нии, уставившись
на битву в небесах и вцепившись пальцами в холодную топкую землю.
   Ноги Вашанки были широко расставлены - одна на фундаменте  его  храма
на западе, другая на стене гильдии магов.  Удары  его  молний  сотрясали
небеса,  его  золоченые  локоны  подхватывались  черными   ветрами   его
соперника. Рев из луженого горла  рэнканского  бога-Громовержца  бил  по
барабанным перепонкам, люди хватались за животы и сжимали головы руками.
Гром грохотал, черные тучи, освещаемые изнутри, судорожно  пульсировали,
а вокруг царствовала тьма.
   Среди этой бури Темпус громко звал Джихан и  наконец  схватил  ее  за
руки:
   - Останови это, ты можешь это сделать. Твоя и его гордость  не  стоят
так много жизней. - Удар молнии поразил  землю  так  близко,  что  синяя
вспышка разряда лизнула его сандалии.
   Она отшатнулась, отбросив волосы назад, остановилась,  свирепо  глядя
на него глазами с красными зрачками. Потом что-то громко крикнула,  губы
ее искривились во вспышке света, но рев богов поглотил слова. Тогда  она
подняла руки к небесам и начала молиться.
   У него больше не было времени на нее, война богов была его уделом, он
чувствовал  удары  холодных  лап  бога-Громовержца  и  чувствовал,   что
субстанция Вашанки слабеет.
   Он не остановился, завидев Нико и Джанни,  только  махнул  им  рукой,
велев следовать за собой, и отправился сквозь яростный грохот  к  Дороге
Храмов, где ждало дитя, порожденное человеком и богом.
   Так они шли, не слыша друг друга и переговариваясь лишь жестами, пока
через лужайки и  аллеи  не  достигли  основания  храма  Вашанки.  Внутри
усыпальницы было тише, она давала защиту от неба, на котором  шла  битва
между светом и тьмой.
   Нико посмотрел на оружие, которое  вручил  ему  Ашкелон:  кинжал  для
Темпуса, меч для Джанни.
   - Но у тебя  же  ничего  не  останется,  -  вполголоса  запротестовал
Джанни, когда они оказались в затененных коридорах  защищенного  земного
дома их бога.
   - У меня есть это, - ответил Нико  и  показал  свою  грудь,  закрытую
броней.
   Имел ли  он  в  виду  кирасу,  подаренную  ему  Ашкелоном,  или  свои
умственные достоинства, Темпус не  спросил,  а  только  пренебрежительно
кинул кинжал назад и бросился в мрачный зал храма.  Они  последовали  за
ним.
   И ощутили колдовство прежде,  чем  увидели  бледный  зеленый  свет  и
почувствовали  леденящий  холод   от   наружной   двери,   под   которую
просачивался призрак магии, словно сера из  горячего  источника.  Джанни
зло заворчал. Губы Нико вытянулись в ухмылке:
   - После тебя, командир!
   Темпус открыл двери только после того, как Джанни  перерезал  кожаную
ленту там, где она была пропущена внутрь, чтобы укрепить  запоры.  Среди
колдовского огня он увидел Молина  факельщика,  готового  сопротивляться
яростнее, чем мог предположить Темпус.
   На полу, в углу, танцовщица-северянка с волосами цвета  воска  крепко
прижимала к груди маленького мальчика. У нее вырвался вздох  облегчения:
Темпус здесь, и она спасена.
   Он ободряюще кивнул девушке, которая  утверждала,  что  он  ошибся  в
выборе бога. Он не был  уверен,  что  здесь  можно  кого-то  спасти.  Но
девушка или священник, или дитя, или город...  или  бог..,  должны  быть
спасены. Он  оглянулся  и  увидел  своих  пасынков,  Нико  и  Джанни,  с
обнаженным оружием - оба готовы  были  биться  с  самим  адом,  если  он
прикажет. Темпус поднял руку, прищурив  глаза,  и  повел  их  в  бой  со
светом.  Все  его  тело  трепетало  от  сверхъестественной   возможности
вступить в игру столь мощных сил.
   Для начала нужно было избавиться от Молина.  Он  поднял  ослепленного
светом священника и бросил его оземь, выдернув позолоченную икону из его
замерзшей руки.
   Он слышал хрипящее дыхание позади, но не  смотрел  вокруг,  чтобы  не
видеть, как исчезает реальность. Он сражался теперь в каком-то  высоком,
холодном месте, и могущество Вашанки дышало в его правое ухо:
   - Хорошо, что ты пришел, дитя, я приму твою помощь  в  этот  день.  -
Левая сторона - его место для атаки в парном бою.
   Вашанка был справа, прикрывая его, а внушающий уважение  щит  во  всю
длину тела был теперь в его левой руке. Тот,  кого  он  увидел,  поразил
Темпуса: бог-Громовержец был наполовину котом, наполовину  человеком,  и
его меч разил мощно, как лавина.
   Позади черно-серый, разделенный цветами восходящего солнца,  трепетал
герб Вашанки на фоне неба. Он пронзил тучи, его  удар  парировал  холод,
который  охватил  появившийся  меч  и  обжег  кожу  руки  так,  что  пот
превратился в лед, а плоть примерзла к гладкой  поверхности  рукоятки...
Передышку в битве принес  меч  Темпуса,  явившись  оттуда,  где  он  был
спрятан магами, и начавший шевелиться в его руке.  Розовый  свет  озарил
лезвие, когда его бог принял помощь своего слуги. Сам меч не мог  ничего
значить, но в нем была сила Вашанки, и этого было достаточно.
   Противники стояли  в  облаках,  тяжело  дыша,  набираясь  сил,  чтобы
продолжить битву. И тогда он сказал:
   - Это неуважение, Буреносец. Месть недостойна  богов.  Ты  запятнаешь
себя, позволив себе мстить. Оставь девушку, Отец погоды, смертная  жизнь
принесет ей добро. Родитель не отвечает за ошибки ребенка, и ребенок  за
родителя не отвечает. - Он неторопливо положил щит, который ему дал бог,
и, отодрав прилипшую рукоятку меча от ладони, сорвав кожу, положил  свое
оружие поверх щита. - Иди сразись со мной. Я не буду стоять  в  стороне,
чтобы позволить  тебе  взять  ребенка.  Я  привел  Ашкелона  к  Сайме  и
расположил ее к нему. Это мой проступок, а не Вашанки.  Как  видишь,  ты
должен наказать меня, а не моего бога.
   Но сделать это будет тебе нелегко: я  скорее  предпочту  смерть,  чем
буду марионеткой в руках еще одной могущественной силы.
   С продолжительным грохотом, вызвавшим у него  приступ  тошноты,  тучи
вокруг стали расходиться, и темнота  начала  исчезать.  Темпус  моргнул,
протер глаза, обожженные неземным холодом, и, когда отнял  руки,  увидел
себя стоящим в опаленном круге из зловонных  испарений  вместе  с  двумя
кашляющими пасынками.  Они  тяжело  дышали,  но  не  выглядели  серьезно
пострадавшими. Джанни  поддерживал  Нико,  который  отбросил  подаренную
кирасу, и она светилась у его  ног,  словно  остывала  после  нагрева  в
кузнице. Кинжал и меч валялись на грязных плитах  пола,  и  меч  Темпуса
лежал поверх этой кучи.
   Пришло время расспросов,  которые  не  объяснили,  куда  вдруг  исчез
Темпус и почему снаряжение Нико раскалилось добела от водоворота холода.
Осмотрев повреждения (ничего, кроме  обморожения,  волдырей,  царапин  и
содранной кожи у Темпуса на руке, державшей меч), они немного  поспорили
относительно того, где могли бы восстановить свои силы.
   Плачущий ребенок успокоился, и люди Факельщика (ни  один  из  них  не
смог найти священника) сказали, что будут хорошо следить за  ним  и  его
матерью.
   Выйдя из храма, они увидели, что  спокойная  ночь  принесла  в  город
холод и свежесть. Троица не спеша возвращалась в  гильдию  магов,  чтобы
привести в порядок свои доспехи и своих  лошадей.  Когда  они  добрались
туда, то обнаружили, что Второй и Третий Хазарды  объявили  о  том,  что
вечерняя конфронтация была делом их рук, космологической игрой, скромным
развлечением, которое гости очень близко приняли к сердцу. Разве это  не
триумф Вашанки? Разве тучи дьявола не побеждены?  Разве  чудесный  полог
розово-лимонного летнего неба не возвратился и  не  осветил  празднество
гильдии магов?
   Джанни пришел в ярость от лицемерия адептов  и  их  угроз  (Факельщик
раньше пасынков вернулся назад в гильдию,  растрепанный,  крикливый,  но
ничуть не пострадавший) перевернуть все вверх дном, чтобы доказать,  что
все сказанное ими правда, но Темпус осадил его - пусть позволит  глупцам
верить в то, во что они верят, и сделал прощание кратким и вежливым.
   Как бы пасынки ни относились к магам, они вынуждены были жить рядом с
ними.
   Когда наконец они выехали с улицы  Аркана  к  таверне  "Держи  пиво",
чтобы утолить жажду и где Нико мог узнать о  судьбе  интересовавшей  его
девушки, он вел в поводу лошадь, которую одолжил Ашкелону, поскольку  ни
владыка грез,  ни  его  компаньонка  Джихан  не  были  обнаружены  среди
празднующих,  тщетно  пытавшихся  еще  раз  создать  видимость   шумного
веселья.
   Для Нико медленная езда по  спокойным  темным  улицам  была  приятным
событием, а  глубокое  темное  небо  середины  ночи  давало  возможность
отстраниться от мира на некоторое время.
   Так получилось, что из-за  лошади,  ведомой  в  поводу,  он  оказался
сзади. Это вполне его устраивало,  поскольку  они  ехали  по  извилистым
дорогам и  перекресткам,  периодически  заполняющимся  илсигами  высшего
сословия (если можно было провести здесь такое  различие),  справляющими
Новый год.  Лично  ему  не  нравилось  начало  года:  события  последних
двадцати четырех часов он считал не вполне благоприятными. Нико потрогал
пальцами покрытую эмалью кирасу, украшенную змеями  и  грифами,  которую
энтелехия Ашкелон вручил ему,  дотронулся  до  кинжала  на  поясе;  меч,
подобранный им, висел на бедре. Рукоятки оружия были украшены  молниями,
львами и буйволами, которые во  всем  мире  являлись  сигнатурами  богов
бурь, войны и смерти. Но работа была выполнена чужеземными мастерами,  и
поднимавшиеся по ножнам демоны принадлежали первобытным божествам начала
века, чья власть была не явной повсеместно, кроме западных островов, где
Нико собирался начать применение к телу и душе  выбранной  им  мистерии.
Сцены наиболее известных легенд украшали богатое оружие, которым владыка
грез одарил его. Нико  искал  совершенства  в  области  трансцендентного
восприятия, мистического спокойствия. И  это  оружие  было  совершенным,
свободным от недостатков: оно  было  выполнено  из  дорогих  металлов  и
сделалось  почти  бесценным  за  счет   античности   стиля.   Оно   было
очаровательным,  теплым  при  прикосновении,  способным  к   встрече   с
дьявольскими  силами  и  к  нанесению  ударов  под   ледяными   вихрями,
насылаемыми  безымянными  богами.  Никодемус   предпочитал   убивать   с
минимальными усилиями. Он осуждал небрежность, если  вдруг  оказывалось,
что  необходимо  парировать  еще  один  удар  противника.  Показательные
выступления в публичных залах гордых фехтовальщиков,  которые  проверяли
храбрость друг друга и имели время, чтобы позволить себе показать  стиль
и провести красивый бой, отталкивали его: он приходил, убивал и  уходил,
надеясь покинуть врага, оставшись неизвестным, если  не  получалось.  Он
чувствовал себя неуверенно.
   В битве со столбом света, когда Темпус постепенно  погасил  его,  как
будто потушил факел, Нико почувствовал необъяснимый восторг. Он  не  был
похож на Темпуса, сверхъестественного, дважды человека, вечно живущего в
продолжительных привычных страданиях. Увидев Темпуса в деле,  он  теперь
поверил тому, чему прежде, хотя он и слышал разные истории, не  доверял.
Он серьезно задумался теперь о  предложении,  которое  тот  ему  сделал,
чувствуя, что это, как и оружие, врученное ему Ашкелоном, не  более  чем
приметы, соответствующие грядущим дням. Он вздрогнул, желая,  чтобы  его
старый партнер был там, впереди, вместо Джанни, и чтобы его "маат" был с
ним. Чтобы они ехали глухими улочками Сира или по  равнине  Азеуры,  где
магия не соперничает с богами за преданность смертных и не берет души  в
качестве десятины.
   Когда они слезли с коней у "Держи пиво",  он  принял  решение  -  ему
следует подождать, чтобы увидеть: если то, что  сказал  Темпус,  правда,
его "маат" должен вернуться  к  нему  сразу  же,  как  только  душа  его
напарника вознесется к небесам в пламени погребального костра. Он пришел
из Рэнке с напарником по настоянию Абарсиса,  он  помнил  воина-жреца  с
первых дней войны и принял решение не следовать слепо лидеру,  желающему
увековечить свое имя среди рэнканцев. Никодемус думал, что  со  временем
сможет возглавить собственный отряд.  Он  предавался  этим  грезам,  еще
будучи сопливым мальчишкой с деревянным щитом - верный признак человека,
сформировавшегося в сырых лагерях,  среди  кровавых  смертей.  Рано  или
поздно ему суждено было остаться одному, и так и  случилось.  Необходимо
принять это спокойно и искать новую крепкую  руку,  чтобы  опереться  на
нее.
   Цена густого  коричневого  эля,  которое  подавали  в  "Держи  пиво",
удвоилась за время длинной праздничной ночи,  но  они  не  заплатили  ни
гроша, посидев в отдельном кабинете, куда благодарный хозяин провел  их;
он слышал о событиях в гильдии магов и был рад, что внял совету  Нико  и
удержал своих девочек дома.
   - Теперь я могу позволить им выйти? - спросил  он,  часто  моргая.  -
Сейчас, раз вы здесь? Когда маршал и его выдающиеся пасынки заботятся  о
добрых компаньонах в этот веселый Сочельник.
   Темпус, сжав ладонь, на которой блестела сукровица,  расплывшаяся  по
покрытой струпьями коже, велел  ему  держать  своих  детей  взаперти  до
рассвета  и  прогнал  прочь  с  такой   бесцеремонностью,   что   Джанни
подозрительно взглянул на Нико.
   Командир сел, прислонившись спиной  к  стене  напротив  двери,  через
которую вышел хозяин таверны.
   - Здесь за нами следят. Мне хочется думать, что вы оба это понимаете.
   Расположение стульев, на которых они сидели,  великодушно  предлагало
их спины любому вошедшему, делало их уязвимыми, поэтому,  не  сказав  ни
слова, они сдвинули стулья к узким сторонам длинного стола. Когда  дверь
вновь распахнулась, там вместо хозяина  стоял  Беспалый.  Темпус  хрипло
рассмеялся в лицо неуклюжему борцу.
   - Ты, Ластел? Я, откровенно говоря, обеспокоен.
   - Где она, Темпус? Что ты с  ней  сделал?  -  Ластел  шагнул  вперед,
положив огромные руки на  стол,  его  толстая  шея  с  набухшими  жилами
вытянулась вперед.
   - Ты устал от жизни, Беспалый? Иди  обратно  в  свое  убежище.  Может
быть, она там, а может быть, и нет.  Если  нет...  Легко  пришла,  легко
ушла.
   Лицо Ластела побагровело, его голос был подобен пенной струе, так что
Джанни схватился за кинжал, и Нико пришлось пнуть его.
   - Твоя сестра исчезла, а тебе все равно?
   - Я разрешил тебе приютить Сайму в твоей воровской лачуге. Если бы  я
беспокоился, сделал бы я это? Но  я  действительно  беспокоился.  Должен
сказать тебе, что ты лезешь за пределы,  дозволяемые  твоим  положением.
Отправляйся лучше к шлюхам и уличным  мальчишкам.  Или  иди  поговори  с
гильдией магов или со своими  богами,  если  до  тебя  это  не  доходит.
Попробуй предложить им в обмен за нее свое вероломство или блок кррфа из
Каронны. Между прочим, ты близок  к  тому,  чтобы  остаться  совсем  без
пальцев. Запомни этих двух. - Он показал жестом на Нико и Джанни. -  Они
будут везде, чтобы наблюдать за тобой  в  следующие  несколько  дней,  и
предупреждаю тебя - относись к ним с крайним почтением. Они  могут  быть
очень темпераментны. Что касается меня, я хочу оценить твои  шансы  уйти
отсюда со всеми еще оставшимися у тебя конечностями и в полном  здравии,
хотя они уменьшаются с каждым твоим вонючим выдохом, который я  вынужден
терпеть... - Говоря это, Темпус поднялся. Ластел отодвинулся назад,  его
красное лицо  заметно  побледнело,  когда  Темпус  предложил  ему  новое
хранилище  для  его  протеза,  после  чего   с   удивительной   живостью
ретировался к полуоткрытой двери, в которой нерешительно показался и тут
же исчез хозяин таверны.
   И все  же  Ластел  оказался  недостаточно  быстрым,  и  Темпус  успел
схватить его  за  горло  и  заставил  Беспалого  вежливо  попрощаться  с
пасынками перед тем, как был отпущен.
 
Глава 8 
 
   На следующий день на закате (совершенно естественном, без намеков  на
колдовскую погоду) надолго задержавшаяся похоронная  процессия  с  телом
напарника Нико стояла перед вновь сложенным из  камней  полевым  алтарем
Вашанки, далеко позади арены, где когда-то был  загон  работорговца  для
девочек. Ястреб, направлявшийся домой, долго летал  туда-сюда  высоко  в
небе, что было воспринято как благоприятная примета, и когда он  улетел,
солдаты увидели, как материализовался дух Абарсиса, чтобы  направить  на
небеса душу павшего воина. Вторая благоприятная примета была  связана  в
сознании большинства с тем фактом, что  Нико  пожертвовал  заколдованную
кирасу, которую Ашкелон подарил ему, для костра с гробом его напарника.
   После этого Нико освободил Темпуса от  его  обещания,  мотивируя  это
тем, что не принимал его,  и  объясняя,  что  он  всегда  был  леворуким
бойцом, которым при Темпусе он быть не сможет.  А  рядом  стоял  Джанни,
испытывая неудобство и глупо хлопая  глазами,  не  понимая,  что  Темпус
может теперь не волноваться, что из-за его проклятия может быть причинен
вред Нико.
   Видя  полупрозрачную  тень  Абарсиса  с  развевающимися  волосами,  с
темно-желтой кожей, с полуоткрытыми  глазами,  Темпус  почти  рыдал.  Он
поднял руку  в  приветствии,  и  элегантный  дух  послал  ему  воздушный
поцелуй.
   Когда церемония была завершена,  Темпус  отправил  Нико  и  Джанни  в
Санктуарий объяснить Беспалому, что единственный  способ  сохранить  его
инкогнито как Ластела состоит в том, чтобы быть очень  полезным  во  все
усложняющейся  задаче  выслеживания  шпионов  Нисибиси  и  Мигдонии.   В
качестве немедленного подтверждения своей лояльности  он  должен  начать
помогать Нико и Джанни в их действиях.
   Задержавшись возле усыпальницы дольше  остальных,  он,  обращаясь  за
советом к Вашанке, вдруг услышал тихий звук -  полуикоту-полусопение,  -
доносившийся из темноты от дальней стороны алтаря.
   Подойдя посмотреть,  кто  это,  он  увидел  Джихан,  которая  сидела,
ссутулившись, напротив грубоотесанного цоколя  и  рвала  пальцами  рыжую
траву в клочки. Он присел на корточки, удивленный, что Дочь  Пены  может
плакать как человек.
   Любимым временем суток Темпуса была темнота, когда солнце уже  зашло,
а ночь светилась воспоминаниями. Иногда мысли его следовали  за  светом,
замирая, и этот человек, почти никогда не спавший, погружался в  сладкую
дремоту.
   В этот вечер он не спал. Он дотронулся до  покрытой  эмалью  кольчуги
девушки, медная серо-зелено-красная структура которой погружалась в тень
в сгущающейся темноте.
   - Тебе легче? - спросил он ее.
   - Похоже, да.
   - Подумай, - заметил он после напряженной паузы, - це так  уж  плохо,
что ты находишься здесь. Обида твоего "отца в кон це концов  пройдет.  У
меня есть лишняя лошадь. Заботиться о двух мне тяжело. Ты  можешь  взять
одну из них себе. И кроме того,  если  ты  собираешься  ждать  год,  как
смертное существо, может, рассмотришь возможность остаться в Санктуарий?
Нам в этом сезоне не хватает женщин, умеющих держать меч.
   Она схватила его за руку; он вздрогнул.
   - Не предлагай мне синекуру, - сказала она. - И имей в виду: я получу
и тебя, если останусь.
   Обещание это или угроза, он так и не понял, но был убежден, что будет
иметь с ней дело в любом случае.
 
КРЕСТНИК 
 
Эндрю ОФФУТ 
 
   Гансу совершенно не  хотелось  становиться  ни  солдатом,  ни  членом
команды Темпуса, так называемым пасынком, но меньше всего  ему  хотелось
оказаться среди тех пасынков-новобранцев, которым еще предстояли  выучка
и муштра. Да он просто не желал, чтобы  кто-то  там,  будь  он  проклят,
наставлял его или учил чему-либо. Вот чего он определенно хотел и на что
с надеждой уповал, так это чтобы ему позволили всегда  оставаться  самим
собой, быть Шедоуспаном, просто Гансом, наконец. Надежда на это, однако,
пока только слабо брезжила перед ним. А для него это был вопрос жизни  и
смерти. По молодости лет он не знал  еще,  что  многие  и  очень  многие
потратили всю жизнь на разгадывание истинного своего предназначения,  на
выяснение того, кем они были на самом деле и кем или чем могли бы стать.
   Но если бы даже он и догадался об этом, ему вряд  ли  стало  бы  хоть
чуточку легче.
   Волею  всевышнего