ния  мехов.
По низкому голосу кузнеца слышно было, что он с трудом  сохраняет  терпение.
Поскольку сейчас Иллире от мужа ничего не было нужно, женщина решила его  не
тревожить. Она лишь запахнула поплотнее шаль, чтобы укрыться от летящего  со
стороны порта обжигающе холодного ветра, и собралась незаметно ускользнуть.
   - Госпожа... госпожа Иллира! Подождите!
   Иллира отпрянула к стене, не решаясь сделать  вид,  что  не  видит  и  не
слышит молодую женщину, которая спешила к ней, пробираясь через толпу,  -  а
толпа по случаю базарного дня была довольно плотной.
   - Ох, подождите, госпожа Иллира! Умоляю, подождите!
   Иллира подождала, пока незнакомка перевела дыхание и сунула ей  в  ладонь
грязную, выщербленную медную монету.
   - Помогите мне, пожалуйста. Я должна его найти. Я искала  повсюду.  Вы  -
моя последняя надежда. Вы должны мне помочь.
   Иллира заторможенно кивнула и сделала несколько шагов назад, к  приемной,
где она держала свои карты и прочие принадлежности ремесла С'данзо.  Она  не
могла отказать этой женщине - и вовсе не из-за монеты, как ошибочно полагали
сувеш. Не плата вынуждала пускать в ход  Видение,  а  ментальный  контакт  с
посетителем.  У   Иллиры   уже   начала   кружиться   голова   от   ощущения
соприкосновения  с  иной  реальностью.  Она  бы  сильно  рискнула,  если  бы
попыталась бежать от возникающей картины.
   Иллира толкнула колоду к посетительнице и чуть ли не упала на табурет.
   - Разложите их на три стопки! - приказала гадалка. Тасовать  колоду  было
уже некогда.
   Посетительница указала, как именно она желает разделить колоду.
   - Найдите моего Джимми, пока не стало слишком поздно!
   Иллира проглотила готовое вырваться замечание о том, что  уже  поздно,  и
выложила возникшие образы: к себе - Копье Воздуха, Семерка Кораблей, Пятерка
Руд, от себя - Ураган, Военный Флот и Железный Ключ. Карты  преобразились  в
замок. Замок повлек за собой цепь, а цепь - сырой  трюм  покачивающегося  на
волнах корабля. Цепь была не якорной, а галерной. Она  тянулась  от  киля  к
лодыжке, от лодыжки к запястью, а от запястья к веслу. Воздух пах  вином,  в
которое было подмешано зелье; гулко раздавалось щелканье плети.
   Незнакомка опоздала. Иллира видела лица рабов, одно - ясно,  остальные  -
словно сквозь туман, и  слышала  (это  было  частью  ее  дара),  как  Джимми
произнес свое имя. Иллира отделила себя от Видения  и  попыталась  подобрать
слова, которые могли бы смягчить безнадежность ее ответа.
   - Другую карту, - услышала она  собственный  шепот.  -  Ту,  которая  под
Ураганом.
   Сувеш, - слово, которым С'данзо  называли  все  другие  народы,  -  могли
ничего не знать о ритуалах гадания,  но  они  знали,  как  должно  протекать
гадание после того, как они вкладывали монету  в  ладонь  Ясновидящей,  -  и
любое отклонение от  привычного  порядка  вещей  наверняка  означало  плохие
новости. Посетительница всхлипнула уже в  открытую  и  потянулась  к  первой
стопке карт.
   От стопки отделились две - не одна - карты: сотканный  из  света  и  тьмы
туннель - Тройка Огня, и темноликое изображение Князя Мира. Иллира взяла обе
карты. Лучше от этого не стало.
   - Его забрали на корабль, - медленно произнесла С'данзо, собирая  ставшие
безжизненными кусочки тонкого пергамента. - Он ушел не по собственной  воле,
- продолжала она, иносказательно сообщив тем самым, что Джимми был продан  в
рабство. Потом без особой убежденности Иллира добавила:
   - И не ему выбирать время или способ возвращения.
   С'данзо не смогла заставить себя сказать, что максимумом выбора,  который
предполагало будущее для Джимми, был выбор между могилой в земле и могилой в
пучине морской.
   - И что, нет никакой надежды? Не может же быть, чтобы я ничего  не  могла
сделать! Ну хоть что-нибудь! В какой  храм  мне  нужно  пойти?  Какому  богу
молиться?
   Иллира покачала головой, потом произнесла - уже скорее как  женщина,  чем
как Гадалка:
   - Надежда есть всегда.
   Посетительница неловко поднялась. Иллира утвердилась в подозрении, что ее
клиентке осталось несколько месяцев до родов и  что  она  беднее,  чем  была
Сайян до того, как они взяли ее к себе в дом.
   - Возьмите назад вашу монету.
   - А от этого что-нибудь изменится?
   - Нет, но сегодня и завтра вы сможете купить себе еду.
   - Завтра мне не нужна будет еда! - выкрикнула женщина сквозь прорвавшиеся
рыдания и выбежала из комнаты.
   "Нет, все-таки будет, - подумала  Иллира.  Перед  ее  внутренним  зрением
возникла картинка: бледная женщина и худой ребенок. - Смерть ее минует. Но и
жизни тоже не будет".
   Грохот трех молотов оборвал Видение. Даброу отстукивал ритм, а  двое  его
помощников били по раскаленному железу. Один  делал  это  правильно:  бум  -
дзынь, бум - дзынь,  но  второй  -  наверное,  подмастерье,  -  торопился  и
выбивался из ритма. Этот рваный, прерывистый ритм  эхом  отражался  от  стен
кузницы и бил в виски Иллиры, а у нее и так болела  голова  после  бессонной
ночи.
   - Не могли бы вы держать ритм?!  -  рявкнула  Иллира,  высунувшись  из-за
занавески.
   Перестук тут же оборвался. На  лицах  помощников  появилось  ошеломленное
выражение, а на лице Даброу - обеспокоенное, но понимающее.
   - Научиться этому нелегко, - осторожно произнес муж гадалки. Его  голубые
глаза превратились в узкие щели, и  понять,  что  в  них  отражается,  стало
невозможно.
   - И чему, спрашивается, он учится? Как доводить меня до мигрени?
   Даброу дважды кивнул. Один кивок предназначался  помощникам  и  давал  им
понять, что можно пока положить молоты, а второй  -  жене,  говоря,  что  он
сейчас  подойдет  к  ней.  Кузнец  мягко  обнял  жену  за  плечи,  осторожно
подтолкнул ее в сторону приемной и сам вошел следом. Точно так же,  как  его
настоящим домом была кузня, так и эта комната  для  гаданий  была  настоящим
домом Иллиры. Даброу чувствовал себя здесь непрошеным гостем. Ему все  время
казалось, что он вот-вот  заденет  головой  за  потолочную  балку.  Он  даже
присесть не мог, потому что стул для посетителей не выдержал бы его веса.
   - Лира, если хочешь, я отошлю их по домам. Но думаю, что дело не в  шуме.
Что тебя беспокоит, Лира?
   Иллира уселась на табурет и почувствовала  себя  хозяйкой  положения.  Ей
пришлось бы выгнуть шею дугой, чтобы заглянуть в  лицо  Даброу,  но  она  не
собиралась смотреть мужу в глаза. Женщина чувствовала себя так  же  неуютно,
как и Даброу. Она машинально положила руки на гадательный столик и принялась
перебирать карты. А потом наконец заговорила, наклонившись к столику,  и  ее
тихий голос только подчеркивал неуклюжесть кузнеца:
   - Все и ничего, муж мой. Я не знаю, что меня беспокоит -  это  уже  почти
перестало меня волновать.
   Карты выскользнули из тонких пальцев и рассыпались по зеленой скатерти.
   С тяжелым вздохом  Даброу  опустился  на  одно  колено.  Теперь  он  смог
посмотреть в глаза Иллире, и ей пришлось ответить на этот взгляд.
   - Тогда почитай карты для меня. Спроси у них, что я должен сделать, чтобы
ты была счастлива.
   Иллира отвела глаза и уткнулась в карты -  она  как  раз  собирала  их  в
колоду.
   - Ты же знаешь, что я не могу этого сделать. Я  люблю  тебя.  Я  не  могу
Видеть тех, кого люблю.
   Иллира подняла глаза, думая смутить Даброу, и смутилась сама, без всякого
Видения прочитав то, что было написано на лице ее мужа. Даброу сомневался  в
ее любви. Теперь Иллира признала, что он имеет на  это  право:  она  и  сама
сомневалась. Позвоночник Иллиры пронзила острая боль - она  никогда  еще  не
испытывала подобного приступа. Карты рассыпались по столу, а Иллира спрятала
лицо в ладонях. Ей и в  голову  не  могло  прийти,  что  Даброу  внимательно
рассмотрит и изучит каждую открывшуюся карту, прежде чем  перегнуться  через
столик и размять ей шею и плечи.
   - Если бы  у  нас  были  богатые  родственники,  а  у  них  было  имение,
окруженное озерами и лесами, я бы обязательно отослал тебя туда. Тебе вреден
сам воздух Санктуария, - сказал Даброу со всем красноречием, на какое только
был способен.
   Иллира представила себе такое имение и узнала его - именно оно  появилось
в недавнем Видении, связанном с Тревией. У Иллиры снова вырвалось рыдание, и
она затрясла головой, отгоняя пасторальный образ.
   - Что с тобой? - спросил Даброу, все меньше понимая происходящее.
   - Не знаю. Не знаю... - Но тут, хотя Иллира  все  еще  не  понимала  сути
мучившей ее проблемы, не говоря уже о том, чтобы приблизиться к ее  решению,
она краем сознания зацепилась за  нечто,  что  могло  бы,  при  определенных
обстоятельствах, объяснить ее отчаяние. По крайней мере для Даброу.
   - Я проснулась сегодня утром с предчувствием, - призналась Иллира. Она не
лгала, а говорила полуправду - она привыкла кормить такой  полуправдой  всех
своих посетителей. - Я  хотела  уйти  из  дома,  но  меня  перехватила  одна
женщина, и предчувствие перешло в Видение. Она хотела знать, куда  делся  ее
любимый, и я нашла его - в цепях, на борту какого-то корабля. И хотя я  ясно
Видела только его лицо, я совершенно отчетливо понимала, что он там не один,
что продали многих в рабство.
   Даброу впал в задумчивость. Иллира знала,  что  так  оно  и  будет.  Цепи
делались из железа, а потому Даброу  знал  в  Санктуарии  каждого,  кто  мог
сделать такой заказ. Взгляд голубых глаз  теперь  был  устремлен  куда-то  в
пространство, - так всегда бывало со всеми лишенными дара сувеш,  когда  они
приводили в порядок свои мысли.
   Иллира видела, как  сужались  его  зрачки  каждый  раз,  когда  очередная
крупица знаний вставала на свое место. Угрызения совести поослабли. Да,  она
обманом повернула мысли мужа в другое русло, - но ведь она сделала это  ради
него самого! Иллира собрала карты и завернула их в шелковый платок.  Она  не
обратила внимания на то, что некоторые карты лежали картинками кверху.
   - У меня есть кое-что для твоего  брата,  Уэлгрина,  -  сказал  Даброу  и
подчеркнул свою мысль решительным кивком.
   - Тогда скажи ему об этом сам. Я пойду пройдусь. Но идти в казармы у меня
нет никакого желания.
   Даброу заворчал, и Иллира подавила вздох. Год назад, даже меньше, ее  муж
впадал  в  гнев  при  одном  лишь  упоминании  имени  Уэлгрина.  Он  обвинял
соломенно-волосого брата Иллиры во всех несчастьях. Теперь же,  с  тех  пор,
как Уэлгрин вложил в руки Иллиры Тревию, офицер стал желанным  гостем  в  их
доме, и двое мужчин частенько посиживали по вечерам в таверне. Даброу  зашел
так далеко,  что  предложил  оплатить  расходы  на  оформление  для  ребенка
гражданства  Ранканской  империи,  -  хотя  сейчас  само   понятие   империи
стремительно теряло смысл.
   Иллира никак не могла представить себе, о  чем  могут  говорить  эти  два
молчаливых человека, пока не поняла, что разговаривают они о ней. Именно она
толкнула их друг к другу, когда возвела  вокруг  себя  стену.  Но  понимание
этого факта не вызвало у нее желания что-либо менять.
   - Поговори с ним. Можете вместе пообедать. Я не  думаю,  что  вернусь  до
захода солнца.
   Иллира поправила шаль и прошла мимо мужа к двери, не коснувшись его, даже
подолом юбки не задела. Подмастерье и наемный работник ушли. Тревия хныкала,
невзирая на все попытки Сайян ее успокоить. Это не  тронуло  сердца  Иллиры.
Она влилась в базарную толпу, ни разу не оглянувшись назад.
   В Санктуарии было всего около двух  десятков  С'данзо,  считая  маленьких
девочек. Мужчины  и  дети  бродили  по  городу,  оставаясь  незамеченными  -
особенно теперь, когда в Санктуарии начались крупные строительные работы,  и
сюда каждый день прибывали  чужаки  со  всех  концов  империи.  Но  женщины,
настоящие или самозваные Ясновидящие,  просто-таки  прирастали  к  Базару  и
редко покидали его пределы. Пройдя по Базару, Иллира узнала  множество  лиц,
но ее, хвала богам, не узнал никто.  Она  чувствовала  себя  свободной  -  и
одинокой, каждый шаг, удалявший ее от  Базара  и  кузни,  заставлял  женщину
внутренне сжиматься.
   Наконец Иллира добралась до дворцовых ворот. Ее здесь знали - с тех  пор,
как она навещала своего сына, который рос в  королевской  детской  вместе  с
богом-ребенком, Дгискурасом. Узнали и на этот раз. Но пока  Ил-лира  шла  по
коридорам дворца, с ней не  поздоровался  никто  -  именно  потому,  что  ее
узнали.
   Знавшие ее люди отводили глаза, глядя на Иллиру, и  старались  как  можно
быстрее пройти мимо. Возможно, это большая честь  -  быть  матерью  будущего
божества. Наверняка рабыня-танцовщица, мать второго  ребенка,  теперь  имела
собственных слуг и множество нарядов и драгоценностей. Но родство с богом не
внушает  дружеских  чувств  смертным.  Впрочем,  если  говорить   начистоту,
Сейлалха с ее изяществом и красотой свила бы себе роскошное гнездышко и  без
помощи Дгискураса и Иллиры. Гадалка же была наперсницей чуть ли не  половины
жителей Санктуария, но при этом у нее сроду не было ни одного друга.
   Если не считать Даброу и Уэлгрина, чье отношение  к  ней  по  определению
отличалось от дружбы. Оставался лишь  один  человек,  перед  которым  Иллира
могла бы излить душу - Молин  Факельщик.  Что  за  странная  ирония  судьбы:
безбожная С'данзо идет просить совета у Ранканского  жреца.  Она  решительно
зашагала по лестнице, которая вела в не  отличавшиеся  порядком  апартаменты
Молина. Иллира отчетливо видела место, к которому стремилась: крытая аркада,
согреваемая солнечными лучами и укрытая от ветра. Там  даже  в  такое  время
года наверняка должны быть цветы.
   Маленький внутренний дворик был пуст - его давно уже забросили,  и  никто
не утруждал себя прополкой сорняков. Две отважные розы  выпустили  бутоны  с
коричневыми кромками  на  лепестках.  Их  запах  особенно  усиливался  перед
морозами, несущими цветам гибель. Кроме роз,  здесь  еще  росли  желтянки  и
белые кружевницы, а в самом защищенном  от  ветра  уголке  разросся  пятачок
ярко-красных "демоновых глазок". Иллира была  очень  рада,  что  у  нее  нет
аллергии. Она  набрала  целую  охапку  цветов,  уселась  на  нагревшуюся  на
солнышке каменную скамейку и принялась плести гирлянду.
   Иллира научилась этому из Видений. Наяву Иллиру  не  учили  этому  ни  ее
мать, ни Даброу, ни даже Лунный Цветок, которая рассказала Иллире  все,  что
та хотела знать о доле женщины и о своем даре. Точно так же Иллира научилась
и множеству других вещей: песням и  стихам,  некоторым  тонкостям  искусства
любви, отдельным приемам в обращении с мечом или ножом.  Она  знала  слишком
много для одного  человека  и  потому  так  любила  Лиллис,  что  стремилась
поделиться с ней всеми своими знаниями и обрести наконец  человека,  который
сможет ее понять.
   Вот Тревия никогда ее не поймет.
   Солнце  согрело  плечи  женщины   и   наконец-то   раскрепостило   мышцы,
закаменевшие с того самого зимнего дня, когда Иллира последний  раз  держала
на руках свою родную дочь живой. Иллира подняла лицо к солнцу, закрыла глаза
и представила себе взрослеющую Лиллис - ребенка, женщину, друга... Она взяла
недавнее Видение и изменяла его до тех пор, пока не увидела на месте  Тревии
Лиллис и не услышала ее смех и единственное слово: "Мама, мама, мама..."
   Но смех - как поняла Иллира после краткого мгновения блаженства, - звучал
не в воображении, а на самом деле, эхом отдаваясь от  стен  дворика.  Иллира
открыла глаза  и  увидела  стайку  детей,  вторгшихся  со  своими  играми  в
облюбованное С'данзо убежище. Никого  из  этих  детей  она  во  время  своих
визитов в детскую не встречала - кроме двух, которые явно  были  бейсибцами.
Это были две девочки - судя по их возрасту, покинувшие родную страну  вместе
с родителями.
   - Теперь ты водишь!
   - И не подглядывай!
   Водящая - младшая из  двух  девочек-бейсибок  -  неохотно  отделилась  от
группы. Ее руки и ноги, выглядывавшие из-под дорогой, но грязной и  какой-то
бесформенной туники, все сохраняли младенческую  пухлость.  Походка  девочки
тоже была еще младенческой, ковыляющей. По мере того как другие дети, так  и
не заметившие Иллиру, которая тихонько сидела на своей скамейке,  потихоньку
пытались спрятаться, на  лице  девочки  все  отчетливее  проступало  желание
зареветь.
   Потом она пожала плечами и закрыла глаза ладошками.
   - Вслух! Считай вслух, Ча-бос! - потребовала вторая девочка-бейсибка.
   - Один... два... т-т-три...
   При счете "четыре" остальные дети с визгом и криками бросились  наутек  и
исчезли, рассеялись  в  путанице  комнат  и  коридоров.  Маленькая  девочка,
Ча-бос, постояла немного в наступившей тишине  и  отняла  руки  от  залитого
слезами лица. Тут она и заметила Иллиру.
   В янтарных глазах  девочки  дрогнула  мигательная  перепонка,  отличающая
изгнанников от жителей континента, и Ча-бос  внимательно  осмотрела  Иллиру.
Несмотря на все свои усилия, С'данзо рефлекторно отвела взгляд.  Но  Ча-бос,
по-видимому, не обратила на это внимания - или уже приучилась скрывать  свои
чувства.
   - Я не умею считать до ста! - заявила Ча-бос в  полной  уверенности,  что
это все объясняет. Иллира отметила  про  себя,  что  бейсибцы,  оказывается,
способны плакать и одновременно пялиться на тебя.
   - И я тоже не умею, - призналась  Иллира.  У  нее  никогда  не  возникало
необходимости сосчитать такое большое количество вещей.
   Ча-бос поникла. Что за польза во взрослом, который  знает  не  больше  ее
самой?
   - Ну и ладно, - сказала она одновременно и себе, и Иллире.  -  Все  равно
они не хотят со мной играть.
   Взглянув в огромные неподвижные глаза, Иллира Увидела,  что  Ча-бос  была
права. Другие дети не собирались продолжать эту несложную игру. Они задумали
что-то более - с их точки зрения - увлекательное.
   - Сочувствую. Но ты ведь скоро вырастешь.
   - Да, но они ведь вырастут еще больше.
   Иллире показалось, что она извивается, как червяк,  пытаясь  освободиться
от взгляда бездонных детских глаз.  Она  поняла,  почему  другие  наделенные
даром женщины С'данзо предпочитают всегда оставаться дома, со своей семьей -
где все если, и не любимы, то уж точно знакомы и  привычны.  Так  они  могут
избегать  проклятия  Видения,  а  гадательный  стол  превращает  Видение   в
профессию, не хуже и не лучше любой другой, не отягченную лишними  эмоциями.
Иллире вовсе не хотелось знать, что Ча-бос - не обычный  ребенок,  даже  для
бейсибки, а дитя бейсы Шупансеи, и что в ее крови уже таится смертельный яд.
   - У тебя не может быть друзей, да? - сорвалась с уст Иллиры  необдуманная
фраза.
   Ча-бос стала очень серьезной и  медленно  покачала  головой.  Мигательная
перепонка скользнула назад - девочка мигнула.
   - Ванда. Она заботится обо мне.
   Это имя было  знакомо  Иллире.  Ванда,  девушка-илсиг,  которая  каким-то
образом попала работать в этот многоязыкий  зверинец  -  дворцовую  детскую.
Иллира не видела Ванду с тех пор, когда Артона увезли, и почему-то  считала,
что ту отослали обратно в город.
   - Так Ванда все еще здесь?
   - Конечно, здесь. Она мне нужна.
   Привязанность Ча-бос к Ванде была столь же  сильна,  как  и  ее  глубокая
уверенность в том, что мир - при надлежащем порядке вещей - вращается вокруг
ее личных нужд. Девочка провела Иллиру через дворцовый лабиринт  в  один  из
внутренних покоев. Судя по царящему в нем беспорядку и по размеру  кроватей,
здесь теперь находилась детская.
   Ванда сидела с иголкой в руках над грудой изорванной детской одежды.
   Ча-бос крикнула с порога:
   - Это я!
   На лице Ванды появилась искренняя радость. Но потом она заметила  Иллиру,
и радостное выражение сменилось прохладным и сдержанным.
   - У меня много работы, - пояснила  она,  стряхивая  одежку  с  коленей  и
слегка кланяясь, как было положено в присутствии матери возможного божества.
- Как ваши дела?
   Иллира  кивнула,  не  находя  подходящих  слов.  Собственно,  а  что  она
надеялась получить от этого визита?
   - Спасибо, неплохо, - вежливо ответила она, слегка запинаясь от волнения.
   Жизнь рядом с деть