умер  человек,  живший  в
Фираке. Какое-то проклятье связало жизни людей с серебряными монетами.
   Да,  Гансу  и  Мигнариал  действительно  удалось  избавиться  от  старого
кожаного мешка, некогда принадлежавшего  принцу-губернатору  Санктуария.  Но
вот монеты... Теперь Ганс и Мигнариал знали точно - более того,  теперь  они
были уверены. Что бы они ни предприняли, просто так сбыть эти монеты  им  не
удастся. Монеты будут возвращаться до  тех  пор,  пока  не  умрут  еще  пять
человек.
   К тому же души юных путешественников омрачала новая ужасная  мысль.  Что,
если последний империал связан с жизнью... Ганса?

***

   Ганс услышал последнюю городскую новость еще до того,  как  встретился  с
Мигнариал  на  базаре.  Вчера  погиб  жрец  Священного  Пламени.   Подобного
несчастного случая в Фираке еще не  бывало.  Священник,  присматривавший  за
Неугасимым Огнем, пылавшим в храме, упал в этот самый огонь.
   - Этот тощий жадюга пытался достать из  огня  монеты,  которые  я  бросил
туда, - сделал вывод Ганс по дороге домой. - И  значит,  что  одна  из  этих
монет представляла его самого. Именно поэтому их теперь не шесть,  а  только
пять. И получается, что из всех  погибших  до  сих  пор  только  его  смерть
напрямую была связана с этими проклятыми империалами! Неясно  одно..,  я  ли
виновен в его смерти или эти монеты? Или та сила,  которая  стоит  за  этими
монетами? А если они.., она.., хотели, чтобы он умер? Может быть, это монеты
заставили меня прийти туда? Как узнать, Мигни, свободны ли мы  с  тобой?  Не
могут ли эти монеты как-то управлять нами, заставлять  нас  сделать  то  или
это?
   - Понимаешь, Ганс, на эти вопросы нет ответов. Давай не будем...
   - Ответы есть! На каждый из этих вопросов есть ответ! Мы просто не знаем,
как или кого нужно спросить. Кто-то знает ответ.., все  ответы.  Кто-то  или
что-то - некая сила, или человек, или демон, или.., или бог.
   - Но, Ганс, мы же не знаем - кто, что и как. Нам просто  неоткуда  знать.
Давай.., давай не будем говорить об этом.
   - Во имя ада. Мигни, а о чем же нам еще говорить?
   Это горькое восклицание было настолько громким, что все прохожие на улице
обернулись в сторону юной четы. Но Ганс даже не заметил этого. Его невидящий
взгляд был устремлен куда-то вдаль. На душе у Ганса было так тяжело,  словно
он тащил невидимый камень  весом  с  себя  самого.  Мигнариал  мудро  решила
промолчать. Она знала, как Ганс  ненавидит  колдовство:  это  была  одна  из
немногих вещей, которые были способны заставить его потерять самообладание.
   Мигнариал знала, что  ее  юному  мужчине  нужны  утешение  и  отдых.  Она
попыталась утешить его, но их жилище, некогда казавшееся  гнездышком  любви,
теперь словно бы превратилось в западню.
   Девушка лишь до крови прикусила губу, когда с наступлением темноты  Ганс,
стараясь не шуметь,  натянул  свои  черные  одежды,  выскользнул  в  окно  и
растворился в ночи.
   "Иногда я понимаю, что я всего  лишь  маленькая  девочка  -  может  быть,
подросток, но не более того, - думала Мигнариал, поглаживая пеструю кошечку.
- Мне тяжело знать, что  он  -  такой  взрослый  мужчина,  такой  опытный  и
знающий, а я - лишь глупенькая девочка. Он сердится на меня, потому что я не
знаю, как вести себя, и потому пытаюсь подражать своей матери. Но ведь  я  -
не она. Глупая девчонка! И все же кое в чем он еще такой мальчишка! Иногда я
чувствую себя с ним такой старой. Мне кажется, что я скорее  его  мать,  чем
его.., чем его.., его женщина.
   Ох, Ганс, Ганс, за что тебе выпало такое проклятие? Почему я не могу быть
женщиной больше, чем я есть? И почему ты не можешь быть мужчиной больше, чем
ты есть?"

***

   Шедоуспан, Порождение Тени, крался по ночной Фираке, и ни  одна  душа  не
ведала об этом. Шедоуспан пробрался в самый храм, главный  храм  Пламени,  и
никто об этом не узнал. У Ганса и его девочки-женщины было достаточно денег,
но Шедоуспан совершал теперь кражи не из-за денег. Это  было  его  утешение,
его отдых, столь необходимый ему. Шедоуспан полностью сосредоточился на том,
что он делал сейчас. Это был уход от страхов и  проблем,  подобный  райскому
отдохновению.  И  эта  целебная  сосредоточенность  не   нарушалась   ничем.
Шедоуспан думал только о том, что он делал в эту минуту, и ни  о  чем  ином.
Этот уход в себя позволял ему отвлечься от всех страхов и неприятностей.
   Шедоуспан, Порождение Тени, был одной из теней ночного города.  Никто  не
видел его. Никто, кроме человека, опорожнявшего свою "лохань" на углу  улицы
возле "Бешеного Козла".
   Обычно, когда Ганс возвращался домой со своих ночных  вылазок,  Мигнариал
лежала в постели, отвернувшись к стене. Но  на  этот  раз  все  было  иначе.
Девушка сидела в кресле, глядя в окно. В изящной бронзовой лампе,  сделанной
в форме сложенной чашечкой женских ладоней, горело дорогое масло. Эту  лампу
недавно  купил  Ганс.  Радуга  спала,  свернувшись  клубочком   на   коленях
Мигнариал, и девушка отстраненно гладила, гладила,  гладила  мягкий  пестрый
мех. И смотрела в окно, и ждала. Время от  времени,  когда  у  нее  начинали
слипаться глаза, Мигнариал щипала себя.
   Шедоуспан бесшумно скользнул в окно, вынырнув из темноты,  словно  ночной
ветерок. И вот теперь Нотабль стоял, вздыбив шерсть, а Шедоуспан  смотрел  в
обвиняющие, полные страдания глаза Мигнариал.
   Ганс мог выдержать, когда Мигнариал поворачивалась к  нему  спиной  и  не
желала говорить с ним.  Но  этого  ожидания,  этого  горестного  взгляда  он
перенести не мог. Ганс стоял, не  зная,  что  сказать.  Он  чувствовал  себя
виноватым и ненавидел это чувство. Наклонившись, он поставил на пол  золотой
канделябр, украденный им из храма Пламени. Это был триумф Шедоуспана, и Ганс
невероятно гордился собой. Обокрасть  храм!  Пробраться  внутрь  и  выйти  с
добычей, и никто не увидел и не услышал ничего, никто не поднял  тревогу!  И
все же в эту  минуту  Ганс  не  испытывал  гордости  -  просто  не  мог.  Он
чувствовал лишь свою вину и ненавидел это  чувство.  Ему  казалось,  что  он
вдруг стал маленьким мальчиком и смотрит в строгие глаза  матери.  Гансу  не
нравилось это ощущение. Он не мог перенести подобного.
   Он и сейчас остался самим  собой  -  Гансом.  Ему  надо  было  скрыть  от
Мигнариал и от самого  себя  это  чувство  вины.  И  Ганс  сделал  вид,  что
сердится. Он прошел к двери и перед тем, как выйти, обернулся, чтобы бросить
взгляд на Мигнариал.
   В течение многих лет Ганс был  одиночкой.  Им  двигали  лишь  гордость  и
необходимость. Он практически не пил вина и гордился тем, что  не  поддается
слабости. И все же время от времени, в минуты  потрясения,  Ганс  напивался,
что называется, в стельку. В эту ночь он решил напиться вновь.  Он  пошел  в
таверну, даже не подумав переодеться. Усевшись за угловой  стол  в  "Бешеном
Козле", Ганс заказал эль. Никто и не подумал подойти к мрачному  молчаливому
парню, одетому в черное, или тем  более  заговорить  с  ним.  Лишь  какая-то
легкомысленно одетая молодая женщина  долго  смотрела  на  Ганса  блестящими
глазами, однако Ганс даже не  глянул  в  ее  сторону.  Женщина  хотела  было
подойти к нему, но что-то Удержало  ее  от  этого  поступка.  К  ней  подсел
какой-то мужчина, и они вышли вместе. У дверей женщина оглянулась.
   Зловеще-притягательный юноша, одетый в черное, смотрел в свою кружку,  не
говоря ни слова. Время от времени он жестом просил, чтобы ему  принесли  еще
эля. Никто не подходил к нему и не заговаривал с ним.
   До тех пор, пока к его столу не подсели четверо мужчин.
   Один из этих четверых, некий  Малингаза,  не  так  давно  выходил  наружу
облегчиться. Стоя на углу, он заметил, как этот вот стройный и  гибкий  юный
призрак, одетый в черное, пересек полосу тусклого света,  падающую  из  окна
таверны. Итак, Ганса разоблачили. Шедоуспана заметили.  Теперь  эти  четверо
знали, что некий юный любитель ночных прогулок умеет растворяться в темноте,
словно становясь частью ее. Ганс был одинок, он чувствовал себя потерянным и
ненужным. А эти четверо желали воспользоваться его услугами. Они нуждались в
нем.
   Тем не менее Ганс отрицал свою причастность к подобного рода делам  и  не
соглашался на предложения четверки.
   Чужаки продолжали настаивать. Они говорили  тихо,  но  почти  откровенно,
поскольку они знали, кем он был. Они хотели совершить кражу со взломом.  Для
этой работы требовалось  несколько  помощников,  однако  основную  ее  часть
должен был выполнять один-единственный мастер своего дела. Ловкий и  гибкий,
как кот. Именно такого знатока воровских уловок и не хватало этим  четверым.
Потому они и хотели нанять Ганса.., нет,  Шедоуспана.  Он  отказывался;  они
настаивали. Они льстили и угрожали ему, они подливали эля в его кружку,  они
пытались подкупить его и сыграть на его самолюбии. Более того,  эти  четверо
сказали Гансу, что дело будет трудным, и, насколько  они  знают,  никому  не
удастся совершить подобное. Кроме...
   Ганс был самим собой, и не более того. Он был выбит из колеи  перипетиями
с заколдованными монетами и неприятностями с Мигнариал. Он не мог  подыскать
себе работу по душе, а  сегодня  ночью  чувствовал  себя  виноватым  и  даже
бесполезным - и это после столь блестящего доказательства своего  мастерства
и ловкости! И вот теперь оказалось, что он нужен этим четверым.  Как  мастер
своего дела. Как Порождение Тени.
   Ганс согласился и назвал  четверке  фиракийцев  свое  имя.  Они,  в  свою
очередь, представились ему:  Малингаза,  Марлл,  чьи  глаза  были  столь  же
невыразительны, как каменная стена, Тьюварандис - какое знакомое  имя!  -  и
Клюр по прозвищу Недомерок. Было условлено, что Ганс встретится с Недомерком
завтра после захода солнца, чуть дальше по улице. Затем  четверо  фиракийцев
удалились. Воспрянувший духом Шедоуспан  отметил,  что  расходились  они  по
одиночке. Ганс махнул рукой, отказавшись от новой  порции  эля,  выждал  еще
немного, расплатился и пошел домой. Мигнариал  спала,  повернувшись  к  нему
спиной.

***

   Когда Ганс  проснулся,  Мигнариал  уже  встала.  Он  лежал  под  одеялом,
прикидываясь спящим, пока девушка не ушла. Ганс слышал,  как  она  дошла  до
двери в соседнюю комнату и остановилась, чтобы оглянуться на него, однако он
лежал неподвижно, не открывая глаз. Ганс вновь почувствовал  себя  виноватым
перед Мигнариал, услышав, как девушка  старается  придержать  внешнюю  дверь
квартиры, чтобы та не хлопнула и не разбудила его. Он знал, что на ее  месте
вел бы себя совсем иначе.
   "Но ведь я не Мигни, я не могу быть таким  мягким  и  чутким,  -  подумал
Ганс. - Если бы я был таким, она, быть может, никогда не обратила бы на меня
внимания. Тогда я.., как же это глупо! Все эти  "что"  и  "если"  совершенно
ничего не значат. Я - Ганс, а она - Мигнариал. И более того, я -  Шедоуспан,
Порождение Тени".
   И кое-кому нужны были способности Шедоуспана.
   Ганс лежал в постели, думая о вчерашнем разговоре в  таверне.  "Они  даже
льстили мне", - вспомнил он с гордостью и ликованием. И хотя Ганс  не  знал,
кого и где ему предстоит ограбить, он уже  понимал,  что  возьмется  за  это
дело. Конечно же, во вчерашней беседе проскользнуло упоминание о том, что он
прибыл в Фираку откуда-то издалека и ведет здесь вполне приличную жизнь, его
принимают за того, кем он так успешно прикидывается... Но ведь можно пустить
слух, что он - профессиональный вор, который,  вероятно,  приехал  в  Фираку
потому, что был изгнан из своего родного города...
   Ганс  начал  намечать  возможный  план  действий,  невзирая  на  скудость
сведений, имевшихся у него. Но затем Нотабль решил, что хозяин слишком долго
валяется в постели, и прыгнул на кровать. Когда кот, потоптавшись по ногам и
животу Ганса, взгромоздился ему на грудь, Ганс поднял веки и встретил взгляд
немигающих зеленых глаз.
   - Ах ты, проклятый  кошак!  Тебе,  Нотабль,  я,  по  крайней  мере,  могу
доверять. Ведь ты любишь меня, верно?
   - Мур-рау!
   Ганс  протянул  руку,  чтобы  погладить  здоровенного  рыжего  кота.  Тот
немедленно привалился к ладони и выгнул спину. Некоторое время  спустя  Ганс
осторожно отодвинул кота и встал. О боги, целые галлоны пива булькают внутри
и просятся наружу! "Считай, что тебе повезло - голова не болит",  -  подумал
Ганс. Ганс покормил котов, а  сам  сгрыз  горбушку  черствого  хлеба.  Потом
высунулся из окна по пояс и посмотрел вверх.
   - Легко, - пробормотал Ганс, отвечая на свои  мысли.  Он  свернул  ночное
одеяние и оружие в небольшой  тючок.  Потом  надел  белую  тунику  и  шляпу,
прихватил пару ножей и в первый раз после прибытия  в  Фираку  пристегнул  к
своему новенькому поясу меч Синайхала. А затем вышел из дому.
   До полудня еще было далеко, но  на  базаре  уже  было  не  протолкнуться.
Постаравшись держаться как можно подальше от  палатки  с'данзо,  Ганс  нашел
чету, торговавшую практически всем,  чем  угодно.  Однако  даже  они  весьма
удивились, когда Ганс попросил  их  продать  ему  самый  большой  выделанный
желудок, какой у них есть.
   - У вас такое большое окно?
   Ганс покачал головой:
   - Я хочу сделать непромокаемый мешок.
   - А-а. Тогда свиной желудок будет для вас маловат.  Дорогая,  мы  еще  не
выкинули тот конский желудок? Мы ведь его не разрезали, верно?
   - Он только попусту занимает место, - отозвалась жена торговца, отыскивая
в куче товара упомянутый желудок.
   Ганс удостоверился, что здоровенный пузырь ничем не воняет, а потом купил
его. Вернувшись в свое жилище, он засунул в новоприобретенный мешок  сверток
с черной одеждой, два ножа, три метательные  звездочки  и  ибарский  клинок.
"Если кто-нибудь спросит, - подумал Ганс, - то я скажу, что проверяю  крышу,
которую недавно чинил!" Он вылез в окно и вскарабкался по  стене  на  крышу.
Там он спрятал свой сверток и вернулся обратно - так же через окно.  За  это
время никто не проходил по переулку и никто не  поднимался  на  крышу  -  за
исключением самого Ганса. Никто не видел его, и никто, кроме  самого  Ганса,
не знал, где спрятана его "рабочая" одежда.
   Поскольку Ганс не  знал,  где  намечается  кража,  то  решил  исследовать
богатый квартал под названием Северные Врата.
   Эта часть города отнюдь не была расположена поблизости от городских ворот
- ни Северных, ни каких-либо иных, - но названия городским  кварталам  часто
даются без всякой логики и смысла.  Ганс  обнаружил,  что  там  нет  никаких
деловых контор - только большие жилые дома, окруженные просторными  зелеными
лужайками. Лужайки были обнесены аккуратно подстриженными живыми  изгородями
и затенены высокими раскидистыми деревьями.  Ганс  заметил  также  небольшие
домики для прислуги,  конюшни  и  курятники.  Тут  и  там  среди  кустарника
виднелись  красивые  скульптуры.  И  конечно  же,  на  глаза  Гансу  не  раз
попадались сторожевые собаки.  Однако  заборы  и  стены,  вдоль  которых  он
проходил, были отнюдь не  такими  высокими,  как  та  стена,  что  ограждала
губернаторский дворец в  Санктуарии.  Да  и  сами  особняки  не  были  столь
величественными и неприступными, как дворец.
   Шедоуспан, трижды пробиравшийся во дворец правителя Санктуария  и  трижды
успешно  выбравшийся  оттуда,  не  видел  здесь  для  себя  никаких   особых
трудностей.
   "Не надо забывать - я нахожусь в городе, которым правят маги",  -  сказал
себе Ганс. Ему  сразу  же  вспомнилась  колдовская  защита,  на  которую  он
напоролся, когда вломился в жилище Керда, чтобы спасти Темпуса. Именно тогда
Мигнариал впервые видела для Ганса. Она  велела  ему  взять  с  собой  некий
старый  горшок.  В  горшке  оказалась  известка.  Если  бы  Ганс  тогда   не
повстречался с Мигнариал и не попал под  дождь,  то  его  нашли  бы  мертвым
поблизости от мрачного логова этого живодера Керда. Ожившие виноградные лозы
попросту задушили бы Ганса.
   И сейчас Ганс подумал, что неплохо  бы  запастись  известкой  -  так,  на
всякий случай.
   Дойдя до северной стены города, Ганс отметил, что в этом месте стена была
хорошо укреплена. Ганс предположил, что ремонт и укрепление производились на
деньги здешних зажиточных обитателей.  Взглянув  поверх  стены,  Ганс  узрел
Городской Холм и вспомнил, что никогда  еще  не  бывал  там.  Ему  пришло  в
голову, что, вероятно, ограблению подвергнется одна из вилл, расположившихся
на этом холме. Склоны холма поросли кустарниками, тут и там из этой  зеленой
гущи поднимались высокие деревья. Ну что ж, не мешало  бы  узнать  местность
получше. Жаль, сейчас уже слишком поздно, а то можно было бы оседлать лошадь
и проехать по Городскому Холму  верхом,  притворяясь  праздным  зевакой  или
гонцом, везущим послание кому-нибудь.
   Гонцом! Вот оно! И с этой мыслью Ганс отважно  направился  по  извилистой
улице Амброзии к двум ближайшим особнякам. В первом особняке никто не  вышел
к дверям на стук, и Ганс улыбнулся. Обойдя  здание,  окруженное  стеной,  за
которой заливались лаем три собаки,  он  добрался  до  другой  двери.  Вновь
никакого отклика. Ганс решил  постучаться  в  небольшой  дом,  расположенный
сбоку и чуть позади главного  здания.  Он  был  весьма  удивлен,  когда  ему
открыла пухленькая привлекательная  девушка  в  красной  тунике.  Ее  черные
локоны блестели, словно полированное дерево, а вырез  туники  был  чрезмерно
глубоким даже по меркам фиракийской моды.  Девушка  пристально  смотрела  на
Ганса из-под длинных черных ресниц, а точнее, откровенно разглядывала его  с
головы до пят.
   - Прошу прощения, - произнес Ганс, снимая шляпу, из-под  которой  ему  на
лоб падали вьющиеся волосы, такие же иссиня-черные, как у девушки. -  Я  ищу
дом Тетраса-менялы. Вы не поможете мне?
   - Зачем? - Девушка по-прежнему смотрела на Ганса, положив  одну  руку  на
округлое соблазнительное бедро, а другой очаровательно  опираясь  о  дверной
косяк.
   - Заче.., о, у меня  послание  для  него.  Скорее  всего  я  оставлю  это
послание у него дома, потому что сам Тетрас сейчас наверняка на базаре.
   - Как тебя зовут?
   Ганс склонил голову набок.
   - А зачем вам мое имя?
   - Потому что меня зовут Джанит, и  я  уже  некоторое  время  наблюдаю  за
тобой. Я здесь одна, мне очень одиноко, а такого симпатичного парня, как ты,
я не видела уже давно.
   - Не могу поверить в это, - пробормотал Ганс.  Однако  слова  девушки  не
особо удивили его.
   - Ты веришь, только притворяешься, - ответила она, наклоняясь вперед, так
что теперь Ганс мог легко заглянуть в низкий, очень низкий вырез ее  красной
туники.  Казалось,  в  этом  вырезе  таятся  два  огромных  спелых   яблока,
разделенных глубокой тенистой ложбиной. Девушка чуть повела плечом, при этом
"яблочки" заколыхались, а ложбинка между ними стала немного  уже.  Несколько
секунд девушка позволила Гансу пялиться на  ее  груди,  а  потом  посмотрела
прямо ему в глаза из-под черных длинных ресниц.
   - Войди, и посмотрим, сможешь ли ты поверить в то, что я приготовила  для
тебя.
   На условленную встречу с Недомерком Ганс слегка опоздал. И  ему  явно  не
суждено было зваться святым Гансом.

***

   Клюр по прозвищу Недомерок проводил Ганса в одно  местечко  к  западу  от
базара и от улицы Караванщиков. Так Ганс наконец-то оказался  в  фиракийском
лабиринте. Только здесь этот квартал назывался  Красным  Рядом.  По  крайней
мере, Гансу не стали завязывать  глаза  или  предпринимать  других  подобных
глупостей. Остальные трое фиракийцев ждали Ганса и Клюра в здании,  которое,
должно быть, когда-то было конюшней, потом -  жилым  домом,  а  ныне  стояло
заброшенным. Единственное окошко было забито досками. Какой-либо  настил  на
утоптанном земляном полу отсутствовал начисто. На  столе  рядом  с  масляной
лампой стояла винная бутыль с широким донышком и коротким горлом,  а  вокруг
нее - пять разномастных кружек. У стола стояли четыре стула  и  табурет,  на
котором  сидел,  прислонясь  спиной  к  стене  и  вытянув  ноги,  седовласый
Тьюварандис.
   Белокурый Марлл разлил по кружк