Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
23 -
24 -
25 -
26 -
27 -
28 -
29 -
30 -
31 -
32 -
33 -
34 -
35 -
36 -
37 -
38 -
39 -
40 -
41 -
42 -
43 -
44 -
45 -
46 -
47 -
48 -
49 -
50 -
51 -
52 -
53 -
54 -
55 -
56 -
57 -
58 -
59 -
60 -
61 -
62 -
63 -
64 -
65 -
66 -
67 -
68 -
69 -
70 -
71 -
72 -
73 -
74 -
75 -
76 -
77 -
78 -
79 -
80 -
81 -
82 -
83 -
84 -
85 -
86 -
87 -
88 -
89 -
90 -
91 -
92 -
93 -
94 -
95 -
96 -
97 -
98 -
99 -
100 -
101 -
102 -
103 -
104 -
105 -
106 -
107 -
108 -
109 -
110 -
111 -
112 -
113 -
114 -
115 -
116 -
117 -
118 -
119 -
120 -
121 -
122 -
123 -
124 -
125 -
126 -
127 -
128 -
129 -
130 -
131 -
132 -
133 -
134 -
135 -
136 -
137 -
138 -
139 -
140 -
141 -
142 -
143 -
144 -
145 -
146 -
147 -
148 -
149 -
150 -
151 -
152 -
153 -
154 -
155 -
156 -
157 -
158 -
159 -
160 -
161 -
162 -
163 -
164 -
165 -
166 -
167 -
168 -
169 -
170 -
171 -
172 -
173 -
174 -
175 -
176 -
177 -
178 -
179 -
180 -
181 -
182 -
183 -
184 -
185 -
186 -
187 -
188 -
189 -
190 -
191 -
192 -
193 -
194 -
195 -
196 -
197 -
198 -
199 -
200 -
201 -
202 -
203 -
204 -
205 -
206 -
207 -
208 -
209 -
210 -
211 -
212 -
213 -
214 -
215 -
216 -
217 -
218 -
219 -
220 -
221 -
222 -
223 -
224 -
225 -
226 -
227 -
228 -
229 -
230 -
231 -
232 -
233 -
234 -
235 -
236 -
237 -
238 -
239 -
240 -
241 -
242 -
243 -
244 -
245 -
246 -
247 -
248 -
249 -
250 -
251 -
252 -
253 -
254 -
255 -
256 -
257 -
258 -
259 -
260 -
261 -
262 -
263 -
264 -
265 -
266 -
267 -
268 -
269 -
270 -
271 -
272 -
273 -
274 -
275 -
276 -
277 -
278 -
279 -
280 -
281 -
282 -
283 -
284 -
285 -
286 -
287 -
288 -
289 -
290 -
291 -
292 -
293 -
294 -
295 -
296 -
297 -
298 -
299 -
300 -
301 -
302 -
303 -
304 -
305 -
306 -
307 -
308 -
309 -
310 -
311 -
312 -
313 -
314 -
315 -
316 -
317 -
318 -
319 -
320 -
полне приличной рысью,
как человек, едущий по важному делу; такая рысь давала возможность легко
вписываться во все повороты на улицах, заполненных множеством пешеходов,
кутавшихся в плащи с капюшонами. Все люди стекались к источнику сигнала
тревоги - обычный рефлекс горожан, тем более что стража уже наверняка
прибыла на место.
Народ всегда не прочь поразвлечься, поглазеть, как мечется стража,
пытаясь поймать вора, который, видно, давно уж удрал, стоило зазвонить
колоколу. Приятно также послушать, как вопит лавочник, полюбоваться, как
он рвет на себе волосы... На целое утро сплетен хватит! А потом,
глядишь, их еще больше станет, особенно если сам комендант туда
прибудет...
Проклятые бездельники!
Он сразу понял, откуда доносится звон колокола, и тут же свернул на
нужную улицу. На какое-то время колокол замолк, и он решил, что стража
успела раньше него. Где-то тут неподалеку жил один ювелир, известный
своими странностями. И темным прошлым... Критиас еще издали заметил у
его дома толпу и лошадей у коновязи - все свидетельствовало о том, что
ситуация уже более или менее под контролем.
Он решил было, что его вмешательства здесь не требуется, и хотел
повернуть серого назад, чтобы заняться наконец собственными делами -
неприятностями со Стратом, указами этого принца-губернатора...
Но тут толпа так дружно заохала, заахала и завопила, еще теснее
сгрудившись у дверей, что стало ясно: там происходит что-то весьма
необычное. Один из стражников тщетно пытался сдержать напирающих зевак.
Может, кто-то перерезал этому ювелиру глотку?
Но ведь было известно, что у него не лавка, а настоящая крепость. Да
и хозяин там просто помешан на мерах безопасности...
Любопытство толкало Крита вперед, тем более что дела, которыми ему
предстояло заниматься, были крайне неприятными.
Он верхом протиснулся сквозь толпу. Нескольким стражникам явно не
помешала бы помощь - слишком много здесь было соседей, видимо,
рассчитывавших кое-чем поживиться, пока внутри идет какая-то странная
возня, а вокруг полно разбросанных вещей.
- А ну пошли отсюда! - орал разъяренный стражник, отпихивая ножнами
своего меча тесную толпу женщин, пытавшихся сунуть в дверь свои
любопытные носы. Толпа неодобрительно заворчала и вдруг разразилась
грубым хохотом: на пороге появился огромного роста толстяк, который,
прячась за спину стражника, тоже стал громогласно требовать, чтобы все
убирались от его дверей.
- Что тут происходит? - спросил Крит у стражника, отгораживая своим
конем подступы к крыльцу дома. Оскаленные зубы серого и звон его подков
тут же охладили пыл особенно любопытных.
- Не знаю, господин мой! - отвечал стражник. - Мы прихватили в доме
какую-то женщину с корзиной грязного белья и нашли здоровенный кусок
золота, а Гортис говорит, золото это заколдованное да еще и краденое, а
потому он девицу-то запер и стражу позвал... - Рассказчик подумал,
помолчал и наконец решился:
- Знаете, господин мой, женщина-то эта на вид вроде ранканка, а
старый Гортис утверждает, что никакая она не ранканка, а воровка Мория,
и жила она раньше в доме Пелеса, а у нас есть приказ об аресте этой
Мории. Вот наш капрал и не знает, что делать. У нас много таких
приказов... Тем более что говорит она не хуже, чем в верхнем городе
говорят...
- Мория. Из дома Пелеса. Так... - Крит глубоко вздохнул, враз
избавившись и от дурного настроения, владевшего им с утра, и от скуки.
Он спрыгнул на землю, бросил поводья стражнику, пригнувшись,
проскользнул под шеей жеребца и нырнул в дом.
Проклятая лавка здорово напоминала городскую тюрьму - столько в ней
было всяких дверей и решеток. Окруженная тремя стражниками, у прилавка
билась в истерике молодая женщина с золотистыми волосами; ей задавали
самые различные вопросы, но в ответ она кричала одно: нет! нет! нет!
- Эй, вы! А ну молчать! - рявкнул Крит. Женщина, вскинув голову,
посмотрела на него. Боги, это действительно была Мория!
Та самая Мория, что принимала у себя, в доме Пелеса, весь Священный
Союз по случаю праздника перемирия.
Правда, до того, как этот дом превратился в груду почерневших
развалин.
- Мория, это ты? - спросил он. И тут услышал всю историю с самого
начала - от ювелира Гортиса, который кричал ему в одно ухо, от капрала,
который кричал Гортису, чтоб тот заткнулся, от женщины, которая,
заливаясь слезами, утверждала, что она ни в чем не виновата, а этот
Гортис - жулик, хотел украсть у нее золото, хотя золото точно ее, и он,
гад, заманил ее в клетку, пообещав помочь...
- Золото и впрямь может быть ее, - медленно обронил Крит. -
Помолчите-ка. Давайте успокоимся и понемногу разберемся.
Я думаю, сударыня, что вам вместе с золотом и Гортисом в придачу
придется провести нынешнее утро в верхнем городе. Говорят, есть приказ о
вашем аресте? Я об этом ничего не знаю. Но уверен, что у меня найдется к
вам несколько вопросов. Где вы живете?
Лицо женщины теперь напоминало восковую маску. Любая честная женщина,
видимо, все-таки ответила бы на столь простой вопрос. И у честной
женщины не было бы такого затравленного взгляда, как у зверька,
попавшего в капкан. Крит обладал достаточным опытом, чтобы верно оценить
подобную реакцию.
Он достал кисет и свернул себе закрутку, давая Мории время обдумать
ответ, если, разумеется, таковой вообще найдется. Прикурив от стоявшей
возле дверей лампы, он сказал:
- Ну хорошо. Сержант, по-моему, придется все это проклятое кодло
забрать в верхний город. Гортиса возьмете к себе, а женщину отведете ко
мне. Золото передайте своему капитану да проверьте, чтоб его как надо
зарегистрировали! Понятно?
- Есть! - отвечал сержант. Крит кивнул, несколько раз затянулся,
чтобы успокоить нервы, и направился к двери. Но вдруг почувствовал
неожиданный и редкий приступ благородства.
Обернувшись к сержанту, он велел:
- Не вздумайте открыто вести ее по улицам! Пусть чем-нибудь
прикроется. И бить ее тоже не вздумайте!
- Есть!
Крит вышел, забрал коня, сел в седло и поехал сквозь толпу, не
обращая внимания на вопросы, крики, охи и ахи, не прислушиваясь к уже
начинающим зарождаться слухам. Доехав до конца улицы, где, разинув рты,
стояли последние, более стеснительные зеваки, он свернул за угол.
Мимо бежал какой-то человек, явно имевший причины избегать его,
Крита, и он уже собрался выяснить эти причины, но на улице было чересчур
мокро и скользко, вокруг толпились люди, и догнать подозрительного типа,
не подвергая опасности коня, было практически невозможно. Еще толком не
рассвело, и на улице хватало всяких ночных "работничков", по большей
части карманников, решивших воспользоваться такой прекрасной
возможностью - теснотой и давкой возле дома ювелира.
Нет, не его это дело, не его! И вообще, не к лицу солдату заниматься
какими-то ворами!
И Крит не спеша поехал дальше по опустевшей улице, раздумывая над
проблемой сбора подушной подати.
Неожиданное появление одетого в плащ мужчины, выбежавшего из переулка
ему наперерез, заставило его вздрогнуть и остановиться.
- Господин офицер, господин офицер.., скорее!... Мой сын!..
Во имя всех богов! Мой сын.., его ударили ножом...
- Кто? - Крит натянул повод. - Сколько их?.. - Проклятье!
Здесь сейчас ни одного стражника не отыщешь - все собрались в лавке
этого ювелира, а ведь в этом вонючем городе даже простая попытка срезать
кошелек запросто может кончиться убийством!
- Скорее! - кричал человек и тянул Крита в переулок. Судя по виду,
купец, решил Крит. И действительно в полном отчаянии.
- Проклятый город! - Крит отшвырнул окурок, отцепил от седла арбалет
и повернул серого в переулок вслед за бежавшим впереди купцом. Недаром
же ему еще с утра так хотелось набить кому-нибудь морду! И вот, кажется,
такая возможность наконец представилась.
***
Калитка сверкнула синим огнем, когда Стилчо, схватившись за железные
прутья, толкнул ее. Он был весь в поту и задыхался от отчаяния.
Колдовской огонь обжег руки, боль пронзила все тело, впрочем, калитка
неожиданно подалась, и он пошел по дорожке прямо к дому, не ожидая
приглашения хозяйки. Он уже поднимался на крыльцо из серого камня, но
его подвели скользкие ступени и полное отсутствие сил: он упал, так
больно ударившись, что перехватило дыхание. Но сразу же попытался
встать.
- Эй, Стилчо! - раздался Ее голос. Он поднял голову. Сердце бешено
заколотилось, когда он увидел это лицо, столь часто являвшееся ему в
страшных снах.
- Стилчо, это ты?
Он заставил себя подняться - сперва на колени, затем с трудом встал,
держась за столб, поддерживающий крышу над крыльцом. Она была
значительно ниже его ростом, но Ее присутствие всегда так подавляло, что
весь его пыл мгновенно угас и он похолодел от ужаса. Значит, все было
напрасно? Все эти долгие месяцы, в течение которых он скрывался от Нее?
Он снова вернулся к Ней... Он так и не стал свободным! И душа его
никогда уже больше не принадлежала ему самому - с той самой ночи, когда
Ишад вновь вдохнула жизнь в его тело.
- С-с-стражники с-с-схватили М-Морию, - запинаясь, пробормотал он.
Страшная боль в груди заставляла его цепляться за столб - только так он
способен был удержаться на ногах. - Ее арестовали...
- За что? - коротко спросила Ишад. Знакомый голос - тихий, холодный.
- Я не... - Боги, какой смысл лгать? Ей-то лгать бесполезно... Он
пытался как следует вздохнуть, вдруг осознав, что предложение, с которым
он пришел, совершенно безнадежно: с какой стати предлагать Ей то, что Ей
и так принадлежит?.. - За золото.
Они утверждают, что она украла его в доме Пелеса.
- Ну, допустим, она его действительно украла, - спокойно и четко
молвила Ишад. - Правда, не у него, а у меня.
Ответа у него не нашлось. Так все и было. И говорить, что это сделал
он, что все вообще было иначе, совершенно бесполезно...
Может быть только хуже.
- Ты не могла бы помочь ей? - умоляюще посмотрел он на Ишад. -
Пожалуйста, помоги!
- Она же сама от меня сбежала. И, будучи моей служанкой, обокрала
меня. С какой стати мне теперь вмешиваться в ваши дела?
- Я в-вернусь кт-т-тебе. - Губы и язык спотыкались о слова.
Душа леденела. Он смотрел ей в глаза, и голова у него кружилась от
ощущения, что душа его вот-вот покинет тело. - Я вернусь.
Последовало долгое молчание. Потом она наконец заговорила:
- Значит, ты спутался с Морией? Что ж, любовь часто делает человека
глупцом.
- Пожалуйста, вытащи ее оттуда...
- Я-то думала, что скорее вернется Мория, что ей снова захочется
мягко спать и вкусно есть. И меньше всего я ожидала, что вернешься ты,
Стилчо! Да еще станешь просить за нее. Как это трогательно!
- Госпожа...
- Должна признаться: я по тебе скучала. Гораздо больше, чем ты
думаешь. И по многим причинам, о которых ты даже не догадываешься. - Она
протянула руку и коснулась его щеки тыльной стороной ладони; и от этого
прикосновения - он ничего не мог с собой поделать! - он вздрогнул. И
Она, естественно, это заметила. - Какой ты, оказывается, добрый! Зачем
она тебе, Стилчо?
Это что, чувство долга? Или ты ее действительно любишь?
- Л-л-люблю.
- Бедняжка. - Она подошла ближе, обхватила его голову руками и
притянула к себе. От Ее дыхания шевелились волосы у него на голове;
затем последовал легкий поцелуй, и он почувствовал исходящее от Нее
тепло, хотя руки у нее были совершенно ледяными. Она приподняла его
лицо, посмотрела в глаза. - Хорошо. Я помогу ей. И возьму ее обратно. И
она будет окружена всеми теми прекрасными вещами, которые так любит. Ты
тоже будешь рядом. И я постараюсь быть к вам добрее. Ты же знаешь,
иногда бывает, что я совсем не могу быть доброй...
- Знаю, знаю...
- Надеюсь, с ней все будет в порядке. Я пошлю записку в верхний
город, и мы все уладим в соответствии с городскими законами. Я, как
пострадавшая сторона, заявлю, что дарю ей это золото. Понятно? И все
будет улажено. Заходи в дом. Я дам тебе письмо со своей печатью. Отнеси
его во дворец и скажи: если у них есть какие-либо вопросы по этому делу,
пусть обратятся ко мне. Заходи, не бойся. Я тебя не укушу. Уж это-то ты
знаешь!
***
...Серого жеребца поймали на улице и привели обратно в целости и
сохранности - ни у кого не хватило духу увести коня или хотя бы украсть
что-то из сбруи. Жеребец устроил настоящий дебош в торговых рядах, даже
лягнул какого-то прохожего в живот, прежде чем стражники нашли пару
конных, чтоб те отвели серого куда надо, причем один из них оказался
настоящим лошадником и сумел успокоить коня и взять его под уздцы так,
что жеребец и сам не получил увечий, и его не покусал.
Никаких следов Крита обнаружено не было. Совсем никаких.
И Стратон, чувствуя, как его охватывает холодный ужас, вдруг
совершенно протрезвел и принялся допрашивать всех, кто хоть что-то видел
или слышал. Но никто ничего толком не знал, да и серый жеребец мог
забрести в торговые ряды каким угодно путем.
Стражники обыскали каждый закоулок, заглянули в каждую дверь; они
осматривали в поисках тела даже кучи мусора. Арбалет Крита тоже не нашли
- его не оказалось ни у седла, ни в одном из тех мест, где он мог бы его
оставить. Видимо, он взял оружие с собой и у него были на то серьезные
причины. Стало быть, это не было неожиданным нападением. Однако
противнику - кто бы это ни был - все же удалось одержать над ним верх.
Утром, как стало известно, Крит заезжал в ювелирную лавку Гортиса -
там была какая-то свара, связанная с золотом, собралась куча народу.
Воровка Мория теперь сидела за решеткой вместе с Г ювелиром и своим
золотым слитком. Но вряд ли, решил Страт, это имеет какое-то отношение к
исчезновению Крита. Стражники клялись, что он вскоре оттуда уехал, хотя
и пропал где-то в том же районе - если судить по тому, где был обнаружен
его жеребец.
Стратон прикидывал в уме возможный ход событий - толпа, в которой
полно карманников и прочих ворюг, Крит, наверно, что-то заметил...
...и вляпался в беду! И теперь его труп валяется где-нибудь в сточной
канаве, в вонючем подвале или на куче отбросов - ведь должны же они были
как-то от него отделаться. Проклятье! Крит!
Кончить жизнь так бездарно! В каком-то жалком закоулке из-за
идиотской свары, которой должна была заниматься городская стража! Это же
совершенно не его дело! Он ведь Крит, Крит! Он всегда был выше подобных
пошлых мелочей!.. А что, если он заметил кого-то важного? Или его
заметил кто-то - из тех, что давно имеют на него зуб? Лишь богам
известно, сколько их, таких, на свете! Стратону показалось, что он снова
видит кровь на улицах и толпы каких-то очередных безумцев со своими
дурацкими программами и требованиями уничтожать любые символы власти,
какие только под руку попадутся... Санктуарий не раз был залит кровью,
морем крови, но в последнее время здесь стало спокойно, хотя эти
проклятые безумцы все еще находились в городе - из числа тех, кого не
успели тогда перебить другие безумцы...
К горлу подступила тошнота. Да, тошнота, вызванная страхом и
бессилием: это ведь он сам поругался тогда с Критом, сам испортил все,
что только мог...
...а потом напился до потери сознания, и Криту пришлось утром одному
выезжать в город, потому что у него больше не было напарника, на
которого он мог бы положиться. Теперь Стратон ненавидел себя, презирал.
И не мог понять, как это он докатился до жизни такой. Ведь это все
равно, что трусливо сбежать и оставить своего напарника один на один с
убийцами! Вот каким он стал теперь, вот что наделал! И если сегодня все
его избегают, даже в глаза никто смотреть не хочет, на то есть все
основания.
Проклятье! Хоть бы кто-нибудь под руку попался...
Он молил богов, чтобы Крит нашелся - живым! Он страстно желал снова
увидеть, как Крит входит в знакомые ворота невредимый, но страшно злой,
и готов был выслушать все, что Крит ему скажет, готов был поклясться,
что признает все это справедливым. И если бы Крит согласился принять его
обратно, он с радостью вернулся бы, постарался бы все исправить! Ведь и
он нужен Криту, ужасно нужен. А Ишад тогда вышвырнула его прочь,
растоптала его гордость.., но это в последний раз! Он поклялся, что в
последний! С ней у него все кончено! Больше никогда ему не захочется
ползать перед ней на коленях! Никогда!
О боги! Если б только Крит сейчас вошел сюда... Подумаешь, потерял
коня! Ну, мы бы, конечно, посмеялись над ним, а он послал бы нас куда
подальше, а я бы стоял вот здесь, и он бы все понял, даже если б я ни
слова не сказал, понял бы, в каком аду мне пришлось побывать, а потом мы
наконец могли бы обо всем поговорить... Пусть бы он ругался, пусть
проклинал меня - это все чепуха! Зато он выговорился бы, а потом, может,
и меня бы выслушал, как раньше.., как бывало...
Стратон вернулся к действительности, лишь когда к нему вдруг подошел
сержант городской стражи и сказал, что в воротах стоит человек и
"спрашивает насчет той бабы, которую утром арестовали; говорит, что
знает, чье это золото"...
Ах да! Он ведь сказал им, что желает знать обо всех, кто был связан с
тем делом, и специально послал надежного человека, чтобы тот выспросил у
Мории все, что та сможет рассказать, хотя вряд ли это имело смысл. Ну
что ж, посмотрим, что это за тип, который сам к нему пришел.
Это был Стилчо. Перед Стратоном стоял бывший любовник Ишад - в жалком
потрепанном плаще, на глазу черная повязка.
Стражники грубо подтащили его поближе, и мысли в голове Стратона
понеслись вскачь - он тщетно пытался свести воедино факты, которые никак
не желали складываться в сколько-нибудь понятную картину.
Проклятье! Меньше всего ему сейчас хотелось иметь дело с Ишад и ее
окружением!
Правда, Стилчо больше не числится в свите Ишад. И Мория тоже. Однако
по какой-то непонятной причине все они встретились здесь, под этими
тусклыми, серыми небесами, именно сегодня, когда пропал Крит; и вот
сейчас они смотрят друг на друга - он и Стилчо, а ведь они и раньше
неоднократно встречались в доме Ишад; и Мория сидит под арестом... Нет,
между всеми этими событиями явно есть какая-то связь! Но какая? Видимо,
это все же не имеет отношения к исчезновению Крита.., да, пожалуй, не
имеет...
- Ах, это ты, Стилчо, - равнодушно сказал Стратон, не отдавая,
однако, приказа отпустить своего старого знакомца. Один из стражников
протянул ему какую-то записку.
Почерк Ишад. Мелкие буковки, бесконечные росчерки, завитушки... Ее
личная печать... "Критиасу, волею Его Императорского Высочества Терона и
Его Милости принца Кадакитиса коменданту города. Вашими людьми была
арестована одна из моих служанок за то, что при ней имелось некое
имущество, которое, однако, было ей подарено мною и на которое у нее
есть все законные права. Таким образом, моя служанка Мория ни в каком
преступлении не повинна, и я прошу ее немедленно освободить.
Буду весьма благодарна за быстрое и справедливое решение этого
вопроса. Скрепляю письмо своей личной подписью и печатью.
Ишад".
Стратон дважды перечел послание, на котором было написано:
"Критиасу".
Проклятье! "Критиасу"!
- Немедленно отпустить! - точно очнувшись, резко велел он и заорал не
своим голосом, когда стражники замешкались, не сразу поняв приказ: