что именно этим надлежит заняться во дворце Рэндалу.  Тем
не менее сказал он совсем иное.
   - Невидимка и я закрепили наш союз. Ты передашь ему это, когда Нико будет
в сознании? И по возможности безо всякой магии.
   В свое время по приказу Темпуса Рэндал работал в союзе с Нико и с тех пор
горячо любил его.
   Волшебник посмотрел вниз, потом вверх и, наконец, пожал плечами.
   - Естественно. А как же дети?..
   - Спроси у бога: он породил их, а не  я,  -  бросил  в  ярости  Темпус  и
выскочил из комнаты.
   Ему  требовалось  немедленно  овладеть   женщиной,   чтобы   умиротворить
бушующего внутри Бога Бури, лично поблагодарить  некромантку  и  подготовить
приветственное слово к прибытию Терона, императора Рэнке.
   Однако еще до того, как  воин  нашел  подходящий  дом  на  улице  Красных
Фонарей, Темпуса отыскала Джихан.
   - Куда это ты собрался?  -  осведомилась  она,  сверкая  глазами  и  взяв
маршала под руку.
   У него возникла мысль провести  Джихан  внутрь  одного  из  борделей,  но
времени на это не было. Дочь Пены пришла,  чтобы  предложить  Темпусу  стать
посредником в споре о полномочиях между Стратом и Критом,  поинтересоваться,
смогут ли они все вместе посетить "банкет для вернувшихся  героев",  который
устраивали проживавшие в верхнем городе друзья Ишад, и узнать, не заметил ли
он что-либо странное в поведении жеребца Страта.
   Поскольку у Темпуса хватало своих проблем, одной из  которых  как  раз  и
была Джихан, он  согласился  отправиться  с  ней,  дал  разрешение  Союзу  и
Третьему отряду отправиться на банкет и солгал насчет  лошади,  сказав,  что
ничего странного в ее поведении он не заметил.

Кэролайн Дж. Черри

НАВЯЗЧИВАЯ МЫСЛЬ

   - Госпожа, - шепотом позвал Стилчо. Ставший нежитью пасынок переминался с
ноги на ногу на пороге задней комнаты  дома,  высившегося  на  берегу  реки.
Постоял еще. В трубе завывал ветер, в  камине  уютно  потрескивали  поленья.
Ишад в черном одеянии сидела в кресле перед камином, сцепив руки и глядя  на
огонь, который озарял разбросанные по комнате яркие платки, плащи и  платья,
превращавшие дом в некое подобие ярмарочной палатки.
   Единственным темным пятном в комнате была сама Ишад,  завороженная  игрой
пламени. Внезапно свечи запылали так ярко, что Стилчо отшатнулся,  попятился
назад и вдруг в кого-то уперся. На его плечо легла тяжелая рука.
   Он  обернулся  и  увидел  перед  собой  черные  нисийские  глаза   Хаута.
Подбородок Стилчо задрожал, в горле застрял ком.  Хаут  буквально  испепелял
его своим взглядом, приковав к месту. Казалось,  во  всем  мире  нет  других
звуков, кроме рева пламени, и иных видений, кроме огня. Хаут прижал палец  к
губам и осторожно, почти неслышно увлек Стилчо за собой. Он отвел  Стилчо  в
маленькую, завешанную портьерами и драпированную шелками  комнату,  где  они
жили.
   Там Хаут схватил его за плечи и, отодвинув в сторону шелковую  занавеску,
прижал мертвяка к стене, вперив в него свой змеиный взгляд.
   - Отпусти меня, - медленно вымолвил Стилчо. Слова с трудом  вырвались  из
немеющих  челюстей,  которые   будто   превращались   обратно   в   холодное
непогребенное мясо и кости, в то, чем и были они  до  Ее  вмешательства.  Ни
боли, ни агонии, лишь страшный холод, словно нечто  непроницаемое  заслонило
от Стилчо источник его жизни.
   "Д-дай мне и-идти. Она сказала... ты не должен магически касаться  меня".
- Эти слова так и не слетели с его уст, Стилчо произнес их глазами.
   - Ты чувствуешь? -  спросил  Хаут.  -  Ты  чувствуешь  это,  нежить?  Она
встревожена. Она плетет свои магические сети. Сегодня вечером  души  полетят
обратно в Ад. Чувствуешь, как ускользает твоя?
   - Убери от меня ру-руки.
   Вместо ответа Хаут еще сильнее сжал плечи Стилчо.
   - Она забыла про тебя сегодня вечером, но я  не  забыл.  Сейчас  я  держу
тебя, Стилчо, я. Я могу разделаться с тобой, как с мошкой, а могу  и  спасти
твою поруганную душу. Ты понимаешь это?
   - И...
   Стилчо умолк, почувствовав, как все сильнее его душа и тело  сжимаются  в
стальных объятиях Хаута. Напряжение  росло,  и  взгляд  Хаута  проникал  все
глубже и глубже, так что от окружающего скоро  остались  лишь  пронизывающий
зимний холод да шелест падающих на ветру в темноте снежинок.
   Королева Смерти низложена. Сегодня вечером Сила выпущена на  свободу.  Ее
частички, подвластные воле ветров, летят по небу и падают на землю.
   Нежить гибнет.
   Сильные мира сего падают ниц.
   Стилчо вздрогнул. Его живой глаз округлился, а перед мертвым  разверзлась
пропасть.
   Он будто застыл на самом краю бездонного обрыва, протягивая холодные  как
лед руки и держась за Хаута, как за единственную и последнюю надежду.
   Нечто сияет, и я вижу это сияние, нежить.
   Обладающие могуществом тянутся к нему с желанием страсти.
   А Ей словно все равно.
   Могущественный прах сияет, блестит и  падает  повсюду,  а  Она  никак  не
решится собрать эту силу. Она сидит там, слепая и глухая, и даже  не  слышит
то, о чем мы говорим.
   Нисийское могущество. Она боится его и вместе с тем жаждет.
   А ведь я - нисиец, Стилчо, и эта сила станет моей. Это моя сила, ей нужен
один хозяин.
   Скоро все изменится, Стилчо, так  что  подумай  о  своих  обязательствах.
Подумай, что ты станешь делать, когда Она забудет о тебе?
   Перед глазами Стилчо стоял четкий  образ  того,  чего  жаждал  Хаут.  Его
мертвый глаз видел сияющую Сферу, вращающуюся и переливающуюся всеми цветами
радуги. Первородная сила, таящая  опасность,  подобно  вращающемуся  лезвию,
подобно дротику в руке умелого бойца. Эта сияющая и вращающаяся Сфера являла
собой монотонное биение, подобное пульсу, внутри которого все адские врата и
райские  калитки  вибрировали  с  частотой  ударов  живого   сердца.   Почти
абсолютное совершенство.
   Вдруг Стилчо ощутил странные удары в своей груди.  Сначала  они  напугали
его, но он быстро понял, что это лишь еле уловимое  биение  сердца  на  фоне
абсолютного покоя. Его сердце вновь начало биться, пока еще слабо и неровно.
   - Теперь ты знаешь, - заговорил опять Хаут, - теперь ты понимаешь, чего я
хочу. - Хаут коснулся лица Стилчо, и тот  вздрогнул.  -  А  теперь,  нежить,
забудь об этом... Я хочу поговорить с тобой. Сейчас.
   Стилчо моргнул. Теперь он смотрел на  мир  единственным  живым  глазом  и
видел  своего  врага  Хаута,  излучавшего  скрытую  дотоле  злобу,   который
осторожно держал его за плечо.
   - Я причинил тебе вред, - услышал он голос Хаута, - и сознаю это. Стилчо,
ты должен понять, что мы с тобой оба жертвы. Ты был Ее жертвой, а я - пешкой
в Ее руках. Но ныне  у  меня  есть  определенная  сила,  а  ты  низведен  до
положения раба. Для меня такая перемена  сладка,  а  тебе,  уверен,  кажется
горькой. Но... - Хаут легко провел рукой, от  которой  исходило  тепло.  Так
жизнь наполняет прах. Внезапно возникшая боль затуманила  зрение  Стилчо.  -
Горше не будет, ведь ты  и  так  почти  мертвый,  Стилчо.  Тебя  никогда  не
касалась земля, твое тело не горело в огне. Твоя душа только выскользнула из
своего тела, как она поймала ее прежде, чем душа достигла порога Ада,  и  со
следующим вдохом вернула ее назад в твое тело. Вот почему твое тело  живо  и
даже истекает кровью при порезах, пускай и еле заметно. Ты  чувствуешь  боль
плоти, и боль гордости, и боль страха.
   - Не...
   - А когда твоя госпожа желает тебя, то тело твое  действует  так,  как  и
должно действовать тело мужчины. Но ответь, чувствует ли оно хоть что-то?
   Стилчо повел рукой. Ничего. У него перехватило горло, остановив  рвущийся
наружу крик. Хаут глазами поймал его взгляд, и рука Стилчо бессильно  упала,
точно налитая свинцом.
   - Мне ведомы границы, внутри которых ты жив, -  заметил  Хаут.  -  Открою
тебе секрет: Она никогда не сделала бы для тебя столько,  сколько  следовало
бы сделать. Сейчас Она уже не может, но раньше могла. Та сила, которая могла
бы принести тебе жизнь, сегодня  вечером  гонима  ветром  и  падает,  словно
пепел, никем не подобранная. Неужели ты полагаешь,  что  Она  могла  сказать
себе: Стилчо заслуживает лучшей доли, Стилчо можно было бы возвратить жизнь.
Нет. Она о тебе не подумала.
   Лжец, размышлял Стилчо, борясь с  наваждением  сладкого  голоса,  хотя  в
реальность руки, держащей его на пороге жизни, не поверить он не мог.  Лжец.
Стилчо не надеялся на то, что Ишад когда-нибудь думала о нем,  этого  он  от
нее не ждал. И сомневался в том, что когда-нибудь ему представится  шанс,  о
котором говорил Хаут.
   - Так было, - тихо заметил Хаут, и из глубин его сознания  выплыло  нечто
дрожащее и изменчивое. - Такой шанс  был,  он  есть  и  сейчас.  Скажи  мне,
Стилчо, тебе нравится то состояние, в котором  ты  пребываешь?  Я  спрашиваю
тебя, как бывший раб спрашивает у раба, продолжающего  им  быть.  Ты  прошел
путь до самого Ада и обратно, чтобы сохранить  частичку  жизни,  и  бродишь,
поджав хвост, точно побитая собака, и стеная, поскольку даже смерть не может
избавить тебя от Нее. Но  жизнь  твоя  не  продлится  и  секунды,  если  Она
позабудет о тебе так же, как забыла про других. Подумай, а что,  если  бы  у
тебя был другой жизненный источник, что, если  бы  кто-то  другой  поддержал
тебя в том случае, если Она пренебрежет тобой? У  тебя  теперь  есть  выбор.
Бедный раб, впервые с момента твоей смерти  ты  волен  выбирать.  Ты  можешь
сказать: вот я принадлежал ей, а теперь принадлежу  ему.  Но  если  со  мной
что-нибудь случится, то и свобода выбора исчезнет. Ты понял меня?
   Вокруг Стилчо разливалось тепло, тепло и настоящая, живая боль  сведенных
судорогой ребер. В груди стучало сердце, а глаз  неожиданно  пронзил  острый
приступ боли, но через мгновение зрение восстановилось.
   Хаут поймал его душу в тот самый миг, когда для Стилчо все вокруг  начало
гаснуть. С реки привычно повеяло холодом Стилчо вздрогнул  по-настоящему,  а
на побледневшем лице Хаута выступили бисеринки пота.
   - Вот, - выдохнул он. - Вот то, что я сделал бы для тебя, будь я сильнее.
   Стилчо уставился на нисийца. Его живой глаз сочился  памятью,  а  мертвый
истекал кровью. Это был соблазн,  не  уступавший  пег  степени  порока  всем
прочим соблазнам Санктуария, и Стилчо понял, что стал его жертвой.  Как  был
жертвой наркотиков, которыми прельстился он в реальной жизни, гассой, кррфом
и теми райскими мечтами, которыми туманит голову дым фирока. Стилчо  не  мог
подобрать сравнение медленно угасающему ощущению теплоты, приносящей боль.
   Ему нужен фокус, думал Стилчо. Воину выпала доля получить в  былой  жизни
немало горьких и ужасных уроков, и он кое-что знал о том, что требуется  для
черной магии. Ему нужен дух. И не просто какая-нибудь  змея  или  птица,  но
человек, живой человек. Боже, но почему он лжет. Она знает  о  моих  мыслях.
Она копается в моем черепе... Да, донесся в ответ еле слышный голос.  Так  и
есть. Ты прав. Но ты уже успел попробовать, какова моя сила. Да, я  все  еще
ученик, но я здорово умею прятаться, и Госпожа не видит меня. Я знаю границы
Ее могущества, вижу Ее поле и обхожу его, словно брожу среди низин, расщелин
и глубоких оврагов. Она совершила ту же ошибку, которую  делают  большинство
великих чародеев: Она выпустила из виду ближний фокус.  Внутренний  взор  Ее
всегда устремлен к горизонту, который становится все шире и шире в то время,
как небольшие малозаметные импульсы оставляются без внимания. Обычно я таюсь
в одном из таких местечек и слушаю эхо, исходящее от Ее силы Сегодня вечером
шум настолько велик, что Ей даже в голову не  придет  попытаться  расслышать
нечто маленькое и незаметное. Так я постигаю мастерство, но мне  не  хватает
одной вещи, а точнее, двух. Мне нужен ты Что до мыслей,  то  я  блокирую  их
прямо сейчас и буду держать в  тайнике  сознания,  так  что  тебе  не  нужно
бояться. Все, что останется, это лишь знание, что я тебе не враг.  Проснись,
Стилчо...
   Стилчо вздрогнул, точно пробудился от сна, и  увидел,  что  стоит  совсем
рядом с Хаутом. Что произошло? Почему он стоит к нему почти  вплотную  и  не
чувствует страха? От осознания этого факта волосы на голове Стилчо  едва  не
зашевелились. Хаут отпустил его!
   - С тобой все в порядке? - В голосе нисийца звучала братская забота.
   Колдовство не может уничтожить память прошлых ран и способно лишь  выдать
порой нормальный ход вещей за сумасшествие.
   В комнате ярко пылал огонь, но Стилчо совсем не хотелось заходить туда.

***

   Ишад  отправила  восвояси  еще  одну  душу.  Она  принадлежала   хитрому,
пронырливому и ловкому солдату из роты Стилчо,  который  дезертировал,  дома
укрывался в трущобах города, но все  же  нашел  свой  конец  на  бойне,  где
извечно лилась  кровь.  Стенавшая  и  сыпавшая  проклятиями  следующая  душа
принадлежала одному из недавно прибывших пасынков. Мощным потоком силы  Ишад
преодолела его сопротивление, и единственное, что свидетельствовало об этом,
было лишь секундное напряжение полусомкнутых глаз и легкий  кивок  головы  в
сторону рук, сложенных на груди перед очагом.
   Она и впрямь была могущественной.  Сила  гудела  в  ее  жилах,  заставляя
сильнее биться сердце.
   Вокруг  вились  водовороты  слабенькой  магии,  но  Ишад  не  придала  им
значения, справедливо предположив, что это набирается опыта  Хаут.  Еще  она
чуяла Стилчо, а с ним и ту степень свободы,  какую  не  чувствовала  даже  в
Стратоне. Сегодня, однако, ее силу не смог бы вынести даже мертвый, а потому
Ишад поклялась (нет, не богам, к ним она не питала уважения, а самой  себе),
что никогда не уничтожит никого из себе подобных.
   Не вставая из кресла, она  продолжала  охоту  за  душами  Санктуария,  ее
главной целью была Роксана.
   Ишад чувствовала кровь, колдовство и смертный холод демонов,  с  которыми
имела  дело  Царица  Смерти.  Она  чувствовала,  как  дрожат  от  напряжения
призрачные ворота, достаточно широкие для смертной души,  но  слишком  узкие
для тех, кто не принадлежал, да и не имел права принадлежать к этому миру.
   Один из демонов, тот, которого призывала  Роксана,  сейчас,  обманутый  и
жаждущий мщения, требовал смерти богов. Раз попав в мир живых,  демон  хотел
посетить его снова, чему пытался помешать чародей пасынков Рэндал.
   В другой раз она почувствовала присутствие того, для  кого  и  демон  был
лишь наместником. Всей своей мощью он пытался сломить врата. Но Ишад никогда
не заключала сделок ни с демонами, ни с богами, и  потому  у  него  не  было
надежды получить от нее помощь.
   Рэндал слал ей одно предупреждение за другим. Оставь его мне, послала она
ответ Рэндалу, которому немало пришлось потрудиться, чтобы хитростью  лишить
дьявола жертвы. Ишад ощущала Рэндала, как маленькую искорку горящего  в  его
сердце холодного голубого огня. Второй ипостасью этого  глуповатого  на  вид
человека был черный, лопоухий, добродушный на вид пес с душой волка. Пес был
спокоен и нетороплив и позволял детям трепать себя за уши, дергать за  хвост
и даже седлать, но в любой момент мог показать свою  волчью  сущность.  Волк
умен инстинктами диких животных, но собака - совсем другое дело. Его  глаза,
вместо зеленых, были огненно-красными и светились разумом. Таким был Рэндал.
Легонько коснувшись мага, Ишад скользнула дальше, чувствуя грозовые  раскаты
и смятение живой природы.
   Ишад ощутила, как набирает силу неземной вихрь.
   Души мертвых устремились восвояси.  Потерявший  сознание  бог  лежал  без
чувств на границе колышущегося мира, превратившись в  добычу  демонов  и  их
клевретов.
   Ишад нашла душу потерявшегося ребенка,  которая  с  радостью  отправилась
домой. С душой женщины, любившей некого человека из Лабиринта, Ишад пришлось
повозиться дольше, поскольку та оказалась изворотливой и бесстрашной.
   Следующим был мелкий демон, прятавшийся в  аллее  и  отчаянно  пытавшийся
выдать себя за человека. Подожди, подожди, не надо, умолял демон. Он плакал,
что было необычно для демона, и старался зарыться поглубже в пустые коробки,
будто они могли спасти его от призрачных Врат. Я найду ее, закричал он.
   Это его и спасло, ведь он имел в виду Роксану. Инстинктивно  почуяв,  что
нужно Ишад, демон пошел на измену, столь естественную для его рода,  надеясь
на жалость, что свидетельствовало о его человеческих слабостях.
   Найди ее, приказала Ишад, и Желтоволосый демон вскочил,  едва  забрезжила
надежда на милость. Разбрасывая ящики и пустые бутылки  из-под  вина,  демон
рванулся вперед, по пути до смерти напугав пропойцу, который  мирно  спал  у
стены таверны.
   Тяжело дыша, Ишад запрокинула голову и до  боли  стиснула  зубы.  Похоть,
подобно лихорадке, магическим образом охватила буквально  каждую  клетку  ее
тела. Она напиталась определенного вида энергией, которая несла  в  себе  не
просто желание, но необходимость. В этот вечер  Ишад  охотилась  за  живыми,
преследуя их с жаждой порочной мести. Ишад желала  невинности,  чистоты,  но
смиряла свои порывы. Сейчас она искала лишь прекрасного  обликом  и  чистого
внешне, кто не оставил бы горького осадка...
   И опять никого подходящего, даже случайно подобранных  на  улице  немытых
оборванцев, потребность совокупляться с которыми была  настолько  неприятна,
что походила на изобретенную для самой себя пытку.

***

   Ранканский  лорд,  вставший  с  постели,  чтобы  задернуть  занавески  от
неожиданного резкого порыва ветра, вдохнул тянувшийся с реки запах  и  вдруг
испытал вожделение такой силы, что начал грезить  наяву,  грезить  о  чем-то
страстном и нереальном, возможно, правда, что это было результатом  действия
кррфа, который лорд принял в преддверии грозовой ночи. В видении было  нечто
ужасное,  но  его  затмевала  всепоглощающая  страсть,  разрушительная,   но
вожделенная, ибо даже в знании о смерти, о другом мире есть некая страсть, и
душа дрожит, готовая сорваться с огромной высоты,  вдохновленная  полетом  и
предчувствием того, как захрустят кости и кровь обагрит каменную мостовую...
   Лорд Тасфален замер и в ужасе глянул на освещенный звездами каменный двор
усадьбы, вдруг осознав, что едва не бросился  вниз.  Но  как  же  ему  этого
хотелось! Наверняка виной всему наркотик, подумал лорд и вернулся обратно  в
постель к рабыне, с которой делил ложе, некогда  взяв  на  себя  обет  спать
только с женщинами, одурманенными кррфом, поскольку в  постели  они  творили
чудеса. В опочивальне явно ощущался угасающий страх, и Тасфален заметил, что
рабыня в  ужасе  забилась  в  угол,  посчитав,  видимо,  что  ее  повелитель
отравлен. Ведь тогда вину за его смерть  возложат  на  нее,  а  это  грозило
казнью. Вся жизнь пролетела перед ней в один миг, а  потом  Тасфален  нырнул
обратно  в  постель  и  вошел  в   женщину   с   неистовством,   совсем   не
соответствующим спокойному убранству спальни.
   Следующий час рабыня провела в ужасе, которого никогда еще не  испытывала
в этой золоченой клетке, хозяином которой  был  один  из  самых  пресыщенных
ранканских дворян. Тасфален, как ни старался, так и  не  смог  удовлетворить
своего вожделения.
   Закрыв глаза, Ишад откинулась на спинку  кресла.  Она  долго  сидела  без
движения,  прислушиваясь  к  грозовым  раскатам  и  чувствуя,  как  лопоухий
кудесник пытается спасти бога и пророчицу. Пот ручьями стекал  по  ее  телу,
одежда вся пропиталась влагой.  С  последними  конвульсиями  Тасфалена  Ишад
почувствовала горечь на языке, закатила глаза и мысленно возблагодарила себя
за то, что отослала этой ночью Стратона к Криту.
   Для этого красивого дворянина испытание еще не закончено. В комнате,  где
сидела Ишад, пылал камин и горели свечи, но ей казалось, что  это  у  нее  в
крови бушует пожар. Вытянув волю в тонкую  нить,  Ишад  дала  ей  обернуться
вокруг дома и скользнуть, подобно  разряду  молнии,  по  старой  проволочной
изгороди к чердаку дома, потревожив гнездившихся там птичек.
   "Хаут!"
   Хаут, ступая неслышно, как кошка, со  смиренным  видом  замер  на  пороге
комнаты, в которой обитал вместе со Стилчо. Ишад пос