нами играют.
   - Идем! - крикнул Сэмлор. Способ открыть дверь изнутри комнаты  наверняка
существовал, но сейчас караванщику было не  до  поисков.  -  Уходим  тем  же
путем, которым пришли!
   - Здесь их шесть, дядя Сэмлор, - сказала Стар. - Они с нами играют.
   Вдруг из пилястра, расположенного  рядом  с  лестницей  на  второй  этаж,
что-то появилось. Это была когтистая рука - точно такая же,  как  у  демона,
оставшегося внизу. Но вместо того, чтобы струиться из камня,  подобно  дыму,
она пробивалась на свободу, как цыпленок, желающий выйти из яйца.  В  разные
стороны брызнули камни, и часть стены начала приподниматься.
   Кхамвас поднялся на ноги. Напатанца шатало от усталости, на его  лице  не
отражалось никаких чувств. Кхамвас снова возложил руку  на  жезл  и  шепотом
затянул прежнее песнопение.
   Стена, из которой ломился уже материализовавшийся  демон,  была  несущей.
Искалеченные  потолочные  балки  взвизгнули,  и  на  пол   грохнулся   пласт
штукатурки весом в сотню фунтов. Большой ее кусок попал в середину бассейна.
Вода выплеснулась на пол.
   Сэмлор схватил одной рукой племянницу, а другой - Кхамваса и увлек их  на
пол, под защиту ближайшей стены. Из крыши  выпал  камень  с  вытесанной  под
поперечную балку выемкой, упал на перила  коридора,  идущего  вдоль  второго
этажа, отскочил и грохнулся на пол в потоке пыли и каменных осколков.
   -  Будем  выбираться  через  черный  ход!  -  сказал  караванщик,  сильно
сомневаясь, что им и вправду это удастся. Когти демона, что  были,  суда  по
всему, тверже камня, уже крошили стену, под которой они пытались укрыться.
   Противоположная от них стена приемной рассыпалась облаком пыли  и  мелких
кусков камня. Это облако  на  время  скрыло  причину  подобного  разрушения.
Вылезающий оттуда демон сжимал в руке оторванную человеческую  ногу.  Сэмлор
решил, что может теперь предположить, куда делись Сетиос и его слуги.
   Стар сказала - их тут шестеро. На пять больше, чем хотелось  бы,  но  уже
если ты не веришь в победу - это еще не повод сдаваться...
   Три человека поднялись на ноги  и  поспешно  двинулись  к  дальней  стене
комнаты и расположенной в ней двери. Им приходилось быть осторожными, потому
что козырек коридора уже не защищал от камней, сыпавшихся вниз отовсюду.
   Фасад дома с грохотом осел в сторону улицы.  Звук  показался  караванщику
негромким, но он вдруг осознал, что не в силах перекричать его, и  спутники,
которых караванщик тянул за собой к  временной  безопасности  дверной  ниши,
просто не слышали его.
   К беглецам устремились нечеловечески  высокие  худые  существа,  небрежно
стряхивая с себя на ходу груды щебня. Их было  четверо.  Демоны  пробирались
через заваленный камнями и балками  пол  приемной,  просто  разбрасывая  эти
завалы.
   Тело караванщика пронзила острая боль - в его  бедро  рикошетом  врезался
камень весом не меньше самого Сэмлора. Несущая стена, разделявшая дом на две
части, была  такой  же  толстой  и  прочной,  как  и  наружные.  Стена  пока
практически не пострадала -  демоны  появились  из  передней  части  дома  и
разнесли вдребезги именно  ее.  Верхняя  часть  здания  развалилась  сама  -
непрочные камни рассыпались, оставшись без фундамента.
   Наконец-то они достигли двери. Дверь была заперта.  А  может,  ее  просто
заклинило в перекосившемся косяке, когда начал рушиться дом. К счастью, сама
дверь была сделана из тонких досок, покрытых  узорами  из  рога  и  слоновой
кости. Впрочем, могло так случиться, что эти узоры не просто украшали дверь,
но и несли в себе какой-то  смысл.  Кхамвас  ударил  по  двери  наконечником
жезла. Единственным результатом оказалась  разбитая  пластинка  из  слоновой
кости.
   Сэмлор мог бы попытаться ногой вышибить замок,  но  опасался,  что  после
такого удара не сможет  опереться  на  правую  ногу  -  она  непременно  его
подведет. Интересно, сколько им осталось до того момента,  когда  демоны  до
них доберутся? Сэмлор развернулся и подобрал крупный обломок стены.
   Демоны приближались, мерзко хихикая. Они  пробирались  через  многотонные
нагромождения камней, словно человек через морской  прибой.  Появился  пятый
демон - с непринужденностью поганки, взламывающей мостовую, чтобы  пробиться
к солнцу.
   - Осто!.. - крикнул  Сэмлор,  поворачиваясь  с  камнем  в  руках.  Резкое
движение причинило ему такую боль, что караванщик запнулся.
   - ...рожно!
   Камень расколол дверь,  прошел  навылет,  с  грохотом  рухнул  на  пол  в
коридоре. И отскочил от ног шестого демона, не причинив тому никакого вреда.
Тот демон парил в воздухе, раскинув руки и перегораживая коридор.
   Воздух был мертвенно-неподвижным. Караванщик развернулся, уже не  замечая
боли, как не замечает жжения в надорванных долгим бегом легких лисица, когда
ее в последний раз окружают гончие.
   - Небо! - хрипло произнес Кхамвас. - Смотри!
   Сэмлор выхватил из-за пояса кинжал, а левой рукой поднял Стар и прижал ее
к груди. Демоны ждали,  став  полукругом.  Они  стояли,  слегка  согнувшись,
соединив  свои  длинные  и  тонкие,  но  неимоверно  сильные  руки.   Демоны
находились настолько близко от беглецов,  что  если  бы  какой-нибудь  твари
вздумалось вдруг нагнуться, она своими острыми зубами без труда оторвала  бы
голову караванщику.
   -  Смотри!  -  крикнул  Кхамвас.  Его  голос  заглушил   какой-то   звук,
напоминавший шипение гигантской змеи.
   Сэмлор поднял голову. В небе над ними висела освещенная молниями  воронка
огромного смерча - торнадо. И эта воронка опускалась.
   Нижний край воронки казался  лохматым  от  сгустков  водяного  пара.  Они
образовывались  в  зоне  пониженного  давления,   которая   окружала   шесть
всасывающих вихрей. Вихри направлялись прямиком к разрушенному дому.
   -  Вниз!  -  крикнул  караванщик,  но  Стар  извернулась,  словно  угорь,
выскользнула из рук дяди и встала на пол, наблюдая, как двое мужчин с трудом
пытались выпрямиться.
   Один из демонов прыгнул в сторону, покрыв двадцать футов, отделявших  его
от улицы, где его и настиг всасывающий  вихрь.  Тварь  завертело  и  понесло
наверх, к главной воронке. Со стороны это было  похоже  на  краба,  которого
щупальце неумолимо подтаскивает  к  клюву  осьминога.  Ударила  иссиня-белая
молния - беззвучно, но ее сияние полыхнуло от края и до края пустоты.
   Воронка зависла на высоте разрушенной крыши несчастного дома. Миниатюрный
вихрь проскользнул мимо гордо  вскинутой  головы  Стар  -  так  близко,  что
непременно должен был бы коснуться девочки, и все же этого не  произошло.  В
диаметре он был не больше кувшина для вина.
   Сэмлор лежал на спине, стискивая в левой руке медальон Гекты, и  наблюдал
за происходящим, не в силах шелохнуться Сломанная дверь разлетелась в щепки.
Щепки исчезли во вращающемся потоке воздуха. Потом вихрь добрался до демона.
Тот сопротивлялся недолго, хотя его когтистые  задние  лапы  и  вырывали  из
стены рядом  с  дверным  проемом  камни  размером  с  мужской  кулак.  После
нескольких секунд борьбы демон исчез  -  вихрь  был  настолько  мощный,  что
демону поотрывало руки и ноги еще до того, как он  скрылся  в  ослепительной
вспышке.
   Торнадо приподнялся и сморщился, как кошелек, у которого  слишком  сильно
затянули завязки. Сэмлор  не  видел,  что  именно  произошло  с  оставшимися
четырьмя демонами, но когда сумел встать на колени и оглядеться по сторонам,
рядом их уже не было.
   - Если ты недостаточно силен,  о  тебе  позаботится  твой  бог,  -  изрек
Тьянуфи. Человечка было слышно превосходно.
   Сэмлор разжал  пальцы  и  выпустил  из  ладони  амулет  Гекты;  но  не  к
жабе-богине была в последние мгновения обращена его отчаянная молитва...
   - Я думала, мамина коробка пустая, - сказала Стар, встретившись глазами с
караванщиком. - А она оказалась не пустая.
   Торнадо поднялся на милю над Санктуарием и превратился в тучу. Лишь после
этого снова вернулся обычный ветер -  его  порыв  принес  с  собой  холодный
ливень. Вокруг было темно, словно в гробнице.
   Только прядь волос над виском Стар на мгновение вспыхнула, словно  сердце
молнии.

Джон Браннер

БЛАГИМИ НАМЕРЕНИЯМИ…

   Однажды зимним вечером Жарвина из  Забытой  Рощи  ужинала  при  свечах  с
человеком, иностранным агентом которого она была вот рее семь лет.
   Мастер Мелилот мало изменился с тех давних пор, когда Жарвина работала  у
него   писцом-переводчиком.   Пожалуй,   он   стал   более    осанистым    и
представительным (широкое атласное одеяние, забрызганное жиром - результатом
увлеченного  обгладывания  трех  тушек  диких  уток,   -   туго   обтягивало
внушительное брюшко), но на его полном лице не  было  заметно  и  намека  на
морщины. Похоже, так оно будет до самой его смерти.
   А вот что можно было утверждать с полной уверенностью, так  это  то,  что
нрав мастера Мелилота  не  изменился  ни  на  йоту.  За  эти  годы  он  стал
значительно богаче - Жарвина знала это прекрасно, поскольку сама заключила в
интересах Мелилота несколько чрезвычайно выгодных сделок (не обидев при этом
и себя), но внешних признаков его процветания было немного. Мелилот и теперь
весьма неохотно расставался с полученными деньгами, если только это не  было
абсолютно неизбежным. Пища, которая подавалась  на  стол  мастера  Мелилота,
по-прежнему готовилась на плите, которая находилась в  кухне,  расположенной
на первом этаже,  рядом  со  скрипторием.  А  бегать  вверх-вниз  по  крутым
лестницам  с  кувшинами  вина  и  полными  либо  пустыми  блюдами  в   руках
приходилось подмастерьям, не занятым в настоящую минуту  переписыванием  или
учебой. Тысячи других людей на его месте принялись бы хвастаться  богатством
и накупили рабов, а в кухне устроили бы подъемник, столь популярный в Рэнке,
который позволял бы доставлять блюда с кухни на стол горяченькими, с пылу  с
жару, через вделанную в стену трубу. Многие, но не Мелилот, который  считал,
что чрезмерная показуха - наивернейший способ привлечь внимание воров. Тогда
придется нанимать вооруженных охранников, а этого Мелилоту  тоже  весьма  не
хотелось. Дешевле было в дневное время положиться на постоянную бдительность
своих слуг, а по ночам - на гусей. Мелилот поселил их  на  крыше,  в  бывшем
вонючем жилище вечно  пьяного  дворянина,  предки  которого  построили  этот
некогда  прекрасный  особняк.  Теперь  Мелилот  мог  спать  спокойно:   гуси
перебудили бы весь  дом,  вздумай  кто-нибудь  ночью  попытаться  пробраться
внутрь, отодвинуть засов или выдавить стекло.
   Кроме того, здесь, в Санктуарии, охранники могли не хуже любого грабителя
обчистить своего работодателя, если бы вдруг решили, что смогут безнаказанно
уйти с добычей.

***

   Несмотря на свой завидный и несомненный аппетит, Мелилот был обеспокоен и
смущен. Помимо Жарвины, за столом присутствовал еще один гость. Подобное  не
входило в привычку Мелилота - впускать чужаков в жилую часть дома.  Если  бы
за парня не поручилась сама Жарвина, его бы  и  на  шаг  не  пустили  дальше
рабочих помещений первого этажа.
   Но она за него поручилась, притом так горячо, что мастеру Мелилоту это не
понравилось. Чем он взял эту девушку ("женщину", -  поправил  себя  Мелилот,
вспомнив, сколько времени пролетело) -  может,  приворожил?  И  не  было  ли
присутствие этого парня  частью  тайного  заговора  против  него,  Мелилота?
Подозрительность была второй  натурой  всех  жителей  Санктуария.  Привычка,
выработанная всей жизнью.
   Развлекая  гостей,  Мелилот  в  промежутках  между  глотками  поддерживал
разговор пересказом слухов, как тех, что можно было услышать везде в городе,
так и более достоверных, - тех, которые сам Мелилот  ежедневно  по  зернышку
выуживал из разнообразных документов, отданных  ему  для  переписывания  или
перевода. При этом краешком глаза  хозяин  дома  изучал  Жарвину.  Она  мало
изменилась за прошедшие десять лет, - что неудивительно, если учесть разницу
в их возрасте, - и по-прежнему поражала Мелилота своей манерой  одеваться  в
мужскую одежду. Вот и сейчас на Жарвине были сапоги, брюки и мужская кожаная
куртка со шнуровкой.  А  еще  Жарвина  по-прежнему  была  помечена  ужасными
шрамами, хотя сейчас они были куда менее заметны, чем раньше. Именно в  этих
шрамах и крылась причина ее ежегодных возвращений в Санктуарий и  объяснение
того, почему Жар-вина до сих пор уступала в богатстве Мелилоту. Магия  стоит
недешево, особенно когда за ней приходится обращаться к Инасу Йорлу,  одному
из трех величайших магов мира.
   Благодаря стараниям Инаса Йорла шрамы на руках Жарвины  выглядели  сейчас
всего лишь странным узором, на смуглой коже девушки. Видимо, так же обстояли
дела и с прочими частями тела Жарвины, если  учесть,  что  раньше  ее  левая
грудь сильно отличалась по размеру от правой, а теперь они  были  совершенно
одинаковы. Похоже, старый уродливый  рубец  исчез,  так  что  теперь  фигура
Жарвины сделалась изящной, как у любой еще не рожавшей женщины ее  возраста,
ведущей активный образ жизни. Странно только, что Жарвина не начала  лечение
с лица, как поступили бы на  ее  месте  большинство  молодых  женщин.  Когда
хозяин дома рассказывал  какую-нибудь  особенно  потешную  историю,  Жарвина
заливалась смехом, вскидывая  голову.  При  этом  кошмарные  рубцы  на  лице
особенно бросались в глаза. А еще Жарвина могла делать их  более  заметными,
хмуря брови, и в те времена, когда жила в доме Мелилота,  пользовалась  этой
уловкой, чтобы пугать непослушных мальчишек-подмастерий…
   Ах, эта Жарвина! Она всегда была со странностями. Мелил  от  обрадовался,
когда она решила покинуть Санктуарий после того, как  оказалась  замешана  в
неприятную историю с зачарованным письмом, предательством части придворных и
попыткой покушения на принца.
   Да, и в самом деле. Жизнь становилась куда более приятной,  если  знаешь,
что эта непредсказуемая особа, с одной стороны - верный работник, а с другой
- гремучая змея, сейчас находится на безопасном от тебя  расстоянии,  где-то
среди  моря,  или  торгуется  за  его,  Мелилота,  интересы  в  каком-нибудь
отдаленном  порту.  Времена,  когда  Жарвина  возвращалась,  чтобы  получить
заработанные деньги и за один день  потратить  большую  их  часть,  были  не
самыми счастливыми в жизни Мелилота...
   А теперь Жарвина впервые объявилась не одна. Да к  тому  же  с  мужчиной.
Отложив останки третьей утки, Мелилот сыто рыгнул, потребовал  принести  еще
вина и перенес внимание на чужака, не переставая при этом рассказывать самые
занятные и забавные  слухи,  собранные  им  за  последнее  время.  Например,
сплетню  о  бедственном  положении  некоего  капитана  Стонга,   редкостного
негодяя, немного морехода, немного контрабандиста, который случайно взял  на
борт крупную партию серебра, отложенную Мизраитом на черный день.  Ведь  как
ни крути, а возвращать придется. А  кроме  того,  тот  же  Стонг  попал  под
действие проклятия С'данзо, которое теперь угрожает навсегда изгнать его  из
Санктуария. Мелилот приукрасил историю  всяческими  смешными  подробностями,
большую часть которых выдумал на ходу. Жарвина расслабилась от хорошего вина
и, слушая  эту  историю,  веселилась  от  души.  Одна  из  перемен,  которые
произошли с Жарвиной за время ее дальних странствий, заключалась в том,  что
у девушки  прорезалось  неплохое  чувство  юмора.  Подростком  она  смеялась
исключительно редко.
   Что же касается спутника Жарвины, то на его лице не появлялось даже  тени
улыбки. Оно оставалось мрачным и бесстрастным, словно лик каменного идола. И
лишь когда Мелилот упомянул о проклятии С'данзо, чужак одарил Жарвину хмурым
взглядом.
   Мелилот недоумевал. Что могло заставить Жарвину притащить с  собой  этого
мужлана? Сам он не знал о госте ничего, кроме имени. Имя было  чужестранным,
диковинным  и  почти  непроизносимым,   нечто   вроде   "Кликитак".   Только
заканчивалось хриплым выдохом: "Кликитагх?"
   Конечно,  были  кое-какие  намеки,  из   которых   можно   было   сделать
определенные выводы. Плечи у чужака были широкими, грудь -  мошной,  руки  -
большими и мускулистыми. Фигура человека действия. Кроме того,  выглядел  он
необычно: белокурая борода, густые белокурые волосы и лицо,  обветренное  за
время морского путешествия до бледно-красного цвета.
   И никогда в жизни Мелилоту не приходилось прежде видеть,  чтобы  на  лице
человека так явственно отпечаталось выражение несчастья, - даже тогда, когда
ему приходилось иметь дело с какой-нибудь  знатной,  но  неграмотной  дамой,
которая уже  отчаялась  узнать,  получает  ли  ее  муж  какие-нибудь  тайные
послания, или перехватить хоть  что-нибудь,  написанное  неверным  супругом.
Возможно, только Инас Йорл, который  из-за  наложенного  на  него  проклятия
изменял свой облик, пол,  а  время  от  времени  и  видовую  принадлежность,
усмотрел бы в этой неприятной и затруднительной ситуации  некий  извращенный
юмор...
   Мелилот завершил свою историю, и Жарвина, заливаясь смехом,  захлопала  в
ладоши.  Хорошенькая  десятилетняя  девочка,  тихонько  стоявшая  в  углу  с
кувшином вина, по ошибке приняла эти хлопки за знак снова наполнить кружки и
поспешно повиновалась. Мелилот не стал ее останавливать. Он надеялся все  же
развязать язык чужаку, и спиртное было в этом деле главным его союзником.
   - Я заметил, сударь, - произнес Мелилот  с  недовольством,  которое  было
лишь отчасти наигранным, - что вас не позабавила моя история о  злоключениях
капитана Стонга.  Осмелюсь  предположить,  причина  этого  в  том,  что  вам
неизвестны  существеннейшие  подробности,  на  которые   я   ссылался   лишь
мимоходом, - о том, что такое проклятие С'данзо, и о том, насколько искусным
колдуном является Мизраит? У вас вид  человека,  прибывшего  издалека  и  не
знакомого ни с обычаями, ни с достопримечательностями Санктуария.
   Кликитагх шевельнулся и в первый раз  издал  хоть  какой-то  звук  помимо
невежливого ворчанья - чужак даже не поблагодарил хозяина дома  за  обильную
трапезу.
   - Нет, господин, - отозвался Кликитагх. - Это потому частью, что я  плохо
понимаю, что вы говорите.
   Гм! В Мелштоте заговорили профессиональные инстинкты. Какой  же  у  парня
язык  родной?  Мелилот  не  мог  опознать  ни  акцент,  ни  странную  манеру
построения фразы. А вдруг Кликитагх знает какой-нибудь язык из тех,  которых
нет в списке, висящем на двери скриптория Мелилота, хотя там и так значилось
на три-четыре языка больше, чем могли предложить даже самые удачливые из его
конкурентов. Ради этого стоило бы не пожалеть времени и покопаться в  мозгах
чужака...
   Прежде чем Мелилот успел сформулировать какое-либо предложение, Кликитагх
снова заговорил:
   - А другая важная  часть,  почему  это  не  есть  предмет  для  шутки,  -
проклятие. Говорю как несчастная жертва, хорошо знаю о муке  несправедливого
и жестокого проклятия, лежащего на неповинном человеке, мне.
   "Такие выразительные дополнения для  подчеркивания  мысли  встречаются  в
енизеде, но там их  никогда  не  ставят  в  конце  фразы...  Да,  похоже,  я
действительно могу кое-что приобрести от этого визита!"
   Мелилот пришел в  состояние  радостного  возбуждения  и  кивком  подозвал
девочку, чтобы та налила еще вина.
   Но Кликитагх отказался и прикрыл свою кружку широкой ладонью.
   - Устал. Я спать. Должны идти мы.
   И, словно получил позволение  Жарвины,  встал,  взял  перевязь  с  мечом,
висевшую на  спинке  его  стула,  и  протянул  руку,  чтобы  помочь  женщине
подняться.
   Жарвина не обратила на протянутую руку ни малейшего внимания.
   Внезапный  гнев  окрасил  щеки  Кликитагха  в  более  насыщенный  оттенок
красного цвета. Он сердито начал:
   - Ты не...
   - Мне нужно обсудить с Мелилотом кое-какие дела, - оборвала его  Жарвина.
- Кто-нибудь из мальчишек покажет тебе комнату для гостей. Я приду попозже.
   Мелилот испугался, что Кликитагх затеет ссору, - а ссора с Жарвиной могла
с такой же легкостью закончиться  дракой,  как  ущемление  самолюбия  самого
занос