добродетель. Нет, я вовсе не одобряю мужчин, которые обижают женщин,  но
ведь  существует  масса  других,  более  действенных  способов  избежать
насилия! К примеру, вы нигде не встретите  столь  нежных  и  женственных
созданий, как мои девушки,  но  любая  из  них  поведает  вам  множество
способов удержать в узде мужчину, который сует руки куда не следует.  Те
же, кто постоянно думает о такой опасности, которой иногда действительно
следует опасаться, далеко не так милы, нежны и женственны. Это грубые  и
нетерпимые бабы, они только и ждут, как бы ввязаться  в  драку.  Хотя  и
считают, что просто неотразимы для всех, кто  носит  штаны.  Ха!  Им  бы
поработать у меня, ублажая какого-нибудь мелкого купчика, который думает
не об удовольствии, а о том, не выбросил ли он деньги на ветер.
   Кроме того, эти  телки  идут  на  любые  ухищрения,  чтобы  сделаться
незаметнее  для  мужчин.  Зачастую  страх   заставляет   их   заниматься
каким-нибудь видом боевых искусств, в  результате  чего  они  перенимают
такие манеры, что их и близко не подпустили бы к моему  дому,  будь  они
мужчинами. И все равно они идут по жизни, уверенные, что за каждым углом
прячется насильник.
   А когда они переодеваются мужчинами, то просто трясутся от страха - а
вдруг обман раскроется? Обнять и плакать, честное слово! Женщина  должна
жить полнокровной жизнью, а не прятаться по закоулкам из-за боязни того,
что может никогда и не произойти.
   - Но, Миртис, - заметил Фелтерин,  -  иногда  случается  и  так,  что
женщин насилуют.
   - Понятное дело, - сказала  мадам.  -  Так  же  как  иногда  убивают,
грабят, калечат, а некоторых до полусмерти забивают  их  мужья  -  такая
себе пыточная под фасадом добродетельной семьи.
   А сколько женщин умирает при родах!  Но  жизнь  должна  продолжаться,
господин Фелтерин. Жизнь - это бытие, а не мимолетное мгновение в  конце
ее, когда приходит смерть. Ох, некоторые из этих трусих  приходятся  мне
подругами, и я изо всех сил  стараюсь  их  понять.  Но  ведь  глупо  так
бояться изнасилования в этом городе, где тебя скорее зашибут  до  смерти
или обдерут до нитки.
   То, что нужно насильнику, он никогда не  получит,  если  только  сама
женщина не отдаст это ему. Не тело, а чувство собственного  достоинства.
Ей может не понравиться физическая сторона, она может вспоминать об этом
с отвращением до самой смерти. Но,  честно  говоря,  никто  не  смог  бы
унизить меня через мое тело!
   Я - это  не  только  мое  тело,  но  и  кое-что  еще.  Я  женщина,  и
чрезвычайно горжусь этим, и ни боль, ни унижение  не  могут  отнять  эту
гордость. К  тому  же  мужчины  тоже  подвергаются  насилию,  а  значит,
переодевание  мало  что  меняет.   Собственно,   в   Санктуарии   нельзя
чувствовать себя в безопасности, даже натянув личину козы!
   - А я слышал, что козы уже не котируются, - заметил Фелтерин.
   -  С  тех  пор,  как  город   наводнили   пришельцы,   прибывшие   на
строительство, - усмехнулась Миртис. - Но вернемся к делу.
   Думаю, я могу предложить вам подходящую кандидатуру. Ее зовут Сашана.
Племя рагги вырезало в пустыне всю ее семью. Она спряталась в  барханах,
хотя была совсем девочкой,  а  потом  прибилась  к  первому  проходящему
каравану, прикинувшись мальчиком.
   Весьма разумно в данных обстоятельствах. Но сейчас она одевается, как
женщина. Признаться, она так очаровательна, что я частенько  жалею,  что
она была очень добродетельна, когда прибыла в Санктуарий. Она  бы  могла
озолотить мое заведение! Я дам вам ее адрес и  рекомендательное  письмо.
Она больше не  носит  мужское  платье,  но  ведь  у  нее  пока  не  было
подходящего случая, не так ли?
 
*** 
 
   Когда Фелтерин покинул стены Дома Сладострастия, идти к  Сашане  было
уже поздно. Вечером ему предстоял спектакль, и нужно было наложить грим,
а перед этим хоть немного отдохнуть Да, он  уже  не  мальчик.  Шагая  по
Улице Красных Фонарей, Фелтерин отметил, что листки с рецензией  если  и
не сняты со стен, то хотя бы ободраны до  такой  степени,  что  едва  ли
могли привлечь внимание  прохожих.  Актер  вернулся  в  театр,  поднялся
наверх, в их совместную с Глиссельранд спальню, и прилег рядом  с  женой
на кровать.
   На мгновение впечатление от посещения волнующего дома  Миртис  навело
его на мысль разбудить супругу и предаться послеобеденному отдыху  более
активно, но эта идея быстро перешла  в  мечты,  в  которых  он  вытворял
такое, что простому мужчине обычно недоступно.  С  возрастом  он  открыл
истину, которой не смеет взглянуть в глаза молодежь: мечты всегда  лучше
реальности.
   Леди - именно леди - Сашана проживала в небольшом, но уютном  домике,
расположенном в лучшем районе Санктуария.
   У нее было несколько слуг, пышущих силой  и  здоровьем.  Ожидающий  в
гостиной Фелтерин  заподозрил,  что  они,  кроме  того,  выполняют  роль
телохранителей. В комнате было множество полок, на которых  громоздились
манускрипты - прекрасные тома, обтянутые кожей  превосходного  качества.
Читая названия, Фелтерин понял, почему  Миртис  отослала  его  именно  к
Сашане.
   В основном это были пьесы, а остальное - волшебные сказки и  сборники
рассказов и повествований о дальних землях. Некоторые из них даже он  не
читал!
   Леди Сашана вошла в комнату грациозной, но уверенной поступью.  Гордо
очерченный подбородок свидетельствовал об уверенности в себе, а  зеленые
глаза светились умом и сообразительностью. У нее были каштановые волосы,
не слишком длинные, но слегка завитые  на  кончиках,  что  придавало  ее
облику впечатление тщательно рассчитанной изысканности. Одета она была в
темно-зеленое атласное  платье  и  розовую  шифоновую  накидку,  которая
выгодно подчеркивала ее красоту, особенно в  окружении  мебели  красного
дерева, кожаной обивки и драпировок розового бархата.
   - Меня заинтересовало письмо Миртис, - произнесла она,  усаживаясь  в
одно из кресел и жестом приглашая Фелтерина присесть в соседнее.
   У  Сашаны  был  густой,  богатый  оттенками  голос.  Трагик  уже   не
сомневался, что она как нельзя лучше  подходит  для  данной  роли,  если
только ему удастся ее уговорить.
   - Я очень рад, - ответил он, - поскольку вижу, что похвалы Миртис  не
смогли передать и половины ваших достоинств. Буду краток.  Я  заметил  в
вашей библиотеке "Венчание горничной" и сделал  вывод,  что  вам  знаком
такой персонаж, как Серафина.
   Именно эту роль я хотел бы предложить вам сыграть, если вы,  конечно,
не против того, чтобы появиться перед публикой на сцене театра.
   Леди Сашана рассмеялась звонким,  заразительным  смехом,  похожим  на
трель лесной птички.
   - Господин Фелтерин, вы не представляете себе, какой скандал поднялся
бы в Рэнке, если бы женщина моего положения и моего воспитания вышла  на
сцену! О, меня перестали бы принимать  во  всех  приличных  домах  и  не
подпустили бы ко двору  на  расстояние  выстрела!  Но  мы  не  в  Рэнке,
господин Фелтерин, мы в Санктуарии. И все, что  грозит  мне  здесь,  это
опасность прожить скучную и замкнутую жизнь,  какую  вела  моя  мама  до
самой своей безвременной кончины.
   Она остановилась и всплеснула руками с  силой  и  точностью  гончара,
который мнет кусок глины на новый горшок.
   - Конечно, я согласна, если вы обещаете научить меня всему,  что  мне
необходимо знать!
   Она подошла к полкам, и Фелтерин не без удовольствия отметил, что  ее
походка и телодвижения начали изменяться, приспосабливаясь к новой роли.
Ей нужно немного порепетировать, подумал он, когда  она  сняла  с  полки
голубой том. Сашана повернулась, прижимая обеими руками к  груди  книгу,
словно бесценное сокровище.
   - Как я  люблю  этот  город!  -  воскликнула  она.  Ее  глаза  горели
восторгом.
 
*** 
 
   На следующее утро критические статьи появились на  стенах  Санктуария
снова, вот только клей был другой, получше.
   Та дрянь, которую Фелтерин никак не мог отмыть с рук,  не  шла  ни  в
какое сравнение с новым клеем. Лемпчин вернулся в театр  в  слезах.  Его
лицо, руки и одежда были облеплены клочками  бумаги,  на  которых  можно
было Прочесть оскорбительные фразы.
   Менее чем  за  час  несчастный  юноша  превратился  в  ходячую  доску
объявлений. Клей смыть было невозможно.
   - Да-а, - заметил Раунснуф за завтраком, пережевывая  кусок  дичи,  -
ничто так не липнет к актеру, как критика!
   - Раунснуф, в этом нет ничего смешного! - упрекнула его Глиссельранд,
переодевшаяся в свой самый нарядный  костюм  -  ей  предстояло  собирать
пожертвования. - Бедный мальчик напуган, разве ты не видишь?
   - Было бы куда хуже, если бы клеем  намазали  его  ночной  горшок,  -
изрек Раунснуф. - А поскольку он не потрудился опорожнить горшки сегодня
утром, ему пришлось бы несладко!
   Лемпчин взвыл еще громче и бросился к Глиссельранд за  утешением.  Но
Глиссельранд ловко увернулась, парень налетел на  Раунснуфа  и  намертво
прилип к толстенькому веселому комику.
   Получилось нечто вроде большой круглой чаши.
   - Хватит! - прикрикнул Фелтерин. Эта суматоха  окончательно  отвлекла
его от завтрака и бумаг. - Лемпчин, прекрати  свой  кошачий  концерт!  А
тебе, Раунснуф, поделом: нечего было дразнить парня! Теперь так и будешь
ходить с ним в обнимку, по крайней мере, до тех пор, пока  я  не  выберу
время отвести вас на Кожевенную улицу. Клей, конечно, мерзкий,  но  вряд
ли он клеит намертво. Наверняка его готовил мастер Чолландер,  думаю,  у
него должен найтись нужный растворитель.  Конечно,  на  это  потребуется
время, но это не продлится долго, скоро вы оба окажетесь  на  свободе  и
сможете вновь причинять мне головную боль.
   Кстати, авось Чолландер даст нам достаточно растворителя, чтобы смыть
со стен эти проклятые листки!
   - Ну, слава богам!  -  Глиссельранд  вздохнула  с  облегчением  -  по
крайней мере, ей самой не придется никого вести на Кожевенную  улицу.  -
Если  с  этим  улажено,  я,  пожалуй,  побегу.  Пока,  моя  радость!  Не
беспокойся за меня. Если я задержусь, ложись спать без меня.
   Она чмокнула Фелтерина в щеку.
   -  Слишком-то  уж  не  задерживайся,  любовь  моя,  -  сказал  актер,
возвращая ей поцелуй. - Отдых тебе нужен  не  меньше  моего  -  особенно
перед этим ужасным прыжком в третьем акте.
   И смотри, избегай улиц, которые выглядят опаснее прочих.
   Помни, что из  всех  жителей  Санктуария  пожертвовать  деньги  могут
только те, кто действительно богат.
   - Знаю, знаю, мой дорогой, - усмехнулась Глиссельранд. - Но  осталось
еще много богатых и знатных людей, у которых я пока  не  побывала.  И  я
намерена исправить эту оплошность. Ну, пока. Береги себя.
   И удалилась через кухонную дверь.
   Глиссельранд никогда не выходила из комнаты просто так.
   Она именно удалялась.
 
*** 
 
   Если бы Лемпчин прилип  к  кому-то  другому,  путешествие  по  улицам
Санктуария было бы ужасным испытанием для парня. Но Раунснуф был великий
комик. Он  сумел  превратить  этот  унылый  поход  в  развлечение.  Люди
смеялись и показывали на них пальцем, но Раунснуф не оставался в долгу.
   - А вы-то что смеетесь, госпожа? Посмотрите на то, как она  липнет  к
тому мужику!
   - Вы думаете, мне плохо? Ха! Видели бы вы меня вчера вечером, пока  я
еще не протрезвел!
   - Я сказал портному, что в этом платье хватит места на  двоих,  и  он
посадил сюда кого-то еще!
   - Это совсем не то, что вы подумали! На  самом  деле  я  брат-близнец
Инаса Йорла! Точнее, мы оба.
   Таким манером они  окунулись  в  миазмы  Кожевенной  улицы,  миновали
дубильню Зандуласа и подошли к  лавке  клеевара  Чолландера.  Долговязый
парнишка с копной золотистых волос  попросил  их  подождать,  и  минутой
позже сам клеевар вынырнул из задней части лавки, стирая с рук кровь.
   Фелтерин, не тратя времени, объяснил, что приключилось с его  комиком
и слугой, и под конец добавил:
   - А еще эти листки! Мне придется купить  растворитель,  чтобы  отмыть
эту дрянь не только  с  Раунснуфа  и  Лемпчина,  но  и  со  стен  нашего
прекрасного города.
   Чолландер поморщился и облокотился на прилавок.
   - Мастер Фелтерин, вы, конечно, хороший клиент, покупаете у меня уйму
клея  и  мастики  для  грима,  но...  Боюсь,  я  не  смогу  продать  вам
растворитель для этого клея.
   - Это почему? - осведомился Фелтерин.
   - Потому что Вомистритус заплатил мне уйму денег за то, чтобы  я  его
никому не продавал. Заключая с ним сделку, я  не  предвидел,  что  могут
возникнуть подобные проблемы, -  он  кивнул  на  слипшихся  в  один  ком
Лемпчина и Раунснуфа. -  Но  контракт  был  совершенно  недвусмысленным.
Вомистритус сказал, что у него возникли проблемы с вандалами, и я решил,
что он намерен использовать мой клей  для  какой-то  защиты.  Этот  клей
годится  для  дерева,  металла  -  всего,  чего   угодно,   -   конечно,
человеческую кожу он тоже склеивает, хотя я не думал...
   Клеевар  погрузился  в  неловкое  молчание,  уткнувшись  взглядом   в
прилавок.
   - Быть может,  я  могу  аннулировать  этот  контракт,  предложив  вам
большую сумму? - предположил Фелтерин.
   Чолландер рассмеялся.
   - Ну, это вряд ли!  Он  предложил  мне  такую  сумму,  что  сперва  я
подумал, не шутит ли он. Тогда он предложил мне  проверить  его  счет  у
Ренна. Я проверил. И,  честно  говоря,  мастер  Фелтерин,  задумался,  а
остались  ли  в  Рэнке  вообще  деньги.  Такое  впечатление,  что  новый
император вздумал  опустошить  казну  и  набить  золотом  карманы  своих
родственников. Сперва сюда приезжает благородный Адабас, бог весть зачем
нанимает дом, полный слугилсигов, и дает всем понять, что  у  императора
есть очень  славные  родственники.  А  теперь  сюда  заявился  вовсе  не
благородный Вомистритус, словно затем, чтобы показать, что  родственники
императора могут быть очень неприятными. На месте  императора  Терона  я
отозвал бы домой Адабаса со всем его  семейством  и  срезал  бы  кошелек
старому Отрыжке, как прозвали его слуги. Но я - не император. И я  не  в
том положении, чтобы рискнуть  расторгнуть  соглашение  с  родственником
императора. Однако было бы жестоко оставить этих бедолаг...
   Тут его рассуждения были прерваны шумом,  донесшимся  с  улицы,  и  в
комнату влетел парнишка, такой же пухлый и маленький, как Лемпчин, но  с
оливковой кожей.
   - Хозяин, хозяин! - крикнул он. - Сюда валит целая армия!
   - В самом деле, Замбар? -  спокойно  спросил  Чолландер.  -  Ну  что,
мастер Лицедей, будем защищать крепость?
   Они вышли из лавки и увидели если не  армию,  то,  по  крайней  мере,
весьма разъяренный военный отряд. Он состоял из пажей, пехотинцев и, что
особенно неприятно, немалого числа гладиаторов. Во главе  колонны  шагал
пожилой мужчина с лицом как грозовая туча. Восемь гладиаторов,  шагающих
в  середине  отряда,  несли  занавешенные  носилки,   откуда   слышались
испуганные женские вопли. Женщина, похоже, была в истерике.
   - Силы небесные! - тихо сказал Раунснуф. - Это Лован Вигедьс.  И  он,
похоже, не в духе.
   - А кто такой Лован Вигельс? - так же тихо спросил Фелтерин.
   - Сводный брат Молина Факельщика, - пояснил Раунснуф.
   - Тогда почему же мы не видели его в театре? - спросил Фелтерин.
   - Может, оттого, что они не в ладах, - сказал Раунснуф,  -  а  может,
оттого, что он живет  за  городом  в  своем  поместье  Край  Земли,  где
натаскивает гладиаторов, может, также...
   Раунснуф не договорил: Лован Вигельс остановился прямо напротив лавки
клеевара.
   -  А,  клеевар!  Судя  по  твоим  спутникам,  ты  уже   нарвался   на
неприятности из-за своего замечательного клея!
   Чолландер тяжело вздохнул и снова принялся объяснять, какую сделку он
заключил с Вомистритусом, родичем императора Терона. Но знатный ранканец
оборвал его на полуслове.
   -  Плевать  мне  на  то,  сколько  там  заплатил  тебе  родич   этого
самозванца! Я знаю одно: моя свояченица,  леди  Розанда,  влипла  в  эту
пакость, так же, как эти двое!
   Он откинул занавеску, и взорам собравшихся  предстала  леди  Розанда.
Она не была так облеплена бумагой, как Лемпчин с Раунснуфом, но  все  же
достаточно, чтобы дама ударилась в истерику.
   - Так вот, клеевар, сперва ты принесешь  бутылку  растворителя  и  мы
избавим леди Розанду  от  этого  унизительного  положения,  а  уж  потом
потолкуем об условиях твоего контракта с Вомистритусом.
   Чолландер  развел  руками  -  жест,  знакомый  купцам   всего   мира,
применяемый в безвыходном положении и указующий на то,  что  весь  барыш
пошел коту под хвост. Он направился в свою лавку. Лован  Вигельс  жестом
направил за ним двоих  гладиаторов  -  на  случай,  если  клеевар  вдруг
вздумает решить проблему каким-то иным способом.
   Не прошло и нескольких минут, как леди Розанда освободилась от клея и
бумаги и снова забралась в свои закрытые носилки.
   Чолландер  израсходовал  некоторое  количество  растворителя   и   на
Лемпчина с Раунснуфом, освободив их от оскорбительных листков,  а  также
друг от друга.
   Потом  произошла  длительная  дискуссия  между   Лованом   Вигельсом,
Чолландером и Фелтерином. Они обсуждали судьбу, постигшую  Санктуарий  с
появлением Вомистритуса. Оказалось, леди Розанда просто  хотела  сорвать
один из листков, чтобы почитать его дома, в кругу семьи. Ранее она  была
категорически против всех начинаний, которые поддерживал ее бывший  муж.
Но после  этого  печального  происшествия  целиком  перешла  на  сторону
театра. Оказалось также, что Лован Вигельс - весьма толковый  и  трезвый
человек, когда его не отвлекают вопли свояченицы, и к  тому  же  неплохо
разбирается в законах.
   Увы, тщательно рассмотрев сложившееся положение, Лован Вигельс так  и
не сумел придумать законного способа расторгнуть контракт  Чолландера  с
Вомистритусом. По крайней мере, такого,  который  позволил  бы  клеевару
остаться в живых и не в убытке.
   Вопрос о  возможном  убийстве  обсудили  с  большой  деликатностью  и
наконец решили оставить на крайний случай.
   - В конце концов, - вздохнул Лован Вигельс, - этот узурпатор,  Терон,
только и ждет повода, чтобы отправить в Санктуарий свои войска, сровнять
город с землей и засыпать место солью.
   Ну, довольно. Мне надо отвезти Розанду домой. Чолландер, я позабочусь
о том, чтобы всем стало ясно, что у вас не было  другого  выхода,  кроме
как предоставить мне растворитель. И все же нам всем стоит подумать -  и
хорошенько подумать! - о том, как извести Вомистритуса,  прежде  чем  он
изведет нас.
   -  Быть  может,  нам  стоит  еще  раз  обсудить  этот  вопрос   после
представления - возможно, за ужином? - предположил Фелтерин. - Я надеюсь
увидеть вас с леди Розандой у себя в театре в самом скором времени!
   - Да, разумеется! - сказал Лован Вигельс. - Всенепременно!
 
*** 
 
   Вернувшись  в  театр,  Фелтерин  уже   собирался   вздремнуть   перед
спектаклем. Но Эвенита напомнила ему, что  он  пригласил  Лало-Живописца
обсудить декорации к "Венчанию горничной".
   Так что Фелтерину пришлось отправиться за своими записями  и  грубыми
набросками, которые он успел сделать. Художник превратит эти наброски  в
изящные эскизы, а потом в декорации.
   Эвенита  также  взяла  на  себя  труд   в   отсутствие   Глиссельранд
приготовить обед для Фелтерина и Лало. Когда девушка подавала  на  стол,
трагик еще раз поздравил себя с тем, что они с Глиссельранд  согласились
взять ее в труппу.
   Многие, очень многие юноши и девушки просились к ним в труппу за  эти
годы. Были среди них и менее красивые, чем Эвенита, и такие же красивые,
и даже покрасивее ее. И очень многие хотели поступить в труппу по тем же
причинам, что и  она:  стремились  расстаться  с  невыносимой  жизнью  и
надеялись обрести славу. Но большинство было отвергнуто.  Молодым  людям
хватало амбиций, но в них не было дара, который делает человека актером.
А идти работать в театр из одних амбиций так же глупо, как вступать брак
по той же причине.
   Но история Эвениты оказалась такой жалостной, и  жизнь  ее  была  так
хрупка, что Фелтерин и Глиссельранд  сд