я и навлечь на тебя беду. А
такие беды кончаются смертью, Лирайн.
     - Тебе трудно признать, что я - _ж_е_н_щ_и_н_а_  -  смогла  выполнить
это, любовь моя? Слушай, этот корсет был похищен  вчера  на  рынке.  Одним
движением  распорот  сзади  и  сдернут.  Какой-то  грязной  девчонкой  лет
тринадцати, которая убежала с ним словно скаковой дромадер.  Я  никому  не
сказала,  так  как  _о_ч_е_н_ь_  переживала  пропажу  и  была   _о_ч_е_н_ь
напугана.
     - Ну хорошо. Может быть. Это неплохо - забыть то, что он был  срезан,
чтобы он не появился целым. Гм-м - думаю, этого  не  произойдет.  По  всей
вероятности, отличный  шелк  будет  выброшен,  а  жемчуг  и  золотые  нити
проданы. А насколько _о_п_ы_т_е_н_ он был в постели, Лирайн?
     Лирайн подняла очи горе!
     - О Сабеллия, а мы называем тебя острой  на  язык!  Мужчины!  Чума  и
засуха, Борн, ты не можешь быть больше чем мужчина?  Он  был...  приличен.
Это все. Я была  на  работе.  Мы  _о_б_а_  на  работе,  любовь  моя.  Наше
поручение от "некоторых заинтересованных  влиятельных  людей"  в  Рэнке  -
клянусь левой задней ногой, это  сам  Император,  обеспокоенный  обаянием,
притягательностью  своего  сводного  брата!  -  состоит   в   том,   чтобы
компрометировать его милое златовласое Высочество  Принца  Кадакитиса!  Он
неплохо справляется и без нашей помощи.  Пытаясь  насадить  цивилизованные
законы в этом городе - воровском притоне! Продолжая настаивать на том, что
храм Саванкалы  и  Сабеллии  должен  быть  грандиознее,  чем  храм  Ильса,
которому поклоняется здешнее население, а храм Вашанки должен сравняться с
ним. Жрецы ненавидят его, купцы ненавидят его,  воры  ненавидят  его  -  а
именно воры заправляют этим городом.
     Борн   кивнул   -   и    продемонстрировал    свою    силу,    достав
пятнадцатидюймовый кинжал, чтобы почистить ногти.
     Сбросив пояс из серебряных  колец  на  кипу  подушек,  Лирайн  лениво
провела пальцем по пупку.
     - Теперь мы обеспечим заключительный штрих. Императору никогда больше
не будет исходить угроза от  последователей  этого  смазливого  гонца!  Мы
поможем Гансу проникнуть во дворец.
     - После чего он будет полностью предоставлен самому  себе,  -  сказал
Борн,  взмахнув  кинжалом.  -  Мы  ни  в  коем  случае  не   должны   быть
скомпрометированы.
     - О, - картинно  заявила  девушка,  -  _я_-_т_о_  буду  спать  с  Его
Высочеством! А тем временем Ганс похитит у него его скипетр:  _С_э_в_а_н_х
Рэнке, врученный Принцу лично Императором, как символ полной власти здесь!
Ганс захочет втихую договориться с Китти-Кэт. Скипетр за  жирный  выкуп  и
гарантии безопасности. Мы же позаботимся изо всех сил, чтобы об этом стало
известно. Вор проник во дворец и похитил Сэванх! И Принц-губернатор станет
всеобщим посмешищем! Он сгниет здесь - или, что еще хуже, будет с  позором
отозван.
     Верзила, так фамильярно разлегшийся  на  диване  красавицы,  медленно
кивнул.
     - Должен обратить твое внимание, что ты очень просто можешь  остаться
загнивать вместе с ним.
     - О нет. Нам с тобой было обещано возвращение из этой  помойки.  И...
Борн...  _о_с_о_б_е_н_н_о_,  если  мы  геройски  вернем  Сэванх  во  славу
Империи. Разумеется, после того, как об этой ужасной краже узнают все.
     - А вот это уже хорошо! - брови Борна дернулись вверх, а губы  плотно
сжались, образовав неприличную картину  между  густыми  зарослями  усов  и
бороды. - И как же мы осуществим это? Ты  собираешься  продать  Гансу  еще
подвязки?
     Девушка долго смотрела на него. Холодно, изогнув брови над глазами  с
голубыми веками.
     - А вот это  в  твоих  руках,  гвардеец.  Цербер  так  лоялен  к  Его
Высочеству?
     Взглянув на кинжал в большой волосатой руке. Борн посмотрел на Лирайн
и начал улыбаться.


     Хотя и не пользующийся любовью, да и вообще вряд ли способный вызвать
ее, Ганс все же был членом общества. Таможенник же им не являлся. Из  трех
источников Гансу стало  известно,  что  Кушарлейн  по  чьему-то  поручению
наводит о нем справки. Обдумав эти сведения, Ганс устроил сделку с угрюмым
воришкой. Вначале он напомнил ему, что  может  просто  отобрать  эти  пять
действительно замечательных дынь, которые мальчишка  ухитрился  стянуть  в
течение одного дня. Парень согласился принять толстый  шнурок  из  золотых
нитей, а Ганс получил четыре дыни. Сначала рукояткой ножа, а затем большим
пальцем, он сделал у корешка  каждой  по  аккуратному  углублению.  В  них
вставил по жемчужине - четыре из тридцати четырех, что у него были.
     Дыни  он  разложил  перед  невообразимо  жирной  С'данзо,  в  издевку
прозванную Лунным Цветком, которая  любила  еду,  дыни,  жемчуг,  Ганса  и
доказывать, что она нечто большее, чем  простая  шарлатанка.  Многие  были
только этим.  Лишь  некоторые  обладали  Даром.  Даже  циничный  Ганс  был
убежден, что у Лунного Цветка он есть.
     С'данзо сидела на обитом с  короткими  ножками  и  непомерной  ширины
стуле. Ворох красных, желтых и зеленых юбок стекал с него, скрывая, что ее
широкая задница делает то же самое. Спиною старуха прижималась к восточной
стороне здания, где проживали она, ее муж и семеро  из  выводка  в  девять
человек и где  муж  продавал...  разные  вещи.  Скрестив  ноги,  Ганс  сел
напротив. Без напульсников, в пропыленной тунике цвета  старого  верблюда,
он казался мальчишкой. Вор проследил,  как  жемчужины  исчезли  под  шалью
Лунного Цветка в так называемой дарохранительнице. Отметил, что одна  дыня
молниеносно исчезла между лилово накрашенными губами.
     Она просияла и, засмеявшись, взъерошила  его  волосы.  Он  знал,  что
такие  разговоры  доставляют  ей  радость  и  все  ей  рассказал.  Передал
спрятанный в тщательно испачканную грубую ткань кусок шелка: две полоски и
две круглые чашечки, со множеством торчащих обрезанных ниток.
     - А! Ты навестил даму с Тропы  Денег!  Очень  мило  с  твоей  стороны
передать Лунному Цветку четыре из тех жемчужин, что ты заботливо срезал  с
этого одеяния!
     - Она сама отдала мне его за оказанную услугу, - махнул рукой Ганс.
     - О, ну конечно же. Гм-м.
     Она сложила корсет, расправила его,  снова  сложила,  провела  им  по
своей морщинистой  руке,  понюхала  и  привередливо  попробовала  кончиком
языка. Большой котенок, занятый  исследованием  незнакомой  вещи.  Женщина
закрыла глаза и затихла. Ганс ждал.
     - Она и впрямь б..., как ты  и  говорил,  -  сказала  она,  не  теряя
благоразумия даже входя в транс. - О, Заложник Теней! Ты оказался  замешан
в заговор, о котором даже  не  мечтал.  Странно  -  должно  быть,  я  вижу
Императора, следящего издали. И  какого-то  большого  мужчину  с  твоей...
знакомой. Большой мужчина с большой бородой. В  военной  форме?  По-моему,
да. Близкие к нашему правителю оба. И все же... ахх... Они его враги.  Да.
Они строят заговор. Она - змея, а он лев и опытный. Они замышляют...  ага,
вижу. Принц-губернатор  становится  безликим.  Они  замышляют  лишить  его
чести.
     Ее  глаза  широко  открылись  и  уставились  на  него,  два  граната,
окруженные толстым слоем краски для ресниц.
     - А ты, милый мой Ганс, их _о_р_у_д_и_е_.
     Некоторое время они смотрели друг на друга.
     - Тебе лучше всего исчезнуть на  время,  Шедоуспан.  Ты  знаешь,  что
становится с орудиями, когда надобность в них отпадает.
     - Их выкидывают, - прорычал Ганс, даже не переживая по поводу  потери
корсета Лирайн, который исчез под шалью Лунного Цветка.
     - Или, - сказала она, не отрывая от него взгляда, - их вешают.


     "Значит, Лирайн и ее сообщник (носящий форму?) являются орудиями",  -
рассуждал Ганс, бродя по улицам. На Принца Кадакитиса  приятно  взглянуть,
он харизматичен.  Поэтому  Его  Величество  -  сводный  брат  отослал  его
подальше - сюда, в Санктуарий. Теперь он хочет, чтобы его поставили  здесь
в неловкое положение. Ганс увидел мудрость замысла и понял: что бы там  ни
говорили, но Император не дурак. Вот значит как. Двое  составили  заговор.
Лирайн, узнав про Ганса достаточно, наняла Кушарлейна, чтобы тот  прощупал
его. Она нашла способ подстроить их встречу. Да, хотя его  самолюбие  было
задето, Ганс признавался себе, что именно девушка  сделала  первый  шаг  и
принимала решения. Значит, он стал их орудием. Орудием орудий!
     Однако ограбление Кадакитиса превратилось в заветную мечту Ганса  еще
до встречи с любвеобильной наложницей. До тех пор, пока она помогала  ему,
он был готов позволить ей считать, что полностью одурачен  ею.  Значит  он
хотел стать орудием заговорщиков - до  тех  пор,  пока  это  помогало  ему
получить легкий доступ во дворец. Предупрежден - и все такое. Определенно,
здесь было где развернуться умному человеку, а Ганс тешил себя мыслью, что
он вдвое умнее, чем на самом деле, что тоже было весьма неплохо.  Наконец,
быть превращенным в орудие в руках орудий - это был вызов его самолюбию.
     Да, он похитит жезл. Продаст его Принцу-губернатору за золото -  нет,
пусть это будет не столь опасное серебро - и свободу.  Из  Сумы,  Мрсевады
или какого-нибудь другого места он отправит послание, анонимно  извещающее
Кадакитиса о том, что Лирайн предатель Ганс улыбнулся этой приятной мысли.
Возможно, он просто отправится в Рэнке и  скажет  Императору,  пара  каких
бестолковых  агентов  у  него  в  Санктуарии.  Ганс  увидел   себя   щедро
вознагражденным, близким другом Императора.
     Итак, он снова встретился с  Лирайн,  они  договорились  и  составили
план.
     Ворота действительно  остались  не  заперты.  Стражник  действительно
покинул свой пост перед дверью дворца. Та действительно  оказалась  не  на
засове. Ганс запер ее за собой.  Таким  образом  с  весьма  полной  талией
Заложник Теней получил доступ в резиденцию губернатора Санктуария.  Темные
коридоры привели его к нужной комнате. Поскольку Принца  внутри  не  было,
комната не охранялась. Жезл из слоновой  кости,  обработанный  так,  чтобы
походить на дерево с грубой корой, действительно находился в  ней.  Как  и
нежданно наслаждавшаяся царскими покоями в отсутствии  хозяина  наложница,
товарка Лирайн. Она оказалась неусыпленной. Проснувшись, девушка  раскрыла
рот, чтобы закричать. Ганс уменьшил крик до  слабого  писка,  ткнув  ее  в
живот, оказавшийся потрясающе выпуклым и мягким,  учитывая  ее  молодость.
Ганс подержал некоторое время на ее лице подушку, выдержав пару царапин  и
разбитый подбородок. Девушка затихла.  Ганс  убедился,  что  она  потеряла
сознание, но жива, и связал ее шнурком ее собственной сандалии. Второй  он
использовал для того, чтобы  удержать  на  месте  шелковое  нижнее  белье,
засунутое в рот, завязав его на затылке. Он снял одну сережку. Все  это  в
темноте. Затем торопливо замотал  жезл  власти  в  покрывало,  лежащее  на
столике. Подобрав тунику, он начал  разматывать  с  талии  тридцать  футов
веревки с узлами,  которую  предусмотрительно  захватил  с  собой.  Лирайн
заверила его, что в вечернюю трапезу церберов будет добавлено  снотворное.
У Ганса не было никакой возможности узнать, правда ли это, ни того, что не
только один из этой пятерки здоровяков подсыпал зелье, но и пил не  меньше
остальных. Борн и его товарищи крепко спали. По замыслу  Ганс  должен  был
уйти тем же путем, каким и пришел.  Но  так  как  он  знал,  что  является
орудием и стал подозрительно осторожным, он решил выбрать другой путь.
     Один конец веревки он прикрепил к  столу,  стащив  с  него  скатерть.
Другой выбросил из  окна.  Стол  застрянет  в  оконном  проеме  и  удержит
веревку, не последовав за ней вниз.
     Сделано. Ганс выбрался из окна и спустился вниз. Пробираясь на  запад
между публичных  домов,  Ганс  чувствовал,  как  по  его  спине  "ползают"
скорпионы с поднятыми хвостами. Очевидно, связанная обитательница  постели
Его Высочества еще не обнаружена. Рассвет был еще не более, чем обещанием,
когда Ганс добрался до своей комнаты на втором этаже в Лабиринте.
     Долгое время он не  ложился  спать.  Восхищался  символом  рэнканской
власти, названным в честь бога, который, как они утверждают, лично  вручил
его им. Восхищался его невычурным видом. Палка меньше двух футов длины  из
пожелтевшей слоновой кости. Он сделал это!


     На следующий день вскоре после полудня  Ганс  переговорил  со  старым
болтуном Хакимом, который в последнее время много  говорил  о  том,  какой
замечательный парень этот Его Красивое Высочество, и как  он  поговорил  с
Хакимом, да еще дал две серебряные монеты!  Сегодня  Хаким  слушал  Ганса,
часто сглатывая. Что еще он мог сделать, кроме как  согласиться?  Захватив
женскую серьгу, Хаким пошел во дворец. Добился  аудиенции,  послав  Принцу
одно слово вместе с сережкой. Заверив его, что не имеет никакого отношения
к воровству. В беседе с глазу на глаз передал, что ему сказали,  и  назвал
условия вора. Выкуп.
     Принц-губернатор должен был заплатить и  знал  это.  Если  он  сможет
вернуть этот проклятый Сэванх, он перво-наперво позаботится о  том,  чтобы
никто не узнал, что его похитили. Тая, проведшая  ночь  в  его  постели  с
меньшими удобствами, чем  ожидала,  понятия  не  имела  о  том,  что  было
похищено. К тому же она, похоже,  поверила  обещанию  Принца  вырвать  или
отрезать различные части ее тела, если только она попробует раскрыть рот.
     В это время наложница Лирайн и  цербер  Борн  торжествовали.  Строили
планы. Ухмылялись.  Разрабатывали  "разоблачения",  которые  уничтожат  их
господина. Больше того, они не теряя времени  отправили  послание  другому
своему господину, оставшемуся в Рэнке. Это было преждевременно,  неумно  и
просто совершенно глупо.
     Случайность, таковой не-являющаяся, определила выбор Принца. Зэлбар и
Квач были  горячими  головами,  для  которых  главное  -  помахать  мечом.
Рэзкьюли жаловался на огонь в желудке и постоянно бегал в  уборную.  Таким
образом, оставалось лишь два цербера, а кому еще Принц  мог  доверить  это
дело? После небольшого сравнительного опроса Принц выбрал Борна для  того,
чтобы  осуществить  сделку   с   врагом.   Инструкции   для   Борна   были
недвусмысленными и детально расписаны:  все  должно  быть  осуществлено  в
точности так, как через Хакима указал вор. Разумеется Борн получит  щедрое
вознаграждение. Ему также дали понять,  что  это  должно  было,  послужить
отвлекающим маневром. Борн согласился, заверил, отсалютовал, раскланялся и
удалился.
     Когда-то с виллы открывался прекрасный вид  на  море  и  естественные
террасы  ландшафта,  раскинувшиеся  вдоль  побережья  на  целую  лигу   по
направлению к Санктуарию. Когда-то здесь жил купец со своей семьей,  парой
наложниц, считавших, что им  повезло,  слугами  и  небольшим  войском  или
силами самообороны. Купец был богат. Его не любили, а ему было  наплевать,
что многим не нравилось то, как он наживал свое состояние. Однажды  напали
пираты. Через два дня ущелье, обозначавшее начало диких  земель,  исторгло
варваров. Они тоже присоединились  к  нападению.  Небольшое  войско  купца
оказалось слишком маленьким. Он, его воины, слуги, несчастные наложницы  и
семейство были сметены. Особняк, который он называл "Орлиное гнездо",  был
разгромлен и сожжен. Пираты не были пиратами, а  варвары  варварами  -  по
крайней мере формально: это были наемники. Таким образом, сорок лет  назад
тайный  альянс  знати  и  купцов  Санктуария  осуществил   это   небольшое
перераспределение ценностей. С тех пор "Орлиное гнездо" называют  "Орлиным
клювом",  хотя  теперь  заброшенные  развалины  населены  одними  пауками,
змеями, ящерицами,  скорпионами  и  улитками.  Поскольку  говорят,  что  в
"Орлином клюве" водится нечистая сила, его избегают.
     Это было превосходное место для ночного свидания  и  передачи  жезла,
именно в  "Орлиный  клюв"  приехал  Борн,  один  на  большом  великолепном
гарцующем коне, от удовольствия со свистом  рассекающего  воздух  хвостом.
Конь нес на себе Борна и дорожные сумки, тяжело нагруженные и звенящие.
     У указанных невысоких зарослей акации воин натянул поводья и взглянул
на  угрюмые  нагромождения  и  россыпи  строительных  камней,  разбитых  и
рассыпанных. Свой длинный  плащ  он  сбросил  перед  тем,  как  спешиться.
Соскользнув с коня. Борн вышел на открытое место и расстегнул широкий пояс
с оружием. Его с мечом и кинжалом в ножнах он повесил на луку седла. Затем
снял переметные сумы. Позвенел ими. Положил на землю.  Отойдя  от  коня  и
выкупа, развел руки и медленно обернулся.
     Борн показал выкуп, показал, что сам безоружен. Прилетевший откуда-то
камешек стукнулся о гранитную плиту и покатился дальше. По  этому  сигналу
Борн сел на корточки и опустил обе сумы на чистую землю, освещенную лунным
светом, образовав звенящую, гремящую, сияющую и блестящую кучу  серебряных
монет, среди которых сверкало несколько золотых кружочков.  Старательно  и
без особого удовольствия цербер пересыпал все это в мешки из мягкой  кожи,
каждый размером с приличную подушку. Шагнув вперед, он со  звоном  положил
их на большой квадратный камень, к которому был прислонен еще  один.  Все,
как приказано.
     - Очень хорошо.
     Голос мужской и молодой донесся откуда-то из теней, никакая местность
не была так усыпана камнями, как этот двор "Орлиного клюва".
     - А теперь садись, на своего коня и уезжай обратно в Санктуарий.
     - Нет. Ты мне кое-что должен.
     - Тогда подойди к акациям и посмотри в сторону города.
     - Я подойду к дереву и буду смотреть за сумками - спасибо, вор.  Если
ты покажешься без этой палки...
     Борн выполнил указание, и тени  словно  чихнули  человеком,  молодым,
стройным и одетым во все темное. Серп луны находился у него за  спиной,  и
Борн не мог видеть его лица. Парень проворно вспрыгнул на камень и  высоко
поднял украденный Сэванх.
     - Вижу.
     - Хорошо. Тогда возвращайся к  своей  лошади.  Я  положу  его,  когда
возьму сумки.
     Помявшись, Борн пожал плечами и побрел к лошади. Ганс, решив, что  он
действительно задумал все очень мудро и  собираясь  поскорее  забрать  все
деньги, соскочил со своего гранитного  постамента  и  заспешил  к  мешкам.
Просунув правую руку в связывающую их  веревку,  левой  он  положил  жезл.
Именно в этот момент Борн повернулся и побежал. Демонстрируя, как проворно
может двигаться крупный Дородный мужчина в  кольчуге,  он  также  показал,
каким бесчестным мерзавцем является. На спине,  под  кольчугой  на  ремне,
прикрепленном к рубахе из верблюжьей  шерсти  были  ножны.  На  бегу  Борн
выхватил кинжал в локоть длиной.
     Его противник увидел, что вес серебра, соединенный с порывом цербера,
делает попытку убежать не просто глупой, а самоубийственной. Однако он был
молод, и к тому же вор: ловкий, умный и быстрый.  Борн  оскалился,  думая,
что этот _м_а_л_ь_ч_и_ш_к_а_ застыл от потрясения и страха.  Но  думал  он
так только до тех пор,  пока  Ганс  не  начал  двигаться,  быстро,  словно
ящерица, извивающаяся  между  этими  большими  камнями.  Сумки  со  звоном
ударили  цербера  в  правую  руку,  нож  отлетел  прочь,  а  самого  воина
развернуло. Гансу удалось удержать равновесие;  он  ударил  цербера  своим
выкупом. Борн растянулся на земле. Ганс побежал к коню Борна. Он знал, что
воин догонит его, если он будет отягощен сумками, но расстаться с ними  не
мог. В несколько прыжков он вскочил на большой  камень  и  оттуда  прыгнул
коню на спину, не раз видев, как это  делают  другие.  У  Ганса  это  была
первая попытка оседлать коня. Неопытность  и  вес  серебра  заставили  его
упасть с другой стороны.
     В странной тишине он поднялся с другой стороны коня. Не ругаясь,  как
этого можно было ожидать, приближался Борн с пятнадцатью дюймами  стали  в
руке. Достав другой кинжал цербера из притороченных к  седлу  ножен,  Ганс
метнул свой собственный нож из сапога. Борн присел вниз  и  влево,  и  нож
звякнул среди рассыпанных камней  "Орлиного  клюва".  Продолжая  двигаться
вперед, цербер Напал из-под лошади. Ганс ударил его же соб