Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
194 -
195 -
196 -
197 -
198 -
199 -
200 -
201 -
202 -
203 -
204 -
205 -
206 -
207 -
208 -
209 -
210 -
211 -
212 -
213 -
214 -
215 -
216 -
217 -
218 -
219 -
220 -
221 -
222 -
223 -
224 -
225 -
226 -
227 -
228 -
229 -
230 -
231 -
232 -
233 -
234 -
235 -
236 -
237 -
238 -
239 -
240 -
241 -
242 -
243 -
244 -
245 -
246 -
247 -
248 -
249 -
250 -
251 -
252 -
253 -
254 -
255 -
256 -
257 -
258 -
259 -
260 -
261 -
262 -
263 -
264 -
265 -
266 -
267 -
268 -
269 -
270 -
271 -
272 -
273 -
274 -
275 -
276 -
277 -
278 -
279 -
280 -
281 -
282 -
283 -
284 -
285 -
286 -
287 -
288 -
289 -
290 -
291 -
292 -
293 -
294 -
295 -
296 -
297 -
298 -
299 -
300 -
301 -
302 -
303 -
304 -
305 -
306 -
307 -
308 -
309 -
310 -
311 -
312 -
313 -
314 -
315 -
316 -
317 -
318 -
319 -
320 -
ам вино, и начался мужской разговор. Ганс
велел фиракийцам называть его Шедоуспаном и обращаться к нему только по
этому имени. Они согласились, не задавая вопросов и не обсуждая его слова,
что заронило в душу Ганса искру недоверия. Разговор продолжался.
Ганс начал было подозревать - хотя вслух об этом и не говорилось, - что
он оказался втянут в какой-то крупный заговор. Быть может, даже против
властей. Существенной частью планов была кража, которую предстояло совершить
в одном доме, стоявшем на Городском Холме. Этот богатый особняк принадлежал
некоему Корстику. Совершенно верно, тому самому магу Корстику, одному из
партнеров банковского дома, одному из двух самых могущественных людей
Фираки. И фактически - наиболее могущественному из этих двоих. Это Ганс уже
знал. В доме Корстика имелась некая статуэтка, и эти люди хотели заполучить
ее.
- Золотая? - спросил Ганс и покачал головой, отказываясь от предложенной
кружки с вином.
- Нет. Это фарфоровая фигурка кошки перламутрового цвета.
Ганс кивнул. Судя по всему, сама по себе эта фигурка ничего не стоила и,
значит, представляла для этих людей ценность иного рода.
Они знали, где находилась эта фигурка - или, по крайней мере, где она
находилась три дня назад. Статуэтка открыто стояла на столе. Она весит не
более одного-двух фунтов.
- Вы хотите, чтобы я забрался в дом богатого и могущественного мага и
принес вам всего лишь жалкую фарфоровую фигурку кошки? И вы не хотите
получить ничего другого из того, что находится в этом роскошном доме?
- Верно, - глубоким басом подтвердил Тьюварандис. Марлл, у которого один
глаз заметно косил, продолжил:
- На самом деле, нам не нужна эта статуэтка. Мы просто хотим, чтобы ее не
было у Корстика. Пока он владеет ею, и мы, и вы, и вся Фирака в опасности.
Он может сделать нас всех рабами в любой миг, когда только ему вздумается.
- Будь осторожен, Марлл, не болтай слишком много. Ганс направил
указательный палец в сторону Малингазы, произнесшего последние слова.
- Послушайте, я не хочу ничего больше знать про эти колдовские делишки,
понимаете? Вы хотите, чтобы я состряпал за вас это дельце, и потому вы
расскажете мне все, что знаете вы и что нужно знать мне, - а потом еще
кое-что. Потому что только я могу сказать, что мне может понадобиться. Если
вы ищете только наемного работника, которому можно не говорить ничего о том,
что происходит, так идите и поищите кого-нибудь другого. А я пойду домой. за
этим заявлением последовало общее молчание. Вряд ли подобное высказывание
можно было назвать вспышкой: Ганс не повышал голоса и говорил почти
спокойным тоном. Малингаза уставился на Ганса, широко раскрыв глаза, а
Недомерок и Тьюварандис смотрели на Малингазу. Тьюварандис улыбался. Марлл
осушил кружку и утер свои светлые усы.
- Знаете, - негромко произнес Тьюварандис, - случись такое со мной, я
сказал бы то же самое.
Малингаза резко повернул голову и бросил испепеляющий взгляд на
Тьюварандиса, однако ничего не сказал - хотя было видно, что ему приходится
прилагать немалые усилия, чтобы держать рот закрытым. Кивнув, Малингаза
вновь посмотрел прямо в непроницаемо-черные глаза юного вора.
- Ты прав, Шедоуспан. Именно так все должно быть. Да, фарфоровая кошка -
это все, что нам нужно. Мы собираемся всего лишь уничтожить ее. Это следует
сделать особым образом, в особых условиях. Она находится в доме Корстика, на
втором этаже, где он живет и работает.
Ганс оглянулся на остальных.
- И где, по вашему мнению, будет в это время сам Корстик?
- На заседании Совета. Оно будет происходить в ночь после Гейна.
- То есть две ночи спустя.
- Верно. Ганс вздохнул.
- Я не интересуюсь фиракийской политикой, я никогда не любил котов, и к
тому же я ненавижу колдовство. От этого дела светит выгода вам, а никак не
мне, однако рисковать-то придется как раз мне. Так что вопрос в том, что я
получу от этого.
Марлл улыбнулся. Тьюварандис хмыкнул. Он сидел на стуле, выпрямив спину и
высоко подняв обтянутые коричневыми штанами колени.
- Двойную выгоду. Мастер. Во-первых, что унесешь из этого дома, помимо
фарфоровой кошки. Нам ничего не нужно, кроме статуэтки. Мы даже не спросим,
что ты унес оттуда. Ты можешь прихватить с собой на дело пару мешков...
Ганс кивнул без улыбки и посмотрел на остальных фиракийцев.
- Ты согласен с этим, Недомерок? А ты, Малингаза? Марлл? - Встретиться
взглядом с Марллом было особенно трудно - Ганс никак не мог понять, в какой
глаз ему нужно смотреть.
Все были согласны. Они хотели заполучить только кошку. Им не нужно было
ничего больше, и они не собирались разузнавать, что еще прилипнет к рукам
Ганса. Они могли даже порекомендовать пару скупщиков.., э-э, торговцев,
которые не будут задавать вопросов.
- Почему эта статуэтка так важна?
- Она служит подспорьем для колдовства - для определенного рода магии, -
ответил Марлл. - Пусть тебя это не волнует. Я касался ее, и Тьюварандис
тоже, так же как и ее предыдущий владелец, Аркала. Сама по себе она не
опасна, понимаешь, Шедоуспан?
- Кто из вас маг?
Тьюварандис гулко и весело расхохотался:
- Отличный вопрос!
- Я, - признался Марлл.
- Так я и думал. Чем ты сможешь помочь мне?
- Кое-чем смогу. Но я не сумею обезвредить ту защиту, которой Корстик
оградил свое жилье. Он более сильный и умелый маг, чем я.
Ганс сел прямо.
- Ты хочешь сказать, что мне придется лезть в колдовские ловушки, которые
Корстик понаставил в своем доме?
- Мы полагаем, что у него есть такая защита. Разве ты на его месте не
сделал бы то же самое?
- Это не ответ, - отозвался Ганс. - Гадать можно сколько угодно.
Разумеется, на его месте я бы так и сделал. Поэтому мне все не нравится. Ах
да, как насчет собак?
Недомерок хлопнул себя по ноге:
- О собаках позаботимся мы! Уж тут-то колдовство совершенно ни при чем!
- И как же ты сладишь с ними, Недомерок?
- Для него стрельба из лука, - сказал Марлл, - все равно что для тебя..,
ночная работа, Шедоуспан. Ганс кивнул.
- Кто из вас знаком с каким-нибудь продавцом фарфора?
- Что?
- Мне нужна статуэтка - и не позже, чем днем в Гейн, - продолжал Ганс. -
Фигурка кошки, как можно более похожая на ту, что хранится у Корстика. Люди
видят то, что ожидают увидеть. Если он привык видеть эту безделушку на
некоем месте, то он будет видеть ее там - или будет думать, что видит. Если
я оставлю ему взамен украденной статуэтки другую, очень похожую, то может
пройти немало дней, недель или даже месяцев, прежде чем он обнаружит кражу.
Я просто заменю одну фигурку кошки другой.
Фиракийцы долго сидели, глядя на Ганса и не произнося ни слова, пока
наконец Тьюварандис не сказал:
- Превосходно, Мастер. Дорогие мои друзья, мы искали для этой работы
самого лучшего человека и смогли его найти! Марлл кивнул.
- Ты получишь эту статуэтку, Шедоуспан. Это не особо искусная
проработанная фигурка, и я много раз видел ее. Я подыщу похожую. Я могу
даже.., ладно. Она будет точь-в-точь такой же.
Ганс перевел взгляд на Тьюварандиса.
- Я спрашивал, что я получу, и ты ответил - две вещи. Так какова же
вторая, Тьюварандис?
- В дом чародея Корстика пытались пробраться уже несколько человек. И
только одному из них это удалось.
Ганс приподнял брови, почти сросшиеся на переносице.
- Так почему же вы наняли меня, а не его?
- Я сказал, что ему удалось пробраться в дом, - ответил Тьюварандис. - Но
обратно он не вернулся.
Ганс почувствовал, что ему брошен вызов. Это чувство, подогретое
профессиональной гордостью Шедоуспана, заставило его согласиться. На это и
рассчитывал Тьюварандис.
***
Когда Недомерок и Малингаза проводили Ганса к выходу из лабиринта,
именуемого Красным Рядом, запутанные улочки уже были затоплены сумрачными
тенями. Ганс за всю дорогу не произнес ни слова, и потому его спутники тоже
молчали. Кривые переулки перетекали один в другой, изгибались и
разветвлялись. Четыре раза к Гансу и его спутникам приставали попрошайки, а
трижды - неряшливого вида шлюхи. Когда Недомерок, Ганс и Малингаза вышли на
улицу Караванщиков к югу от базара, Ганс остановился, посмотрел вдоль улицы
в обе стороны, а затем обернулся на тот переулочек, из которого они вышли.
- Думаешь, ты сможешь найти обратную дорогу? - спросил Недомерок.
- Да, - ответил Ганс, взглянув ему в глаза.
- Тьюварандис встретится с тобой завтра днем на базаре, - сказал Малин
газа.
Ганс перевел взгляд на него и спокойно произнес:
- Он так сказал - я помню.
С этими словами он повернулся и направился на север по улице
Караванщиков. Двое фиракийцев смотрели ему вслед.
- Душа-парень, - фыркнул Малингаза.
- Настоящий профессионал, Малин. Ты посмотри, как он идет!
- Как кот, - сказал Малингаза.
Недомерок рассмеялся.
***
Сперва Ганс постарался прогнать со своего лица выражение угрюмой
сосредоточенности, а потом уже постучался. Дверь открыла Зрена. По ее
напряженному виду Ганс понял, что ему повезло. Мигнариал до сих пор сидела у
с'данзо и понятия не имела, что он все еще не был дома. И Квилл, и Бирюза
были приветливы с Гансом, однако короткие взгляды, брошенные ими на
Мигнариал, дали понять Гансу, что девушка все же рассказала им кое-что.
Очевидно, Мигни не знала, что теперь делать или как вести себя. Она сидела,
нервно теребя медальон, висевший у нее на шее, - подарок Стрика.
- Кажется, все мы чувствуем себя не в своей тарелке, - сказал Ганс. -
Может быть, пойдем домой, Мигни?
Что бы Мигнариал ни наговорила своим друзьям-с'данзо, она явно не желала
устраивать здесь сцен и заставлять кого бы то ни было терять лицо. Едва Ганс
договорил фразу, она немедленно встала.
Бирюза широко улыбнулась:
- Ах, эта молодежь со своими неурядицами! У нас тоже есть свои
недоразумения, Ганс, у нас с Квиллом они, конечно же, есть. Ты кушал
что-нибудь?
- Нет, но это неважно. Нам с Мигни нужно поговорить.
Квилл встал и воздел палец к потолку, а затем погрозил этим пальцем
Гансу:
- Слушай мою команду, Ганс! Стой, где стоишь, в течение шести взмахов
змеиного хвоста!
Ганс попытался притвориться, будто подавляет улыбку, хотя на самом деле
ему хотелось поскорее уйти отсюда.
- Да, господин мой.
Квилл кивнул и широким шагом вышел из комнаты. Бросив взгляд ему вслед,
Мигнариал как-то странно посмотрела на Бирюзу.
- Шесть.., взмахов.., змеиного хвоста?
Бирюза засмеялась и начала было рассказывать историю о том, как
Тиквилланшал много лет назад подхватил это выражение, а было это так-то и
так-то, и вот тогда... По счастью, Квилл вернулся очень быстро. В руках он
держал закрытый крышкой горшок, который и протянул Гансу.
- Квилл, нам не стоит брать у вас еду! Мы...
- Ну тогда возьми это для своих кошек, неблагодарный бездельник с кислой
мордой, и выметайся отсюда, пока оно не остыло!
Ганс прижал к себе горшок одной рукой, а другой похлопал Тиквилланшала по
плечу.
- Спасибо, Квилл.
Квилл посмотрел в черные глаза Ганса и криво улыбнулся:
- Ладно, уматывайте.
Когда палатка с'данзо осталась в десяти шагах позади, Ганс сказал:
- Прости меня, Мигни.
- И ты прости меня, милый. Я.., я просто так волнуюсь за тебя, когда ты
уходишь. И тебе не нужно ничего.., ничего к-красть.
Некоторое время они шли молча, пока Ганс не собрался с мыслями.
- Мигни, это нужно мне. Это то, что я умею - и умею хорошо. Это
единственное дело, которым я когда-либо занимался, и мне оно кажется почти
самым лучшим из всех. Когда я иду ночью по городу в своей черной одежде, я
забываю обо всех тревогах. О наших с тобой ссорах, об этих проклятых
монетах, обо всем. Я сосредоточиваюсь на том, что делаю. Мне это нравится. В
эти мгновения я чувствую себя так хорошо, так легко! - Он покачал головой. -
Как бы тебе объяснить? Быть может, ты так чувствуешь себя, когда видишь для
кого-нибудь и знаешь, что тебе это удалось. Быть может, ты испытываешь это,
когда мы занимаемся любовью. Я не знаю. Просто мне в эти минуты очень
хорошо. Я.., я король ночи, крадущийся в темноте, ставший частью темноты!
Вот я здесь, а вот меня здесь нет, и никто не знает, так ли это.
- Ох, как же это.., я.., ох, проклятье!
- Миг-ни!
- А как же опасности, Ганс?
- Я... - В этот миг Ганс осознал истинное положение дел и высказал это
вслух:
- Я люблю опасность. Мне кажется, она мне просто необходима!
- Ох, Ганс! Но мне так не кажется! Я так переживаю! Когда ты уходишь,
когда тебя нет дома, и я знаю, что ты.., ты... - Мигнариал встряхнула
головой и горестно вздохнула. - И тогда я сержусь. Я так же сержусь на себя,
как и на тебя. А потом я начинаю думать о том, как ты нехорошо поступаешь -
ведь ты уходишь из дома, чтобы красть! И скоро я начинаю злиться и думать о
том, как бы сделать так, чтобы ты почувствовал себя виноватым, чтобы ты
понял, какой ты плохой человек.., и все это затем, чтобы не признаться самой
себе, что я так волнуюсь за тебя!
Ганс слушал откровения девушки и понимал, что сам вряд ли был бы способен
на подобную обезоруживающую откровенность. Он преклонялся перед этой
честностью. И все же он сказал:
- И все же моя тараканья работа - это нехорошее дело. Мигнариал негромко
фыркнула.
- Это верно, однако это не волновало ни меня, ни мою мать. Я всегда
восторгалась тобой. Я любила смотреть, как ты двигаешься. Я восхищалась тем,
что ты постоянно подвергаешься опасности и не обращаешь на это внимания,
потому что ты слишком смелый, чтобы волноваться из-за таких пустяков. Я
представляла себе, как ты крадешься в темноте, карабкаешься по стенам и
прыгаешь по крышам, так бесшумно и изящно, и.., ну, все как ты говорил.
Король ночной темноты. И я знала, что ты никогда не крадешь у бедных.
На сей раз фыркнул Ганс.
- Вот видишь! Это и есть моя добродетель. Я - добродетельный вор, Мигни!
- Но я никогда не предполагала, как это обернется, когда я буду не просто
думать о тебе и смотреть на тебя. Когда я буду с тобой, буду частью тебя. Я
никогда не осознавала, как я буду волноваться за тебя. Я просто любила тебя
и хотела тебя.
Ганс ничего не ответил - он просто не мог говорить. Некоторое время они
шли молча. Навстречу прошагал отряд Красных, патрулировавших улицу, и Ганс
дружески кивнул им. Несколько секунд спустя Мигнариал произнесла:
- Ты даже спас Темпусу жизнь, целых два раза, и еще ты погнался за тем
бейсибцем, который уб-бил мою мать, и ты.., ты прикончил эту тварь! Отомстил
за мою мать. За меня.
- Я должен был это сделать. Я никогда не хотел никого убивать. Когда
случалось, что меня, Шедоуспана, ловили - я хочу сказать, замечали, - я
просто убегал. Клянусь, я никогда и не думал о том, чтобы наброситься на
того, кто увидел меня.., э-э.., за работой. Но все же, Мигни.., если бы я не
был таким, каков я есть, если бы я не был Порождением Тени, я не смог бы
помочь Темпусу в ту ночь, когда на него напали. Или вырвать его из кровавых
когтей Керда. Или отомстить тому пучеглазому убийце. Я сделал это не
раздумывая. Но понимаешь - я знаю, как это делается. Потому что я тот, кто я
есть.
Мигнариал подавила тяжкий вздох.
- Я знаю. Но, Ганс, мы прошли наш дом! Ганс ухмыльнулся и обнял ее тут
же, на улице. Он прижал девушку к себе так крепко, как только мог -
учитывая, что он по-прежнему держал теплый горшок с едой. А затем Ганс и
Мигнариал повернули обратно и поднялись к себе домой. Коты бурно
приветствовали их.
- Забыл их покормить, - пробормотал Ганс. - В смысле вечером. Утром я им
давал поесть.
Он открыл горшок, над которым немедленно поднялся ароматный парок. Пар
очень аппетитно пах, и, уж конечно, вкус блюда должен был превзойти все
ожидания.
- Тебе это понравится, Ганс. И им тоже. Нет, я не буду, я уже наелась. -
С этими словами Мигнариал направилась в спальню.
Ганс переложил часть еды из горшка в кошачьи миски. Склонив голову набок,
он с улыбкой наблюдал, как коты тянутся к аппетитно пахнущей пище, затем
отдергивают носы, трясут головами и мрачно смотрят на Ганса. Однако оба кота
продолжали кружить около мисок, вновь и вновь пытаясь ухватить кусочек. Ганс
и раньше видел подобные сцены, и ему пришло в голову, что коты не могут
подождать, пока еда остынет, поскольку подобный ход событий находится вне их
понимания. Быть может, они знают, что какая-то магия сделает эту обжигающую
массу вполне съедобной, а может быть, и не знают. Но они никогда не уйдут
прочь от миски со слишком горячей пищей и не займутся чем-либо другим в
ожидании, пока еда остынет. Они будут пробовать снова и снова.
"Быть может, коты не понимают, что горячие предметы становятся сначала
теплыми, а потом холодными, - подумал Ганс. - Быть может, коты верят в
чудеса. Быть может, я тоже верю в чудеса".
Эти размышления навели его на непрошеную и странную мысль: "Может
статься, нельзя быть одновременно Шедоуспаном и мужчиной Мигнариал".
Вздохнув, Ганс открыл бочонок, в который уже раз возблагодарив богов за
то, что низенькая толстая старушка с первого этажа умела варить отличное
пиво. Налив себе кружку пива и взяв ложку, Ганс сел за стол.
Проглотив первую ложку еды, он обратился к котам:
- Знаете, чем отличаются коты от псов? Пес первым делом сунул бы в миску
нос и обжег его. Коты же сперва посмотрят и понюхают, верно? М-м-м! Вкусно!
Славный старина Квилл!
Один раз за то время, пока Ганс ужинал, ему послышались голоса. Однако он
сразу же понял, что голоса доносятся с улицы сквозь выбитое окно в соседней
комнате. "Я же собирался вставить это проклятое стекло!" - подумал Ганс.
Мигнариал вышла из спальни, одетая в длинный, красочно расшитый халат,
полученный в подарок от благодарной клиентки. В мгновенной вспышке озарения
Мигнариал увидела мешочек золота, который сын этой женщины зарыл на заднем
дворе незадолго до своей гибели, и сказала женщине, где именно нужно копать.
Сама Мигнариал и понятия не имела, как это случилось. Это было видение,
проникающее в прошлое, и единственный человек, который знал, где спрятано
золото, был мертв к настоящему моменту. "Колдунья!" - сказал Ганс и
притворился, будто страшно боится Мигнариал. То была чудесная ночь. Жаль,
что такие ночи теперь случались редко.
Ганс уткнулся взглядом в горшок с ужином, оттягивая неизбежный разговор.
- Тебе принести еще чего-нибудь, милый? Я.., я даже., я ничего не
приготовила для тебя сегодня!
- Неважно. Я уже наелся до отвала и вот-вот лопну. Ганс поднялся и снова
накрыл горшок крышкой, поскольку был просто не в состоянии съесть все, что
приготовил для них Тиквилланшал. Прислонившись к стене, Ганс посмотрел в
глаза Мигнариал.
- Шедоуспан - вовсе не невидимка. Не всегда. Прошлой ночью один человек
вышел по нужде в переулок, по которому я как раз шел, и увидел меня. Я его
не заметил. Когда я вернулся домой и увидел, что ты ждешь меня, глядя в
окно, я был совершенно растерян. Я не знал, что делать и что сказать. Я даже
думать не мог. У меня никогда не было матери - я хочу сказать,
по-настоящему. Но ты была так похожа на мать, которая ждет загулявшего
сына... И я почувствовал себя маленьким мальчиком. И поэтому.., я просто
сбежал. Нет, подожди. Дай мне рассказать все. Я пошел в пивнушку, которая
называется "Бешеный Козел", и там напился. Именно за этим я и явился туда -
чтобы напиться в одиноч