ная  женщина,  и
занялся планом похода и  картами.  Он  хотел,  чтобы  каждый  из  его  людей
рассчитался  с  Кадакитисом  и  остался  в  хороших  отношениях  с  гильдией
наемников перед тем, как присоединиться к нему в Тайзе,  у  самого  подножия
Стены Чародеев.
   Рапорт о собственной отставке и вынесение приказа о назначении  Критиаса,
отосланные Кадакитису, заняли не больше времени, чем выяснение  отношений  с
представителем ранкан в гильдии  наемников.  Его  миссия  в  городе  (оценка
возможностей  Кадакитиса  для  занятия   императорского   трона   в   случае
переворота) была завершена - он мог со всей ответственностью заявить, что ни
город, ни горожане, ни изнеженный Принц не  стоили  затраченных  усилий.  По
большому счету он швырнул бы в один котелок с этим отвратительным варевом  и
самого Вашанку, и ребенка, которого родил совместно с  богом,  чьи  интересы
так долго держали его здесь. Он не любил детей  как  класс,  да  и  Вашанка,
похоже, повернулся спиной к этому малышу.
   У него еще оставались здесь кое-какие дела. Он разыскал Крита в  гостиной
казармы гильдии и сообщил  о  своем  отъезде.  Если  бы  Крит  отказался  от
назначения, Темпусу пришлось бы остаться, но Критиас только криво усмехнулся
и сказал, что присоединится к нему с лучшими бойцами,  как  только  позволят
обстоятельства. Темпус поручил  ему  разобраться  с  Культяпкой  -  они  оба
прекрасно  понимали,  что  Стратон  быстро  определит  степень  причастности
трактирщика к происшедшему.
   Когда Темпус уже собирался покинуть успокаивающий сумрак  гостиной,  Крит
спросил, найдены ли тела остальных детей - девочек и  мальчиков,  ведь  пока
только труп одного подростка обнаружили на Перекрестке Развалин.
   - Нет, - сказал Темпус, и больше не вспоминал  об  этом.  -  Живи  долго,
Критиас.
   - И ты, Риддлер. Да славится твое имя.
   У выхода верхом на  тресском  коне  его  ждала  Джихан,  держа  в  поводу
другого.
   Сначала они поехали на юг,  чтобы  посмотреть,  не  удастся  ли  отыскать
ведьму или кого из ее людей в усадьбе,  но  там  было  пустынно,  лишь  двор
изрезан следами тяжело груженых повозок.
   Отыскать след каравана не составило большого труда.
   Устремившись на север, они даже не бросили прощального взгляда на  город.
Повинуясь внезапному порыву, Темпус сорвал с шеи амулет  Бога-Громовержца  и
швырнул его в придорожное болотце. Там, куда он направлялся, имя Вашанки  не
значило ничего. Там почитались  другие  имена,  другие  талисманы  приносили
удачу.
   Довольный, что освободился от амулета, и надеясь, что голос  бога  больше
не зазвучит в ушах дьявольским смехом (ибо  боги  любили  пошутить,  а  боги
войны - в особенности), Темпус расслабился в седле. Путешествие обещало быть
успешным - они собрались вдвое быстрее, чем он рассчитывал, и смогли выехать
в первой половине дня.

***

   После ухода Темпуса Крит долго сидел  за  столом  в  гостиной.  По  праву
командование должно было перейти к  Стратону  или  к  какой-нибудь  паре  из
Священного Союза. К кому угодно,  кроме  него.  Спустя  некоторое  время  он
достал мешочек и высыпал на  дощатый  стол  его  содержимое:  три  крошечных
металлических фигурки,  рыболовный  крючок,  сделанный  из  орлиного  когтя,
игральный кубик и  старый  армейский  значок,  завоеванный  в  Азеуре  в  те
времена, когда Жрец Войны возглавлял только созданный Священный Союз.
   Он смешал это и бросил  как  бросают  кости:  маленькая  золотая  фигурка
Громовержца  упала  навзничь,  а  оловянный  солдатик  прислонился  к   ней,
выпрямившись во фрунт; рыболовный крючок обвился вокруг  игрального  кубика,
который упал единицей вверх - военная кличка Страта была  "Туз".  Еще  одна,
фигура, серебряный всадник, расположилась  у  вершины  армейского  значка  -
Абарсис когда-то прикреплял им ленту на шляпе.
   Довольный предзнаменованиями, которые он сам себе нагадал, Крит собрал  и
спрятал фигурки. Он ждал, что Темпус позовет его с собой, а тот вместо этого
вручил ему жизни  пятидесяти  парней.  Новые  обязанности  легли  на  сердце
тяжелым грузом. Это было гораздо сложнее, чем руководить операцией, но  Крит
знал, что Темлус выбрал его за способность признавать собственные ошибки.
   Он вздохнул, вышел из казармы и бесцельно  поехал  по  зловонным  улицам.
Проклятый  город  был  ямой,  нарывом,  незаживающей  язвой.   Он   не   мог
рассчитывать на беспрекословное подчинение отряда, и его  попытки  влезть  в
шкуру Темпуса и вести людей к намеченной цели будут выглядеть жалко.
   Конь, следуя привычным маршрутом, привел его  к  "Распутному  Единорогу",
где Стратону вскоре предстояло "обсудить важные вопросы" с Культяпкой.
   Теперь Критиас по праву мог  бы  отправиться  во  Дворец,  нанести  визит
Кадакитису, "засвидетельствовать почтение" (как  сказал  бы  Стратон)  жрецу
Вашанки Молину, посетить Гильдию Магов... Но  он  только  потряс  головой  и
сплюнул через плечо коня. Он ненавидел политику.
   Рассказ Темпуса о  злоключениях  Нико  и  гибели  Джанни,  еще  отдавался
мучительной болью в его сердце. Он вспомнил бойца-чужестранца, которого Нико
заставил отпустить на улице - его звали Вис.
   Он пришел к Темпусу, доставив мертвого и раненого, и принес  известие  от
работорговца.  Его  информация  плюс  сведения,  полученные   Стратоном   от
"ястребка", подаренного Ишад, плюс намеки самой вампирши позволяли вычислить
местонахождение Джабала столь же  точно,  как  моряки  определяют  положение
корабля по звездам. Вис должен был прийти  и  к  Криту,  нужно  было  только
подождать. Если  его  предчувствия  верны,  он  имел  возможность  заставить
Джабала и его людей работать на Кадакитиса, даже не подозревая об этом.
   При таком раскладе Крит развязывал себе руки и мог вести отряд на север -
именно этого они мучительно ждали после отъезда Риддлера. Лишь  таинственная
сила Темпуса так долго  удерживала  их  здесь.  Если  Крит  не  выполнит  их
желания, он обречен либо столкнуться с мятежом, либо в одно прекрасное  утро
увидеть опустевшие казармы. Они не желали больше  быть  няньками,  трущобной
полицией, дворцовой стражей. Здесь собрались герои, а не рекруты. И он начал
составлять  план,  разрабатывать  сценарий,  Мысленно  отвечая  на  вопросы,
которые ему могут быть заданы, проигрывая предстоящие диалоги.
   Не чувствуя поводьев, конь сам пробирался  через  трущобы,  находя  самый
короткий путь  к  дому.  Когда  Крит,  очнувшись,  наконец  поднял  глаза  и
огляделся, то увидел, что почти пересек Развалины и  находится  недалеко  от
моста через Белую Лошадь возле дома Ишад, который теперь, при дневном свете,
казался таким тихим и невинным. Спала ли она днем? Крит знал,  что  она  tie
была вампиром в общепринятом смысле слова: на трупе  мальчика,  найденном  в
убежище, не было ни следов крови, ни укусов. Но что же тогда делала  она  со
своими жертвами? Он вспомнил Стратона, то как он  смотрел  на  колдунью,  их
обмен взглядами, который был почтя  понятен  Криту.  Этих  двоих  необходимо
держать подальше друг от друга, даже если Ишад была готова работать на  них,
а не против. Он пришпорил коня.
   Переехав мост, Крит направился на  юг,  пересекая  Подветренную  сторону.
Когда впереди показались казармы пасынков, он все еще не был уверен, удастся
ли ему повести отряд за собой. Он снова повторил про себя начало своей речи:
   "Живите долго. Большинство из вас знают обо мне  лишь  понаслышке,  но  я
пришел, чтобы просить вас вручить мне  свои  жизни,  и  не  на  день,  а  на
несколько ближайших месяцев..."
   Как бы то ни было, кто-то сделает это. И у него, кстати, не было  никаких
противоречий с членами Священного Союза, которые знали его по прошлым делам,
когда у него был постоянный напарник. Но потери слишком  больно  ранили  его
душу, и он запретил себе любить тех, кто ищет смерти, да и  вообще  старался
избегать любых огорчений.
   Поэтому Крит решил для себя. что ему абсолютно  безразлично,  победит  он
или проиграет, позволят ли они командовать собой, или придется сложить  свои
полномочия  и  отправиться  за  Темпусом  на  север,  что  он  и  сделал  бы
незамедлительно, если бы хитрый старый воин не привязал его  к  этому  месту
клятвой и ответственностью.
   Нужно было отдать Нико  лук.  Заглянув  первым  делом  в  конюшню,  чтобы
проведать своего коня и беременную кобылу Нико, он навестил раненого бойца.
   Юный воин посмотрел на него  сквозь  щелки  распухших,  почерневших  век,
увидел лук и кивнул. Крит положил лук на кровать, и Нико, расстегнув футляр,
погладил полированное  дерево.  Когда  Крит  входил,  в  казарме  находилось
полдюжины пасынков - три пары, которые пришли в Рэнке вместе с  Нико  и  его
напарником по призыву  Священного  Союза.  Они  сразу  же  вышли,  деликатно
предупредив, чтобы Крит не утомлял парня.
   - Он передал командование мне, - сказал Крит, хотя и собирался говорить о
"ястребиных масках", отрядах смерти и  двоих  нисибиси-ведьме  и  том,  кого
звали Вис.
   - Гильгамеш сидел возле Энкиду семь дней, пока у того из  носа  не  вылез
червь, - это была древняя легенда, которую любили воины. Она  относилась  ко
временам Энлиля, когда  миром  правили  Властелин  Вури  и  Энки  (Властелин
Земли), а первый воин и его друг отправились в странствие.
   Крит пожал плечами и провел рукой по жестким волосам.
   - Энкиду был мертв, а ты нет. Темпус ушел  вперед,  чтобы  проложить  нам
путь.
   Нико с трудом повернулся, прислонившись к беленой стене -  так  ему  было
лучше видно Крита.
   - Ему был знак бога, я знаю.
   - Или знак ведьмы, - Крит прищурился,  хотя  в  комнате  было  достаточно
светло, полуденный свет из трех окон заливал помещение.  -  Послушай,  ты  в
порядке? Я не имею в виду тело.
   - За короткое время я потерял двух напарников. Но я выкарабкаюсь.
   - "Хотелось бы надеяться", - подумал Крит, но не  произнес  этого  вслух.
Ему не нравился отсутствующий взгляд Нико. - Я посмотрел твою кобылу.
   - Спасибо. И за лук тоже. Похороны Джанни  состоятся  сегодня  утром.  Ты
поможешь мне? Скажешь несколько слов?
   Крит встал. Его деятельная натура не выносила публичных  выступлений,  но
без этого ему никогда не завоевать расположения отряда.
   - Конечно. Живи долго, пасынок.
   - И ты, командир.
   Итак, все встало на свои места. Первая проверка дала  свои  результаты  -
Нико и Темпус были связаны невидимыми нитями. Он приказал построить на плацу
позади бараков  нечто  вроде  деревянного  амфитеатра  для  общего  ужина  и
пригласил всех собраться там вечером. К этому времени Стратон  присоединился
к нему, не чувствуя ни малейшего смущения от такого скопления народа.
   Может, так и должно быть, может быть, вместе из  них  получится  половина
Темпуса, что и требовалось для выполнения задуманного, хотя Крит  больше  не
хотел быть половиной пары...
   Он объявил о случившемся, когда  все  расслабились  от  вина  и  жареного
барашка - просто встал и сказал, что  Темпус  уехал,  передав  их  под  его,
Крита, командование.  Повисла  тишина,  и  он  услышал  биение  собственного
сердца. Если бы его окружили свирепые горцы из Тайзы, или случись ему одному
схватиться с ранканским отрядом - и то он чувствовал бы себя уютнее.
   - Теперь, когда мы с вами  связаны  одной  веревочкой,  во  имя  добра  и
справедливости я говорю вам, что чем быстрее вырвемся мы  из  этой  помойной
ямы ради чистого воздуха высокогорной войны, тем счастливее я буду  на  этой
земле.
   Он едва различал в темноте их лица, ослепленный светом  факелов.  Но  это
было неважно. Они должны были видеть его, а не он их. Крит  услышал  хриплый
одобрительный рев из пятидесяти глоток, приветственные крики, смех, и Страт,
стоявший немного в стороне, показал ему солдатский знак "все отлично".
   Он поднял руку, и они смолкли. Такого  чувства  ему  еще  не  приходилось
испытывать.
   - Но мы не можем уйти с честью, не  отдав  долги.  Послышался  ропот.  Он
продолжал:
   - Риддлер оставил подробный план действий. Я  представлю  его  вам  -  мы
сможем отработать деньги Китти-Кэта за месяц, или даже раньше.
   Кто-то запротестовал. Другой крикнул:
   - "Пусть закончит, мы выскажемся потом".
   - Для меня это ничего не значит, я хоть сейчас могу  уйти.  Но  для  всех
нас, людей чести, это пятно на репутации. Поэтому я обдумал все и, поскольку
уходить в одиночку не хочу, вот что я вам предлагаю. Мы  все  останемся  или
все уйдем. Давайте проголосуем. Я подожду. Но учтите, что Темпус  не  хочет,
чтобы рядом с ним у Стены Чародеев был хотя  бы  один  человек,  который  не
расстался с гильдией по-хорошему.
   Когда они проголосовали под руководством Стратона,  решив  придерживаться
правил,  которые  всю  жизнь  нарушали,  Крит  честно  сказал  им,  что  рад
сделанному ими выбору.
   - Теперь я разобью вас на команды, и каждый из вас должен найти человека,
наемника не из нашей среды, достаточно тренированного и  способного  держать
меч, занять место на вашей койке. Вы должны назвать его "братом" и  оставить
вместо себя. И когда мы покинем город, нас проводят  до  ворот  "пасынки"  -
учитывая то, что мы здесь сделали,  одного  этого  имени  будет  достаточно,
чтобы поддерживать в городе спокойствие. У гильдии есть план замены  бойцов.
Мы скинемся, чтобы нанять их. Тогда они останутся здесь, а мы отправимся  на
север все вместе и к следующему полудню будем в Тайзе, чем удивим Темпуса.
   Так сказал он им, и они согласились.

Кэролайн ЧЕРРИ

КОЛДУНЬЯ

   В один из вечеров с севера, из холодных  краев  прилетел  ветер,  принеся
необычную, пропитанную дождем свежесть  на  улицы  Низовья,  прошелся  вдоль
Белой Лошади, где как обычно было многолюдно, и ворвался на  единственный  в
городе  мост,  где  пасынки  не  скрывали  своего   присутствия,   установив
сторожевой пост.  В  эти  беспокойные  времена  дела  складывались  неважно.
Прежние властители Санктуария довольствовались тем, что  вели  наблюдение  и
собирали информацию. Теперь, когда на улицах царили беспорядки  и  частенько
приходилось  пускать  в  ход  кулаки,  они  старались  контролировать  любое
передвижение между Подветренной и Лабиринтом.
   Этой ночью был  убит  еще  один  охранник,  заколот  на  посту  рядом  со
сторожевой будкой; куда девался  второй  -  никто  не  знал.  Слух  об  этом
распространился  по  всем  близлежащим  кварталам,  и  движение   на   мосту
увеличилось, несмотря на усиливающиеся раскаты грома - те, кто  на  день-два
задержался на том или другом  берегу  Белой  Лошади,  узнав  о  случившемся,
подгоняемые ветром, спешили перейти через  мост,  чтобы  поскорее  вернуться
домой. Одни из прохожих содрогались при виде убитого  охранника,  чьи  глаза
стеклянно смотрели в небо; другие посмеивались над мертвецом,  рот  которого
был открыт, словно он собирался что-то сказать.
   Для  тех,  кто  владел  ситуацией,  наличие  трупа  говорило  о   многом:
Подветренная  знала  немало,  но  не  болтала,  даже  несмотря  на  то,  что
находилась под защитой  таверны  Мамаши  Беко  -  грязного  полуразрушенного
здания с открытыми дверями, в которое можно было свободно  попасть  прямо  с
моста через Белую Лошадь.  В  разговорах  там  упоминался  всего  лишь  один
единственный факт: с охранниками на мосту  вот  уже  третий  раз  на  неделе
случилась беда, после чего раздавался всеобщий мрачный смех.
   Новость быстро достигла  Лабиринта,  находящегося  на  другом  берегу,  и
вызвала у людей скорее озабоченность, чем  радость.  Одни  тут  же  покинули
"Распутный Единорог", разнося весть о происшедшем; другие заказали еще вина;
а если и были желающие посплетничать о том, что означает эта  цепь  убийств,
то делали это в очень укромных уголках, беспокойно озираясь. Те, кто покинул
трактир, сделали это с искусством рожденных в  Лабиринте,  выбирая  окольные
пути, ежась под взглядами нищих на улицах,  мальчишек  и  стариков,  которые
опять вернулись на свои посты, пустовавшие все то недолгое  время,  пока  на
мосту стояли охранники.
   Новости еще не достигли тех странных кораблей, что качались  на  ветру  в
гавани Санктуария, и блестящих роскошных покоев Кадакитиса,  развлекавшегося
в эту ночь в своем Дворце, который, не понимая больше того, что ему положено
было  понимать,  не  мог  даже  предположить,  насколько   дрогнули   устои,
поддерживающие его  безопасность.  Хотя  донесение  о  случившемся  довольно
быстро дошло до штаб-квартиры пасынков  в  Санктуарии.  Получив  рапорт,  их
командир пребывал в состоянии  полной  неопределенности.  Звали  его  Долон.
Критиас оставил его за старшего, когда пасынки отряд за отрядом  уходили  на
северную войну. - Ты получил все, что тебе необходимо, -  сказал  напоследок
Критиас. Теперь Долон, отвечающий  за  все,  что  произошло,  сидел,  слушая
первые удары дождя о стену, и размышлял о том, стоит ли ему рисковать.  Долг
командира, обязанности которого он выполнял,  требовал  от  него  немедленно
послать на мост отряд, чтобы забрать до рассвета оставшееся на мосту тело.
   Но гораздо больше его интересовал  исчезнувший  охранник.  Что  же  могло
случиться со Стилчо; может быть, он прыгнул в реку или убежал, а, может, его
увезли живым, чтобы вытянуть  из  него  секреты,  и  теперь  он  медленно  и
мучительно умирал под пытками.  Дом,  стоящий  возле  моста,  был  сожжен  и
превращен пожаром в выгоревшую коробку. Но уничтожение притона  нищих  и  не
сколько  трупов  не  решили  проблему,  а  только  сделали  ее   еще   более
безнадежной.
   Он услышал шаги около дома, шлепающие по дождевым лужам. Кто-то  постучал
во входную дверь и она со  скрипом  отворилась.  До  него  долетели  обрывки
разговора, который вели между собой охранник и пришелец,  впущенный  в  дом.
Потом охранник подошел к двери, ведущей в его кабинет и легонько постучал.
   - Господин, пришел  Мор-ам.  -  Дверь  открылась,  и  охранник  пропустил
человека, за которым посылал Долон, вернее обломки человека. Когда-то  очень
красивого... по крайней мере, так  о  нем  говорили.  Глаза  юноши  не  были
затронуты  шрамами  и  горели  темным  огнем  из-под  черных   бровей.   Да,
незабываемые глаза; незабываемые до самой смерти.
   Командир указал на стул, и "ястреб", прихрамывая, тотчас же проковылял  к
нему и сел, не отводя пристального взгляда.  Нос  его  был  сломан,  и  след
перелома   проходил   прямо   по   переносице;   прекрасный   рот    остался
неповрежденным, только, время от  времени,  подергивался  от  неуправляемого
тика, что могло напугать собеседника. Положение Мор-ама среди пасынков  было
незавидным.
   - Сегодня вечером на мосту через Белую Лошадь, - сказал  Долон  низким  и
мягким голосом, сразу же переходя к делу, - был  заколот  человек.  Как  это
произошло? Я хотел бы знать.
   Тик  стал  более  заметным,  захватывая  левый  глаз,  рядом  с   которым
заканчивался шрам. Руки  юноши  также  начали  подергиваться,  пока  ему  не
удалось свести их и сцепить вместе, чтобы  успокоить  дрожь.  -  Пасынок?  -
Безразлично спросил Мор-ам хриплым  голосом  -  связки,  видимо,  тоже  были
повреждены огнем.
   Долон  кивнул  и  сделал  паузу,  гораздо  более   продолжительную,   чем
требовалось.
   - Это могут быть они, - сказал Мор-ам,  поднимая  одно  плечо  и  как  бы
извиняясь за тех, кто искалечил его, сделав таким, каким он стал. - Мост, ты
ведь знаешь... они должны приходить и уходить.
   - Значит теперь у нас и у масок общие интересы.
   - Это одно и т-то же. Маски и пасынки. Для н-них.
   Долон на минуту задумался, не глядя в лицо собеседнику,  но  чувствуя  на
себе его хмурый взгляд. - Конечно, - произнес он наконец,  -  для  тебя  все
одинаковы. Разве не так?
   - Я н-не б-беру платы с Джабала.
   - Ты покупаешь свою жизнь, - прошептал Долон, кладя локти на  стол,  -  у
нас. Каждый день своей жизни.
   - Ты не такой, как все пасынки.
   Теперь во взгляде чувствовалась явная угрюмость,  а  обезображенное  лицо
тронула мимолетная усмешка.
   - Я не люблю терять с