и на черепке, на них, несомненно, нельзя  было
бы положиться в плане сохранения тайны.  Если  Иллира  не  даст  ответа  в
полночь, Уэлгрин решил увести своих людей куда-нибудь  подальше  от  этого
проклятого города.
     Он бы продолжал свою литанию о нерасположении богов к нему,  если  бы
его внимание не привлек тревожный крик горного ястреба  -  птицы,  которую
никогда не видели и не слышали в стенах Санктуария. Для его людей это  был
сигнал тревоги. Он оставил несколько монет на столе и  покинул  "Единорог"
без уведомления.
     Второй сигнал направил его вниз по  проходу,  слишком  узкому,  чтобы
назвать его аллеей, и гораздо более узкому, чем улица. Двигаясь скрытно  и
осторожно, Уэлгрин замедлял движение  возле  закрытых  дверей,  подозревая
засаду на каждом шагу. Только третий сигнал и появление в  тени  знакомого
лица ускорили его темп.
     - Мэлм, что случилось?  -  спросил  он,  остановившись  над  какой-то
мягкой зловонной массой и не глядя вниз.
     - Смотрите сами.
     Слабый луч света, пробившийся между остроконечными крышами нескольких
зданий,  осветил  два  трупа.  Одним  из  них  был  доносчик,  только  что
покинувший компанию Уэлгрина, из его шеи торчал  самодельный  нож.  Вторым
был нищий, которому Уэлгрин подал серебряную монету.  На  нем  были  явные
следы совершенного убийства.
     - Я вижу, - глухо сказал Уэлгрин.
     - Один из них, нищий, шел за  вторым  от  "Единорога".  Я  следил  за
доносчиком с тех пор, как мы разузнали о Руно, поэтому я стал  следить  за
обоими. Когда доносчик понял, что его ведут, он неожиданно свернул в  этот
глухой переулок, я полагаю, по  ошибке,  и  нищий  последовал  за  ним.  Я
обнаружил доносчика мертвыми убил нищего сам.
     - Еще две смерти за проклятье, - Уэлгрин  посмотрел  на  тела,  затем
похвалил Мэлма за усердие и  отправил  его  назад  в  гарнизонные  казармы
подготовиться к визиту Иллиры. Он оставил трупы в  этом  глухом  переулке,
где их могли никогда не  найти.  Эту  пару  он  не  впишет  в  гарнизонную
ведомость.
     Уэлгрин шел по городу, напуская на  себя  вид  гарнизонного  офицера,
находящегося при исполнении служебных обязанностей, хотя если бы  убийство
произошло у его ног, он не пошевелил бы и пальцем. Дважды он проходил мимо
входа в базар, дважды колебался и дважды продолжал свой путь. Заход солнца
застал его обещанием блаженства, поскольку священники отправлялись в  свои
храмы, а женщины с Улицы Красных  Фонарей  вышли  на  первые  прогулки.  К
наступлению полной темноты он был на набережной,  голодный  и  близкий  по
своему душевному состоянию к пятнадцатилетнему возрасту, когда он бежал  в
гавань и спрятался в трюме уходящего за границу корабля  в  одну  страшную
ночь много лет назад.
     В безлунную ночь это воспоминание вернулось к нему с осязаемой силой.
В тисках своих пороков  и  одержимый  воображаемой  идеей  безбожия  своей
возлюбленной, его отец замучил и убил ее. Уэлгрин мог многое вспомнить  об
этом. После убийства он бежал из казарм в гавань. Конец истории  он  узнал
из  бивуачных  рассказов  после  того,  как  сам  присоединился  к  армии.
Неудовлетворенный убийством  отец  расчленил  ее  тело,  бросил  голову  и
внутренности в сточную канаву дворца, остальное в гарнизонный отстойник.
     Санктуарий гордился отсутствием глашатаев, выкрикивающих ночью время.
Когда светила луна, ее движение позволяло примерно  определить  время,  но
при отсутствии ее ночь казалась вечностью, и полночь -  это  время,  когда
ваши суставы затекли от сидения на  сырых  каменных  сваях  набережной,  а
ночные  видения  угрожали  вашему  зрению.  Уэлгрин  купил  светильник   у
хранителя трупов в склепе и вышел на тихий базар.
     Иллира появилась из палатки кузнеца,  когда  Уэлгрин  во  второй  раз
использовал крик горного ястреба. Она укрылась  в  темную  мантию,  плотно
обернутую вокруг ее  фигуры.  Ее  движения  выдавали  страх.  Уэлгрин  шел
торопливо и молча. Он взял ее за локоть, когда они подошли к казармам. Она
заколебалась,  но  продолжила  путь  без  понуждений.  В  общей   комнате,
разделявшей жилые  помещения  солдат  и  офицеров,  не  было  видно  людей
Уэлгрина. Иллира ходила по комнате, как зверь в клетке.
     - Тебе нужен стол, свечи и что-нибудь еще?  -  спросил  он,  страстно
желая начать работу и внезапно вспомнив, что он привел  ее  именно  на  то
место.
     - Комната намного меньше, чем я помню ее,  -  сказала  она,  а  затем
добавила, - только стол и свечи, остальное я принесла с собой.
     Уэлгрин пододвинул стол поближе к очагу. Пока он собирал  свечи,  она
сняла мантию и положила ее на стол. На ней была темная  шерстяная  одежда,
подобающая скромной женщине из  лучшей  части  города,  вместо  безвкусных
одежд С'данзо. Уэлгрину было интересно знать, откуда у нее эта  одежда,  и
расскажет ли она обо всем мужу. Это не имело большого  значения,  если  бы
она смогла овладеть тайной его черепка.
     - Я могу оставить тебя  одну?  -  спросил  Уэлгрин,  достав  глиняный
осколок из кисета и положив его на стол.
     - Нет, я не хочу оставаться одна здесь, -  Иллира  перетасовала  свои
гадальные карты, немного успокоилась, а затем положила колоду  на  стол  и
спросила:
     - Не будет ли слишком много, если я попрошу вина и пояснений  о  том,
что я должна отыскать? - следы базарной  задиристости  возвратились  в  ее
голос, и она выглядела уже менее растерянном в этой комнате.
     - Мой человек, Трашер, отправился на вечеринку, когда я  сказал  ему,
что мне нужна комната на эту ночь. Я сказал ему, что хочу,  чтобы  солдаты
ушли, но это бедные казармы, в них  не  найти  бутылки;  они  беднее,  чем
Санктуарий, - он обнаружил полмеха вина позади  буфета,  выдавил  из  него
струю себе в рот и проглотил с довольным смехом.
     - Не лучшее вино, но вполне приемлемое. Ты можешь выпить из меха... -
он подал ей вино.
     - Я пила из меха до того, как увидела кубок. Эту хитрость никогда  не
забываешь, - Иллира взяла у него мех и набрала полный рот вина, не  пролив
ни капли.
     - Теперь  Уэлгрин...  -  начала  она,  взбодренная  старым  вином,  -
Уэлгрин, я не могу выбросить из головы  ни  твою  керамику,  ни  апельсины
Хакона. Какая здесь связь?
     - Если этот Хакон торгует энлибарскими  апельсинами,  это  просто.  Я
подобрал черепок в Энлибаре, в руинах арсенала.  Мы  копались  три  дня  и
нашли только это. Если кто и взял больший кусок, он не  представляет,  что
имеет;  где-то  должен  быть  еще   черепок,   который   может   заставить
содрогнуться Империю.
     Иллира удивленно раскрыла глаза:
     - Все из-за куска дешевой красной глины?
     -  Нет,  керамики,  моя  дорогая  сестра.  Оружейник  нанес   формулу
энлибарской стали на глиняную дощечку и заколдовал глазурь,  чтобы  скрыть
ее. Я чувствовал колдовство, но не смог его разрушить.
     - Но это лишь небольшой кусок, - Иллира провела пальцами по  неровным
краям осколка. - Возможно, даже не главная часть.
     - Ваши дары С'данзо не связаны со временем, не так ли?
     - Да, конечно, прошлое и будущее ясно для нас.
     - Ты не могла бы узнать,  когда  была  нанесена  глазурь,  и  мельком
увидеть всю доску?
     Иллира передвинулась с беспокойством.
     - Да, возможно, я могла бы мельком увидеть  ее,  но,  Уэлгрин,  я  не
смогу ее прочесть, - она пожала плечами и ухмыльнулась под действием вина.
     Уэлгрин застыл, считая почти безупречную иронию действием  проклятья.
Несомненно, Иллира могла бы, даже должна, увидеть всю доску, но будет не в
состоянии рассказать ему, что было на ней.
     - Твои карты, они имеют надписи, - он показал  на  рунические  стихи,
надеясь, что она сможет прочесть их.
     Она снова пожала плечами.
     - Я использую только  картинки  и  свой  дар.  Мои  карты  работы  не
С'данзо, - она, казалось, извинялась за происхождение  колоды,  перевернув
ее картинками вниз, чтобы скрыть чернильные следы.
     - С'данзо - художники. Мы рисуем картинки  по  жребию,  -  она  опять
набрала полный рот вина.
     - Картинки? - спросил Уэлгрин. - Можешь ли ты увидеть достаточно ясно
изображение дощечки, чтобы нарисовать его копию здесь на столе?
     - Могу попробовать. Я никогда раньше не делала ничего подобного.
     - Тогда попробуй сейчас, - предложил Уэлгрин, забирая  у  нее  мех  с
вином.
     Иллира положила черепок на колоду, затем поместила все вместе себе на
лоб. Она выдыхала воздух до тех пор, пока не почувствовала, что  мир  стал
тусклым, эйфория от вина  покинула  ее,  и  она  превратилась  в  С'данзо,
ожидая, что капризный дар древних богов посетит ее.  Она  вновь  выдохнула
воздух и забыла, что находится в комнате, где умерла ее мать. С  закрытыми
глазами она опустила колоду и черепок на стол и вытащила три  карты  лицом
вверх.
     СЕМЬ РУД: красная глина, гончар с его кругом и печью для обжига.
     РТУТЬ: расплавленный водопад, алхимический предшественник всех руд  -
туз рудной масти.
     ДВЕ РУДЫ: сталь, карта войны, карта смерти со сражающимися  людьми  в
масках.
     Она растопырила пальцы, чтобы коснуться каждой карты, и потерялась  в
поисках кузницы Энлибрайта.
     Оружейник был стар, его рука тряслась, когда он  проводил  щеткой  по
необожженной дощечке; такой же старым колдун суетился  возле  него,  глядя
испуганно над его плечом на то, что  находилось  за  пределами  колдовских
способностей  С'данзо  Иллиры.  Ничего  подобного  их  одежде   Иллира   в
Санктуарии  не  видела.  Видение  заколыхалось,  когда  она   подумала   о
настоящем, и она, послушная долгу, вернулась к арсеналу. Иллира  подражала
оружейнику, когда он покрывал дощечку рядами  плотных  непонятных  знаков.
Колдун взял дощечку и брызнул на нее мелким песком.  Он  начал  монотонное
песнопение, такое же  бессмысленное,  как  и  чернильные  отметки.  Иллира
почувствовала начало колдовства и возвратилась  _ч_е_р_е_з  _в_р_е_м_я_  в
казарму.
     Уэлгрин убрал одежду со стола и вложил грифель в  руку  Иллиры,  хотя
она этого  не  почувствовала.  Несколько  мгновений  она  сравнивала  свое
копирование с изображениями, которые пока сохранились в ее  памяти.  Затем
изображение ушло, и она полностью  вернулась  назад  в  комнату,  спокойно
наблюдая за Уэлгрином, смотрящим на стол.
     - Это то, что ты хотел? - спросила она мягко.
     Уэлгрин не ответил, а цинично расхохотался.
     - О,  моя  сестра!  Родственники  твоей  матери  -  ловкие  люди.  Их
проклятье возвращается назад к рассвету. Посмотри на это.
     Он показал на скопированные  линии,  и  покорная  Иллира  внимательно
посмотрела на них.
     - Это не то, что ты хотел?
     Уэлгрин взял  карту  Ртути  и  показал  на  линии  надписей,  которые
изображали водопад.
     - Это руны, которые использовались с тех пор, как Илсиг достиг  своих
высот, но это... - он начертил на  столе  закорючки.  -  Это  старше,  чем
Илсиг. Калисард, Ворзель и тысяча длинных пустых бутылок! Как глуп я  был!
В течение многих лет я имел дело с секретом энлибарской стали и никогда не
представлял, что формула может быть такой же старой,  как  руины,  где  мы
нашли ее.
     Иллира протянулась через стол и обхватила его  сжатые  кулаки  своими
ладонями.
     - Ты уверен,  что  есть  те,  кто  может  это  прочитать?  Как  может
отличаться  один  вид  письма  от  другого?  -  спросила  она  с  невинным
невежеством.
     - Это отличается так же, как речь рагги от твоей.
     Иллира кивнула головой. Сейчас не время говорить ему о том что, когда
рагги пришли торговать, они договаривались при  помощи  жестов,  поскольку
никто не мог слушать их речь.
     -  Ты  мог  бы  пойти  в  скрипториум  [помещение  для  переписывания
рукописей] по Губернаторской Аллее. Они продают тексты так же, как  Блайнд
Якоб продает фрукты, и не имеет значения, что содержит тот или иной текст,
пока ты не заплатил за него, - предложила она.
     - Ты не понимаешь,  Иллира.  Если  формула  снова  станет  известной,
честолюбие отыщет ее. Правители вооружат своих солдат энлибарской сталью и
отправят их покорять  соседей.  Войны  будут  разрушать  землю  и  убивать
живущих на ней людей, - Уэлгрин смягчился и начала чертить углем на  куске
прозрачного пергамента.
     - Но ты хочешь иметь его, - тон Иллиры стал обвиняющим.
     - Десять лет я ходил в походы для  правителей  Рэнке.  Я  брал  своих
солдат далеко на север, за пределы равнины. В тех землях живут  кочевники,
у которых нет причин бояться  нас.  Вспыльчивые  и  превосходящие  нас  по
численности на многие тысячи, они проходили через наши ряды как нож  через
мягкий сыр. Мы отступили, и Император приказал повесить  наших  командиров
как трусов. Мы  снова  пошли  вперед  с  новыми  офицерами  и  были  снова
отброшены назад с такими же результатами. Я получил  офицерское  звание  и
боялся, что нас пошлют в третий  раз,  но  Рэнке  обнаружил  более  легкую
добычу на востоке, и армия бросила своих убитых в  поле,  чтобы  исполнить
императорские амбиции.
     - Я вспомнил истории Энлибара. Я скрывался там, когда впервые покинул
этот город. С помощью энлибарской стали шпаги моих солдат  соберут  урожаи
крови кочевников, и меня не будут считать трусом.
     - Я нашел в Капитолии людей, которые выслушали мои планы. Они  знают,
что такое армия и что такое поле боя. Они не являются друзьями скудоумного
Императора, который рассматривает Войну не более, чем учебный плац, и  они
стали моими друзьями. Они дали мне разрешение на  поиски  в  развалинах  с
моими солдатами и предусмотрели здесь гарнизонные посты, когда все приметы
сказали, что ответ находится  в  Санктуарии.  Если  я  смогу  вернуться  с
формулой,  армия  не   будет   козлом   отпущения   ленивых   императоров.
Когда-нибудь будут править люди,  которые  понимают,  что  такое  сталь  и
кровь... но я не дождусь их.  Подлое  проклятие  С'данзо  опередило  меня!
Колдун пришел, когда я был здесь, и  мои  мечты  отступали  все  дальше  с
каждым шагом, который я предпринимал.
     - Уэлгрин,  -  начала  Иллира,  -  С'данзо  не  столь  могущественны.
Посмотри на карты. Я не могу прочесть  твои  надписи,  но  я  могу  читать
карты, и нет проклятья в твоей судьбе. Ты нашел то, за чем пришел. Красная
глина дает сталь через Рудоправителя - Ртуть. Действительно, Ртуть  -  это
обманщик, но только потому, что ее глубины  скрыты.  Ртуть  позволит  тебе
превратить эту писанину в то, что тебе больше понравится, - она снова была
С'данзо, раздавая мудрость среди своих  свечей,  но  без  ярких  красок  и
толстого слоя косметики ее слова приобретали новую убедительность.
     - Ты затронута тем же самым проклятьем. Ты спишь со своим мужем и еще
не имеешь детей.
     Иллира, пристыженная, отпрянула.
     - Я... я использую дары С'данзо, и должна верить в  их  силу.  Но  ты
стремишься к силе стали и войны. Тебе не нужно верить в С'данзо,  тебе  не
нужно бояться их. Ты убежал - ты спасся! Единственное проклятие на тебе  -
это твоя собственная вина.
     Она отвела взгляд от его лица и осторожно собрала карты, чтобы они не
провалились через грубо сколоченные доски пола, выпав из ее дрожащих  рук.
Она встряхнула свою мантию, успокоив раздражение  кнутоподобным  щелканьем
тяжелой ткани.
     - Я ответила  на  твои  вопросы.  И  хочу  получить  плату,  если  ты
изволишь, - она протянула руку, не глядя ему в лицо.
     Уэлгрин отстегнул от пояса замшевый кисет и положил его на стол.
     - Я только возьму светильник, и мы можем отправляться на базар.
     - Нет, я сама возьму светильник и пойду одна.
     - Улицы - не подходящее место для женщины в темное время.
     - Я пройду, я ходила до этого.
     - Я дам одного из моих солдат сопровождать тебя.
     - Хорошо,  -  согласилась  Иллира,  внутренне  удовлетворенная  таким
компромиссом.
     По быстроте, с которой появился солдат, Иллира предположила,  что  он
был снаружи все время, пока происходило  это.  Солдат  взял  светильник  и
пошел немного впереди нее, внимательно выполняя  свои  обязанности,  и  не
пытаясь начать беседу до тех пор, пока они не дошли до ворот  базара,  где
Иллира вышла вперед, чтобы указать путь в лабиринте палаток.
     Она покинула солдата, не  попрощавшись,  и  проскользнула  в  темноту
своего дома. Знакомая обстановка избавляла от необходимости  в  освещении.
Она двигалась быстро и, тихо, складывая  одежду  в  аккуратные  стопки  и,
положив дорогой кисет вместе с другими своими  ценностями,  успокоилась  в
теплой постели.
     - Ты возвратилась благополучно. Я  готов  был  одеть  брюки  и  пойти
встретить тебя. Он дал тебе все, что обещал? - прошептал  Даброу,  обнимая
ее.
     - Да, и я ответила на все его вопросы. У  него  теперь  есть  формула
энлибарской стали, что бы то ни было, и если его цели реальны,  он  сможет
многого достичь. - Ее тело расслабилось серией небольших судорог, и Даброу
крепче прижал ее.
     - Энлибарская сталь, - размышлял он задумчиво.  -  Шпаги  в  легендах
были из энлибарской стали. Человек, владеющий такой сталью, сейчас был  бы
человеком, который считался бы... ДАЖЕ ЕСЛИ БЫ ОН БЫЛ КУЗНЕЦОМ.
     Иллира натянула простыню на уши и притворилась, что не слышит.


     - Сладости! Сладости! Лучшие на базаре! Лучшие в Санктуарии!
     Снова было обычное утро с Хаконом, катившим свою тележку мимо палатки
кузнеца. Иллира, у которой один глаз был уже накрашен,  а  другой  еще  не
тронут, выскочила, чтобы купить к завтраку лакомство.
     - В городе новости, - сказал продавец, положив три пирожных  в  миску
Иллиры. - Прошлой ночью  вся  стража  гарнизона  покинула  город,  и  даже
калека-писец, который жил на Улице Оружейников, был уведен среди  большого
шума и суматохи. Конечно, стражи не оказалось, чтобы ответить на вызовы. А
цербер  смотрел  на  все  происходившее,  думая,   что   это   связано   с
патрулированием законопослушной части города.
     Недовольство Хакона отчасти объяснялось его  проживанием  на  верхнем
этаже дома по улице Оружейников.
     Иллира взглянула на Даброу, который медленно кивнул в ответ.
     - Может быть, они связаны между собой? - спросила она.
     - Тьфу! Что может хотеть убегающее войско от человека, который читает
на пятнадцати вышедших из употребления языках, но не может  перейти  лужу,
если кто-нибудь не подаст ему руку.
     - Что же в действительности произошло?
     Даброу вернулся в кузницу, а Иллира посмотрела поверх  базарных  стен
на дворец, находящийся в северной части  города.  Хакон,  ожидавший  менее
таинственной реакции на свои  новости,  что-то  проворчал  на  прощание  и
покатил тележку к другой палатке с более подходящей публикой.
     Все утро можно было видеть горожан, споривших  с  продавцами.  Иллира
поспешила  назад  под  крышу  палатки,  чтобы  закончить  свое  ежедневное
превращение в старуху С'данзо. Она вытащила из  колоды  три  Рудных  карты
Уэлгрина и положила их в кисет с драгоценностями матери, зажгла лампаду  и
встретила первого в этот день посетителя.


                             Альфред ВАН ВОГТ

                             СОН  ЯСНОВИДЯЩЕЙ




     Разбудил Сталвига душераздирающий крик, пронзивший кромешную  темноту
ночи. Он решил,  наверное,  как  и  любой  другой  житель  этого  древнего
разрушающегося со временем города,  что  услышал  вопль  очередной  жертвы
ночного мародерства, случающегося время от времени в Лабиринте. Дикий крик
нарастал,  приближался  и  вот  уже   почти   достиг   его   жилища,   его
оранжереи-теплицы на втором этаже, когда...
     Сознание как бы отключилось, а затем из мрака мучительных рефлексий и
угрызений совести пришло понимание происшедшего.
     Опять, уже в который раз!
     Ставший привычным для него ночной  кошмар  возникал,  видимо,  в  том
укромном уголке его подсознания, где  хранилось  не  до  конца  осознанное
воспоминание, которое, возможно, было не совсем реальным. А началось все в
ту самую ночь, три года и четыре месяца тому назад,  когда  услышал  он  в
полусне п