шого  города,  развевающееся  знамя
Императора; войска, медленно ползущие, словно полчища муравьев, по равнинам;
горы, содрогающиеся от сражений людей и колдунов; здесь и там  очаги  густой
тьмы, где силы еще  более  жестокие,  чем  человеческие,  вели  сражение  за
господство.
   Вдруг он увидел под собой знакомые очертания  гавани,  путаницу  домов  и
тускло сияющий золотом храм. Боль стиснула его своими огромными руками, и он
упал.

***

   Во рту у Лало было так же противно, как в  навозной  куче  у  "Распутного
Единорога", и чувствовал он себя так,  будто  пасынки  проводили  у  него  в
голове тактические маневры. За исключением досадливого пульсирования в руке,
он вообще едва ли чувствовал свое тело. И Джилла звала его.
   "Святой Анен, да будь я проклят тобою, если еще раз отведаю этого  вина",
- думал он, совершенно сбитый с толку.
   Тщетно пытался он вспомнить, что же это было за вино, и с  ужасом  понял,
что не в состоянии вспомнить  ничего  из  приключившегося  с  ним.  Это  его
обеспокоило. Джилла, должно быть, страшно разозлилась  из-за  того,  что  ей
пришлось тащить его домой. А судя по привкусу, который ощущался во рту,  он,
наверное, ко всему прочему, еще и заболел.
   Он застонал, страстно желая вновь потерять сознание.
   - Лало! Лало, мой дорогой,  ты  очнулся!  Негодник,  я  слышала,  что  ты
очнулся - открой глаза и посмотри на меня!
   Что-то влажное покатилось по его щеке,  и  кто-то  рядом  с  ним  подавил
рыдания. Джилла? Джилла?! Но она никогда не рыдала над ним после его кутежей
- может, его окатили холодной водой, и это  вовсе  не  слезы.  А,  все-таки,
сколько же времени он был без сознания?
   Лало с величайшим трудом,  как  если  бы  открывал  старый  замок  ржавым
ключом, продрал глаза.
   Он лежал на тюфяке в своей студии. Альфи и Латилла тихо жались у его ног,
глядя на него широко раскрытыми, испуганными глазами.  Ванда  стояла  позади
них, но и у нее было  такое  выражение  лица,  будто  бы  она  только-только
оправилась от страха. Он перевел взгляд в другую сторону, все еще не веря  в
то, что может двигать головой. Рядом с постелью он увидел Джиллу. На ее лице
было написано страдание, а глаза  были  красными  от  слез.  Как  только  их
взгляды встретились, они вновь наполнились слезами.
   Ни о чем, не думая, он потянулся и смахнул  слезы  с  ее  щеки,  а  затем
пристально посмотрел на свою руку. Она была мертвенно  бледная,  испещренная
прожилками, и очень  тонкая.  Теперь,  когда  к  нему  возвращались  остатки
сознания, он ощутил необычайную легкость,  а  его  другая  рука  так  крепко
ухватилась за простыни, словно с их помощью он  пытался  удержаться  в  этом
мире.
   - Джилла, я болен?
   - Болен! Можно сказать и так, я не  знаю,  чем  еще  это  может  быть,  -
воскликнула Джилла, а Ванда вскочила на ноги.
   - Отец, ты в течение трех недель лежал в состоянии  транса!  -  прибавила
Ванда.
   Три недели? Но ведь сегодня днем он... рисовал... Он смотрел в зеркало  и
потом... Лало задрожал - память вернулась  к  нему.  Его  глаза  наполнились
слезами от воспоминаний красоты, увиденной  им  в  другом  мире,  но  Джилла
положила руки ему на плечи и, встряхнув, вернула его к реалиям этой жизни.
   Лало посмотрел на жену долгим  взглядом,  через  покров  ее  расплывчатых
черт,   увидев   лицо   богини,   что   принесла   его   домой.    Внутренне
сосредоточившись, сквозь знакомую маску веселости дочери он увидел  и  узнал
другое лицо. Только двое младших детей не напомнили  ему  никого,  оставаясь
самими собой.
   "Итак, - подумал он, - теперь мне не понадобятся  кисти,  чтобы  выразить
мое видение мира". Он лег опять, пытаясь внедрить все, что с ним  произошло,
в свою память - память обычного человека, каким он и был всегда.
   - Ну, как ты себя чувствуешь? Может быть  хочешь  чего-нибудь?  -  Джилла
кончила тереть глаза и высморкалась в уголок передника.
   - Значит, я не ел целых три недели... - улыбнулся Лало.
   - Ванда, там на плите суп, - быстро сказала Джилла. - Иди подогрей его, и
вы,  малыши,  идите  с  ней.  Вы  уже  повидались  с  отцом,  и  теперь  нет
необходимости путаться здесь под ногами. Все будет хорошо.
   Джилла нервно суетилась по комнате, поправляя одеяла,  взбивая  под  Лало
подушки, чтобы он мог сидеть в постели, и отодвигая  стулья  к  стене.  Лало
согнул пальцы, чувствуя в них  покалывание,  свидетельствующее  о  том,  что
кровь снова начала свободно циркулировать, и удивляясь,  откуда  у  него  на
руке царапина.
   Рядом с тюфяком в беспорядке были свалены какие-то листы бумаги,  там  же
валялся обломок угольного карандаша. "Интересно,  могу  ли  я  рисовать?"  -
подумал Лало, и, видя, что жена не смотрит на него, пододвинул к себе листок
бумаги, достал карандаш и провел линию, другую, потом нанес штриховку  -  на
бумаге вскоре возник общий вид на Санктуарий с высоты  птичьего  полета.  Он
смотрел на него некоторое время, не отрываясь и даже не осмеливаясь выразить
словами то, что неожиданно почувствовал: перед его глазами  стояла  панорама
города и была она в точности такой,  какой  он  видел  ее  во  время  своего
путешествия.
   Лало криво усмехнулся и бросил уголь. "Что я хотел сказать этим? "
   К нему подошла Джилла с миской дымящегося супа  в  руках,  села  рядом  с
постелью и зачерпнула ложкой ароматную жидкость.  Лало  осторожно  подул  на
свой рисунок, смахнув с него угольную  пыль,  и  отложил  в  сторону.  Когда
Джилла поднесла ложку к губам, он послушно открыл  рот.  "Я  вполне  бы  мог
сделать это сам", - подумал художник. Но тут же решил, что процесс кормления
очень необходим  сейчас  самой  Джилле.  Горячая  жидкость  смягчила  горло.
Казалось, что тело впитывает влагу, как губка.
   - Ну, пока достаточно, - сказала жена, принимая тарелку.
   - Суп был очень хорош, - Лало посмотрел на нее,  удивляясь,  как  мог  он
увидеть в ее лице что-то от той богини. И нахмурился. - Я  рисовал  картину,
Джилла. Что с ней стало?
   Она кивнула в угол. - Да вон она. Ты хочешь взглянуть? - И прежде, чем он
смог остановить се, прошла в угол, подняла холст и поднесла поближе к  нему,
прислонив к стене.
   Он стал пристально рассматривать свою работу, изучая ее точно также,  как
несколько минут назад изучал лицо жены, и понял, что ему никогда не  удастся
забыть то путешествие, из которого он только что возвратился. Ему есть,  что
вспомнить.
   - Автопортрет, - задумчиво сказала Джилла. - Но мне не хотелось  смотреть
на него раньше.
   Лало подумал, что, по крайней мере, в этом их желания совпадали.
   - Почему же? - спросил он все же, прочистив горло.
   - Ты должен знать, - сказала она медленно, - что  именно  так  ты  всегда
смотришь на меня.
   Она накрыла своей рукой его ладонь, и ему внезапно стало легко и  весело.
Он вновь откинулся на подушки. В ушах зажужжало - нет, это была  всего  лишь
муха, кружащая на середине комнаты.  На  минуту  Лало  задумался,  а  потом,
чувствуя себя немножко дураком, бросил взгляд на лист  бумаги,  который  все
еще лежал у него на одеяле.
   Он был чистым. Лало быстро взглянул на муху и увидел, что  она,  кружась,
приблизилась к зеркалу,  задержалась  там  на  мгновенье,  а  затем,  словно
преисполнившись каким-то желанием,  жужжа,  вылетела  через  окно  прочь  из
комнаты.



    Роберт АСПРИН
    МИР ВОРОВ VII
    СМЕРТОНОСНАЯ ЗИМА

    Перевод с англ. Козин В., Голубева Е., Иваненко Ж.
    OCR Gray Owl


Анонс

   Санктуарий - город искателей приключений и изгоев общества. Здесь люди  и
не люди живут по законам мужества и силы, подлости и коварства. Кажется, что
все мыслимые и немыслимые  пороки  нашли  себе  пристанище  в  этой  обители
авантюристов, воинов и магов - Мире Воров.
   Добро пожаловать в Санктуарий!

Роберт Линн Асприн

ИНТЕРЛЮДИЯ

   - Теперь можешь снять повязку, старина.
   Еще только пытаясь неловко развязать узел повязки на  глазах,  Хаким  уже
знал, куда  он  попал.  Чутье  подсказало,  что  он  находится  в  одном  из
многочисленных публичных домов Санктуария... Хотя в каком именно, он не  мог
бы сказать с уверенностью. В свои преклонные годы Хаким не посещал  подобные
городские заведения, а потому не был знаком с индивидуальными  особенностями
каждого из них.  Однако  воспоминания  молодости  были  еще  свежими,  и  он
безошибочно узнал характерный аромат помещения, в  котором  женщины  продают
любовь, зарабатывая на жизнь, щедро сдобренный  запахом  фимиама  в  тщетной
попытке хоть как-то завуалировать происходящее внутри.
   Гораздо важнее был голос, разрешивший снять повязку, - Хаким сразу  узнал
его  -  он  принадлежал  Джабалу,  бывшему   повелителю   преступного   мира
Санктуария... а в данный момент - подпольному лидеру  одной  из  вооруженных
группировок, борющихся за контроль над городом.
   - Теперь стало гораздо труднее попасть к тебе, -  сказал,  сняв  повязку,
Хаким с небрежностью, граничившей с высокомерием.
   Джабал сидел, развалясь в огромном кресле, похожем на трон, которое Хаким
помнил по былым временам, когда негр, бывший раб-гладиатор, орудовал в своем
особняке в Подветренной стороне. Хаким был слегка удивлен этим фактом:  ведь
после захвата пасынками его цитадели Джабал был вынужден  податься  в  бега.
Хотя,  после  того  как  хозяевами  там  стали  "эрзац-пасынки",  все  могло
случиться... Но это совершенно другая история.
   - Настали плохие времена, - ответил Джабал без намека  на  оправдание.  -
Даже ты стал редко снабжать меня информацией с тех пор, как  продвинулся  по
социальной лестнице.
   Хаким почувствовал смутное беспокойство при  этом  тонком  обвинении.  Он
долгое время пользовался расположением Джабала и даже пытался  называть  его
своим другом. Сейчас же...
   - Я кое-кого привел с собой, - промолвил он, пытаясь  увести  разговор  в
сторону от собственной персоны. - Разреши мне представить...
   - Ты не нашел бы меня, если б я не знал личность  человека,  которого  ты
привел, - перебил Джабал. - Все,  что  мне  нужно  знать,  это  цель  вашего
визита. Вы можете снять повязку, лорд  Сетмур.  Мое  указание  касалось  вас
обоих.
   Спутник Хакима поспешно снял с глаз повязку и стал  нервно  осматриваться
по сторонам.
   - Я... Я не был уверен и подумал, что лучше быть осторожным.
   - Это хорошо, - улыбнулся Джабал. - А теперь объясните  мне,  почему  это
вдруг одному из бейсибцев, промышляющих контрабандой, да  еще  самому  лорду
Сетмуру, главе  клана  рыбаков,  понадобилось  просить  аудиенции  у  такого
скромного санктуарца, как я? Я не аристократ и не рыбак, а у меня  сложилось
впечатление, что бейсибцы ничем другим в нашем городе не интересуются.
   Хаким на миг почувствовал сочувствие к бейсибскому юноше. Монкель  Сетмур
явно не имел опыта общения с тем, кто словно лезвие  бритвы  оттачивал  свой
язык, играя словами. Тем более что Джабал  пребывал  в  дурном  расположении
духа и был готов вылить свое раздражение на злополучного визитера.
   - Не стоит взваливать на Монкеля ответственность за...
   - Не вмешивайся, старина, - отрезал Джабал, прерывая попытку  заступиться
и указывая на Хакима пальцем. - Говорить от имени бейсибцев вошло у  тебя  в
привычку? Я хочу услышать соображения лорда Сетмура от него лично.
   Склонив голову в  формальном  поклоне,  Хаким  с  саркастической  улыбкой
погрузился в молчание. На самом деле ему  и  самому  было  любопытно  узнать
причину визита Монкеля. Юноша попросил его организовать встречу с  Джабалом,
но упорно отказывался раскрыть мотивы.
   Рыбак нервно облизал губы, гордо расправил плечи и твердо встретил взгляд
бывшего предводителя преступного мира.
   - Говорят, что  вы  контролируете  улицы  Санктуария...  и  что  из  всех
главарей банд вы - единственный, чье расположение можно купить.
   Хаким содрогнулся. Если Монкель намеревался иметь Джабала  своим  врагом,
он сделал самое лучшее вступление. Проснувшийся  в  нем  дипломат  хотел  бы
закрыть глаза, дабы избежать зрелища, которое последует  в  ответ  на  такое
оскорбление,  однако  его  натура  рассказчика  требовала,  чтобы   он   был
свидетелем всех деталей и нюансов.
   К его удивлению, Джабал не впал в немедленную ярость...
   Медленно кивая головой, негр произнес:
   - Это ложные слухи, к сожалению, широко распространенные. Просто я  более
открыто, чем другие, выражаю свой интерес к деньгам. Но есть некоторые дела,
за которые не берутся даже мои люди... Независимо от гонорара.
   Глава клана Сетмур слегка сник при этих  словах.  Он  опустил  взгляд,  и
когда вновь заговорил, голос его больше не  выражал  прежней  уверенности  и
самонадеянности.
   - Если эти слова подразумевают, что вы не хотите иметь  ничего  общего  с
моим кланом, я больше не буду отнимать у вас время. Я хотел лишь просить вас
взять под защиту бейсибцев в Санктуарии. За плату,  естественно...  Это  мог
быть фиксированный гонорар или, если пожелаете, процент от прибыли...
   Хаким в душе проклял Монкеля за  его  скрытность.  Если  бы  только  этот
маленький рыбак спросил у него совета прежде, чем они оказались у Джабала...
Просьба на первый взгляд была  вполне  оправданной,  если  не  принимать  во
внимание... тот общеизвестный  факт,  что  Джабал  с  давних  пор  стремился
утвердиться на верфях Санктуария, но до настоящего времени все  рыболовецкие
коммуны выступали против него единым фронтом. Очевидно, эта истина  миновала
ушей лорда Сетмура. Или же он не сознавал, насколько хрупок был  союз  между
его кланом и местными рыбаками. Если капитаны местных рыболовецких  флотилий
узнают, что он предлагал  Джабалу  возможность  вбить  клин  в  рыболовецкое
сообщество в обмен на безопасность...
   - Ваше предложение не лишено смысла,  и  цена,  которую  вы  предлагаете,
соблазнительна, - задумчиво произнес Джабал уже без издевки, что звучала  до
того в его голосе. - К сожалению, я не  готов  сейчас  вступить  в  подобные
переговоры. И уверяю вас, не из-за того, что  затаил  какое-то  недовольство
вашими людьми, а просто, потому что не смогу выполнить  свои  обязательства,
если подобная сделка будет заключена.
   - Я думал...  -  начал  было  Монкель,  но  Джабал  жестом  попросил  его
помолчать.
   - Позвольте, лорд Сетмур, объяснить ситуацию, как ее вижу я. В  настоящий
момент город представляет собой поле боя, и  немало  группировок  хотели  бы
установить контроль над его улицами. Может показаться, что  именно  бейсибцы
являются целью всего этого насилия, но  на  самом  деле  они  в  большинстве
случаев  оказываются  лишь  невинными  случайными  жертвами,  попавшими  под
перекрестный огонь.
   Джабал  подался  вперед  со  своего  троноподобного  кресла,  глаза   его
разгорались по мере того, как он развивал эту тему.
   - Взять на себя  обязательство  гарантировать  безопасность  ваших  людей
означало бы открытое использование  моих  сил  для  вашей  защиты.  И  тогда
любому, кто точит на меня зубы, будет достаточно всего лишь напасть на  вас,
чтобы мои отряды вышли из подполья и приняли огонь на себя.  Иными  словами,
подобная сделка вместо того, чтобы избавить вас от ваших врагов,  добавит  к
ним врагов моих... не думаю, что это может устроить бейсибцев. Что  касается
меня, то я не могу позволить подорвать свою  мощь  подобным  соглашением.  В
данный момент я в основном веду подрывную деятельность,  натравливая  банды,
друг на друга и тем самым, ослабляя их, в  то  время  как  сам  я  при  этом
становлюсь сильнее. И когда я буду, убежден  в  том,  что  на  моей  стороне
перевес сил, необходимый для победы, мои люди выйдут  из  подполья,  очистят
улицы и вновь установят порядок в городе. Вот тогда  мы  и  обсудим  условия
нашего сосуществования, а пока лучшее, что вы можете сделать, это прибегнуть
к советам знающих людей, таких, как Хаким, относительно  того,  какая  банда
какой район удерживает под своим  контролем,  и  соответственно  планировать
свои передвижения Вам с готовностью предоставят подобную информацию, так что
платить мне нужды нет
   - Я понял, - тихо произнес Монкель. - В таком случае благодарю вас за то,
что уделили мне время...
   - Не так быстро, лорд Сетмур, - с улыбкой перебил его Джабал. - Иногда  я
обмениваю информацию на информацию, предпочитая ее золоту. Я выслушал вас  и
изложил свою точку зрения. Не могли бы вы ответить мне тем же?
   - Но. - Смешавшись, маленький бейсибец метнул быстрый взгляд на Хакима  в
молчаливой просьбе подсказать ему, как быть.  -  Какой  информацией  я  могу
располагать, чтобы заинтересовать вас. Все, что я знаю, это поведение рыб.
   - Я изучаю бейсибцев,  -  ответил  Джабал.  -  И  в  частности  их  образ
мышления.  К  примеру,  я  знаю,  что  рыболовецкий   клан   Сетмур   совсем
незначительно пострадал во время уличных боев, тогда  как  королевский  клан
Бурек понес неизмеримо большие потери. И я удивлен,  что  просьба  о  защите
исходит именно от вас, а не от представителя клана, больше пострадавшего  от
гражданского переворота. Быть  может,  вы  сможете  просветить  меня  насчет
этого, возможно кажущегося, противоречия?
   Вопрос застал Монкеля врасплох. Похоже, он не  думал,  что  ему  придется
излагать Джабалу свои мотивы.
   - А может... Вам никогда не приходило в голову, что мне не важно,  какого
из соотечественников я теряю. Что клан Сетмур ютов платить за то, чтобы всем
бейсибцам было хорошо.
   - Возможно, - согласился Джабал. - Хотя это означало бы,  что  ваши  люди
намного  благороднее  моих...  Согласитесь,  довольно  странно,  что  бедные
собираются платить за защиту богатых. Честно  говоря,  думаю,  что  причиной
может служить тот факт, что вы лично  заинтересованы  в  безопасности  клана
Бурек. А вернее, в безопасности одного его члена - некой гвардейки?
   Монкель от изумления раскрыл рот, не способный что-либо сказать в  ответ.
Будучи новичком в Санктуарии, он не ожидал, что информационная сеть  Джабала
охватывает и его личную жизнь. Как глава одного из двух пришлых  кланов,  он
должен бы лучше владеть ситуацией.
   - Если дело действительно в этом,  -  успокаивающе  продолжил  Джабал,  -
думаю, мы сможем, кое-что придумать. Безопасность  одного  человека  я  могу
гарантировать.
   - За меньшую цену, конечно, - вмешался Хаким, рискуя навлечь на себя гнев
Джабала, но не в силах сдержаться.
   - Конечно, - эхом отозвался Джабал, не отрывая взгляда от бейсибца -  Так
как же, лорд Сетмур?
   - Я... Я должен подумать, - наконец произнес Монкель.
   - Очень хорошо, - оживился Джабал. - У вас есть время.  Когда  надумаете,
наденьте на шею красный  шарф.  К  вам  подойдет  один  их  моих  агентов  и
произнесет слово "Гвардейка", а затем проведет в мою  штаб-квартиру.  Хаким,
конечно, человек надежный, но вам больше не следует выходить на  контакт  со
мной через него. Чем меньше людей будут знать о том, когда мы встречаемся  и
как часто... не говоря уж о том, что мы обсуждаем, тем лучше будет  для  нас
обоих.
   - Я... Благодарю вас
   - А теперь, если вы будете  так  любезны  подождать  немного  в  соседней
комнате, мой человек, Салиман, к вашим услугам. Я хотел  бы  сказать  Хакиму
пару слов наедине.
   Подождав,  пока  за  маленьким  бейсибцем  закроется  дверь,   рассказчик
произнес:
   - Похоже, я заманил очередную муху в твою паутину, Джабал.
   Вместо ответа бывший работорговец несколько долгих  секунд  молча  изучал
Хакима.
   - Что огорчает тебя, старина? - наконец  спросил  он.  -  Я  по  честному
поступил с твоим пучеглазым спутником,  даже  признался  ему  в  собственной
слабости. И, тем не менее, от твоих слов и жестов веет каким-то неодобрением
с той самой минуты, как ты вошел в эту комнату. Что  я  не  так  сказал  или
сделал?
   Хаким набрал побольше воздуха и медленно выдохнул его.
   - Нет, Джабал, - произнес он, наконец. - Все, что  ты  сказал  и  сделал,
согласуется с тем, каким ты был со  времени  нашей  первой  встречи.  Просто
думаю, что время, проведенное мною при дворе, приучило меня  оцени