепнулась на камень  перед  Таргитаем.  Тот  едва  отпрянул.
Камень зашипел, пошел паром, появилась ямка, куда поместился бы кулак.
     -- Впереди еще будут звери, -- предупредил Олег.
     -- Удивил...
     -- Во-о-он за той скалой.
     -- Да быстрее же!
     Он не договорил, но Олег понял. Если быстрее, то могут застать  Мрака
живым. Хотя, подумал отстраненно, к добру ли? Мрака не спасти,  судьбу  не
обойдешь. Они лишь будут свидетелями его  страшной  гибели.  И  всю  жизнь
будут мучиться, что все видели, а помочь не могли.
     Он тряхнул головой, отгоняя постыдные мысли. Такое приходит в  голову
только трусу. Правда, он как раз тот трус,  что  лишь  отчаянно  старается
быть достойным человеком.
     -- Вперед, -- хрипло сказал он злым  сорванным  голосом.  --  Вперед,
вперед!
     Таргитай дышал, как загнанный олень. В синих как небо  глазах  дурака
были печаль и странное понимание.
     Впереди в полутьме колыхалось нечто похожее на гору, что держалась на
другой горе. Таргитай с трудом  осознал,  что  видит  человека  немыслимых
размеров.
     -- Олег, -- спросил он шепотом, -- что это с ним?
     -- А что тебе не так?
     -- Разуй глаза, узришь.
     Приблизились еще, Олег сказал неуверенно:
     -- Так это же... не может быть... это Пуруша!
     Таргитай смотрел то на волхва, то на смутно виднеющуюся гору.
     -- А что за Пуруша?
     -- Ну... Пуруша и есть Пуруша. Что тебе еще?
     -- А что он порушил?
     -- Я  мало  слышал  о  тех  временах.  Но  порушить,  судя  по  такой
громадине, может многое.
     Таргитай наконец различил, что гигантский человек, если это  человек,
состоит как  бы  из  двух  гигантов.  На  плечах  великана  не  голова  --
поднимается такой же зверино-могучий торс.  Он  уходит  в  облака,  оттуда
опускаются видимые по локти вторые руки, верхние. Четверорукий  гигант  не
двигался,  так  показалось,  лишь  грудь  едва  заметно  увеличивалась   в
размерах. Полдня вдыхает  воздух,  подумал  Таргитай  со  страхом,  полдня
выдыхает.
     -- Род сотворил  его  первым,  --  сказал  Олег  напряженно.  --  Это
Первочеловек... Хотя он еще не человек, если говорить правду.  И  не  бог.
Полубог, получеловек, полу... не знаю что. Род только начинал  придумывать
нас... Нет, еще не людей, а то, что потом стало нами.
     -- Он перекидывается?
     -- Ты что? Подумать страшно.
     -- Такой зверь,  --  сказал  Таргитай  с  дрожью,  --  всю  землю  бы
опустошил.
     -- Он еще не меняет своего обличья, как дано человеку. И  бессмертен,
как все боги.
     -- Бессмертен? Почему тогда здесь, в мире мертвых?
     -- Раньше не было мира мертвых, разве я не говорился Потому Пуруша не
замечает разницы. Он бродит везде. Не знаю, бывает ли в вирии...
     -- А зачем он?
     -- Род еще не знал, я ж говорил.
     -- А зачем творил?
     Олег ответил с досадой, только бы остановить дурацкие вопросы:
     -- Слушай, зачем ты слагаешь песни?
     Таргитай подумал, неожиданно кивнул с самым глубокомысленным видом.
     -- Ты прав. Я тоже творю песни... просто так. Как Род.
     "Как я не прибил этого дурака так долго, -- подумал  Олег  с  мрачной
злостью. -- Наверное, добрее меня нет на свете. Или сдержаннее"
     Пуруша растаял в  сумраке.  Вдогонку  долго  доносился  шорох,  затем
изгоев догнала и толкнула в спины волна теплого нечистого воздуха:  Пуруша
сделал мощный выдох.

     Когда среди ледяного  безмолвия,  стужи  и  вздыбленных  торосов  они
увидели две человеческие фигурки, то сперва не поверили своим  глазам.  По
снежной целине шли, взявшись за руки, мужчина и женщина. Оба  в  накинутых
на плечи звериных шкурах,  ежились  от  холода  и  ветра,  укрывали  лица.
Женщина часто оступалась. Мужчина всякий  раз  подхватывал,  вел,  бережно
обняв за плечи.
     -- Голову даю на отрез, -- сказал  Таргитай  загораясь,  --  что  это
живые!
     -- Тебе можно спорить, -- согласился Олег. -- Ты и без  головы  такой
же умный. Правда, петь не сумеешь... Но это даже хорошо.
     -- Они живые!
     -- Они похожи на живых, -- согласился Олег.
     Мужчина и женщина заметили их, но мир был суров  и  жесток  даже  для
них, жителей подземного мира,, потому лишь бросили взгляд, дальше шли  так
же обреченно и настойчиво, оставляя глубокие следы.
     На окрик Олега оглянулся лишь мужчина, тут же пошел было  дальше,  но
тут его словно ткнули в спину. Он выпрямился, медленно  повернулся.  Глаза
стали круглыми. Женщина тоже повернулась, взвизгнула,  ухватилась  мужчине
за локоть.
     -- Мы с миром. -- сказал Олег торопливо. -- Не бойтесь!
     Оба, мужчина и женщина, настороженно  рассматривали  двух  чужаков  в
звериных шкурах.  В  глазах  было  великое  удивление.  Мужчина  кашлянул,
спросил глубоким простуженным голосом:
     -- Кто вы?
     -- Люди, -- уклончиво ответил  Олег.  --  А  кто  ты  будешь,  добрый
человек? И что за женщина с тобой, такая не похожая на других?
     Мужчина смотрел на него глубоко запавшими глазами. Иней серебрился на
бровях и короткой бородке. Русые волосы  ниспадали  на  широкие  плечи.  У
женщины было непривычно  светлое  умиротворенное  лицо.  Она  смотрела  на
спутника с любовью и преданностью. Неврам показалось, что никогда  еще  не
видели такого чистого одухотворенного лица.
     -- Мы что, -- ответил мужчина медленно, не сводя  изумленных  глаз  с
невров. -- Мы здесь уже обвыклись... И в подземном мире ежели  обживешься,
то ничего. Но как вы сюда попали?
     Олег медлил, в голове роем клубились мысли: сказать  не  сказать,  --
Таргитай сопел,  таращил  на  странную  пару  глаза.  Внезапно  поклонился
женщине.
     -- Слава тебе, Забава. И сейчас кощунники поют о тебе.
     Женщина застенчиво улыбнулась, повернула сияющее лицо к спутнику. Тот
нежно обнял ее.
     -- Не забыли?
     -- И не забудут, -- сказал Таргитай горячо.
     Мужчина поднял руку в приветствии  и  прощании.  Красное  обветренное
лицо сморщилось в улыбке. Сосульки на усах звенели.  С  женщиной,  которая
прижималась, как ребенок, пошли, взбивая глубокий снег.
     Олег озадаченно смотрел им вслед.
     -- Да кто они? Откуда ты их знаешь?
     -- От кощунников -- ответил Таргитай. Он влюбленно смотрел вслед двум
удаляющимся фигуркам. -- Тех, которых ты никогда не слушал.
     -- А ты слушал, развесив уши. Вместе  со  старыми  бабами,  детьми  и
бездельными стариками.
     -- Как видишь, не зря.
     -- Что не зря? Будто они помогут побить Ящера!
     -- Олег... Это Иваш и Забава. Они жили очень давно. Ты говоришь,  что
первый  человек  на  свете  --  Пуруша,  а  кощунники  поют,  что  первого
выстругали из ивы, потому и назвали Ивашом. Когда был маленьким, звали еще
Ивасиком, Ивасиком-Телесиком... А когда появилась Забава,  они  полюбились
как никто на свете...
     -- Ну-ну. Подбери слюни и рассказывай!
     -- Потом пришла беда. Уж не упомню, но ему надо было умереть.  Забава
так горевала, что предложила отдать свою жизнь, только бы Иваш  жил.  Боги
что, им принесли жертвы, они согласились.  Но  Иваш  уперся:  гордость  не
позволила, да и любил  Забаву  больше  жизни.  Но  Забава  так  плакала  и
убивалась, кидалась в погребальный костер, что  Среча  и  Несреча  впервые
согласились, как поступить. Словом, теперь Иваш и Забава  вместе  проводят
день в подземном мире...
     -- Ничего себе "пожалели"!
     -- ...а другой день уже наверху.
     Олег подумал, покачал головой.
     -- Ну, это другое дело. Только все равно... я что-то не слышал о них.
Так что, почитай, народ о них уже забыл. Я больше народ, чем ты.
     -- Почему?
     -- Я поумнее.
     -- А народ как раз из таких, как я.
     -- Да и почто от них никто не знает, каков мир здесь? А  то  были  бы
совсем другие россказни о трех подземных царствах!
     Таргитай тяжело брел через снег,  запыхивался.  На  волхва  оглянулся
победно.
     -- Боги тоже не лаптями по ушам битые!  Второй  день  Иваш  и  Забава
проводят в вирии!
     К его удивлению, Олег сказал после долгого молчания:
     -- День в солнечном вирии, среди богов и небожителей, а  потом  сразу
сюда, под черное солнце? Это еще хуже. Мне сдается, Среча и Несреча решили
позабавиться. Или побились об заклад, насколько хватит их любви. Для  того
и наградили...  или  наказали  обоих  бессмертием.  Одно  дело  помучиться
короткую жизнь, все равно, мол, скоро все  оборвется,  другое  --  терпеть
вечно. Каждый рано или поздно выкажет свое нутро. Настоящее!
     Таргитай  ускорил  шаг.  Даже  прямая  спина  выражала  несогласие  с
трезвомыслящим волхвом. Любовь -- вечная, даже говорить иное как-то  очень
нехорошо.

     Стены ущелья сузились настолько, что если бы и хотели обойти одинокую
избушку, не сумели бы. Но оба уже падали на каждом  шагу.  Олег  все  чаще
полз, Таргитай оказался крепче, тут же подхватывал, дурак  мягкосердечный,
падал сам.
     Ветер зло и безостановочно дул в  лицо.  Оба  закрывались  руками  от
мелких как иглы кристалликов льда. Волосы обледенели, сосульки свисали  на
плечи, уже не таяли. Наконец Таргитай словно бы сломался. Падал в снег  на
каждом шагу, ползти отказывался,  застывшее  лицо  не  двигалось.  Олег  с
ужасом думал, не умер ли уже Таргитай.
     -- Не спи, замерзнешь, -- просипел он уже  в  десятый  раз.  Толчками
разбудил дударя, тот уже  начинал  сворачиваться  калачиком,  сам  кое-как
поднялся. -- Если доползем до той хатки...
     -- Там... мертвяки...
     -- Мы тоже... почти.
     Задубевший, ничего не видя, потому что слезы замерзали на обледенелых
лицах, Олег где полз, где кое-как передвигал  ноги.  В  голове  оставалась
только одна мысль: не  выпустить  из  стиснутых  пальцев  нечто  мохнатое,
грубое.
     И только эта мысль не давала уйти в забытье самому.
     Олег не помнил и никогда бы не смог вспомнить, сколько прошло времени
до того, как что-то ударило в лицо. Он упал, ощутив лишь толчок, не  удар:
вместо лица теперь был мерзлый камень. Рядом рухнуло нечто, похожее скорее
на замороженное бревно, чем на человека
     Сладостное тепло пошло изнутри,  обволокло  всего.  Он  провалился  в
сладостный сон.

     Было так больно, что Таргитай заплакал, еще не  раскрывая  глаз.  Все
тело сотрясали корчи. Ему было зябко, холодно,  он  чувствовал  себя  так,
будто голого окунули в прорубь и выставили потом на ледяном ветру.
     Издали донесся медленный раскатистый голос:
     -- Дрожи, дрожи... Сильнее дрожи! Вытрясай из себя холод...
     Он сумел, открыть глаза, чтобы  увидеть  мучителя.  Над  ним  плавало
огромное лицо, перекашивалось. Таргитай стряхнул деревянной рукой слезы, с
трудом узнал Олега. Лицо волхва распухло как покусанное пчелами,  обвисло,
пошло багрово-темными пятнами. Как здешнее небо, подумал Таргитай вяло.
     -- Где мы? -- прошептал Таргитай.
     -- Совсем уши отсидел, -- просипел Олег. -- Забыл?
     Таргитаю не чудилось, волхва в самом деле шатало.  Таргитая  затрясло
сильнее. На нем был ворох шкур, в поле зрения  появилась  рука  в  трупных
пятнах. В худых пальцах мертвеца трясся узкий ковш.  Таргитай  отшатнулся.
Олег рыкнул, и Таргитай со страхом  сообразил,  что  и  рука  принадлежала
Олегу. Тот держался за ложе, руки, как и лицо, были в таких  же  нехороших
пятнах. Такие Таргитай уже видел: в их лесной веси обмораживались нередко.
     Он кое-как взял ковш. Олег не отпускал, и хорошо  сделал,  деревянные
пальцы не слушались, ковш выскальзывал, как рыба.
     Горло обожгло. Он поперхнулся, огненный валун  прокатился  по  горлу,
вломился в желудок. Таргитай взвыл, вскочил как ошпаренный.  Сильные  руки
удержали так уверенно, что решил  было,  что  Мрак  отыскал  и  спас,  но,
оборотившись, увидел хмурое лицо волхва.
     -- Хватит, -- голос был сиплый, битый морозом. -- Не лакай,  аки  пес
голодный. Сгоришь.
     -- Лучше сгореть... чем утопнуть...
     --  Певец!  --  Олег  смотрел  с  отвращением,  --  Не   можешь   без
красивостей. А мне потом твои кишки выгребай за порог?
     Он отодвинулся и как бы растворился в зыбкой стене. Таргитай  пощупал
вокруг  себя  пол,  холодные  камни,  плотно  подогнанные  друг  к  другу.
Отполированные до блеска, будто по ним ходят не одну сотню лет...
     Плечи  зябко  передернулись.  И  от  холода,  и  от  вообще...  Стены
просторной ямы, где он лежал, кое-где поддерживают жерди, но  комья  земли
все же отваливались, лежали серые как мыши. Все шевелилось и плавало,  как
в тумане.
     Он потер глаза, сообразил, что в углу из-за камней  поднимается  дым,
настолько плотный, что в двух шагах  уже  ничего  не  видно.  Потому  Олег
исчез.  А  дым  колышется,  уплотняется,  где-то  уходит   воронкой,   тут
изгибается, как ветка дерева, чудного и сказочного...
     Тут же начал представлять, что на что похоже,  ощутил  себя  в  своем
родном мире, но огромным усилием заставил себя вынырнуть в этот жестокий и
негостеприимный мир. Вынырнул и ощутил непривычную гордость. Не ушел,  как
обычно. Вернулся сам, никто не тряс и не тер уши!
     Дым заполнял всю яму. Призрачные существа толкались  и  обижали  друг
друга, прежде чем отыскивали наверху какую-то щель  и  выкарабкивались  на
свободу. За стеной дыма чувствовалось шевеление.
     -- Олег... где мы?
     Оттуда,  из  дыма,  начала  выдвигаться  страшная  фигура.   Таргитай
отшатнулся, не сразу с выпрыгивающим сердцем узнал Олега.
     -- Все там же.
     -- Где?
     Волхв, потеряв к нему интерес, мол, живой и ладно, ушел  сквозь  дым.
Там слышались надтреснутые голоса. Таргитай невольно прислушивался.  Когда
последняя дрожь ушла, оставив мышцы сладко ныть, как после тяжкой  работы,
он кое-как поднялся, пошел сквозь дым, хватаясь за стену.
     На ровных каменных  плитах,  обтесанных  и  даже  сглаженных  сверху,
сидели старик и старуха. Сгорбленные, сморщенные, похожие  настолько,  что
даже брат и сестра не были бы так  схожи  --  явно  прожили  вдвоем  очень
долгую жизнь, притерлись, спохожились.
     Олег  расположился  на  полу,  подстелив  душегрейку.  Голая   спина,
смазанная вонючим жиром, была повернута к  Таргитаю.  Того  перекосило  от
жалости:  темно-багровые  пятна,  похожие  на  трупные,  выступали  из-под
красных волос и опускались по шее до поясницы, уходя под  широкий  ремень.
Олег был обморожен так, что чудо, как сумел дотащить его...
     Таргитай посмотрел на свои руки, обнаженную грудь, ощутил острый укол
вины. Он пострадал меньше, хотя и у него распухли ноги и ныло обмороженное
лицо.
     Старик поднял на Таргитая глаза,  мутные  и  почти  белые  от  долгой
старости.
     -- А это...
     -- Это внук Тараса. -- Голос Олега был чужой, пустой, как  дупло.  --
Того самого, что в детстве, говорят, повесил на  дубок  свою  секиру,  лег
спать, а когда проснулся, дубок уже вырос на пять саженей.
     Старуха осуждающе покачала  головой.  Старик  засмеялся  дробным  как
горох старческим смешком.
     -- Да, если тот, то он любил поспать... А на деревья лазить не  умел,
все парни потешались. Все по гнездам шарили, яйца собирали,  а  он  понизу
ходил, сумки носил.
     Старуха буркнула:
     -- Как будто ты видел!
     --Я  уже  с  печи  не  слезал,  но  внуки,  что  с  Тарасом   бегали,
рассказывали... Так что в родне. Тарас мне доводится внуком по двоюродному
брату, а ты, значится, в родстве со мной через эту вот ведьму, что и здесь
меня грызет и пилит, житья от нее нету!
     Старуха ткнула его  в  бок,  впрочем,  небольно,  но  старик  заохал,
страшно перекосил рожу.
     -- Как вам здесь? -- спросил Олег напряженно.
     Старик пожал плечами.
     -- А чо? Ничо. Человек не зверь, везде приживется.
     -- Нам мало надо, -- объяснила старуха. --  Нам  завсегда  мало  было
надо. А вы-то как здесь оказались? Много баек мы  слыхивали,  кощунники  и
тута есть, но чтоб живые сюда забредали... Нет, такого  не  помню.  А  ты,
старый?
     Старик покачал головой.
     -- Не было. Вы -- первые. О вас будут рассказывать, слагать кощуны...
     Олег с раздражением отмахнулся.
     -- Это уж точно, у нас есть один. Хлебом  не  корми,  дай  соврать  о
своих, ну, пусть наших, деяниях великих и  славных.  Только  и  он  скорее
всего не успеет. У нас мало того, чего раньше никогда не замечали.
     -- Здоровья?
     -- Времени. Мы так спешим, что...
     -- А что стряслось?
     Таргитай видел, как волхв  проглотил  слова,  уже  соскальзывающие  с
языка.
     -- Да ничего... для вас ничего. Хотя, впрочем, и мир мертвых  тоже...
Словом, мы очень благодарны, что вы спасли  нас.  Мы  уже  окоченевали.  В
какую сторону нам идти, чтобы попасть к... Ящеру?
     Таргитай замер. Старики переглянулись, дед покачал головой.
     -- Здесь нет сторон. Здесь нету времени. Здесь нет ни дня, ни ночи. И
никто не скажет, в какой стороне дворец Ящера.
     -- Дворец? Он живет во дворце?
     Старик удивился.
     -- А как же еще? Царь он и есть царь, хоть и Ящер. Не в хлеву же  ему
спать, когда он -- владыка всего мира. Должон быть дворец.
     Олег, морщась от боли, осторожно  натянул  душегрейку.  Движения  его
были  скованные,  замедленные.  Таргитай  подобрал  мешки.  Его  глаза  не
отрывались от стариков. Сердце стучало  часто,  разрываясь  от  жалости  и
сочувствия. Что за жизнь прожили, если и здесь, в  страшном  мире  черного
солнца, им кажется, что все терпимо, ничто особенно не изменилось!
     А что, ответил ему Олег взглядом, мы сами разве видели солнце в Лесу?
Среди непроходимой чащи, деревьев-великанов, где  ветви  смыкаются  высоко
над головами в три поверха, перекрывая друг  другом.  А  захочешь  увидеть
небо, не увидишь. Да никто и не поднимает головы, надо смотреть под  ноги,
где в болотистой траве мелькнет то гадюка, то ядовитый жук, то исполинская
жаба, а то и вовсе узришь затаившуюся кикимору.
     -- Прощевайте, -- сказал Олег, поставив ногу на  ступеньку  лестницы,
что вела наверх. --  Мы  расскажем...  если  выберемся.  Передадим  вашему
семени...
     Таргитай полез следом, бодая головой в подошвы.  Олег  уже  приподнял
сплетенную из прутьев крышу. Ледяной ветер  ударил  в  лицо,  как  плетью.
Таргитай сжался: опять туда, в эту жуть?
     Ноги Олега исчезли, крышка опустилась. Таргитай поспешно закарабкался
следом. Его догнал надтреснутый голос:
     -- Ежели идти вот так... не  повертывая...  то  попадете  к  Великому
Обрыву... Никто не знает, что там.
     -- Спасибо, дедушка.
     Олег уже стоял на голом льду, где ветер, сменивший  направление,  уже
сдул весь снег. Таргитай зябко передернул плечами,  нестерпимо  захотелось
обратно.

     В сотне шагов впереди на истоптанном снегу пламенели  красные  пятна.
Люди лежали в неестественных позах, снег под ними пропитался кровью,  осел
тяжело. Копья, рогатины  и  даже  мечи  лежали  вперемешку  с  деревянными
щитами.
     Таргитай смотрел со страхом и отвращением: и в мире  мертвых  все  то
же!  Он  остановился  над  одним,  засмотрелся  в  перекошенное   лицо   с
вытаращенными глазами. Крохотные  льдинки  поблескивали  в  уголках  глаз.
Парень был юн, едва пробивались усы и русая боро