никем  не  прочитается
одинаково дважды.
     - Почему капитан не понял этого?
     Мелилот хмыкнул.
     - Для того, чтобы стать капитаном стражников,  вовсе  не  обязательно
уметь читать и писать, - сказал он. - Капитан с трудом  может  определить,
какой стороной подает ему на подпись сводку дежурства писарь, а  чуть  что
посложнее - и его голова начинает кружиться.
     Схватив омара, Мелилот оторвал клешню, и она  захрустела  у  него  на
зубах, сок потек по подбородку и закапал на зеленую тогу. Выев  все  мясо,
он продолжил:
     - Но самое интересное в том, как эта бумага попала  к  нему  в  руки.
Угадай.
     Жарвина покачала головой.
     - Один из императорских  телохранителей  из  полка,  что  сопровождал
Принца из Рэнке по Главному пути, сегодня утром  на  рассвете  нагрянул  с
инспекцией  в  казарму  стражников.  Судя  по  всему,  он  произвел  очень
неблагоприятное впечатление, до такой степени неблагоприятное,  что  когда
при выходе он выронил этот свиток, Ай-Гофлан решил  утаить  бумагу,  а  не
вернуть  ее  владельцу.  Почему  он  с  готовностью  поверил  в  то,   что
императорский офицер носит документ, написанный  высоким  слогом  древнего
енизеда, я понятия не имею. Возможно, это составная часть волшебства.
     Набив рот куском сочного мяса, Мелилот  на  некоторое  время  занялся
чавканьем. Жарвина пыталась сдержать слюну.
     Чтобы отвлечь мысли от того, что видит, она сказала:
     - Почему он рассказал вам это?.. Ах, я просто  тупица.  Он  этого  не
делал.
     - Верно, - самодовольно улыбнулся Мелилот. - За это  ты  заслуживаешь
кусок омара. Держи!
     Он бросил кусок, щедрый по его меркам, и ломоть хлеба. Поймав это  на
лету, Жарвина пробормотала слова благодарности  и  волком  набросилась  на
еду.
     - Тебе необходимо подкрепить силы,  -  продолжал  дородный  писец.  -
Сегодня вечером я хочу поручить тебе очень ответственное задание.
     - Задание?
     - Да. Императорского офицера, потерявшего этот свиток, зовут командор
Нижару. Со своими людьми он разместился в  шатрах  вокруг  дворца  Принца,
похоже, опасаясь, что они  могут  заразиться,  если  поселятся  в  бараках
вместе с простыми стражниками.
     Сегодня ночью после наступления темноты ты должна прокрасться туда  и
попасть к нему, чтобы узнать, заплатит ли он за возвращение свитка  и  имя
человека, похитившего его,  или  же  правдоподобный,  но  лживый  перевод,
который подтолкнет незаконного обладателя документа к поспешным действиям.
Ибо насколько я понимаю, - ханжески закончил  Мелилот,  -  Нижару  выронил
свиток умышленно. Гм?



                                    3

     Далеко не впервые после прибытия в Санктуарий Жарвина вышла  из  дома
после сигнала тушения огней. И даже не впервой  пришлось  ей  пробираться,
скрываясь в тени, через широкое открытое пространство Губернаторской Аллеи
и перелезть через стену дворца с проворством обезьяны, несмотря  на  пучок
тряпья там, где  никогда  не  вырастет  ее  правая  грудь.  Большой,  опыт
позволил Жарвине мгновенно скинуть с себя плащ, скатать  его  в  валик  не
толще пояса с деньгами, обвязаться им и поползти вверх  по  стене,  быстро
находя выемки для пальцев ног и рук, которые  заботливо  не  заделывались,
поскольку  главный  каменщик  перед  ежегодным  ремонтом  получал   щедрое
вознаграждение.
     Но, определенно, ей впервые  пришлось  иметь  дело  с  первоклассными
воинами из столицы, расположенными по  другую  сторону  стены.  Когда  она
спускалась, один из них, к несчастью, как раз справлял нужду  за  цветущим
кустом, и ему  понадобилось  только  чуть  протянуть  вперед  пику,  чтобы
просунуть ее девушке между ног. Вскрикнув, та продолжила спуск.
     Мелилот  предвидел  это,  и  у  Жарвины  было  готово  оправдание   и
подкрепляющие его доказательства.
     - Пожалуйста,  не  бейте  меня!  Я  не  замышлял  ничего  дурного!  -
заскулила она, пытаясь сделать свой  голос  как  можно  более  похожим  на
детский.
     Невдалеке на подставке горел факел, воин правой рукой,  крепкой,  как
капкан, поднял Жарвину на ноги и потащил ее к нему.  Со  стороны  палаток,
высыпавших словно  грибы  на  всем  пространстве  от  Зала  Правосудия  до
амбаров, появился сотник.
     - Что это? - угрожающим басом рявкнул он.
     - Господин, я не замышлял ничего дурного! Я должен  сделать  то,  что
приказала моя госпожа, иначе меня прибьют гвоздями к двери храма!
     Оба мужчины опешили от этих слов. Воин несколько ослабил свою хватку,
а сотник нагнулся,  чтобы  в  тусклом  свете  факела  получше  рассмотреть
девушку.
     - Судя по твоим словам, я так понимаю, ты служишь жрице бога  Аргама?
- наконец спросил он.
     Предположение было закономерным.  Наиболее  рьяные  поклонники  этого
божества,  когда  жизнь  утомляла  их,  приходили  в  храм,   чтобы   быть
повешенными на его куполе.
     Но Жарвина истово закачала головой.
     - Н-нет, господин! Дирилы! - она  назвала  запрещенную  лет  тридцать
назад из-за кровавых жертвоприношений богиню.
     Сотник нахмурился.
     - Но я не видел ее святилища, когда мы сопровождали Принца  по  Улице
Храмов.
     -  Н-нет,  господин!  Ее  храм  был  разрушен,   но   поклонение   ей
продолжается.
     - Вот те на! - проворчал сотник. - Гм-м! Похоже, об  этом  необходимо
сообщить командору.
     - Командору Нижару? - поспешно спросила Жарвина.
     - Что? Откуда тебе известно его имя?
     - Моя госпожа послала меня к нему! Сегодня утром  она  видела  его  в
городе, и его красота произвела на нее такое впечатление, что  она  решила
послать ему письмо. Но все  это  должно  оставаться  в  тайне!  -  Жарвина
добавила в голос дрожь. - А теперь я выдал это, и она отдаст  меня  жрецам
Аргама, и тогда... О, я конченный человек! Я могу умирать прямо сейчас.
     - Со смертью  можно  подождать,  -  сказал  сотник,  быстро  принимая
решение. - Командор определенно захочет узнать  о  поклонниках  Дирилы.  Я
полагал, только безумцы в пустыне поклоняются сейчас старой шлюхе... Э,  а
что это у тебя на  поясе?  -  он  поднес  узелок  к  свету.  -  Письменные
принадлежности, да?
     - Да, господин. Именно я пишу все письма для госпожи.
     - Если ты сам можешь писать,  зачем  же  носить  письма  других?  Ну,
ладно, полагаю, ты пользуешься ее доверием, не так ли?
     Жарвина истово закивала.
     - Тайна, поверенная другому, перестает быть тайной, и  вот  еще  одно
подтверждение этой пословицы. Ладно, пошли!


     При свете двух светильников,  наполненных,  судя  по  запаху,  рыбьим
жиром плохого качества, Нижару, не прибегая к помощи ординарца, перевернул
вверх дном  содержимое  шатра.  Очистив  два  окованных  медью  деревянных
сундука, он приступил к третьему. Белье с походной парусиновой раскладушки
валялось на полу,  дюжины  мешочков  и  пакетов  были  распотрошены  и  их
содержимое разбросано.
     Нижару пришел в ярость, когда сотник поднял полог  шатра,  и  заорал,
чтобы его не беспокоили. Но Жарвина с одного взгляда уяснила  положение  и
ясным твердым голосом произнесла:
     - Интересно, не свиток ли вы ищете.
     Повернув лицо так, что на него пал свет, Нижару застыл. Это был самый
светловолосый человек, какого  когда-либо  видела  Жарвина:  у  него  были
волосы цвета отбеленной шерсти, а глаза напоминали  клочки  летнего  неба.
Под носом, острым, как птичий клюв, губы обрамляли ухоженные ровные зубы с
единственным изъяном в виде сломанного верхнего  правого  клыка.  Командор
был худощав и, судя по всему, очень  силен,  так  как  он  держал  сундук,
весивший фунтов сто, а его мышцы при этом едва вздулись.
     - Свиток? - тихо сказал он, опуская сундук. - Какой свиток?
     Жарвина едва могла говорить. Ей  показалось,  у  нее  вот-вот  замрет
сердце. Окружающий мир закачался. Ей  пришлось  обирать  все  силы,  чтобы
сохранить равновесие. Где-то вдалеке она услышала слова сотника:  "Нам  он
не упоминал ни о каком свитке!"
     И поразительно - девушка снова обрела дар речи.
     - Это правда, командор, - сказала она. - Мне  пришлось  солгать  этим
людям, чтобы они не убили меня прежде, чем я попаду к вам. Извините.
     Тем временем она мысленно благодарила сеть  осведомителей,  настолько
хорошо снабжающих Мелилота информацией, что ложь прозвучала  правдоподобно
даже для этих чужеземцев.
     - Мне показалось, сегодня утром вы обронили свиток?
     Нижару колебался лишь мгновение.
     - Вон! Оставьте мальчишку здесь!
     М_а_л_ь_ч_и_ш_к_у_! О чудо!  Если  бы  Жарвина  верила  в  какое-либо
божество, она сделала бы жертвоприношение в знак признательности. Ибо  эти
слова означали, что командор не узнал ее.
     С  пересохшим  ртом,  влажными  ладонями  и  звоном  в  ушах  девушка
подождала, пока ошеломленный сотник и воин покинут шатер. Захлопнув крышку
сундука, который он собирался было перевернуть, Нижару уселся  на  него  и
сказал:
     - Теперь  говори.  И  будет  лучше,  если  твое  объяснение  окажется
хорошим.
     Оно оказалось превосходным. Мелилот с особым тщанием составил  его  и
заставил Жарвину десяток раз повторить. Обрамленное  толикой  правды,  оно
звучало правдоподобно.
     Общеизвестно, что Ай-Гофлан  брал  взятки.  (Как,  впрочем  и,  любой
другой стражник, который мог быть полезен  любому  человеку  богаче  его).
Поэтому Мелилот - лояльнейший и законопослушный  гражданин,  который,  как
клятвенно  подтвердят  все  знающие  его,  во  всеуслышание  приветствовал
назначение Принца новым губернатором и выражал надежду  на  переустройство
городских  порядков  -  так  вот,  Мелилот  предположил,  что,   возможно,
происшедшее   является   частью   плана.    Трудно    предположить,    что
высокопоставленный  начальник  имперских   войск   так   небрежно   станет
обращаться - это очевидно - с документом особой важности.
     - Никогда, - пробормотал Нижару, но на верхней губе у  него  выступил
пот.
     Главное не промахнуться. Все зависело  от  того,  хотел  ли  командор
сохранить в тайне само существование свитка. Теперь,  зная,  что  документ
находится у Ай-Гофлана, он мог созвать своих людей,  двинуться  в  казармы
стражи и обыскать их от подвала до чердака, ибо - по крайней мере, судя по
рассказанному Жарвиной - Ай-Гофлан был слишком осторожен,  чтобы  оставить
свиток на ночь под присмотром какого-то писца. Он якобы обещал вернуться в
следующий  свободный  от  дежурства  день,  послезавтра   или   позже,   в
зависимости от того, с кем из товарищей он сможет поменяться.
     Мелилот рассудил, что раз свиток настолько важен, что  Нижару  держал
его при себе даже в обычном инспекторском обходе, значит он сугубо личный.
Судя по всему, писец оказался прав. Нижару выслушал предложенный ему  план
с большим вниманием и периодически кивал головой.
     Мелилот  предлагал  дать  ложный  перевод,  с  тем,  чтобы   побудить
Ай-Гофлана предпринять какие-то действия, за которые Нижару  легко  сможет
арестовать его, и никто не узнает, что документ, который по  праву  должен
принадлежать командору, временно находился в  руках  капитана  стражников.
Пусть господин Нижару только определит конкретные условия, и  можно  будет
считать, что дело сделано.
     Когда Жарвина - которую Нижару по-прежнему считал мальчиком, чему она
была несказанно рада - закончила  говорить,  командор  надолго  задумался.
Затем он начал улыбаться, хотя улыбка так и не  достигла  его  глаз,  и  в
четких  твердых  выражениях  объяснил  свои  условия   участия   в   деле,
предложенном Мелилотом. Свои слова  он  завершил  вручением  Жарвине  двух
золотых монет  неизвестного  ей  образца  и  обещанием  надрать  ему  (ей)
задницу, если обе  они  не  попадут  в  руки  Мелилоту,  а  также  крупной
серебряной монетой, имевшей хождение в Илсиге, для него самого.
     Затем он поручил неизвестному Жарвине воину проводить ее к воротам  и
перевести через Губернаторскую Аллею.  Но  девушка  ускользнула  от  воина
сразу же, как только они вышли с территории дворца, и мимо Шелкового  угла
бросилась к черному входу в контору.
     Мелилот, будучи богатым, мог позволить себе  замки  на  дверях  -  он
вручил Жарвине тяжелый бронзовый ключ, который  она  спрятала  в  сумку  с
письменными принадлежностями. Девушка с трудом засунула  ключ  в  замочную
скважину, но не успела она повернуть его, как дверь широко распахнулась, и
она шагнула вперед, словно влекомая чьей-то волен.
     Улица, точнее переулок, был тем же самым. Та же самая дверь с навесом
над крыльцом. Снаружи все было в порядке.
     Но внутри все было абсолютно, совершенно, неописуемо _н_е _т_а_к_.



                                    4

     Жарвине захотелось кричать, но она обнаружила, что не  может  набрать
достаточно воздуха. Непонятная безвольность разлилась по ее членам, словно
девушку покинули силы. Она поняла, что еще один шаг поставит ее  на  грань
физического истощения и собрала все оставшиеся силы лишь для  того,  чтобы
оглядеться, и уже через мгновение пожалела, что сделала это.
     Помещение было наполнено  тусклым  светом.  В  этом  свете  по  обеим
сторонам вырисовывались высокие стены, вымощенный  каменными  плитами  пол
под  ногами,  и  ничего  вверху  -  кроме  струящейся   дымки,   временами
приобретающей  чарующие  пастельные  цвета:  розоватый,  голубоватый   или
нездоровый фосфоресцирующий цвет умирающей рыбы.  Впереди  от  Жарвины  не
было ничего, кроме длинного  стола,  неестественно  длинного,  такого,  за
которым мог бы расположиться целый отряд воинов.
     По  спине  Жарвины  поползли   было   мурашки,   но   застыли   из-за
зачарованного паралича, охватившего девушку.  Ибо  увиденное  ею  во  всех
отношениях совпадало  с  рассказываемыми  шепотом  описаниями  дома  Инаса
Йорла. Во всем мире существовало только  три  Великих  Колдуна,  настолько
могущественных, что им не было нужды беспокоиться о том,  чтобы  их  имена
были у всех на устах: один  жил  в  Рэнке  и  служил  при  дворе,  второй,
почитаемый самым опытным, находился в Илсиге, третий по причине  какого-то
скандала перебивался в Санктуарии - это и был Инас Йорл.
     Но как он мог попасть сюда? Его дворец  находился  к  юго-востоку  от
улицы Храмов.
     Если...
     Эта  мысль  непроизвольно  всплыла  в  памяти,  Жарвина   попыталась,
бороться с ней, но тщетно. Кто-то когда-то объяснял ей: ЕСЛИ ТОЛЬКО ОН  НЕ
НАХОДИЛСЯ ГДЕ-ТО В ДРУГОМ МЕСТЕ.
     Неожиданно стол погрузился вниз, и  одновременно  откуда-то  издалека
приблизилось похожее на трон кресло с высокой  спинкой,  в  котором  сидел
удивительный человек. Он был укутан  в  невообразимо  просторный  плащ  из
какой-то тускло-коричневой ткани, а на  его  голове  была  надета  высокая
шляпа, широким полям которой каким-то образом удавалось  скрывать  в  тени
лицо даже в этом льющемся отовсюду сером свете.
     Но в этой тени горели два красных уголька,  приблизительно  там,  где
должны находиться человеческие глаза.
     Человек сжимал в правой руке полуразвернутый свиток, а  левой  стучал
по столу. Пальцы его были непропорциональны и казалось,  что  у  части  их
суставов недостает, а у другой, наоборот, избыток.
     Подняв голову, человек заговорил.
     - Девушка. Любопытно. Из тех, кто... страдал. Это было наказание?
     Жарвине  казалось,  что  тусклое  свечение  двух   красных   угольков
проникало сквозь ее одежду и плоть. Она ничего не могла  вымолвить,  да  и
сказать ей было нечего.
     - Нет, - промолвил колдун, ибо это был он  и  никто  другой.  Выронив
свиток на стол, где тот тотчас же скрутился в ровную трубочку, он поднялся
и приблизился к Жарвине. Одно движение - словно он обрисовал в воздухе  ее
силуэт - освободило ее от онемения, сковавшего члены. Но у Жарвины хватило
ума не пытаться бежать.
     Куда?
     - Ты знаешь меня?
     - Я... - она облизнула пересохшие губы. -  Мне  кажется,  вы  -  Инас
Йорл.
     - Наконец-то пришла слава, - криво усмехнулся колдун.  -  Ты  знаешь,
почему ты здесь?
     - Вы... ну, думаю, вы заманили меня в ловушку. Почему - не знаю, если
только причина не в этом свитке.
     - Гм-м! Проницательный ребенок! -  если  бы  у  колдуна  были  брови,
вероятно, со стороны показалось бы, что он поднял их. И тут же:  -  Прости
меня. Я не должен был говорить "ребенок". По меркам жизни, если  и  не  по
годам, ты уже взрослая. Но после первых ста лет такие отеческие  замечания
легко слетают с языка.
     Он вновь занял свое кресло, жестом приглашая Жарвину приблизиться. Та
отказалась.
     Ибо когда колдун поднялся,  чтобы  оглядеть  ее,  оказалось,  что  он
невысок ростом. Плащ позволял предположить, что он крепкого  телосложения,
полноватый, с брюшком. Но когда он вернулся на свое место,  стало  так  же
очевидно, что он худой и стройный, с одним плечом выше другого.
     - Ты обратила внимание, - сказал он.
     Голос его также изменился, раньше это был  баритон,  теперь  же  стал
приятным уху тенором.
     - Мы с тобой - жертвы обстоятельств. Не я поставил тебе ловушку.  Это
сделал свиток.
     - Мне? Но _п_о_ч_е_м_у_?
     - Я выразился неточно. Ловушка была поставлена  не  тебе  лично.  Она
была поставлена  кому-то,  для  кого  означала  смерть  другого  человека.
Полагаю, ты способна все понять, хотя, возможно, еще не  догадываешься  об
этом. Так? Попробуй угадай. Положись на свое воображение.  К  примеру,  ты
никого не узнала из недавно прибывших в город?
     Жарвина почувствовала, как у нее от щек отхлынула кровь. Она стиснула
кулаки.
     - Господин, вы великий  волшебник.  Сегодня  ночью  я  узнала  одного
человека, еще об одной встрече с которым я и не мечтала.  Человек,  смерти
которого я с радостью поспособствую, хотя смерть слишком хороша для него.
     - Объяснись!
     Инас Йорл поставил локоть на стол и положил  подбородок  на  кулак...
только  ни  его  локоть,  ни  подбородок,  не  говоря  уже  о  кулаке,  не
соответствовали в точности этим понятиям.
     Жарвина мгновение колебалась. Затем сбросив плащ, она  сорвала  узел,
которым была завязана у шеи шнуровка ее куртки,  и  стащила  куртку  вниз,
обнажая шрамы, коричневые рубцы на коричневом  теле,  которые  никогда  не
заживут, и большой жесткий шрам на том месте, где могла бы быть ее  правая
грудь.
     - Зачем пытаться скрыть что-то от колдуна? - горьким  тоном  спросила
она. - Этот человек командовал людьми, которые  сделали  со  мной  это,  и
гораздо худшие вещи со многими другими. Я  думала,  это  были  бандиты!  Я
пришла в Санктуарий, надеясь, что здесь мне удастся что-нибудь разузнать о
них - как могли попасть они в Рэнке и покоренные города? Но я  и  подумать
не могла, что они объявятся здесь, как имперская гвардия!
     - Они?.. - переспросил Инас Йорл.
     - О... нет. Сознаюсь: я готова дать клятву лишь  в  отношении  одного
человека.
     - Сколько тебе было лет?
     - Девять. Шесть взрослых мужчин  позабавились  со  мной  прежде,  чем
избили железными прутьями и бросили умирать.
     - Понятно, - взяв свиток, колдун  задумчиво  постучал  по  столу  его
концом. - Теперь ты можешь предположить, что в этом послании?  Помни,  что
оно вынудило меня прийти сюда.
     - Вынудило? Но я считала...
     -  Что  я  очутился  здесь  случайно?  О,   напротив!   -   прогремел
пронзительно-ядовитый  горький  смех.  -  Я  же  сказал,  мы  оба  жертвы.
Давным-давно, в молодости, я был чрезвычайно глуп. Я  попытался  совратить
жену человека, более могущественного, чем я. Когда он обнаружил  это,  мне
удалось защититься, но... Ты понимаешь, что такое заклятье?
     Жарвина покачала головой.
     - Это... действие. Действие в такой  же  степени,  в  какой  скала  -
бездействие. У нее нет ничего, кроме осознания  того,  что  она  -  скала.
Червь больше сознает мир,  собака  или  лошадь  еще  больше,  человеческое
существо - неизмеримо больше  -  но  не  бесконечно.  В  пожаре,  урагане,
звездах можно обнаружить процессы, которые, не сознавая  своего  естества,
влияют на