но было отравить целую армию. Молину поневоле
приходилось быть чрезвычайно осторожным.
   - Сначала фиал, - велела ему бейса. - Возьми жидкость на кончик ножа и по
очереди предложи детям. Молин застыл как вкопанный.
   - Змеи, - прошептала Шупансея своим обычным голосом, но  ранканский  жрец
точно не услышал ее.  -  Задержи  дыхание,  -  добавила  она  после  долгого
молчания.
   Молин как-то сказал Рэндалу, что выполнит то, что надлежит сделать,  будь
то необходимость сдвинуть Сферу или  же  встать  под  смертельный  дождь  из
стекла. Задержав дыхание, Молин старался не  обращать  внимания  на  зеленый
дымок и хлюпающий звук, с которым капельки упавшей жидкости разъедали  ковер
и гранитный пол. Обсидиановый клинок в  его  руке  подрагивал,  когда  Молин
вытянул его по направлению к самой меньшей змее, той, чья  похожая  на  лист
головка покоилась на правом бедре  бейсы.  Он  был  готов  умереть  в  любую
секунду и притом не самым приятным способом.
   Бейнит не менее десяти раз показала язычок, прежде  чем  решила  добавить
каплю яда к сернокислому месиву на кончике ножа, но капля ее  яда  оказалась
решающей. Легкие Молина едва не  разорвались,  взор  затуманился,  и  черные
частички замелькали в глазах. Молин снова взглянул на императрицу.
   Шупансея держала руки ладонями вверх. Жрец глянул на них  и  увидел,  что
они испещрены бесчисленными шрамами от ударов кинжала. В  юности,  когда  он
был солдатом, Молину приходилось убивать столько раз,  что  он  давным-давно
потерял счет убитым, причем несколько раз ему пришлось  убивать  женщин,  но
сейчас он заколебался, впервые не решаясь совершить необходимое.
   - Быстрее! - приказала Шупансея.
   Молин не двинулся, и ей пришлось схватить нож и самой  глубоко  погрузить
его в себя. Матерь! - молилась она, чувствуя, как  кровь  понесла  к  сердцу
тяжелую ношу. Жрецы  хотели  подождать  до  готовности  пятого  лекарства  и
предпочли покинуть свои места у  алтаря,  чтобы  их  не  обвинили  в  случае
неудачи в ее гибели. Много раз раньше змеи кусали ее грудь, но  этого  могло
оказаться недостаточным, и даже присутствия в ней самой Матери Бей может  не
хватить для того, чтобы нейтрализовать созданную Роксаной  смесь  из  яда  и
ненависти. Сильнее нажав на нож, бейса услышала удар клинка о кость, но боли
не почувствовала.
   Сознание  Шупансеи  затуманилось,   хотя   тренированность   и   выдержка
воплощения Матери Бей была такова, что она не упала на землю. Тем  не  менее
она испытала настоящую агонию, когда убийственная смесь достигла ее сердца и
остановила его.
   Шупансея  не  слышала,  как  единый  вздох  пронесся  над  бейсибцами   и
ранканцами, когда глаза ее побелели, а змеи замерли, поднявшись на две трети
длины над ее трепещущей грудью.
   Она не почувствовала, как Молин вытащил нож и,  не  обращая  внимания  на
шипящих гадюк, поддерживал бей-су, когда тело отказалось повиноваться ей.
   Она  не  слышала,  как  Кадакитис  с  безумным  криком,  стуча  по   полу
сандалиями, подбежал к ним, чтобы принять бейсу из рук жреца.
   Она вообще ничего не  чувствовала  до  тех  пор,  пока  слезы  принца  не
закапали ей на лицо. Шупансея моргнула и посмотрела на него.
   - Мы сделали  это,  -  объявила  она  и.  слабо  улыбаясь,  выпустила  из
"украшенных" шрамами рук теперь уже ненужный кинжал.
   Но это было еще не все. Шупансее едва хватило сил собрать капавшие из  ее
груди капли крови в фиал жреца и  поднести  его  к  губам  Артона,  а  затем
Гискураса. Глаза бейсы закрылись, а все собравшиеся молились  о  том,  чтобы
изменившаяся кровь пробудила детей. Молитвы продолжались до  тех  пор,  пока
мальчики не начали двигаться. По залу пронесся нестройный хор  благодарности
богам.
   - Ей необходим отдых, - сообщил  принц  смотрящим  женщинам.  -  Позовите
стражу и отнесите ее в опочивальню.
   - Она наедине с Единосущей Матерью, - объяснила старшая из женщин.  -  Мы
не можем вмешиваться. Кадакитис недоверчиво оглядел их.
   - Так что  же,  богиня  сама  понесет  ее  в  спальню?  -  спросил  он  у
стеклянноглазой безгласной толпы. - Ну и черт с вами - я ее отнесу.
   На фоне здоровяков-солдат принц казался хрупким, но его с детства обучали
всем мужским искусствам, так что он с легкостью поднял ее. Волочащаяся  коса
била его по ногам, и он едва не запутался, но сумел разорвать ногами  ленты,
которыми она была привязана. Бейнит, чей яд на время  потерял  силу,  быстро
уползли прочь с его дороги.
   - Она останется со  мной  наедине,  -  сообщил  принц  женщинам  и  понес
упокоившуюся в его объятиях бейсу прямиком в опочивальню.
   Молин посмотрел, как принц переступил через порог, и подумал, что неплохо
бы тоже направить свои стопы в собственную  спальню.  Жрец  выдавил  улыбку,
увидев, что змеи обрели свое пристанище в юбках одной из  женщин,  поскольку
далеко не все в зале чувствовали себя с ядовитой змеей так же непринужденно,
как бейса.
   Ничуть не смущенные церемонией, Дети Бури повели себя так,  будто  только
что проснулись. Вдвоем они быстро содрали с алтаря  бархатные  покрывала,  и
Артон обмотал материю вокруг  головы,  невольно  подражая  головному  убору,
который носила его мать, полукровка С'данзо, а Гискурас тем  временем  нашел
себе другое, не менее интересное занятие, пытаясь оторвать от ковра  парочку
золотых пластинок.
   Верховный жрец повернулся к своему единственному  послушнику,  Изамбарду,
который едва ли мог уследить сразу за двумя  любопытными  и  предприимчивыми
детишками.
   - Изамбард, спустись вниз к инкубатору и напомни Джихан, что  она  сейчас
как никто иной нужна детям. - Юноша поклонился,  отступил  на  шаг  и  пулей
вылетел из комнаты.
   Отдав приказание, Молин повернулся к находящимся в зале  бейсибцам.  Жрец
немедленно распустил  музыкантов,  наградив  их  самым  непритязательным  из
комплиментов. Женщины посмотрели на него и, не слушая  его,  подняв  с  пола
брошенную за ненадобностью коса, торжественно покинули покои. Молин  остался
с дюжиной уставившихся в пол жрецов, приданных ему Верховным  жрецом  Матери
Бей.
   Не обращая внимания на дыры, Молин принялся расхаживать взад и вперед  по
золотому ковру.
   - Думаю, им надо восстановить силы. Что-нибудь легкое, моллюски,  устрицы
и фрукты на десерт. Да, вино лучше подать смешанным с водой.  Это  подогреет
их аппетит. - Молин сделал паузу, ожидая, чья  же  лысая  голова  поднимется
первой. - Этим займешься ты. - Молин ткнул пальцем в наиболее любопытного. В
бесформенных туниках и шароварах, с лысыми черепами  и  выпученными  глазами
бейсибцы были для Молина на одно лицо. Он редко думал о них как об отдельных
личностях.
   Бейсибец, к которому обратился Молин, нервно  прочистил  горло,  упал  на
колени и произнес:
   - Жрецы Всевеликой Матери Бей служат только Ее небесным  аспектам.  Мы...
то есть вы, Регум Бей, не служите Ее воплощению.
   Молин подался вперед и снял пектораль с груди  жреца.  Быстро  перевернул
ее, и в руках у него оказалась золотая удавка.
   - Бейса проголодается. Мой принц проголодается, - заметил  он  тихим,  но
сильным голосом, от которого горожане приходили в ужас.
   - Так никогда не бывало, - запротестовал бейсибец. Его лицо потемнело  от
гнева, когда Факельщик поставил его на ноги.
   - Сегодня все совершается впервые. Возможно, что ты в первый раз посетишь
кухню или впервые умрешь... - Молин вновь развернул пектораль.
   Не зря ходили слухи, что когда бейсибцы смотрят, то вокруг  их  глаз  все
становится белым. Жрец вздрогнул и обеими руками схватился за его запястье.
   - Да, господин жрец.

***

   Мозаичный пол инкубатора по колено покрывала ледяная вода. Перед тем  как
вступить в нее, Изамбард снял и перекинул через плечо свою единственную пару
сандалий. Подняв над головой фонарь, он двигался с предельной осторожностью,
зная, что некогда здесь жили змеи. Юноша не был уверен,  что  холодная  вода
способна их остановить.
   - Многоуважаемая госпожа Джихан? - крикнул он в  темноту,  обратившись  к
ней так, как некогда титуловал супругу Молина.
   В ответ не донеслось ни звука.
   - Многоуважаемая госпожа? - повторил жрец и сделал  еще  несколько  шагов
вперед.
   Джихан, Темпус и, возможно, Рэндал - в тусклом свете фонаря  Изамбард  не
смог ясно рассмотреть его - сгрудились у ложа одержимого  демоном  наемника.
Они были живы, как минимум один, поскольку хлюпал носом.
   - Великий Вашанка, Дающий Победу, Собиратель Душ -  пребудь  со  мной  на
Твоем поле боя.
   Держа дрожащей рукой  фонарь,  послушник  подошел  поближе.  Выйдя  из-за
огромной колонны, череда которых вела к Залу Правосудия, он заметил на  воде
слабый отблеск, слабый голубой отблеск, какого не мог отбросить его  фонарь.
Сердце жреца объяла паника, от страха все перевернулось внутри,  и  Изамбард
повернулся в сторону света.
   Между людьми и дальней стеной возвышался ледовый столп,  внутри  которого
вращалась голубая Сфера размером с голову человека. С каждым оборотом  Сферы
на пол низвергались потоки воды, свет внезапно  стал  ярче,  неодолимо  маня
юношу. Изамбард пошел навстречу Сфере, сделал шаг, другой,  третий  и  вдруг
наступил босой ногой  прямо  на  острую  застежку  забытого  на  полу  плаща
Темпуса. Боль вернула его в чувство, разорвав заклинание.
   Юный жрец пулей вылетел из комнаты.

***

   Роксана находилась внутри Сферы  Могущества  дольше,  нежели  можно  было
сейчас, когда ее связь с жизнью поддерживалась через мертвое,  уже  тронутое
тлением тело Тасфалена. Вновь заполучив Сферу в свои руки, нисийская  ведьма
обрела чрезвычайную мощь, но даже ей не под силу было  одновременно  следить
за обстановкой во всем Санктуарии,  теперь,  когда  за  ней  охотился  демон
вместе со всеми прочими врагами,  которых  Роксана  нажила  себе  со  времен
первых битв у Стены Чародеев. Напряжение неустанной постоянной охоты за  ней
начало давать о себе знать. Роксана  проявила  невнимание,  надолго  покинув
обретенное тело Тасфалена, даже не удостоверившись, сможет  ли  она  в  него
вернуться.
   Хаут, который часто бывал глуп, но никогда  невнимателен,  склонился  над
лежащим на кухонном столе бесчувственным телом Стратона. Допрос, который вел
Хаут, пообещав информацию своей новой госпоже или господину, шел чрезвычайно
медленно. В своем теперешнем  состоянии  Стратон  не  проводил  грань  между
фантазиями и правдой, так  что  его  блуждающее  сознание  дало  Хауту  лишь
малопонятные намеки на Ишад и  Темпуса,  а  вдобавок  еще  и  наградило  его
головной болью.
   Хаут умел лечить небольшие раны, подобные порезу Мории, и  даже  способен
был, при сильном напряжении, заполучить власть над Стилчо, но ему не хватало
магической  осведомленности,  чтобы  справиться  с  инерцией  мертвого   или
смертельно раненного тела. Ему не удалось гальванизировать  тело  Тасфалена,
которое застыло и стало синюшно-бледным, так что, когда Роксана вернется, ей
придется немало повозиться. Правда, Тасфален был первой его попыткой,  и  он
кое-чему научился. Стратон же вовсе не был мертвым.
   Начинающий  чародей  внимательно   разглядывал   серебристо-белые   глаза
Тасфалена. Достаточно было коснуться разок Сферы, и у него появилась бы сила
так скрутить тело Страта, что он не смог бы больше уходить в свои грезы.  Он
размотал бы секреты его сознания, подобно кокону шелкопряда, и поделился  бы
частью их с госпожой.
   Но только частью.
   Хаут попытался нащупать Сферу  Могущества,  подобно  тому,  как  мальчик,
спустившись в погреб, ищет в кадке со льдом  мороженое.  Он  заколебался  на
миг. Что-то творилось с идущими  от  Сферы  нитями,  они  ослабели  и  стали
исчезать. Пододвинувшись ближе, он вдруг увидел лошадиную морду,  окруженную
огнем, поглощающую его...
   - Непослушная дрянь! Ледяная вода! Черт ее побери! А ты...
   Голос  принадлежал  Тасфалену,  но  в  нем  отчетливо  слышались  злобные
нисийские интонации. Ведьма занесла над  ним  руку  с  дубинкой  и  с  силой
ударила его, как тогда, на Стене Чародеев. Хаут отлетел, ударился  спиной  о
стену и почувствовал, как из носа и рта потекла кровь.
   Она не любит тебя, ожил в его памяти  безымянный  голос,  вспомни  своего
отца. Напоенный  ветром  запах  притираний,  когда  хозяева  Стены  Чародеев
завершили над ним обряд. Хаут утер рукой кровь,  а  в  это  время  ведьма  с
проклятиями поглотила Сферу.
   Хаут направился к шкафу, где Ши прятал ножи. Бесшумно сунув один из них в
рукав,  он  спрятал  рукоять  в  ладони  и  послушно  последовал  за   своим
господином-госпожой в комнату.
   Стилчо ползком забрался на темную площадку, где его поджидала Мория.
   - Сейчас или никогда, - сообщил он молчаливой женщине,  радуясь,  что  не
видит ее лицо, взял ее за руку и повел вниз по ступеням.
   В  кухню  дома  Пелеса  вели  две  лестницы.  Одна  из  большого   холла,
выходившего в покои на первом этаже,  а  вторая  из  людской.  Обе  лестницы
оказались заняты. Стилчо открыл дверь и нос  к  носу  столкнулся  с  угрюмой
физиономией Ши, господского повара.  Он  хорошо  знал  это  лицо,  оно  было
последним, что он видел потерянным ныне глазом, и  на  миг  точно  прирос  к
полу. Вся его решимость и храбрость испарились. Рука  Мории  выпала  из  его
трясущихся пальцев.
   - Мы отнесем Стратона в конюшню, -  тихо,  но  твердо  прошептала  Мория,
выступая из тени Стилчо. Она сама боялась этих слуг, которых привел ко двору
Ишад повелитель нищих Морут, но уже давно научилась скрывать страх. -  Ты  и
ты, - приказала  она  угрюмой  парочке,  -  берите  его  за  ноги.  -  Мория
посмотрела на Стилчо.
   Неотрывно наблюдая за одноруким поваром, ныне вновь живой Стилчо встал  у
плеча Стратона.
   - Если сумеем, вынесем его из дома и будем ждать помощи,  которая  придет
рано или поздно.
   - А если нет? - осведомился Ши.
   - Тогда придется поджечь конюшню.
   Слуги заворчали, но они всегда слушались ее приказаний, так что  особенно
никто возражать не стал. Мория придержала для них дверь, а  Ши  в  последний
раз обшарил буфет.
   - Он утащил мой любимый нож. - Мория быстро пробежала глазами по кухонной
утвари и принялась засовывать ножи в кожаные кольца на поясе.
   - Вот, госпожа. - Мория обернулась  и  увидела  длинный  нож  для  птицы,
ощутив ладонью рукоять из железного дерева. - Плохим ножом убить  трудно,  -
ухмыльнулся Ши.

***

   Уэлгрин отставил котелок в сторону. Что бы там ни бросали в суп повара  в
казармах, но  от  обеденного  горшка  пахло  хуже,  чем  гарью,  которой  он
надышался за день, а вкус был просто  отвратителен.  Еще  не  менее  десятка
бойцов оставались на улицах, включая и Трашера, который пока не  возвратился
с задания. Похоже, во дворце нашли весьма серьезные доводы для  того,  чтобы
приказать замазать граффити и разукрасить город чумными  знаками.  Население
Санктуария отозвалось на такие новости весьма заметной паникой.
   Он приказал бы сражаться и дальше, но  солнце  уже  садилось.  Ранканский
корабль, на котором  развевался  уже  позабытый  многими  штандарт  Вашанки,
бросил якорь на траверзе порта, а экипаж, пассажиры и груз  проходили  через
воображаемый карантин. Пока еще никто не видел ни единого тронутого  ужасной
болезнью трупа, однако слухи от частых пересказов становились  все  более  и
более мрачными. Пока что Уэлгрин ничему не  верил,  хотя  некоторые  из  его
людей и высказывали сомнение по поводу столь странно начавшейся ночи.
   Прежде чем он принял решение о том, как  действовать  дальше,  на  пороге
появился один из тех ветеранов, кто уже многие годы сражался с ним.
   - Траш и Ситен у Западных ворот. Они принесли  чье-то  тело,  которое  не
желают отдавать могильщикам.
   - Вот это да, - воскликнул капитан, хватая  плащ.  -  Замп,  пригляди  за
горшком, я еще вернусь.
   Уэлгрин поспешно сбежал по ступеням. Он поверил Каме, поверил тем кружкам
эля, которые она осушила вместе с ним и со Стратом всего  неделю  назад.  Он
верил в то, что она не стреляла в Страта и что окажется достаточно  умной  и
увертливой, чтобы выйти живой из неприятной ситуации.
   Временный дворцовый морг начинался как раз за  городскими  виселицами.  В
его окошке виднелся слабый свет. С тех пор как всюду развесили чумные знаки,
могильщикам стало нечего делать, и они решили как следует  обмыть  нежданный
"отпуск". Осторожно переступая через битые  черепки,  Уэлгрин  услышал,  как
Траш ругается с могильщиками .
   -  Стойте  как  стояли,  -  приказал  капитан,  намеренно  загородив   от
могильщиков тело. - В чем дело?
   - Оно должно остаться здесь, - заявил старший из  могильщиков,  показывая
на темный предмет под ногой Уэлгрина.
   Трашер закусил губу.
   - Командир, ведь это же один из наших, Мальм. Он заслуживает того,  чтобы
лежать среди тех, кому он служил и ради кого умер.
   Мальм умер два года назад  и  никогда  не  пользовался  особым  уважением
Траша. Уэлгрин уставился на своего помощника, но на лице того ничего  нельзя
было прочесть И все же он знал Траша уже тринадцать лет, и, если он не хотел
оставить тело Камы у могильщиков, значит, на то имелась весьма основательная
причина.
   - Мы сами с ним разберемся, - заявил Уэлгрин могильщикам.
   - Чума, господин. Приказ: ваш приказ. Этих слов  хватило,  чтобы  высокий
светловолосый военачальник потерял терпение.
   - У моих людей нет чумы, черт вас возьми. У него огромная кровавая  дырка
там, где должен быть живот! Траш, в казармы его - и немедленно!
   Траша и Ситен не требовалось подгонять. Воины взвалили тело себе на плечи
и поспешили в казарму, пока Уэлгрин продолжал препираться с могильщиками.
   - Мне придется сообщить туда. - Гробокопатель показал корявым пальцем  на
купол Зала Правосудия. - Даже тот, кто издает  законы,  не  имеет  права  их
нарушать, - гнусавил он.
   Уэлгрин провел рукой  по  взлохмаченным  волосам,  перехваченным  на  лбу
бронзовым обручем.
   - Сообщи лично Малину Факельщику, что траурные  ритуалы  Вашанки  требуют
исполнения в казармах - есть в городе чума или нет.
   Младший из гробокопателей направился к Залу. Уэлгрин  немного  постоял  и
пошел в казарму, весьма довольный собой. До  тех  пор,  пока  могильщики  не
начали угрожать ему,  он  не  знал,  как  лучше  передать  сообщение  своему
партнеру и не привлечь при этом ненужного внимания.
   - Наверху, в комнате Ситен, - сообщил ему Замп, стоило Уэлгрину появиться
на пороге. Каждый из собравшейся в комнате шестерки проводил  его  взглядом,
но их-то, по крайней мере, не занимали мысли о  чуме  или  об  императорском
корабле. Уэлгрин заставил себя  медленно,  чинно  подняться  по  ступеням  в
комнату, где жила Ситен, единственная женщина-солдат гарнизона.
   Траш и Ситен стояли на страже у открытой двери.
   - Как она? - спросил Уэлгрин.
   - Я в порядке, - отозвалась Кама, спуская длинные ноги с постели Ситен.
   Правую половину лица покрывала грязь, а в остальном Кама была в порядке.
   - Полагаю, что обязана тебе жизнью, - смущенно вымолвила она.
   - Не думаю, что это ты стреляла в Страта. У тебя и до этого  было  немало
прекрасных возможностей сделать это. К тому же тебя  не  очень-то  волновала
его связь с ведьмой.
   Она состроила гримаску.
   - Насчет первого ты прав.
   - Она была у "навоза", - заметил от двери Траш. - Двое  из  них  охраняли
комнату, где мы нашли ее.
   Кама подошла к Уэлгрину, глядя куда-то сквозь него. В  ней  был  какой-то
шарм, и, даже будучи одетой в рваную, потертую кожу, она выглядела элегантно
и бессознательно сохраняла могучую стать своего  отца.  Начальник  гарнизона
никогда не мог взять над ней верх.
   - Что-нибудь личное? - пробормотал он.
   - Личное? Личное? Боже мой, нет. Они видели меня в  компании  с  тобой  и
Стратом и решили, что меня купили, - оскорбилась она.
   Тогда почему они заперли ее и подстрелили Страта, и почему Страта,  а  не
его? Ответить на это было совсем не просто. Да, личного в  этом  было  ровно
столько, сколько можно было ожидать от узколицего предводителя НФО