овой  и  поведя  ушами,  выгнул  шею  и
устремился вперед. Только и мелькали в воздухе то зубы, то копыта. Звонкое
ржанье. Затем оно постепенно стихло.
     Он дал коню немного передохнуть, легонько похлопывая животное по  шее
и что-то ласковое нашептывая ему на  ухо.  Затем,  при  свете  вспыхнувшей
молнии, оседлал его и повел прогулочным шагом в город.
     Их движение было прервано шальной молнией, очертившей полный круг над
их головами.
     - Стой! Стой!..
     Охваченный дрожью, как  новорожденный  жеребенок,  конь  остановился.
Даже сквозь  плотно  прикрытые  веки  Темпус  почувствовал,  как  полыхнул
ослепительно яркий свет, и глаза  его  заслезились,  а  в  ушах  раздался,
подобно раскату грома, вселяющий ужас низкий голос:
     - Ты мой!
     - Я и не сомневался в этом, - с раздражением в голосе ответил Темпус.
     - Ты то и дело в этом  сомневаешься!  -  ворчливо  пророкотал  голос,
если, конечно, допустить, что гром может  быть  ворчливым.  -  Ты  проявил
ослушание и вероломство, и это несмотря на данное тобою  мне  обещание.  С
тех пор, как ты отказался от престолонаследования, ты уже побывал и магом,
и философом, и ревностным приверженцем Ордена Голубой Звезды, и...
     - Постой, Бог! Я ведь  был,  кроме  того,  и  рогоносцем,  и  военным
пехотинцем, а затем и генералом. Я столько железа загнал в тела людей, что
со мной не сравнятся и десять человек, прожившие столько же, сколько я.  А
теперь вот ты запугиваешь меня громом  небесным  и  опоясываешь  молниями,
несмотря на то, что я нахожусь  здесь  именно  для  того,  чтобы  повысить
авторитет твой среди этих неверных. Я строю этот  проклятый  храм  в  твою
честь  с  такой  скоростью,  насколько  это  в  моих  силах.  Я  ведь   не
священнослужитель, чтобы меня  можно  было  запугать  высокими  словами  и
впечатляющими мистификациями. Угомонись ты, и хватит засыпать  эти  лачуги
молниями. Они, эти несчастные, не заслуживают моего  покровительства,  как
не заслуживают тебя!
     Налетевший с шумом сильный  порыв  ветра  чуть  не  сорвал  со  спины
Темпуса утепленный шерстью плащ.
     - Я послал тебя сюда, к этим язычникам, чтобы построить мой храм.  О,
не смыкающий очей своих! Ты же возводишь храм?!
     - Я  возведу  этот  храм.  Твоя  милость,  повелитель  вселенной  бог
Вашанка! Да, я сделаю это, но если только ты оставишь меня в покое!
     "ЧЕРТ БЫ ПОБРАЛ ЭТОГО НАСТЫРНОГО БОЖЕСТВЕННОГО ОПЕКУНА!"
     - О Бог мой, ты же ослепишь  моего  скакуна,  и  тогда  мне  придется
возложить его, вместо воинов погибших на поле сражений, на твой жертвенный
алтарь. Вот и посмотрим тогда, кто придет поклониться тебе!
     - Не шути так со мной, человек!
     - А ты отстань от меня! Я делаю все, что в состоянии делать. В  душах
обитателей Санктуария просто не осталось места для  новых  богов.  Древние
боги илсигов предусмотрели это еще при  их  рождении.  А  тебе  стоило  бы
попробовать чем-либо удивить их или хотя бы внушить им страх перед тобой!
     - Да я даже тебя, дерзкого, ничем пробрать не могу!..
     - А эти твои эффектные появления устарели уж за  три  с  половиной-то
сотни  лет!  Лучше  обратил  бы  гнев  свой  на  местные  власти.  Да  мой
разгоряченный конь может пасть, если так и будет  стоять  здесь  под  этим
ливнем!
     Гром почти сразу сменил тон.
     - Ты, сын мой, отправляйся-ка сейчас в гавань, да полюбуйся тем,  что
удалось натворить моему могуществу! А оттуда - в Лабиринт, где  я  показал
им, на что способен!
     Как-то сразу гроза  кончилась,  раскаты  грома  прекратились,  облака
сдуло ветром на запад, и долину залила ровным  светом  засиявшая  на  небе
полная луна.
     - Что-то уж слишком крепок этот чертов порошок! - со  вздохом  сказал
наемник, который был одним из церберов. Так прозвали  горожане  стражников
из охраны Принца. По мнению Темпуса, Санктуарий был  истинным  чистилищем.
Единственным спасением, способным хоть как-то примирить  человека  с  этим
адом, был его отборный наркотик.
     Проведя липкой ладонью по губам, он  вытер  рот,  затем,  пошарив  за
поясом, нащупал и достал маленькую серебряную  коробочку,  которую  всегда
носил  при  себе,  легким  щелчком  открыл  ее  и  взял   Щепоть   черного
порошкообразного наркотика из Каронны. Прикрыв ладонь, он насыпал  щепотку
в ямку между большим пальцем и местом, где указательный палец переходит  в
ладонь. Затем сделал глубокий вдох, втянув порошок  одной  ноздрей,  после
чего повторил всю процедуру с другой.
     - Уж очень крепкий, - он закашлялся,  наверное  потому,  что  никогда
раньше наркотик так одуряющее не действовал на него,  он  всегда  старался
покупать чистый, без примесей.
     Все его шесть с половиной футов качнуло и  зазнобило  так,  что  звон
появился в ушах. Следовало бы давно покончить с этим, в  который  уже  раз
говорил он себе. И в тот же день нарушал свою клятву.
     Темпус потянулся к оружию на боку, похлопав  по  нему  рукой.  С  тех
самых пор, когда он связался с этой компанией чародеев, оборотней и воров,
ему нравилось называть свое оружие "Доброжелатель Риггли".  Теперь,  когда
охватившая его эйфория начала проходить, он направил  своего  коня  домой,
выбрав дорогу  мимо  гавани,  нанюхавшись  наркотика,  а  вовсе  не  из-за
недавних наставлений бога Вашанки и уж, конечно, не из страха  перед  ним!
Просто он решил прогулять своего скакуна, прежде чем отвести его в конюшню
церберов, которая находилась рядом с жилыми помещениями. Но  что  все-таки
дернуло его  появиться  здесь,  в  этой  стране  илсигов?  Ведь  не  из-за
приличного жалования попал он в эти края,  и  не  коммерческого  интереса,
который ему гарантировали здесь, в Рэнкане, местные  финансовые  воротилы,
так люто ненавидевшие Императора,  что  были  готовы  оказывать  поддержку
такому ничтожеству, как этот Принц Кадакитис, зная, что  неизбежно  станут
объектом нескончаемых насмешек. И не из-за строительства этого храма, хотя
ему и  нравилось  заниматься  этим.  Причиной  его  появления  здесь  была
давнишняя и не проходящая  со  временем  привязанность  к  Принцу,  такому
мягкотелому и безвольному созданию, что везде и всюду его называли  просто
Китти-Кэт. Уже много лет тому назад Темпус покинул земли своих  предков  в
Азеуре, передав власть своему брату, оказавшемуся незамешанным в дворцовых
интригах. Сам же он  написал  философский  трактат  о  смысле  и  значении
существования в храме богини, пользующейся особым почитанием у верующих, и
- уехал. Да и был ли он, в самом деле, когда-либо молодым? Таким вот юным,
как этот Принц Кадакитис, которого даже  риггли  презирали  и  в  грош  не
ставили?
     Это было уже при нем, когда Илсиги стали врагами,  врагами  Рэнканов.
Он принимал участие в каждом сражении Рэнканов с Илсигами, и  сам,  больше
чем кто бы то ни было, оплевывал их, видя, как они  покорно,  без  единого
слова, корчились в предсмертных  муках.  Поговаривали  даже,  что  это  он
придумал оскорбительное и унизительное для  них  прозвище,  однако  он  не
делал этого, хотя и не отрицал, что способствовал его распространению.
     Верхом на лошади проехал он по  набережной  и  далее  мимо  доков.  В
гавани  собралась  толпа  ожидавших  появления  какого-то   корабля,   уже
приближающегося к берегу. Темпус стиснул ногами брюхо  коня,  понукая  его
поторопиться.  Ему  вместе  с  четырьмя  дворцовыми  стражниками,  да  еще
местному гарнизону, обычно представленному группой не менее  чем  в  шесть
человек, вменялось в обязанности следить за такими событиями.
     Откровенно говоря, ему не  нравилось  то,  что  он  увидел.  С  борта
корабля, сильно пострадавшего от шторма и которому, тем не менее,  удалось
каким-то чудом целым и невредимым войти в порт, сошел на берег  мужчина  с
жестоким выражением лица  и  характерными  тонкими  губами,  который  тихо
сказав что-то собравшимся илсигам, взобрался на носилки,  которыми  обычно
пользовались Рэнканы, и отбыл во дворец.
     Темпус пришпорил коня.
     - Кто это? - спросил он попавшегося на пути дворцового евнуха.
     - Аспект, верховный маг и  чародей,  -  шепелявя  ответил  придворный
лакей, - хотя вряд ли это твое дело...
     При этих словах  носилки,  которые  несли  на  своих  плечах  четверо
чернокожих рабов, качнулись, а занавес  с  эмблемой  Китти  приподнялся  и
Вновь опустился.
     - Прочь с дороги. Пес - рассерженно пропищал пухленький, как  сладкая
булочка, старший евнух.
     - Да не ори ты, Юнис,  -  сказал  Темпус  и  с  тоской  подумал,  как
хотелось бы ему оказаться в Каронне и не встречаться  бы  никогда  с  этим
божеством, и вообще очнуться бы где-нибудь подальше отсюда.
     "О Китти, Китти, так в этот раз ты все-таки сделал это! Алан  Аспект,
однако! Искуснейший алхимик, гроза всех магов и  кудесников,  рассеиватель
волшебных  чар,  здесь,   в   этом   городе,   где   официально   признано
чародейство!.."
     - Назад, назад, назад! - понукал он коня, и тот, обиженный,  повернув
в его сторону морду и поджав уши, наконец, повиновался ему.
     За спиной у себя он услышал хихиканье евнухов, смешки послышались и в
стоящей сзади толпе. Оставаясь в седле, он резко обернулся.
     - Хаким, если до меня дойдет хотя бы одна грязная сплетня обо мне,  я
знаю, кому следует прищемить язык!
     Падкий на всякие пикантные новости сплетник, окруженный, как  всегда,
кучей ребятишек, висевших на нем гроздьями, мгновенно оборвал  свой  смех.
Вечно слезящимися глазами он пристально посмотрел на Темпуса.
     - У меня есть для тебя одна история, цербер,  могу  рассказать.  Смею
надеяться, она тебе понравится.
     - Что за история, старый?
     - Подойди поближе, цербер, да скажи, сколько ты заплатишь мне за это.
     - Как я могу сказать это, пока не услышу ее  и  не  пойму,  чего  она
стоит?
     Лошадь под ним, подняв  голову,  фыркнула  и  стала  принюхиваться  к
зловонию, которым резко пахнуло с набережной.
     - Поторгуемся?
     - С кем-нибудь другим, старикан! У меня впереди трудная ночь.
     Он  потрепал  коня  по  холке,  присматриваясь   к   толпе   илсигов,
взволнованно  обступивших  его  со  всех  сторон,  так  что  головы  людей
оказались на уровне его пояса.
     - Впервые вижу, что он отступился, - слова эти сквозь шум в  толпе  с
трудом достигли  слуха  Темпуса.  Оглянувшись,  он  попытался  определить,
откуда донесся шепот, однако ему не удалось  установить  это.  Можно  было
себе  представить,  сколько  толков  и  пересудов   это   вызовет,   когда
распространится слух об этом разговоре. Но  он  не  станет  связываться  с
чародеями. Никогда больше! Однажды  он,  понадеявшись  на  покровительство
своего бога-наставника, сделал это, и хватит! Он не без усилия отвел  руку
за спину. Под своим бежевым шерстяным одеянием  он  носил  спрятанный  под
кольчугой почти  совсем  уже  износившийся  и  порванный  женский  шарфик,
который, будучи постоянно при нем, напоминал ему всегда, что ни при  каких
обстоятельствах не следует вступать в спор с магом. Шарф -  это  все,  что
осталось от той, о которой он однажды поспорил с чародеем.
     Это было так давно, там, в Азеуре...
     Он шумно и тяжело вздохнул, чувствуя, что  просто  потерял  голос  от
окриков и приказов в ходе этого бесконечного сражения.
     - Ну, риггли, поступай тогда, как знаешь. И дай Бог  тебе  дожить  до
утра.
     Он  назвал  свою  цену,  рассказчик  назвал   другую.   Наконец   они
сторговались, где-то посередине.
     Старик подошел к нему, потрепал лошадь по холке. И начал:
     - Сверкнула молния, прогремел гром, и вот ничего уже не  осталось  от
Храма бога Ильса. Принц хорошо заплатил за услугу могущественному чародею,
которого,  похоже,  боится  самый  отважный  из  церберов.  Женщина  нагой
купалась  в  море,  и  чуть  не  утонула,  а  в  волосах  у  нее  сверкали
бриллиантовые шпильки...
     - Шпильки?
     - Ну, булавки.
     - Великолепно! Еще что?
     - Рыжеволосая, из тех, что у Эмоли в Саду Лилий, умерла, когда взошла
луна.
     Он догадался, о какой девице из заведения Эмоли  шла  речь.  Так  или
иначе, рассказ старика ему совершенно не  понравился.  Он  с  раздражением
сказал:
     - За  такую  цену  мог  бы  рассказать  что-нибудь  поинтереснее,  да
поживее!..
     - В проулке между "Распутным Единорогом" и тем многоквартирным  домом
на углу вдруг появилось какое-то строение, как раз на том месте, где стоял
Черный Шпиль, ты знаешь, наверное.
     - Ну, знаю.
     - Разве не удивительно?
     - Да просто интересно. Что еще?
     - Да этот вот позолоченный купол, смех да и только! Там две двери, на
одной написано "для мужчин", на другой - "для женщин".
     - Вашанка сдержал-таки слово!
     Старик продолжал:
     - Внутри там, рассказывают завсегдатаи "Единорога",  продают  оружие.
Очень странное какое-то оружие. И очень дорогое.
     - Хорошо, а какое отношение все это имеет ко мне?
     - Кое-кто из тех, кто вошел туда, до сих пор еще  не  вышел?  А  один
вышел, и тут же набросился на первого встречного и забил  его  до  смерти.
Другие же просто сбивают с ног любого, кто бы им ни встретился на пути.  А
еще  слух  прошел,  будто  илсиги  и  рэнканцы,  словно   братья   родные,
выстроились в очередь друг за другом перед  этими  дверьми.  Среди  них  -
несколько с такими дикими и свирепыми мордами, что  я  подумал,  что  тебе
надо бы дать знать...
     - Да ты просто вымогатель, старикан! Я понятия  не  имею,  о  чем  ты
говоришь.
     Швырнув под ноги рассказчику несколько медных  монет,  он  так  резко
натянул поводья, направляя коня в сторону, что тот встал на дыбы. И  когда
копыта его вновь коснулись земли, он с ходу таким бешеным галопом врезался
в толпу, что этому сброду пришлось врассыпную разбегаться в стороны,  едва
успевая увертываться от окованных железом копыт.


     Черная  магия  и  чародейство  царили  в  Санктуарии.  Веры  в   силу
божественного провидения не было ни у кого из этих  магов  и  волшебников.
Однако они верили в существование высшего Закона равновесия сил в Природе,
а также в силу мирового  Зла.  И  считали,  что  если  есть  положительное
начало, то должно быть в противовес ему и отрицательное,  и  боги  в  этом
случае  вполне  могли  рассматриваться  именно  как  такое   начало.   Как
говорится, протяни божеству палец - оно и всю руку, точнее душу, отхватит.
Простые обыватели, а также мелкие мошенники, собравшиеся  перед  входом  в
Оружейную лавку бога Вашанки, этого не понимали, хотя  именно  поэтому  ни
одного уважающего себя мага или чародея высокого ранга среди них не было и
быть не могло.
     Так и тянулись они шеренгой, мужчины слева от Темпуса, ближе к  входу
в "Единорог", а женщины - справа, в то длинное здание на углу.
     Что касалось самого Темпуса, то ему казалось не очень-то  разумным  и
даже недостойным обществу втягиваться в коммерческий бизнес! Заняв позицию
на противоположной стороне улицы, он внимательно  наблюдал  за  теми,  кто
входил и выходил оттуда.
     Он все еще не решил для себя, пойти туда или нет.
     Чья-то смутная тень пристроилась в хвост очереди, затем отделилась от
нее и в неверном свете угасающих на небе звезд неторопливо  направилась  в
сторону "Единорога". Заметив Темпуса, тень нерешительно отступила назад.
     Не выпуская оружие из своих  рук,  он  наклонился  вперед  и  поманил
согнутым крючком пальцем.
     - Ганс, давай поговорим?
     Мягкой кошачьей походкой юнец подошел к нему, и сразу  неверный  свет
из открытой  на  улицу  двери  трактира  "Распутный  Единорог"  множеством
вспышек отразился на всякого рода оружии, которым этот малый Шедоуспан был
обвешан буквально с ног до головы.
     - Что с тобой, Темпус? Вечно ты у меня на хвосте. А ведь  здесь  есть
для тебя дичь покрупнее, чем я.
     - Неужели ты не собираешься купить здесь что-нибудь?
     - Мне вполне достаточно того, что есть на мне, благодарю  покорно!  Я
предпочитаю не связываться с волшебством.
     Темпус спросил его шепотом:
     - Украдешь кое-что для меня?
     У этого черноволосого и черноглазого юнца  с  устоявшейся  репутацией
головореза и лихого парня роились в голове, видимо, замыслы еще чернее.
     - Слушаю тебя.
     - Две бриллиантовые булавки в волосах у  леди,  появившейся  из  моря
сегодня вечером.
     - Зачем это?
     - Я не спрашиваю тебя "как", а ты не спрашиваешь у меня "зачем",  или
забудем об этом разговоре, - сказал Темпус и выпрямился в седле.
     - Тогда забудем, - отрезал Шедоуспан, решив, что лучше ему  не  иметь
никаких дел с этим цербером.
     - Можешь считать это капризом, в память об одной старой знакомой.
     Вор немного покрутился,  затем,  сделав  шаг  в  сторону,  скрылся  в
темноте, как провалился. Затем назвал свою цену.
     Темпус и не спорил. Более того, он был готов заплатить  ему  половину
авансом.
     - Я слышал, что ты не так уж и стараешься для Китти. И  будто  ты  до
сих пор в долгу перед гильдией наемников, и что Китти слишком  хорошо  это
знает, чтобы давать тебе  какие  бы  то  ни  было  поручения.  Раз  ты  не
торгуешься из-за моего вознаграждения, значит, я мало запросил с тебя?!
     Молчание.
     - А правду говорят, что ты как-то грубо обошелся с  той  шлюхой,  что
умерла сегодня? И эта Эмоли так боится тебя, будто из-за того, что ты  там
у нее делаешь все, что тебе заблагорассудится, и никогда не платишь!
     Темпус звучно откашлялся - словно треск разламывающегося сухого  льда
раздался при этом.
     - Я подожду тебя здесь, а  когда  ты  принесешь  мне  обещанное,  сам
сможешь увидеть, что я сделаю.
     Ответа из темноты не последовало, послышался лишь шум  шуршащего  под
ногами гравия.
     "Да, юноша, уж я дождусь тебя здесь. Должен  признать,  ты  прав,  во
всем прав! И тебе очень стоит поговорить со мной еще раз".


     Темпус,  замешкавшись,  еще  не  успел   разделаться   с   завтраком,
доставленным ему с кухни "Единорога", как внизу раздался голос:
     - Ничего не выйдет?  Девушка-то,  оказывается,  колдунья,  даром  что
такая симпатичная. Да ни к чему это мне иметь  дело  с  колдовством  из-за
каких-то игрушек, которые не очень-то мне и нужны, да еще за такие гроши!
     Д_е_в_у_ш_к_а_?! Да это была  женщина  примерно  его  возраста,  если
только не существует еще одна пара бриллиантовых булавок, в чем он  сильно
сомневался. Широко  зевнув,  вор  так  и  не  дотянулся  до  свисающего  и
раскачивающегося перед ним кошелька.
     - Я просто разочарован. Я-то понадеялся, что уж Шедоуспан выкрадет!
     Намек явно возымел действие на невидимого вора, и  кошелек  исчез  из
поля зрения Темпуса. Затем нечто трудноуловимое  подсказало  ему,  что  он
вновь остался в одиночестве - если бы не эти клиенты Оружейной лавки  бога
Вашанки! Видимо, очень скоро в Санктуарии развернутся интересные  события.
Он подсчитал, что двадцати трем покупателям удалось убраться  восвояси  со
своим мистическим оружием, в то время как четверо на его глазах погибли  в
драке.
     Хотя, возможно, к этому приложил руку цербер  по  имени  Зэлбар.  Что
касается Темпуса, то он носил на шее амулет Вашанки, так  что  хотя  и  не
может во всем с ним соглашаться, но будет хотя  бы  терпимо  относиться  к
своему божеству.
     В вечерних сумерках показалась женщина, та, которую  он  ожидал.  Ему
нравились сумерки: они хорошо подходили как для убийства, так и для любви.
Иногда, когда удача улыбалась ему, он, устав  от  сумерек,  позволял  себе
вздремнуть. Человеку, проклятому магом и вынужденному служить божеству, не
часто удается поспать. Он страстно желал и  ожидал  наступления  сна,  как
другие мужчины ждут свидания с  женщиной.  Честно  говоря,  ему  наскучили
женщины, не считая тех, кто продавал себя, или тех, кого приходилось брать
приступом.
     Эта женщина с черными волосами, свободно  раскинувшимися  по  плечам,
прикрытыми оленьей шкурой, была из их числа.
     Он тихо, очень тихо назвал ее имя:
     - Сайма!
     Когда она повернул