ственным  ножом.
Чтобы не потерять лицо, Борну пришлось упасть. Под лошадь.  Ганс  не  смог
придержать выпад и кинжал рассек коню заднюю ногу.
     Животное вскрикнуло от боли,  осело  назад,  метнулось  и  попыталось
поскакать галопом. Развалины остановили его, и конь  повернул  назад,  как
раз, когда Борн начал подниматься, а Ганс быстро удалялся,  прижимая  одну
сумку к груди и волоча за собой другую. Борн и его конь наткнулись друг на
друга. Один из них упал навзничь, другой попятился назад, заржал, встал на
дыбы и замер на месте, словно пораженный чувством вины. Первый, дважды  за
две минуты больно сваленный в кольчуге  на  землю,  проклял  коня,  Ганса,
невезение, богов и себя. И начал снова подниматься.
     Как бы плохо ни пришлось Борцу, у него был конь, меч и  в  нескольких
шагах жезл рэнканской власти. У Ганса же серебра было больше, чем  церберу
хватило бы на безбедную старость. Сгибаясь под его весом, он не  мог  даже
надеяться, что ускользнет. Он мог бросить серебро и бежать  или  оказаться
схваченным. Выхватив из ножен меч, Борн поспешил вдогонку, надеясь на  то,
что вор будет бежать от него. Такое удовольствие будет погонять его часок!
     Ганс тоже судорожно искал решение, но ничего путного ему в голову  не
приходило. Возможно, ему следовало бы предпринять что-то, чтобы  подкупить
одного-двух богов; возможно, днем ему следовало бы  обратить  внимание  на
этот колодец и сейчас не бежать  в  этом  направлении.  Он  обнаружил  это
слишком поздно. Когда провалился внутрь.
     Он почувствовал не столько падение, сколько полную дезориентацию -  и
удары по всему телу, снова и снова, о стены колодца, сложенные из кирпича,
и свои сумы.  Когда  локоть  Ганса  ударился  о  кирпич,  он  расстался  с
деньгами. Ганс не услышал всплеска, он упал на что-то твердое, оказавшееся
отнюдь не водой. И страдание от боли.
     Деревянный верх колодца - площадка  и  козлы  упали  внутрь,  или  их
скинули вандалы или призраки. Они не  плавали,  эти  куски  очень  старого
сырого дерева, они под углом застряли в  колодце.  Именно  о  них  Ганс  и
ударился, почувствовав боль,  заскреб  ногтями,  уцепился.  Его  ступни  и
голени  оказались  в  воде.  Дерево  заскрипело.  Остатки  верха   колодца
срикошетили камень, размером с голову, который Борн столкнул вниз. Камень,
размером с кулак, который он кинул  следом,  ударился  о  стенку  колодца,
отскочив, прокатился по спине Ганса, застрял на мгновение в  его  поясе  и
упал в воду. Эта задержка во времени до всплеска заставили  Борна  неверно
оценить глубину колодца. А Ганс, вцепившись в дерево, болтался. Вода  была
холодная.
     В круге тусклого света наверху Ганс увидел голову  цербера  в  шлеме.
Борн, всматривавшийся в глубь колодца, не увидел ничего.
     - Если ты еще жив, вор, оставь  себе  эти  мешки!  Никто  никогда  не
найдет тебя и их - и Сэванх, который ты украл! Ты вероломно обманул нас  и
бежал с выкупом, и с жезлом власти. Несомненно, меня сурово  отчитает  Его
Милое Высочество - некогда я возвращусь в Рэнке, меня будет ждать награда!
Ты был глупым орудием, мальчишка, а у меня есть друзья в столице,  которые
будут рады, что я навлек стыд и позор на Принца-Котеночка!
     Ганс, изнывающий от боли и опасающийся, что дерево вот-вот поддастся,
хранил молчание. Странно, какой холодной может быть вода  в  сорокафутовом
колодце с кирпичными стенами!
     Усмехаясь, Борн вернулся и подобрал Сэванх, который никогда больше не
увидит Его Глупое Высочество. Он засунул его себе за пояс. Воткнул  меч  в
землю. Начал катить огромный камень, чтобы бросить его - на всякий  случай
- в колодец. Его  конь  заржал.  Борн,  меч  которого  был  на  расстоянии
нескольких футов от него, застыл. Выпрямившись, он увидел приближение двух
человек в шлемах. Оба были с обнаженными мечами. Один был воин.  Другой  -
ПРИНЦ-ГУБЕРНАТОР!
     - Спасибо, что ты позволил нам выслушать твои признания, изменник.
     Борн очнулся. Подобрал свой меч. Не трус и не дурак, он обрушился  на
более опасного  противника.  Мгновение  доспехи  воина  сдерживали  клинок
Борна. Затем он рухнул. Клинок вышел из тела, и цербер обернулся, как  раз
вовремя, чтобы отразить выпад Принца. Никогда не, бывший особенно крепким,
Кадакитис на уроках научился тому, что ему нужно  вкладывать  все  силы  в
удары, чтобы противники их замечали. Так он сейчас и поступил, причем  так
яростно и свирепо, что его клинок вырвал  несколько  звеньев  из  кольчуги
Борна, и вонзил их в его тело.  Тот  жутко  закричал.  Ужасно  пораженный,
почувствовав _б_о_л_ь_,  он  решил,  что  ему  лучше  будет  ретироваться.
Споткнувшись, он побежал. Кадакитис не стал мешать ему.
     Подобрав выпавший жезл власти. Принц ударил им себя по одетой в  кожу
ноге. Сердце его забилось  непроизвольно  часто,  когда  он  опустился  на
колени у преданного человека, пришедшего вместе с ним. Он  ничего  не  мог
сделать. Падая, несчастный  воин  раскроил  голову  об  осколок  мраморной
статуи. Боги поразили его. Кадакитис взглянув вслед Борну, исчезнувшему  в
темноте среди развалин.
     Поднявшись, Принц-губернатор задумался. Наконец, подошел  к  колодцу.
Опустившись на колени, он окликнул темноту:
     -  Я  -  Принц  Кадакитис.  Скипетр  у  меня.  Возможно,  мои   слова
бесполезны, и я обращаюсь к мертвому или умирающему. Но может быть и  нет,
в этом случае ты можешь оставаться здесь  и  медленно  умирать,  или  быть
вытащенным и умереть под пыткой, или... ты можешь согласиться  помочь  мне
осуществить один небольшой замысел, который я только  что  обдумал.  Итак,
дело за тобой!
     Никаких размышлений не требовалось, чтобы убедить Ганса в том, что он
пойдет на все, означающее освобождение из колодца и встречу следующего дня
рождения. Кто бы мог подумать, что  красавчик-Принц  придет  сюда,  и  при
оружии! Ганс обдумал услышанное предложение. И ответил. Дерево заскрипело.
     - Ты должен обещать только  одно,  -  крикнул  Кадакитис.  -  Хранить
молчание до тех пор, пока тебя не начнут пытать, помучься  немного,  затем
все расскажи.
     - Мучиться?.. Пытать?
     - Ну же, ну, ты заслужил это.  Тебе  предстоит  испытать  лишь  малую
толику тех мук, которые ждут тебя. Нарушишь свое слово, вор - и ты  тотчас
же умрешь. Нет, ты будешь умирать долго. Да и никто  не  поверит  тебе,  в
любом случае.
     Ганс знал, что он влип в это дело по уши, как в переносном, так  и  в
прямом смысле. Все это было выше его  понимания.  Вцепившись  в  трещавшее
старое дерево, которое определенно с  каждым  мгновением  становилось  все
более трухлявым, он дал согласие.
     - Мне понадобится помощь, - окликнул Принц. - Держись.
     Закатив глаза, Ганс скорчил рожу.  Он  держался.  Он  ждал.  Не  смея
подтянуться и залезть на дерево. У  него  горели  плечи.  Вода,  казалось,
становилась холоднее,  и  холод  поднимался  по  ногам.  Он  держался.  До
Санктуария было не  больше  лиги.  Он  надеялся,  что  Китти-Кэт  поскачет
галопом. Он держался. Хотя солнце и не думало всходить, и  положение  луны
изменилось всего чуть-чуть, Ганс был  уверен,  что  прошла  неделя-другая.
Холодные, темные, полные боли недели. Богатство!  Состояние!  Каджет  ведь
г_о_в_о_р_и_л_ ему, что месть - глупая роскошь, которую не могут позволить
себе бедняки!
     Наконец Его Мудрое Высочество вернулся с несколькими  воинами  ночной
смены и длинной веревкой. Пока грязного,  покрытого  ссадинами  Шедоуспана
вытаскивали из колодца. Принц обмолвился  о  позыве  природы  и  зашел  за
нагромождение больших камней. Он не стал задирать тунику. Он задержался  с
той  стороны  кучи.  Взглянул  вниз  на  мертвого  предателя,  и  медленно
удовлетворенно улыбнулся. Первый убитый его рукой! Затем его вырвало.


     Мерцание смолистых факелов образовало пляшущие  причудливые  тени  на
каменных  стенах,  мрачных,  как  сама  смерть.  Они  окружали  просторное
помещение,  наполненное  столами,  цепями,  иглами,  щипцами,   кандалами,
веревками, гвоздями, оковами, молотками, деревянными клиньями, колодами  и
колами,  кусачками,  кляпами,  приспособлениями  для  разрывания   рта   и
вырывания языка, колесами; кроме того, там находились две жаровни и  дыба.
Большая часть этой очаровательной утвари была тут и  там  покрыта  темными
пятнами. На одном из столов лежал Ганс. Он был покрыт ссадинами и порезами
и вдобавок контужен - и был привязан к столу, одетый только в  набедренную
повязку. Кроме  него,  присутствовали  Принц  Кадакитис,  его  супруга  со
сверкающими  глазами,  два  суровых  цербера,  странно  облаченный  старый
советник Принца  и  три  Члена  Совета  Санктуария.  И  дворцовый  кузнец.
Крепкого телосложения, с черными ногтями, он  выглядел  достойной  заменой
заболевшему палачу.
     Взяв молот, кузнец задумчиво посмотрел на него. Глаза госпожи супруги
засверкали еще ярче. Как и глаза Зэлбара, цербера. Ганс обнаружил,  что  в
его нынешней позе каждый глоток превращал его кадык в  лезвие,  угрожающее
вспороть горло изнутри.
     Положив молот, кузнец взял щипцы с длинными ручками.
     - Так ли необходимо ему иметь  эту  тряпку  на  его  сокровище.  Ваше
Высочество?
     - Так мучить его нет необходимости, - спокойно произнес Кадакитис. Он
посмотрел на свою жену, которая аж задрожала. - _П_о_к_а_. Попробуй  менее
жуткие способы. _С_н_а_ч_а_л_а_.
     - По-моему он недостаточно длинный, - с надеждой  сказал  Зэлбар.  Он
стоял в дюймах шести от края стола, на котором лежал Ганс,  и  смотрел  на
кнут в руках кузнеца.
     - Сделайте же с ним _ч_т_о_-_н_и_б_у_д_ь_! - выпалила дама.
     Кузнец удивил всех. Движение было быстрым,  удар  громким.  Он  убрал
кнут от белой полосы на животе Ганса.  Она  порозовела,  стала  темнеть  и
вздуваться. Кузнец поднял  брови,  словно  удивляясь  самому  себе.  Снова
ударил, по грудной клетке. Кнут щелкнул, словно обвисший парус,  поймавший
порыв ветра. Зазвенели цепи, а у Ганса  расширились  глаза  и  рот.  Начал
вздуваться второй рубец. Кузнец добавил еще один,  пересекающий  бедра.  В
дюйме от прелестей. Госпожа супруга задышала широко раскрытым ртом.
     - Мне не нравится бить людей, - сказал кузнец. - В том числе и этого.
Думаю, я лучше вырву ему руку из сустава и выверну ее.
     - Тебе нет необходимости обходить  стол,  -  проворчал  Зэлбар.  -  Я
займусь этим.
     К сильному неудовольствию  Зэлбара  и  первой  дамы  Санктуария  Ганс
заговорил. Он рассказал о Борне и Лирайн. Он не мог  рассказать  о  смерти
Борна, так как не знал о ней.
     - Принц-губернатор Санктуария, - сказал  Кадакитис,  -  представитель
рэнканского Императора, милостив к тем,  кто  сообщает  ему  о  заговорах.
Освободите его и оставьте здесь - и больше не мучайте. Дайте  ему  вина  и
еды.
     - Проклятье! - проворчал Зэлбар.
     - Мне теперь можно вернуться  к  своей  жене,  Ваше  Высочество?  Эта
работа не по мне, да и к завтрашнему дню я должен выковать якорную цепь.
     Ганс, которому было все равно, кто освободит его и останется охранять
и кормить, проследил, как Принц и его сопровождение вышли.
     Вместе с Зэлбаром и Квачом Принц направился в опочивальню к Лирайн.
     - Оставайтесь здесь, - сказал он, беря у Квача меч. Церберам  это  не
понравилось, и Зэлбар высказался вслух.
     - Зэлбар, не знаю, был ли у тебя старший брат, которого ты ненавидел,
или  еще  что,  но  ты  жестокий  безрассудный   тип,   которого   следует
использовать для того, чтобы убивать ос во дворце.
     Зэлбар вытянулся. Они с Квачом остались ждать, застыв, как  истуканы,
если не считать вращения черных глаз, а  их  повелитель  вошел  в  комнату
изменницы-наложницы. И закрыл за  собой  дверь.  Зэлбар  был  уверен,  что
прошло не меньше двух недель до  того  момента,  как  дверь  отворилась  и
Кадакитис позвал их. В руке Принц сжимал окровавленный меч Квача.
     Церберы поспешили в покои и замерли  на  пороге.  Уставились.  Лирайн
лежала обнаженная на смятом ложе, спящая, но не мертвая. Рядом с ней лежал
Борн, неживой, в луже свежей крови.
     - Я оглушил ее, - сказал Принц. - Отнесите ее вниз на  менее  удобную
постель, недавно освобожденную этим парнем Гансом, которого пусть приведут
в мои покои. Вот, Квач - о...
     Принц тщательно вытер меч Квача о живот и бедра Лирайн и протянул его
церберу.  Оба  гвардейца,  пораженные  и  восхищенные,   отсалютовали.   И
поклонились. Они были  довольны  своим  Принцем.  А  Принц  Кадакитис  был
доволен самим собой.


     Облаченный в мягкую тунику, доказывающую, что вор может иметь  те  же
размеры, что и Принц, Ганс потягивал вино из кубка, который  ему  хотелось
припрятать и стянуть. Водя глазами, он оглядывал царственное помещение для
наиболее приватных встреч. По этой  причине  дверь  была  открыта.  У  нее
сидела глухая старуха и щипала струны лютни.
     - Нам обоим давно пора спать, Ганс. День уже клонится к полудню.
     - Я... привык к ночной работе больше те... Вашего Высочества.
     Принц рассмеялся.
     - Это так, Заложник Теней! Поразительно, как много умных людей встает
на путь преступлений. Залезть вот так в этот самый дворец!  В  мои  личные
покой! Насладиться моей наложницей, а? - он задумчиво уставился  на  вора.
Он прекрасно сознавал, что они почти  одного  возраста.  -  Что  ж,  скоро
Лирайн разговорится так, что ее остановить трудно будет, и  все  узнают  о
том, что был заговор - по приказу из Дома! А также то, что она обесчестила
ложе своего господина вместе с сообщником.
     - И что Ваше Героическое Высочество не только поразили выродка  жабы,
но и показали  истинно  монаршую  милость,  простив  вора,  -  с  надеждой
произнес Ганс.
     - Да, Ганс. Сейчас все это заносится в хроники. Ах, всему этому  есть
свидетели! Всему!
     Ганс чрезмерно расхрабрился и сказал:
     - Кроме смерти Борна, мой повелитель.
     - Хо-хо! Ты хочешь узнать  об  этом,  Ганс?  Тебе  уже  и  так  много
известно. Мы держим друг друга, ты и я. Я убил Борна в "Орлином гнезде", -
добавил он. - В конце концов, он был первым.
     Ганс молча смотрел на него.
     - Похоже, ты учишься осторожности, Шедоуспан! Очень надеюсь,  что  ты
возьмешься за ту  работу,  которую  я  скоро  предложу  тебе.  Ты  избежал
упоминания о том, что когда выбрался из колодца, не увидел никакого трупа.
Да, он попытался бежать и умер в нескольких футах от того места. Когда  мы
вернулись сюда, я усыпил Лирайн. Она сама выпила  снотворное,  думая,  что
принимает яд. В эту ночь никто не лежал рядом с ней. Это я  уложил  ее  на
постель. Вместе с одним абсолютно преданным человеком мы вернулись назад и
привезли Борна. Я и моя супруга уложили его труп рядом с Лирайн. Вместе  с
пузырем, наполненным кровью - как это верно!  -  свиньи.  Я  проткнул  его
мечом перед тем, как позвал Квача и Зэлбара.
     Ганс продолжал изумленно таращиться. Этот мальчишка с волосами  цвета
шафрана достаточно умен  для  того,  чтобы  быть  вором!  Ганс  готов  был
поспорить, что он не договаривает всего, вне всяких  сомнений,  придворный
поставщик ковров помог внести труп Борна во дворец!
     Принц заметил этот взгляд, прочел его.
     - Возможно, в конце концов я не  Принц  Китти-Кэт?  Вскоре  я  завоюю
почет и уважение в Санктуарии, и всеобщее знание о заговоре станет оружием
против моих врагов Дома. Ты герой - да.
     Принц кивнул в сторону двери. Появившийся пожилой мужчинам вручил ему
лист пергамента. Он был скреплен подписью и печатью губернатора. Секретарь
удалился. Кадакитис передал документ Гансу с  улыбкой,  показавшейся  вору
несомненно царственной. Ганс взглянул на пергамент - очень впечатляющий  -
и снова перевел взгляд на Принца.
     - О, - сказал Кадакитис и остановился:  принцы  не  извиняются  перед
ворами за то, что забыли про  их  необразованность.  -  Здесь  моей  рукой
написано, что  именем  рэнканского  Императора  тебе  прощаются  все  твои
проступки на  сегодняшний  день,  Ганс.  Ты  ведь  не  совершил  множество
убийств, не так ли?
     - Я никогда никого не убивал, Ваше Высочество.
     - А я убивал! Этой ночью - точнее прошлой.
     - Извините, Ваше Высочество, но убивать - дело тех, кто правит, а  не
воров.
     После этого Кадакитис долго и задумчиво смотрел на  Ганса.  Долго  он
еще будет повторять эти  слова  Заложника  Теней.  Гансу  дважды  пришлось
упомянуть про выкуп, находящийся на дне колодца.
     - А! Забыл об этом, точно. Эта ночь  -  прошлая  ночь  -  была  очень
бурной. У меня много дел, Ганс. Впереди напряженный день  без  сна,  много
волнений. Боюсь, я не могу позволить себе  отвлечься  на  то,  что  кто-то
уронил  какие-то  монеты  в  старый  колодец.  Если  сможешь  достать  их,
действуй. И  возвращайся  сюда.  Чтобы  обсудить  мое  предложение  насчет
работы.
     Ганс встал. Он ощущал возникшие между ними узы и был не рад им.
     - Об этом... надо будет... подумать, Принц-губернатор. Я имею в  виду
р_а_б_о_т_у_.  На  вас!  На  Ваше  Высочество.  Сначала  мне  нужно  будет
привыкнуть к тому, что я не ненавижу вас.
     - Хорошо, Ганс, возможно, ты поможешь кое-кому еще поступить так  же.
Эта помощь мне пригодится. Если только ты не обидишься  на  напоминание  о
том,  что  половина  имущества,  _н_а_й_д_е_н_н_о_г_о_  в  том   поместье,
является собственностью правительства.
     Ганс задумался над возможностью перемещения нескольких золотых  монет
в одну суму. Если он сможет извлечь их  из  колодца.  На  это  потребуется
время и помощь. А это  значит,  придется  кому-то  платить.  Или  брать  в
долю...
     Сузив  глаза,  Ганс  покинул  дворец,  облаченный  в  новую   тунику.
Размышляя, рассчитывая. Строя планы.


                              Роберт АСПРИН

                               ЦЕНА БИЗНЕСА




     Джабал был более могущественным, чем казался. И дело было-не  в  том,
что   его   фигура   не    производила    впечатления    мягкотелости    и
слабохарактерности. Уж если на то пошло,  то  его  блестящая,  черная  как
смоль, кожа, плотно натянутая на играющих  твердых  мускулах,  моментально
внушала недюжинную силу, в то время как его суровые Черты лица,  покрытого
шрамами, указывали на наличие ума, способного  без  промедления  применить
эту силу себе на пользу.
     Скорее, его богатство и острый ум, позволивший его  накопить,  давали
Джабалу власть, неизмеримо более могущественную, чем его железные  бицепсы
и остро отточенный меч. Его деньги  и  свирепый  вид  бойцов,  которых  он
покупал на эти деньги, делали его грозной силой  в  социальном  устройстве
Санктуария.
     Кровь была ценой его свободы; потоки крови, пролитой его  соперниками
на гладиаторских аренах Рэнке. Кровь также принесла ему начальный капитал:
захват плохо охраняемого каравана с рабами с целью его дальнейшей  продажи
принес ему незаконную прибыль.
     Там, где другие могли бы удовлетвориться скромными  доходами,  Джабал
Продолжал наращивать свое состояние с фанатичным упорством. Он постиг один
важный жизненный урок, взирая суженными от  ненависти  глазами  на  толпы,
рукоплескавшие его кровопролитным победам  на  аренах:  бойцы  и  те,  кто
владеет оружием, покупаются и продаются, и, таким образом, считаются ничем
в обществе. Деньги  и  власть,  а  не  мастерство  и  отвага,  -  вот  что
определяет социальное положение человека в устройстве общества. Страх  был
определяющим началом для тех, кто рубил и резал в его мире.
     Итак, Джабал завоевал мир торговцев, как раньше он завоевывал  арены,
яростно атакуя любую возможность и любое  проявление  нерешительности  так
же, как в прошлом он безжалостно добивал покалеченного соперника. Вступить
с Джабалом в сделку означало иметь недюжинный дух, привыкший  приравнивать
поражение к смерти.
     При  таком  подходе  к  делу  Джабал  процветал  и   здравствовал   в
Санктуарии. С одной из своих первых прибылей он  купил  старый  особняк  в
западной части города. Там он и проживал, как жирный паук в своей паутине,
выжидая любую возможность.  Его  клыками