что-то  отрывалось,  падало  и
перекатывалось во всех направлениях, а голова -  ох  уж  эта  голова!  -
тяжелая  и  неподъемная,  как  пивной  котел,  при   малейшем   движении
раскалывалась от дикого давления,  будто  распиравшего  ее  изнутри.  Но
после  приема  небольшой  порции  спиртного  возникало  чувство,   будто
ползавшая внутри его и кусавшая его змея вдруг сбросила с себя кожу, что
приводило к тому, что все начиналось сызнова и с новой  силой.  Хотелось
бы все же как-то  управлять  этим  мучительным  процессом  предугадывать
новые приступы тошноты. Реальное облегчение приносила лишь большая  доза
спиртного,  причем  неразбавленного,   вызывающая   сильную   рвоту,   с
выворачиванием всего тела буквально наизнанку,  которая  топила  в  себе
ощущения от то и дело возобновляющихся позывов.
   Он чувствовал, что ему необходимо научиться контролировать себя.  Эта
мысль то и дело возникала где-то там,  глубоко  внутри,  одновременно  с
кратковременными и  смутными  проблесками  его  притупленного  сознания.
Мрачно и беспросветно было в душе у этого потомственного подонка, со дня
рождения знакомого с самыми  неприглядными  сторонами  действительности.
Жизнь его никогда ничем и никем не контролировалась, и тем сильнее  было
выражено у него желание  обрести  такой  контроль  или  хотя  бы  что-то
похожее на него. Наркотики были ему не нужны, принимать их он не  хотел.
Так же, как не хотел даже вспоминать о своей голове и желудке.) Вот  так
это было. Ганс ощущал себя полностью выбитым из колеи.
   В мыслях он обратился к существу, жившему в его подсознании, как и  у
многих других людей, особенно одного с ним возраста, - к своему  второму
"я", его двойнику, его пленнику.
   Однажды кто-то из присутствующих как бы между прочим упомянул  о  его
"несомненном чувстве собственного достоинства" (так это было  выражено),
против чего и в самом деле трудно было  возразить.  Услышав  эти  слова,
Ганс ухмыльнулся и посмотрел на того уничтожающим  взглядом.  Несчастный
малый,  смекнув,  что  невольно,  без  злого  умысла  нанес  ему  тяжкое
оскорбление, предложил Гансу выпивку за свой счет, но это  не  исправило
дела и ни в малейшей степени  не  улучшило  душевного  состояния  Ганса.
Бедный малый, держась от Ганса на расстоянии,  почти  сразу  вспомнил  о
предстоящем важном для  него  деловом  свидании  и  постарался  поскорее
исчезнуть. А Ганс, как и следовало ожидать, вел себя до конца  дня  так,
будто никто ему  ничего  и  не  говорил  о  том,  каким  бывает  чувство
собственного достоинства.
   Продолжив свои размышления, он вспомнил, как однажды  услышал  голос,
прозвучавший громко, как грозное рычание льва, где-то там,  в  потаенных
уголках его затуманенного сознания.
   Ты получишь меч, - рокотал он, - если тебе удастся освободить  одного
верного и высоко ценимого мною единомышленника. Да, и в придачу к нему -
великолепные ножны из чистого серебра!
   Ганс испугался, а потом почувствовал некоторое раздражение.  И  вовсе
ему не хотелось иметь дела  с  этим  занудливым  богом  рэнканцев,  ведь
именно ему, богу Вашанке, служил верой и правдой Темпус.
   Нет! Я служу.., я хотел сказать.., я не... Нет! Темпус мой...  мой...
Я тут собираюсь помочь.., одному человеку, который  мог  бы  помочь  мне
самому, - так сбивчиво пытался он мысленно растолковать все это божеству
в ответ. Предполагалось, что у него нет  ни  одного  друга,  и  он  даже
поклялся Темпусу, что у него нет ничего, ничего ему не нужно и ничего он
не хочет. Тот, у кого  есть  друзья,  оказывается  в  заведомо  уязвимом
положении, а что касается его, Ганса, то он предпочитает жить особняком,
ни от кого не зависеть, и у себя на своем необитаемом острове  он  ни  в
ком не нуждается!
   Оставь меня в покое и пойди к нему, завистливый бог рэнканцев!  Отдай
Санктуарий божественному покровителю моему Шальпе Быстроногому и  нашему
всемогущему богу Ильсу! О Тысячеглазый Илье,  господин  наш,  почему  же
тот, другой бог, а не ты, разговариваешь со мной?
   Все же в тот вечер произошло-таки чудо, благодаря чему  была  спасена
жизнь Ганса, а тем самым и жизнь Темпуса, которого он освободил. Ганс не
считал зазорным для себя  услужить  и  быть  спасенным  богом  верховных
правителей Рэнке, и в результате целое море алкоголя было к его услугам.
Уже выбравшись кое-как  из  него  и  просохнув,  он  не  сразу,  однако,
оправился от потрясения.
   Конечно, он был не первым и не последним среди тех, кто в критических
обстоятельствах меняет своего божественного покровителя.
   К богу Вашанке это  не  относилось.  Целых  четыре  раза  посещал  он
святилища - Ильса и всемилостивейшей Шипри,  божественной  супруги  его.
Илье, верховный бог илсигов, вынужден был когда-то покинуть свою страну,
нашел подходящее место и основал Санктуарий. (Вот  только  в  городе  не
было  храма,  посвященного  их  четвертому  божественному  сыну  Шальпе,
который  родился  одновременно  со  своей  сестрой   Эши.   Шальпа   был
единственным, для кого здесь не был возведен храм. Из-за его темного как
ночь плаща его называли Богом Ночных Теней, а также Шальпа  Быстроногий,
Шальпа Ночной, Шальпа, не имеющий своего храма, и  считали  покровителем
воров.) И вот Ганс решил еще раз навестить обитель небожителей на земле.
Появившись там, он явственно ощутил, как зашевелились у него  на  голове
волосы, а внутри все вдруг похолодело  и  как  будто  оборвалось  -  все
оттого,  что  он  осознал:  один  из  них  заговорил  с  ним.  Один   из
небожителей.
   Был ли это сам бог Илье? Или сын его Шальпа?  (Принимая  во  внимание
свой недавний запой, Ганс с некоторым удивлением подумал, что с  большой
долей вероятности это мог быть и божественный Анен. Анен был первенцем у
Ильса и Шипри и считался покровителем трактирщиков и пьяниц.) Но кто  бы
он ни был, Ганс услышал, как в голове у него прозвучал голос,  заговорил
с ним здесь, в приюте и  обители  главных  богов  илсигов,  и  это  был,
конечно же, не Вашанка.
   Ганс, Избранник народа илсигов, Сын Тени! Мы  здесь.  Мы  существуем.
Поверь нам. Посмотри на это кольцо.
   Он увидел его. Этот похожий на безделушку предмет откуда ни  возьмись
появился перед самым его носом. Сначала он казался сплошным  диском,  но
затем принял форму кольца. Посмотрев через  него  вдаль,  Ганс  различил
очертания храма. Кольцо,  на  первый  взгляд  казавшееся  обычным,  было
ювелирным  изделием  из  чистого  золота  и   сплошь   усыпано   мелкими
нежно-голубыми сверкающими, как мириады звезд, драгоценными камнями.  На
огромный желто-оранжевый драгоценный камень в самом центре  кольца,  так
называемый "Кошачий глаз", как показалось  Гансу,  так  и  уставился  на
него, не отрываясь, будто был  более  значительным,  чем  переливающийся
всеми цветами радуги кварцевый минерал.
   Затем видение исчезло  так  же,  как  и  прозвучавший  в  его  голове
таинственный голос - да и слышал ли он его на самом  деле?  Может  быть,
нет?.. И тут он  почувствовал,  что  вдруг  весь  будто  обмяк  и  осел,
покрывшись с головы до ног противным липким потом.  Ему  стоило  больших
усилий и огромного умственного напряжения заставить  себя  хотя  бы  рот
закрыть. Он ощутил,  что  приятная  прохлада  в  храме  резко  сменилась
промозглым холодом.
   Лишь спустя несколько минут Ганс почувствовал в себе силы  сдвинуться
с места. Он и сдвинулся, так как вовсе не собирался навсегда  оставаться
здесь, в этом семейном храме четы Ильса и Шипри. Весь мокрый как мышь от
холодного пота, которым были покрыты даже его  ноги  сверху  донизу,  он
наконец ушел, бросив на прощание взгляд на  скрывшийся  в  легкой  дымке
храм.
   Было совсем еще рано - где-то после полудня.
   Неужели же галлюцинации эти начались у него еще тогда?
   Это бредовое, ложное ощущение значительности того, что, по сути дела,
является сложным и причудливым, как сети паука, переплетением вымысла  и
лжи, которое так часто  возникает  в  сознании  одурманенного  алкоголем
человека.
   Или я все-таки слышал - слышал.., бога? Того самого бога?
   Он продолжал идти, все дальше удаляясь от храма, никого и  ничего  не
замечая вокруг  и  перед  собой.  Одинокий  волк  со  своим  необитаемым
островом впереди. Шел, пока его будто обухом по голове не стукнуло -  он
вдруг поднял глаза и прямо перед собой увидел Мигнариал.
   Эта  профессиональная  танцовщица,  дочь  его  давней   приятельницы,
ясновидящей Лунный Цветок, направлялась к Гансу, не сводя с  него  глаз.
Матушке ее, так хорошо знавшей юного вора, вовсе не хотелось,  чтобы  он
имел что-нибудь общее с ее дочерью. Мигнариал! Неотрывно глядя на  него,
целенаправленно идет прямо к нему! Девушка, на вид лет тринадцати,  хотя
на самом  деле  она  была  старше,  давно  уже  заглядывалась  на  него,
очарованная, как это часто случается  с  некоторыми  женщинами,  которых
неудержимо тянет ко всякого  рода  проходимцам.  Ей,  видимо,  нравилось
вести себя так, будто ей всего лишь тринадцать лет,  а  не  шестнадцать:
ведь многие из ее ровесниц уже были замужем или по меньшей мере побывали
в мужской постели.
   - Дочь моя еще так молода и глупа, что считает тебя очень романтичным
мужчиной, - слова эти произнесла крупная, грузная женщина, которая  была
бы просто очаровательной, если бы не скрывшая ее  прелести  многопудовая
плоть, что, впрочем, нравилось ее мужу. - Наверное, собираешься сказать,
что она приходится тебе сестрой?
   - Ну, вряд ли это понравилось бы тебе, - успокоил ее  Ганс,  невольно
прикоснувшись к одной из тайн своего детства, если только оно  вообще  у
него было. - Она дочь моей старой знакомой, и  лучше  я  буду  звать  ее
кузиной.
   Ганс был намерен выполнить свое обещание. К тому же Мигнариал однажды
видела его заплаканного и трясущегося после  того,  как  его  до  смерти
напугало одно из божественных орудий Вашанки. Гансу просто  стыдно  было
смотреть ей в глаза после того случая. Именно она вызволила его тогда из
беды, жалкого, трепещущего от страха мышонка,  столкнувшегося  с  грубой
действительностью, и отвела к своей матери.
   И вот она с каким-то свертком разноцветного тряпья в руках подходит к
нему. Темноволосая и хрупкая - не то, что он, порождение сумрачных теней
и  ночного  мрака.  В  юбке  ярко-желтого  цвета  она,  наоборот,   была
порождением ясного дневного света, однако Гансу показалось, что взгляд у
нее какой-то странный, будто она приняла наркотик.
   Ну, если это действительно так, -  подумал  с  отчаянием  Ганс,  -  я
поколочу ее и отведу домой, а Лунному Цветку задам взбучку  за  то,  что
позволила случиться этому с такой.., дорогой мне девочкой.
   Но он быстро забыл об этом. Преградив ему путь, она встала перед ним,
что заставило и его остановиться. Она заговорила,  и  голос  у  нее  был
какой-то странно невыразительный, так же, впрочем, как и взгляд, и лицо,
на  котором  не  отражалось  никаких  эмоций.  Слова   она   произносила
бесцветным заученным тоном, видимо, даже не вникая  в  их  смысл.  Таким
тоном маленькая девочка произносит в храме выученную ею часть молитвы во
славу господа бога.
   Устремив на него  взгляд  своих  темно-карих,  почти  гранатовых,  но
совершенно холодных глаз, она произнесла:
   - Тебя ждут к обеду завтра поздно вечером. Не бойся, тебе  ничего  не
угрожает. Ты должен быть в этой одежде. Место тебе известно.  Там  давно
не бывает никто из людей и сплошь серебрится вода.  Серебро  принадлежит
тебе, о Сын Тени и Полумрака, Избранник народа илсигов. Так  приходи  же
завтра сразу после захода  солнца  в  пристанище  повелителя  воздушного
океана.
   С тем же  бесстрастным  видом  она  сунула  ему  в  руки  свою  ношу,
повернулась  и  убежала  с  развевающимися  по  ветру  вдогонку  за  ней
иссиня-черными волосами, утопая в ворохе своих бесчисленных  трепещущих,
как бабочки, желтых юбок. Ганс стоял, тупо глядя ей вслед, пока  она  не
скрылась за углом. Потом он все  же  решил  взглянуть  на  то,  что  ему
преподнесли. Выдержанная в голубовато-зеленых тонах, скромно  украшенная
золотой вышивкой, представшая перед его взором туника была необыкновенно
красива, плащ же в дополнение к ней был выше всяких похвал. Великолепный
наряд!
   Конечно, в Санктуарии можно иногда встретить такую  красивую  одежду.
Но.., ни у девушки-танцовщицы, ни у юнца, зарабатывающего себе на  жизнь
воровством, таких нарядов не было и быть не могло.
   Откуда же взялась такая необыкновенная ткань?
   И тут же он подумал, как бы отвечая на вопрос:
   Да все оттуда же, откуда донеслись до  меня  эти  слова,  не  имевшие
никакого отношения к Мигнариал, так как не она произносила их. Опять эти
же выражения: Сын Теней и Полумрака, Избранник народа илсигов!
   Сильнейшая дрожь вдруг охватила Ганса и еще долго-долго не  отпускала
его.
   - Добрый день, Ганс! Э, да я вижу, ты с прибытком?!
   С этими словами повстречавшийся Гансу знакомый расплылся в понимающей
улыбке, да и о чем еще он мог подумать?
   Где, спрашивается, смог бы Ганс раздобыть этот ворох роскошных одежд,
если не в результате хорошо спланированной и ловко осуществленной  кражи
со взломом?
   Ганс довольно долго и  сосредоточенно  рассматривал,  опустив  глаза,
свои ноги, прежде чем смог заставить себя сдвинуться с места. И  зашагал
прочь, тщетно пытаясь сделать свою ношу менее заметной  для  окружающих,
не без основания опасаясь, что либо его выследит кто-нибудь из городской
управы, либо он попадется на глаза дворцовому церберу. А может, случится
и так, что один из тех доброхотов, кому до всего есть дело, заметив  его
на улице, захочет сдать  властям  или  же  просто  сболтнет,  что  Гансу
удалось, мол, стянуть где-то красивую дорогую  одежду,  так  что  денег,
вырученных за нее, ему с лихвой хватит  на  то,  чтобы  расплатиться  за
жилье на год вперед.
 
*** 
 
   Гансу  и  раньше  приходилось  получать  таинственные  послания,  над
разгадкой которых нужно было немного поломать голову. Так поступил он  и
на этот раз.
   Он знал, куда  его  приглашали.  (Приглашали?  Вызвали!)  На  вершине
скалистой горы, которую теперь называли Орлиным  Клювом,  стоял  длинный
заброшенный дом. Теперь это были почти развалины, а в свое время,  много
лет тому назад, этот великолепный особняк его бывший владелец, он  же  и
архитектор,  гордо  называл  Орлиным  Гнездом.   Немного   поодаль,   за
поваленными и разбитыми колоннами с кучей камней у  подножия,  находился
старый колодец  с  полусгнившим  срубом.  Внизу  на  самом  дне  колодца
томились в ожидании две кожаные сумки, точнее, два седельных вьюка. Ганс
знал об их существовании, так как сам их туда  и  забросил,  хоть  и  не
совсем по своей воле - так  уж  получилось...  И,  конечно,  Ганс  очень
надеялся, что они до сих пор лежат  там,  ведь  они  набиты  серебряными
монетами, среди которых попадались и золотые.
   Это был выкуп за символ власти правителей Рэнке, так называемый  жезл
Сэванх, который был украден из дворца правящего принца вором по прозвищу
Шедоуспан. Принцу было известно, где находятся деньги, но он не возражал
против  того,  чтобы  они  остались  собственностью  Ганса.   Как-никак,
разоблачив шпиона, Ганс помог раскрыть государственный  заговор  и  спас
тем самым репутацию принца, а может быть, и его жизнь.
   Если бы не конь и тот убитый принцем  человек  по  имени  Борн,  Ганс
предпочел  бы,  конечно,  иметь  это   сказочное   богатство   в   своем
распоряжении, а не "хранить"  его  глубоко  под  землей,  в  этом  узком
колодце, в котором, похоже, он когда-нибудь сломает шею!
   Итак, он собрался пойти в усадьбу  Орлиный  Клюв.  На  обед  во  тьме
кромешной в это глухое и пустынное  место.  Он  так  и  сказал  об  этом
Лунному Цветку вполголоса. Надо же, снова приходится  ему  обращаться  к
ней за нужной ему информацией и советом (Мигнариал в тот  момент,  когда
он пришел, не было дома, и это вполне устраивало как Лунный Цветок,  так
и его самого)!
   В своей старой, не поддающейся описанию тунике мышиного  цвета  сидел
он перед ней, расставив и подняв к подбородку согнутые в  коленях  ноги,
обутые в запыленные сапоги на высоком каблуке. И  всего  лишь  три  ножа
были при нем в тот момент.
   Он сидел на земле, Лунный Цветок - в своем кресле. Переполнявшее  все
ее тело возбуждение хорошо скрывали бесчисленные юбки самой  невероятной
расцветки: красного и зеленого, охряно-желтого и  голубого,  зеленого  и
какого-то еще непонятного оттенка. А на коленях у нее  лежал  его  новый
роскошный наряд.
   Она то ощупывала и гладила его,  то  обнюхивала,  то,  закрыв  глаза,
пропускала тонкую ткань между своими  пухлыми  ладонями.  Сопровождались
все эти манипуляции  тем,  что  она  непрерывно  шевелила  губами  почти
сиреневого цвета. Учащенное дыхание  ее  стало  постепенно  замедляться,
почти перестала вздыматься необъятная грудь, реже стал  пульс,  и  почти
прекратились бормотание и шепот. И вот наконец плавно  и  незаметно  она
вошла в транс - в образе огромного толстого кота.
   Она была матерью одиннадцати детей, девятерых из которых вырастила  и
среди них одного даже с особым даром, талантом и возможностями.
   Теперь она, как и в прошлый раз, ворожила Гансу, и это не  доставляло
ему особого удовольствия. Она, кстати,  тоже,  хоть  и  была  в  трансе,
особого счастья не испытывала.
   - Я вижу тебя, мой дорогой  мальчик,  совершенно  преобразившегося  в
этом роскошном одеянии, и  я  вижу..,  огромный,  залитый  ярким  светом
зал... О-о! О! О Ганс.., это, это же Он!..
   И Ганс здесь, и Он здесь, Он, Он сам - бог Илье, величайший из богов,
Илье! И я вижу... А-ах! Мне не нравится то, что я еще там  вижу,  потому
что это Мигни, моя Мигни, рядом с тобой и Повелителем всех  божественных
сил!
   Услышав  ее  слова,  он  хмуро  кивнул  головой.  Мигни  -  это  было
ласкательное имя ее дочери. Так или иначе, он понял, Мигнариал принимала
участие в этом.., что бы это ни было!
   - А-ах! Вот и Ганс, с мечом в руке, как настоящий воин,  сражается..,
во славу господа бога, Ганс, истинный солдат, я  вижу  его..,  во  славу
бога, против бога!..
   Против бога! О Отец наш, всевышний Илье! Что все это значит?  Что  же
ты делаешь со мной?
   Вдруг у него возникла идея.
   - А кто.., кто вручил мне этот меч?
   - Поб... Нет-нет, молочный брат. А-ах! Пасынок. Да.
   - А кто, кто передал мне одежду? Разве это была Мигнариал?
   - Мигни? Нет, да нет же! Она у меня хорошая дев... Ах!
   Я вижу ее! Эши! Да это сама Эши дала тебе  одежду,  Га...  -  Тут  ее
охватила дрожь, она как-то вся сжалась, а затем глаза ее вдруг ожили,  и
она вполне осмысленно взглянула на Ганса.
   - Ганс, я тебе гадала? Узнал что-нибудь важное для себя?
   Он утвердительно кивнул. Но согнать с лица угрюмое выражение  ему  не
удалось.
   - Да, ты гадала, о дорогая Цветок Страсти! На этот раз я  останусь  в
долгу у тебя, эта монета не в счет!
   (Которую она уже успела опустить в то теплое уютное гнездышко у  себя
на груди, которое она именовала  дарохранительницей.)  -  Эши!  -  вслух
размышлял Ганс. - Эши!
   Ревнивый и необычайно вспыльчивый бог Илье создал весь окружающий мир
и заселил его человеческими существами, сотворенными им  из  тех  частей
своего тела, без которых можно  было  обойтись.  Из  двух  лишних  своих
пальцев на ноге он создал небожителей, и  вот  по  прошествии  многих  и
многих веков первенец его, бог Гандер, бросил вызов своему создателю.  В
единоборстве с Ильсом Гандер не устоял и в  наказание  за  дерзость  был
изгнан с небес на землю. Дочь его Шипри, наоборот, отличалась  примерным
поведением, и всевышний повелитель Илье  пощадил  ее  -  уложил  в  свою
постель. Именно так стала она Святой матерью-прародительницей, родив ему
нескольких сыновей, Шильза, Анена и Туфира, а затем еще близнецов Шальпу
и Эши, причем Эши была  первой  из  ее  дочерей.  Поведение  небожителей
обсуждению не подлежит. Первенцем-наследником был провозглашен Анен, так
как истинного первенца, Шильза, убил в припадке гнев