и руки,
а сердце билось так, что вся сценка казалась немного нереальной.  Магическая
сила наполнила ее вены, и Морию охватило такое же чувство, как в  тот  день,
когда Хаут коснулся ее чарами, чтобы из гадкого утенка  сделать  прекрасного
лебедя. Маленькая бедная Мория из Низовья - свеча, о которую опалит крылышки
бедный лорд. Пламя страсти поглотит и испепелит их обоих...
   - О,  глупец,  -  простонала  она,  глядя  ему  в  лицо  и  чувствуя  его
нетерпение. Они оба были словно охвачены огнем. - Зайди за  угол,  там  есть
дверь, - шепнула Мория, захлопнула окно и задернула занавески.
   Она надела  тапочки,  попробовала  затянуть  потуже  корсет,  не  смогла,
примерила другой, третий, который наконец смогла зашнуровать, рванулась вниз
по лестнице и оказалась внизу, где на нее тупо уставилась воровка-служанка.
   - На заднем дворе человек. Впусти его, - задыхаясь, приказана Мория.
   - Слушаюсь, госпожа, - отозвалась, шепелявя,  служанка,  заправила  кудри
под шарф и потопала по коридору в своих растоптанных туфлях.  Служанка  была
из тех, что наняли для званого вечера, а потом оставили в доме, ибо Мория не
имела ни малейшего понятия, куда ее следует отослать, так же  как  и  нового
помощника Ши. Все выглядело так,  словно  Она  полностью  доверилась  Мории,
оставив ее управлять всем этим людом и скарбом,  но  рано  или  поздно  Ишад
наверняка обнаружит пропажу тех денег, что девушка отдала Мораму. И тогда ей
несдобровать.
   Мория слышала, как стих топот тяжелых туфель, как распахнулась  дверь,  и
срочно направилась в прихожую, где висело зеркало. Схватив  горсть  булавок,
девушка принялась лихорадочно приводить в порядок растрепанные волосы.
   О боги, неужели же это я?  Нет,  это  работа  Хаута.  Она  наверняка  уже
добралась до него. Может даже, Она уже убила его - завлекла к себе в постель
и швырнула в реку, как бросит меня на потребу  нищим.  Они  придут  ночью  и
перережут мне горло... О боги, мое лицо, я красивее  Ее,  Она  не  могла  не
заметить этого...
   В зале послышались шаги, и в  зеркале  появилось  еще  одно  лицо.  Мория
повернулась к нему, опустив руки. Кудри ее рассыпались,  грудь  от  волнения
вздымалась,  и  девушка  вдруг  поняла,  какое  впечатление   производит   -
естественна, как дыхание, и одновременно опасна, точно сама смерть.
   Мория видела, как обожание растет во  взгляде  Тасфалена,  от  этого  еще
сильнее застучало ее сердце и затрепетали на груди кружева.
   - Что за секрет? - спросила Мория, а Тасфален, схватив ее  руку,  в  один
миг оказался в опасной близости от нее. От него пахло цветами.
   Как от торговца или как от могилы.
   - Ты в смертельной опасности, - ответил Тасфален.
   - В опасности?
   Выпустив ее руку, Тасфален обнял девушку  за  плечи,  глядя  ей  прямо  в
глаза.
   - Сплетни. Ты стала известной в городе,  и  кто-то  распускает  про  тебя
чудовищные слухи. Не стану повторять все. Но тебя  обвиняют...  в  связях  с
террористами и в том, что ты служишь... наверное, это правда... той страшной
женщине. У меня есть высокопоставленные источники, и они назвали твое имя...
- Глаза лорда поднялись к потолку, а сам он притянул девушку  к  себе.  -  Я
хочу отвести тебя к себе в дом. Там ты будешь  в  безопасности,  что  бы  ни
случилось. У меня есть связи и есть средства, которые я предоставлю  в  твое
распоряжение.
   - Я не могу. Я не должна покидать...
   - Мория. - Тасфален с такой силой сжал девушку в своих объятиях,  что  та
чуть не лишилась чувств, взял в ладони ее лицо и поцеловал в губы. Возможно,
от этого всплеска чувств что-то проснулось и в ее груди, проснулось то,  что
до этого она чувствовала лишь с  Хаутом  из  той  череды  многих  мужчин,  с
которыми она спала, с одними ради денег, с другими  из  необходимости,  а  с
большинством от безысходности. Ее мир  не  имел  ничего  общего  с  шелками,
духами и страстью знатного лорда, который целовал и обнимал ее так, что  уже
давно получил бы удар кинжала в живот в  былые  деньки,  и  который  сейчас,
продираясь сквозь подвязки, шелк и кружева, заставил ее думать только о том,
как разделить его дыхание и  объятия.  Объятия  человека,  на  которого  она
обратила внимание, едва тот впервые переступил порог этого дома. Он не будет
таким, как Хаут; тот вечно был чем-то озабочен,  мысли  его  витали  далеко.
Нет, этот человек снедаем лихорадкой страсти, и, если она не остановит  его,
все произойдет прямо здесь, в этой каморке для слуг...
   - Наверх, - пробормотала она, отводя его руки, - наверх.
   Они все же добрались до ее спальни. Он  взял  ее  на  руки,  когда  Мория
потеряла туфлю,  и  опять  было  остановился,  но  девушка  поторопила  его,
проклиная  кружева  и  прочие  предметы  туалета,  от  которых   лорд   стал
освобождать ее прямо на верхней площадке лестницы. Вся дорога в спальню была
усеяна лентами и нижними юбками, которые он сбрасывал одну за другой.
   В конце  концов,  Тасфален  сорвал  с  нее  последние  остатки  кружев  и
расшнуровал корсет,  и  Мория  обнаженной  грудью  ощутила  всю  чувственную
прелесть его рук, скользящих по коже.
   Когда к ней вернулся унесенный вспышкой страсти  разум,  девушка  решила,
что поступила как самая последняя дура. Но все зашло слишком  далеко,  чтобы
об этом стоило жалеть.
   - Мория, я люблю тебя, - услышала она его голос.
   Он не мог сказать иначе. Она знала это так же, как рассвет и  закат,  как
пульсацию крови в венах, как чувствовала магию, которую вдохнул в нее Хаут.
   Неужели я сама стала ведьмой? Что со мной произошло?
   Она смотрела в лицо очарованного ею Тасфалена.
   Кто он? О боги, спасите его! Шальпа, спаси меня!

***

   - Он затих, - сообщил Рэндал. Глуповатое лицо мага  было  покрыто  потом,
веснушки побелели, а волосы висели влажными прядями. Темпус  устало  смотрел
на него и поставил на стол бокал среди карт и схем. За спиной мага, ближе  к
порогу, с испуганным лицом застыла Кама.
   Кама была умна  настолько,  насколько  казалась,  и  в  глазах  ее  сияло
очарование невинности, так свойственное молодости. Она была одной из проблем
Темпуса, не самой значительной, но пугающей своим потенциалом. Хаос царил  в
ее голове,  она  была  сумасшедшей  и  здравомыслящей  одновременно  и  была
способна застать соперника врасплох своими  непредсказуемыми  действиями.  К
тому же Темпус не мог не отметить взаимной симпатии  между  ней  и  Молином.
Была ли девушка влюблена? Нет, только не Кама. Слишком сложная  натура,  она
была еще совсем незрелой. Но способной на многое. Темпус прочитал ее мысли и
знал, что она собирается сказать, еще до того как  она  открыла  рот,  и  от
этого знания едва не пришел в ярость.
   - Я возвращаюсь в город, - сообщила она. - Я не могу сидеть  здесь  сложа
руки.
   Естественно, не могла, ну кто в ее возрасте, с ее кипучей энергией мог бы
оказаться способным на это? Битва продолжалась здесь, но для  Камы  не  было
возможности приложить свои силы, вот почему она  решила  отправиться  искать
приключения на собственную голову.
   - Я собираюсь разыскать Хаута, - заявила Кама, и Темпус опять  уже  знал,
что она скажет, за миг до того, как раздался ее голос.
   - Конечно, - ответил он, даже не поинтересовавшись,  где  она  собирается
его искать, поскольку у нее, естественно, не было ни малейших идей. Хаут был
слугой ведьмы и первым выступил против  них,  Ишад  тоже  пока  нельзя  было
сбрасывать со счетов.
   Держала слово Ишад или же не держала, ему  еще  предстоит  выяснить.  Она
пообещала  ему  мертвые  души  и  гарантировала  безопасность  его   друзей,
насколько это было в ее власти. Ветер таил в себе  некую  страшную  силу,  и
женщина отправилась сразиться с ним, если сказала  правду.  Мысль,  что  она
могла солгать, крепко засела у него в голове.
   - Если ты жаждешь дела, то отыщи Ишад, - вымолвил он. - Узнай у  нее,  на
чьей стороне Хаут.
   Кама моргнула, и Темпус принялся наблюдать, как она стала сопоставлять  в
уме имевшиеся у нее факты. Он  видел,  как  осторожность  взяла  верх  в  ее
мужском, но одновременно чрезвычайно  богатом  интуицией  уме,  как  потекли
предсказуемые мысли. Если она собирается заняться этим, ей понадобится  быть
более осторожной, чем в любом другом случае.
   Хорошо. В Низовье действительно требовалось быть более осторожной, нежели
привыкла Кама.
   - Уходи, - поторопил дочь Темпус, глядя сквозь нее  и  размышляя  о  том,
каким станет мир, если в нем не будет Нико, если  они  проиграют  борьбу  за
него. Если они проиграют, то потеряют неизмеримо больше, нежели просто  один
человек, ведь Нико посвящен в огромное  количество  самых  разных  операций.
Нико считал весь мир зоной своей ответственности  и  едва  не  заставил  его
почувствовать то же, когда Темпус  познакомился  с  ним  поближе.  Нико  был
уязвим так, как уязвимы люди такого склада характера  в  тот  момент,  когда
удерживать мир бессмысленно и ничего не остается делать, как только  идти  в
арьергарде, на страже беззащитных. И вот Нико лежит, прикованный к  постели,
поскольку проиграл сражение, слишком абстрактное для понимания Камы,  а  она
продолжает ходить по земле, ведя свое собственное сражение.
   Темпус сражался с чашей в руках, сидя  за  столом  и  желая  отдаться  на
милость бога, но никак не мог отыскать его. Но даже в  таком  состоянии  дар
предвидения не ускользнул от него.
   Кама ушла, но Рэндал, которого взрастил Нико, остался. Истекающий  потом,
побледневший кудесник на миг посмотрел на него с тем же выражением, что было
в глазах Нико, и принял чашу из его рук,  позволив  себе  то,  отчего  любой
другой пал бы мертвым. Глупый маленький маг прокладывал себе путь с  большей
глубиной, проницательностью и упорством, чем многие в свои лучшие годы.
   Темпус позволил ему сделать это.
   - Ты не можешь заснуть, - заметил Рэндал.
   - Я не могу покинуть его, - ответил Темпус, собрав все свое  терпение.  -
Вспомни, я ведь лечу его. Иного пути нет, мне  нужен  этот  чертов  бог,  до
которого я никак не могу добраться.
   - У меня есть снотворное…  которое  может  отключить  тебя  на  некоторое
время, если ты не против
   - Давай, - смиренно ответил Темпус, уже зная, что оно  не  сработает,  но
давая Рэндалу возможность попытаться.
   Ни один из богов не отзывался, молчал даже Буреносец.  На  небе  не  было
видно ни единого облачка.
   Рэндал вышел, чтобы отыскать снотворное среди своих  снадобий.  Темпус  в
отчаянии снова наполнил бокал, наливаясь холодной яростью, которая граничила
со страхом. Когда бога не было с ним, тело не так хорошо  повиновалось  ему.
Он не мог даже заснуть и призвать Ашкелона,  Владыку  Грез,  в  тот  момент,
когда мир находился на краю гибели.
   Даже Абарсис молчал.
   Никому из них не было дела до происходящего.

***

   Где-то в доме хлопнула дверь. В обычной ситуации Мория насторожилась  бы:
слуги приходили и уходили по их желанию, но на этот раз звук был  тяжелее  и
глуше, явно хлопнула дверь парадного входа.
   Как раз в этот миг  она  находилась  на  вершине  блаженства,  и  в  этот
прекрасный момент соития ощущала грядущую опасность лишь краешком  сознания,
проклиная себя за беззаботность. Мория вся отдалась наслаждению,  она  -  о,
Шальпа и Шипри! - никогда она не знала такого мужчины, мужчины, который умел
так удовлетворить женщину, даже Хаут никогда...
   - Боги! - только и сумела выдохнуть она, когда подняла голову с подушек и
увидела черную фигуру в дверях.
   Ишад ничего не сказала. Воздух сгустился, навис тяжелой свинцовой  тучей.
Тасфален повернулся на локте и смог только выругаться, как  будто  все  иные
слова застряли у него в груди.
   Мория схватила корсет и прижала его к себе, чувствуя, как веет холодом из
зала. По комнате поплыл тяжелый запах благовоний, от которого воспоминания о
доме над рекой нахлынули с такой силой, что, казалось,  потемнели  стены,  а
сама Мория  перенеслась  в  комнату,  задрапированную  тяжелыми  портьерами,
убранную шелками, где тут и там виднелись следы умерших любовников Ишад.
   - Мория. - Шепот Ишад заполнил комнату. - Можешь идти. Ты свободна.
   Это был приказ, от которого спрятавшуюся под горой одеял Морию  затрясло,
а нижняя юбка, которую она успела надеть, обожгла тело, точно оно  коснулось
раскаленного утюга. Тасфален схватил ее за руку, но  пальцы  его  разжались,
стоило Мории опустить на пол босые ноги.
   Освободив проход, Ишад показала рукавом черного одеяния в сторону зала.
   Взметая на ходу подол юбки, Мория в одной сорочке, простоволосая  сбежала
по ступеням вниз, устремляясь к выходу,  куда  угодно,  боже,  куда  угодно,
только прочь из этого дома, от Ее слуг, Ее закона.
   Ишад ожидала чего угодно, но только не того, что попадет в  двусмысленную
ситуацию в своем собственном городском доме, где  Мория,  одна  из  наиболее
ценимых ею служанок, настолько превысит свои полномочия.
   Глядя  в  упор  на  раздетого  мужчину,   лорда   Санктуария   и   Рэнке,
паразитировавшего  всю  свою  жизнь  на  поте  и  крови  илсигов,  на  этого
золотоволосого красавца, Ишад отметила, как он, скованный внезапной тишиной,
пытается отвести  глаза.  И  тем  не  менее  Тасфален  был  слишком  одержим
гордыней, чтобы попытаться прикрыть  свое  тело,  и  уж  никак  нельзя  было
сказать, что он смущен подобным инцидентом. Ишад сняла заклинание.
   - Я ожидал увидеть разъяренного мужа, - заметил  тот,  пытаясь  с  юмором
выйти из сложившейся ситуации.
   Ишад улыбнулась, и на миг черные тучи в ее сознании  разгладились.  Уйду,
размышляла она. В нем есть большее, нежели  я  думала,  он  может  мне  даже
понравиться. Она вдруг  почувствовала,  как  сила  сжала  в  кулаки  пальцы,
пробежала кровавыми волнами в глазах. Это Страт пытался дотянуться  до  нее,
готовый разорвать свою стянутую железом кольца плоть. Он  отыщет  ее,  убьет
себя и этим нанесет ей рану.  Она  должна  уйти,  найти  себе  иную  жертву,
отсрочить утоление голода на час, на день, на неделю...
   Тасфален расправил одеяла позади себя.
   - Мы можем обсудить возникшую проблему, - заметил лорд в своей  привычной
грубовато-горделивой манере, качнув чашу весов и решив свою судьбу.
   Сделав к нему шаг, Ишад зловеще улыбнулась Тасфален уставился  на  нее  в
немом обожании, точно находился под гипнозом Улыбка на его устах погасла,  а
страстное желание стало очевидным.
   Сдержать себя Ишад уже не могла
   Острые грани булыжников  царапали  ноги,  испуганно  шарахались  прохожие
Мория пронеслась точно вихрь мимо парочки возвращавшихся с  рынка  старушек,
по мостовой покатились яблоки и картофельные  клубни,  послышались  крики  и
визг, но девушка уже свернула в  аллею  и  бежала  по  хорошо  ей  известной
дороге, оскальзываясь на камнях и разбрызгивая грязь. Пробегая мимо мусорной
кучи, Мория сильно порезала ногу, и  кровь,  смешавшись  с  уличной  грязью,
забрызгала ее юбку. Сердце рвалось наружу из прикрытой кружевами груди.
   Вдалеке показалось здание старого склада. Прижав руки к груди,  Мория  из
последних сил рванулась к двери, моля бога, чтобы Хаут оказался там.
   Дверь распахнулась внутрь. Мория  наткнулась  взглядом  на  мертвый  глаз
Стилчо и сдавленно застонала.
   - Мория. - Стилчо  схватил  девушку  за  руку  и  поволок  ее  в  темноту
спасительного убежища, куда велел ей прийти Хаут, если придется бежать.  Да,
он был там.
   Перемена,  произошедшая  с  Хаутом,  показалась  Мории  столь  мрачной  и
очевидной, что  девушка  помимо  воли  вцепилась  в  руку  Стилчо,  стремясь
укрыться от пугающего взгляда, которым одарил ее бывший раб.
   - Она, - только и смогла вымолвить Мория,  указывая  пальцем  на  холм  в
направлении дома, - Она...
   Только теперь до смерти напуганная Мория  сообразила,  что  прибежала  на
склад полуодетая, из постели любовника, вот почему лицо  Хаута  стало  таким
бледным от ярости.
   - Что случилось? - тихо осведомился Хаут стальным голосом.
   Ей придется рассказать Хауту, ведь гнев Ишад может стоить жизни им всем.
   - Тасфален, - начала девушка, - он... ворвался в дом. Она...
   По телу Мории пробежал холодок. Нет, услышала она голос Хаута,  хотя  тот
не произнес ни слова. Перед ее глазами снова предстал склонившийся над ней в
постели Тасфален, мелькнула тенью Ишад. Мория снова испытала ужас, только на
этот раз Хаут был там, в ее голове, глядел ее глазами и водил ее пальцами по
коже ранкинского лорда. Гнев Хаута вот-вот  был  готов  прорваться  яростью.
Боги, взмолилась она. Стилчо поднял ее мертвыми руками и указал Хауту на  ее
израненную ногу.
   - Черт, она истекает кровью, она вся в крови, Хаут, помилуй...
   - Дурак, - отозвался тот и схватил Морию за руку с такой силой, что  рука
ее онемела. Боль в ноге полыхнула  жаром  и  стала  настолько  сильной,  что
девушка запрокинула голову и закричала.

***

   Гнедой жеребец несся  по  улице.  Из-под  копыт  летели  мятые  яблоки  и
картошка, группа старушек-илсижек  с  визгом  и  проклятиями  отшатнулась  в
стороны, но Стратон даже не обернулся.  Ему  совсем  не  было  необходимости
надевать кольцо, ибо он чувствовал, чувствовал  все.  От  бушующей  в  крови
страсти воин почти ослеп, так что имел лишь самое  смутное  понимание  того,
куда он направляется и где стоит тот дом, который ему  необходимо  отыскать.
Когда жеребец перешел на шаг, Стратон выпрыгнул из седла, и  миг,  когда  он
коснулся земли, наполнился для него почти физической болью,  будто  бы  боль
всегда маскировалась под удовольствие, и теперь он уже сделал шаг за  грань.
Поднявшись по ступеням, Стратон изо всех сил схватился за ручку, ожидая, что
дверь закрыта.
   Засов был снят. В холле на него во все глаза уставилась  полная  женщина.
Не  обращая  на  нее  внимания,  он  перевел  взгляд  на  лестницу  и  начал
подниматься, сознавая, что все  его  существо  подчинено  одной-единственной
цели. Из высокого окна лились солнечные лучи, в которых  танцевали  пылинки.
Страт остановился на миг, схватившись за перила и  чувствуя,  как  бурлит  в
жилах кровь и проясняется с каждым вдохом сознание.
   - Ишад! - закричал он, точно раненый зверь. - Ишад!

***

   Лес зловеще молчал. Джанни понял, что снова оказался на опушке  леса,  за
гранью которой светило солнце и раскинулся луг. Солнце  быстро  клонилось  к
западу, ветерок стих.
   Глянув на ручеек, что вел его по лесу, Джанни заметил, что тот больше  не
журчит. Вода замерла, и в ней отражались лишь переплетенные  ветви  деревьев
да солнечный свет на фоне неба.
   На воду упал лист, за  ним  другой,  третий.  В  лесу  начался  настоящий
листопад. Вода покрылась рябью, затуманив отражение.
   - Нико! - закричат он, пытаясь разбудить спящего, который был где-то там,
в  темноте,  укрытый  спасительной  тенью.  -  Нико,  проснись,  ради  бога,
проснись, Нико...
   От повеявшего с луга ветерка все новые и новые листья на глазах желтели и
падали вниз, покрывая ручей, подобно ковру.
   И вдруг вода, сменив прежнее направление, потекла с луга в  лес,  сначала
медленно, лениво колыша золоченое покрывало листвы, а потом  все  быстрее  и
быстрее, разметав листики и бурным потоком устремившись в темноту.
   В середине ручья текла красная струйка, струйка крови, отчетливо заметная
на фоне чистой воды и постепенно увеличившаяся до толщины руки.
   Джанни стремительно  бросился  прочь,  ломая  ветки  и  оскальзываясь  на
умирающих листьях, смешавшихся с валежником.

***

   - Ишад!
   Взбежав по лестнице, Страт устремился к спальне, едва  не  сломав  шаткие
перильца. Распахнув настежь дверь, воин замер, увидев на кровати две фигуры,
сплетенные воедино свет и тьму.
   Стратон замер с открытым ртом, не в силах вымолвить что-либо. В  какую-то
долю секунды ярость заполнила все его существо.  Ослепленный  гневом,  Страт
что было силы схватил мужчину за плечи, повернул его и  понял,  что  он  уже
видел это лицо.
   - Страт! - окликнула его Ишад.
   "Какая странная, нелепая ситуация, -  поймал  он  себя  на  мысли.  -