о ему приподнять ей юбку и прижать к стене, покачивая  ягодицами,
как случилось неожиданное: он захрипел, упал и умер. Они видели, как женщина
склонилась над ним, а  когда  подняла  голову,  два  мерцающих  адских  огня
пригвоздили их к земле ледяным ужасом.
   Сейчас они немного успокоились, огляделись  и  поняли,  что  находятся  в
Руинах, уже у самого их края, там, где начинается Караванная Площадь.  Видны
были костры купцов-полуночников, занятых какими-то темными  делишками.  "Там
небезопасно", - сказал один из мальчиков: так  легко  попасть  в  рабство  -
детей крадут, продают на север, и - прощайте папа с мамой.
   - А здесь, по-твоему, безопасно? - выпалила Тамзен,  стуча  зубами:  кррф
сделал ее наглой и злой. Она не оглядываясь зашагала к огням. Они все  равно
поплетутся за ней - она знала эту компанию лучше, чем их  родители.  Девушка
была уверена, что самое лучшее сейчас - это смело идти вперед, на Площадь, а
там отыскать улицу, которая приведет к  дому,  или  обратиться  к  церберам,
дворцовой страже, или пасынкам. Друзья Нико довезут их  домой  верхом,  если
повезет. Девушка чрезвычайно гордилась своим знакомством с  этими  стальными
людьми.
   Нико... Если бы он был здесь, ей нечего было бы бояться, не нужно было бы
притворяться храброй... Глаза ее наполнились слезами при мысли о том, что он
скажет, когда узнает. Всякий раз, когда Тамзен пыталась убедить его  в  том,
что уже совсем взрослая, все выходило совсем глупо и по-детски. И  это  была
детская глупость... одна жизнь уже на ее совести. Отец выпорет ее и запрет в
комнате на целый месяц. Девушка разволновалась - видимо, подействовал кррф -
когда внезапно увидела переулок,  слабо  освещенный  фонарем.  Она  свернула
туда, остальные последовали за ней. Денег у них  было  предостаточно,  можно
было нанять провожатых, а то и карету, чтобы их  доставили  домой.  В  любой
таверне полно людей, мечтающих, чтобы их наняли. Но на Караванной Площади  и
впрямь можно попасть в сети работорговцев, и тогда  она  никогда  не  увидит
папочку, Нико, свою комнату, набитую старыми игрушками и кружевами.
   Трактир назывался "Свиное Ухо" и выглядел отвратительно. На самом  пороге
один из мальчиков, задыхаясь, схватил ее  за  руку  и  оттолкнул  от  двери.
"Только покажи деньги в таком месте, и всем нам тут же перережут глотки".
   Он был прав. Они потоптались на улице, понюхали еще  кррфа  и  заспорили.
Фрайн начала громко скулить, и сестра  зажала  ей  рот  рукой.  Пока  вконец
запуганные девчонки возились на Мостовой, а один из  мальчиков  облегчал  на
угол дома переполненный от страха мочевой пузырь, из темноты возникла фигура
женщины. Хотя капюшон плаща был откинут, лицо ее пряталось  в  тени.  Однако
голос незнакомки был явно голосом  благородной  женщины,  и  в  нем  звучало
сострадание. "Заблудились, дети? Ну-ну, теперь все будет хорошо, пойдемте со
мной. Я дам вам подогретого вина с печеньем и прикажу своим людям  проводить
вас до дома. Ты ведь дочь хозяина "Держи пиво", не так ли? Твой отец -  друг
моего мужа... ты должна помнить меня".
   Она назвала имя и Тамзен, чьи  чувства  заволокло  волнами  наркотика,  а
сердце  преисполнилось  облегчением  и  сладким  предчувствием   избавления,
солгала и сказала, что помнит. Все  шестеро  пошли  за  женщиной,  пересекли
площадь и приблизились к странному дому за высокими воротами. Вокруг  имения
раскинулся красивый, хорошо освещенный сад. Где-то позади  усадьбы  слышался
шум реки Белая Лошадь.
   - Садитесь, мои маленькие. Кто хочет смыть уличную грязь? Кому  нужно  на
горшочек? - теперь комнаты были уже в полумраке, яркие огни  погасли.  Глаза
женщины успокаивали, как снотворный порошок бессонной ночью.  Они  расселись
на  резных  стульях  среди  шелковых  драпировок,  выпили  то,  что  она  им
предложила и начали хихикать. Фрайн пошла умыться, ее сестра и Тамзен вскоре
последовали за ней. Когда они вернулись,  мальчиков  нигде  не  было  видно.
Тамзен как раз собиралась спросить о них, но тут женщина предложила  фрукты,
и вопрос, готовый сорваться с языка, как-то сам собою  отпал,  словно  их  и
вовсе тут никогда не было -  уж  больно  хорош  был  кррф,  который  женщина
разделила с ними. Тамзен казалось, что она вот-вот вспомнит,  о  чем  хотела
спросить, если только и вправду она что-то забыла...

***

   Когда  Крит  и  Стратон  доставили   захваченного   "ястреба"   к   Ишад,
женщине-вампиру, ее дом был весь залит  огнями,  правда  их  лучи  не  могли
рассеять ночной мрак.
   - Клянусь четырьмя ртами бога, Крит, я все-таки не возьму в толк,  почему
ты отпустил тех двоих. И Нико... А?
   - Не спрашивай меня, Стратон! Что за причины у него были, я не знаю. Один
из них вроде сражался в отряде Победителей, революционеров,  которые  хотели
отвоевать Стену Чародеев у магов нисибиси. Если этот Вис и правда был  среди
них, стало быть, он для нисибиси вне закона, а значит  может  быть  полезен.
Вот поэтому мы его и отпустили - оказали ему услугу. Посмотрим -  может,  он
придет к нам, сослужит нам службу в свое время. Что касается  другого  -  ты
видел, Ишад написала ему вольную. Мы подсунули ей раба, а она отпустила его.
Если мы хотим ее использовать... Думаю, она  все  же  поможет  нам  отыскать
Джабала - а она знает, где он скрывается  -  и  освобождение  раба  является
сигналом. Она советует нам поднять ставки, а мы должны уважать ее желания.
   - Но это... то, что мы пришли сюда сами?  Ты  знаешь,  что  она  способна
сделать с мужчиной...
   - А может, это как раз  то,  что  нам  нужно.  Может  нас  на  том  свете
заждались. Не знаю. Одно я знаю точно: нельзя оставлять это дело  армии.  Им
ничего не стоит поймать для нас "ястреба", но после того, как он побывает  у
них в руках, от него уже мало что останется для допроса. Армия истребляет их
поодиночке, а мы виноваты.  И  еще...  -  Крит  спешился  и  стянул  с  коня
связанного пленника, который всю  дорогу  висел  поперек  седла,  как  кусок
сырого мяса. Тот тяжело  шмякнулся  на  землю.  -  ...связной  из  армейской
разведки сказал нам,  что  в  армии  полагают,  будто  пасынки  боятся  этой
женщины,
   - Всякий, у кого есть хоть капля здравого смысла,  будет  ее  бояться,  -
Стратон протер глаза, тоже спешился и, как только его ноги коснулись  земли,
взял арбалет наизготовку.
   - Они не это имеют в виду. Ты же знаешь, для  них,  что  член  Священного
Союза, что простой наемник - все едино. Они всех нас  считают  содомитами  и
презирают за это.
   - Плевать. Пусть лучше меня презирают живого,  чем  уважают  мертвого,  -
Стратон  зажмурился,  стараясь  разогнать  туман   перед   глазами.   Весьма
примечательным был тот факт, что Критиас сам принимает участие в акции - как
правило в его обязанности входило руководство операциями.  После  встречи  с
Темпусом командир стал более активным,  чем  обычно,  и  даже  нетерпеливым.
Стратон знал, что спорить с Критиасом бессмысленно, хотя он и был  одним  из
тех немногих, кто мог претендовать  на  привилегию  высказывать  собственное
мнение, даже если оно расходилось с мнением начальника.
   Они быстро допросили "ястреба"  -  в  таких  вещах  Стратон  был  большой
специалист. Во время ареста внешность пленника - стройного смазливого малого
- почти не пострадала. Вампиры разборчивы, они любят  красоту,  а  несколько
ссадин  сделают  его  только  привлекательнее  для  такого  существа,  каким
являлась Ишад. Завладев им, колдунья убережет его от гораздо  более  ужасной
смерти,  нежели  та,  которую  она  сможет  ему  подарить.  При  взгляде  на
долговязого, худого "ястреба", на его  драную  одежду  и  распухшее  лицо  с
тоскливыми водянистыми глазами, становилось очевидно,  что  приятная  смерть
была бы для него наилучшим выходом -  За  такими  как  он  в  Саиктуарии  не
охотился только ленивый.
   Крит спросил: "Готов, Страт?"
   - Честно говоря, нет, но могу сделать вид, что готов. Если выпутаешься из
этой переделки, а я - нет, возьми моих коней.
   - А ты моих, - оскалился Крит. - Но я ничего такого не  жду.  Это  вполне
разумная женщина, готов поклясться. Она не отпустила бы раба на волю, если б
не была способна контролировать свое вожделение. И она сообразительна  -  во
всяком случае сообразительнее так называемого "разведывательного  персонала"
Кадакитиса или церберов.
   Итак, заглушив голос  разума,  они  открыли  ворота,  привязали  коней  у
ограды, разрезали веревки на ногах у "ястреба" и повели его  к  двери  дома.
Тот сначала таращил глаза  на  факелы,  освещавшие  порог,  а  потом  крепко
зажмурил их, когда Ишад наконец вышла им  навстречу  после  того,  как  они,
постучав несколько раз, собрались уже было восвояси, решив, что ее нет дома.
   Она оглядела всю компанию с головы до ног,  глаза  ее  были  полуприкрыты
веками. Стратон порадовался тому,  что  у  него  в  глазах  всю  ночь  стоял
какой-то туман, который он никак не  Мог  проморгать.  "Ястреб"  затрясся  и
рванулся назад, когда Крит заговорил:
   - Добрый вечер, госпожа. Мы решили, что пришло время встретиться лицом  к
лицу,  и  хотим  вручить  вам  этот  подарок,  свидетельство  наших   добрых
намерений, - он говорил мягко, убедительно, давая понять, что они всё о  ней
знают и нимало не интересуются тем, как она поступает  с  неосторожными  или
невезучими прохожими. У Стратона пересохло во рту, язык прилип к небу.  Зато
с Критом Мало кто мог соперничать в хладнокровии и цепкости  в  тот  момент,
когда дело начинало раскручиваться.
   У Ишад была смуглая кожа, но не того красноватого  оттенка,  характерного
для нисибиси, а с оливковым отливом, придававшим особую яркость ее  зубам  и
глазам. Она пригласила их войти.
   - В таком случае, внесите его  в  дом  и  увидим,  есть  ли  тут  на  что
посмотреть.
   - Нет-нет. Мы оставим его - в знак доверия. Нам хотелось бы знать, что вы
знаете о Джабале и его  банде  -  где  они  скрываются  и  все  такое.  Если
что-нибудь вспомните, меня можно найти в казарме наемников.
   - Или в убежище на Перекрестке Развалин?
   - Иногда, - Крит не двинулся с Места. Стратон, которого захлестнула волна
облегчения, когда он понял, что им не нужно входить  в  дом,  дал  "ястребу"
пинка. "Давай, парень, иди к своей хозяйке".
   - Это что же - раб? - спросила она Страта, и ее взгляд, остановившись  па
нем, заморозил кровь в его жилах. Так мясники  смотрят  на  овец  на  бойне.
Внезапно Ишад протянула руку и пощупала его бицепс.
   - Кем вы захотите, тем он и будет, - ответил Страт.
   - А вы? - поинтересовалась она.
   - Всякому терпению есть предел, - разозлился Крит.
   - Вашему, не моему. Заберите его себе, мне он не нужен. Не знаю, что  вы,
пасынки, обо мне  думаете,  но  дешевкой  я  никогда  не  была,  -  отрезала
колдунья.
   Крит отпустил парня, и тот сразу обмяк и упал бы,  но  Стратон  подхватил
его, подумав  при  этом,  что  Ишад  -  самая  красивая  женщина,  какую  он
когда-либо видел, и "ястребку", может быть, повезло больше,  чем  ему.  Если
смерть - это ворота на небеса, она была как раз тем  привратником,  которого
он хотел бы видеть, когда придет время.
   Ишад заметила, хотя он и не произнес этого вслух, что его  желание  легко
осуществить.
   Крит, подозрительно оглядев обоих, покачал головой. "Ступай-ка  посторожи
коней, Стратон. Что-то мне кажется, они громко ржут".
   Стратону так и не удалось узнать о чем договорился - или не договорился -
его командир с вампиршей. Ему действительно пришлось успокаивать своего коня
- он так разволновался, словно почуял запах гнедого Нико, которого  страстно
ненавидел. Когда  они  попадали  в  одну  конюшню,  начинался  сущий  ад,  и
ремонтировать перегородки между стойлами приходилось чаще, чем чистить навоз
- настолько сильно было желание двух этих существ добраться до  глоток  друг
друга. Кони, как люди, способны любить и ненавидеть, и эти два  жеребца  так
же страстно желали вырвать друг у друга кусочек плоти, как  Страт  мечтал  о
должности гарнизонного командира.
   Вскоре по аллее не спеша приблизился Крит, один, без  пленника,  целый  и
невредимый, но молчаливый и мрачный.
   Стратон хотел спросить, чем кончилось  дело,  но  кислая  мина  командира
удержала его. Не удалось  ему  это  сделать  и  час  спустя,  в  убежище  на
Перекрестке Развалин, когда прибежал патрульный и рассказал о беспорядках  в
порту. Темпуса нигде не было и идти пришлось Криту и Стратону.
   Хотя было совершенно непонятно, что  они  могли  сделать  со  смерчами  и
водоворотами в гавани.

***

   Когда Стратон и Крит  уехали,  Нико  вывел  своего  гнедого  из  укрытия.
Призрачный след, по которому он шел, привел их сюда - Тамзен и  ее  приятели
находились в этом доме. У "Свиного Уха" ее шлейф встретился с бледно-голубым
дымком владельца этого дома и дальше они тянулись уже вместе.  Голубой  цвет
не мог принадлежать человеку, если только  этот  человек  не  был  чародеем,
ведьмой, проклятым или заколдованным. Нико и Джанни знали, кому  принадлежит
дом, но что тут делали Крит и Стратон - об этом не хотелось  ни  думать,  ни
говорить.
   - Мы не сможем сюда ворваться. Ты знаешь, кто она?
   - Знаю.
   - Почему ты не дал мне окликнуть их? Четверо лучше, чем двое.
   - Я не хочу знать, чем они тут занимались. Мы и так  сегодня  ночью  один
раз ввязались уже не в свое дело, - Нико  по-кавалерийски  закинул  ногу  на
лошадиную шею. Джанни скатал самокрутки и предложил одну товарищу. Тот  взял
ее и чиркнул  кремнем  из  мешочка  на  поясе.  Как  раз  в  этот  момент  с
Подветренной стороны показалась повозка с двумя пассажирами, колеса и копыта
загрохотали по мосту через Белую Лошадь.
   - Чересчур много транспорта, -  пробормотал  Джанни,  пока  они  заводили
коней обратно в тень. Повозка остановилась у двери  странного  дома;  фургон
был плотно закрыт тканью, если кто-то и находился  внутри,  разглядеть  было
невозможно.
   Мужчины вошли в дом и вскоре вышли в сопровождении трех закутанных  фигур
поменьше. Этих троих подсадили в фургон, и повозка, развернувшись, уехала по
дороге, ведущей на юг от  моста  -  там  не  было  ничего,  кроме  свалок  и
пустырей, а в конце ее - Рыбацкий Ряд и  море...  и  больше  ничего,  только
укрепленное поместье ведьмы Роксаны.
   - Стеле, ты думаешь, это дети?
   - Тише, заклинаю тебя. Я пытаюсь понять... это действительно  могли  быть
они. - На сердце у него было тяжело, а пассажиры, след  которых  он  пытался
уловить, были накачаны наркотиками до сомнамбулического состояния.
   Нико сосредоточился на доме, и не смог различить  девичьих  следов  среди
магически-голубого, принадлежавшего хозяйке. Он улавливал ауру мальчиков, но
тихую, слабую, возможно,  умирающую.  Впрочем,  это  мог  быть  тот  парень,
которого оставил Крит, а не юные повесы из домов восточных кварталов.
   Луна над головой Нико была почти в зените.  Проследив  за  его  взглядом,
Джанни угадал, что он скажет в следующий момент  и  опередил  его:  "Что  ж.
Стеле, нам так и так туда идти, поехали за  фургоном.  Может,  еще  догоним.
Глядишь, и узнаем, кого они везут. Да и времени осталось  мало  -  есть  там
девочки или нет, а ведьму навестить придется".
   - Ага, - Нико развернул коня и пустил его по следу  фургона,  не  слишком
быстро, чтобы не догнать его сразу же,  но  и  не  слишком  медленно,  чтобы
слышать грохот колес. Джанни поравнялся с ним и произнес: "Надежность  этого
магнита приводит меня в  трепет.  Можно  подумать,  ведьма  послала  фургон,
используя детей как приманку, дабы убедиться, что мы придем".
   Джанни был прав, Нико нечего было возразить. Они были  на  крючке,  и  им
ничего не оставалось делать, кроме как следовать  за  повозкой.  Теперь  они
могли положиться только на себя.

***

   Дюжина всадников материализовалась на пустыре  возле  свалки  и  окружила
двух пасынков; лиц у всадников не было, только белые мерцающие глаза. Нико и
Джанни дрались, как не дрался до них никто из смертных,  но  паутина  липкой
энергии опутывала их и голубые искры жалили  плоть  сквозь  льняные  хитоны.
Всадники сбросили пасынков с коней и понеслись галопом, волоча пленников  по
земле, пока те не перестали осознавать, что с ними происходит, и чувствовать
боль. Последнее, что Нико запомнил перед  тем,  как  очнулся  привязанным  к
дереву в какой-то незнакомой рощице, был остановившийся впереди фургон и его
конь, пытающийся самостоятельно расправиться с  врагами.  Громадный  гнедой,
встав на дыбы, подминал под себя кобылу того всадника,  что  волок  Нико  на
веревке. Он видел  как  мощные  челюсти  отважного  зверя  пронзили  голубые
магические стрелы, он зашатался, разевая рот, и рухнул наземь.
   И вот теперь Нико беспомощно бился в  путах,  стараясь  превозмочь  боль,
туманом застилавшую глаза.
   Он  увидел  перед  собой  фигуры,  освещенные  костром.  Когда   сознание
вернулось к нему, Стеле страстно пожелал заснуть навеки, ибо разглядел среди
этих людей в чьих-то грязных  объятиях  Тамзен,  выкрикивающую  его  имя,  и
других девочек, и Джанни, распластанного на земле, привязанного  к  столбам,
вопящего в небеса.
   - Ах, - услышал он, - Никодемус. Как мило, что ты очнулся.
   Перед ним плавало лицо женщины, красивое лицо, хотя это  делало  его  еще
более ужасным. Это была ведьма-нисибиси, она улыбалась,  что  само  по  себе
было  чудовищно.  Ее  окружал  сонм  клевретов,  живых  мертвецов.  Особенно
отвратительны были двое со змеиными глазками, безгубыми ртами и  зеленоватой
блестящей кожей.
   Она мягко начала излагать ему, что хотела бы от него услышать.  Некоторое
время он только тряс головой, закрывал глаза и пытался раствориться. Если  б
он мог спрятать свое  сознание  в  привычное  убежище,  ему  удалось  бы  не
обращать ни на что внимания. Боль, вопли, дробящие ночь, проходили бы  мимо,
он не ведал бы ничего, что здесь происходит и умер без стыда поражения.  Она
все равно убьет его, когда выведает все, что  ей  нужно.  Итак,  Нико  начал
считать в обратном порядке, зажмурив глаза, припоминая руны,  которые  могут
спасти его. Но вопли Тамзен, ее  мольбы  к  нему,  звериное  рычание  Джанни
проникали в мозг и не давали достичь тихого уединения, возвращая его  назад,
в действительность.
   И все же, когда она задавала вопросы, он только молча смотрел на нее. Ему
и в самом деле было мало известно о планах Темпуса и его образе мыслей, даже
при желании он немного мог бы рассказать. Но  когда  Нико  в  очередной  раз
закрыл глаза, ведьма подошла и оттянула его веки деревянными щепками,  чтобы
он мог видеть то, что заставляло кричать Джанни.
   Они распяли пасынка над норой дикого зверя -  позже,  когда  тот  прогрыз
себе путь на свободу, Нико разглядел, что это  был  барсук  -  и  выкуривали
оттуда грызуна, разложив костер у другого  входа  в  его  туннель.  Когда  в
животе Джанни проступили  очертания  животного,  шевелящегося  внутри,  Нико
сдался, рассказал все, о чем его спрашивали,  и  сделал  все,  что  от  него
хотели.
   К этому времени девочки уже давно умолкли. И  все,  что  он  слышал,  был
голос ведьмы, все, что он запомнил, был кошмар ее глаз и  послание,  которое
она велела ему передать Темпусу. Когда он повторил ее  слова,  ведьма  сняла
щепки с его век... Тьма, которую она ему  подарила,  была  кромешной,  и  он
наконец нашел благословенное уединение, мысленную пещеру для медитаций.

***

   В "главном доме"  Роксаны  поднялась  суматоха.  Суетились  рабы,  слугам
отдавали приказы, во дворе караван готовился к отправке.
   Сама она сидела раздраженная и злая в своем кабинете  среди  гобеленов  и
инструментов ее ремесла: здесь были вода и огонь, земля и воздух, минералы и
растения, а также рельефный глобус, отделанный драгоценными камнями.
   Одно движение руки - и все это будет погружено  в  фургон.  А  для  того,
чтобы снять чары с этого дома,  нужно  и  того  меньше  -  движение  пальца,
непроизнесенное слово, и все опять станет  именно  таким,  каким  и  было  -
ветхим  и  шатким.