с визитом?
   - Потому что это все подделка! - пробурчал  Молин  Факельщик,  швыряя
документ на пол. Бумага скатилась по  ступеням  помоста  к  самым  ногам
Ченаи. - Ловкая подделка!
   Ченая не стала поднимать документ. Она  только  терпеливо  улыбнулась
дяде. Приятно было смотреть, как его трясет!
   - Потому что он не знал об этом. Отец сообщил о том,  где  он  держит
завещание, только мне, а меня, как вам, кузен,  известно,  -  она  снова
кивнула Кадакитису, - не было в городе.
   Кадакитис махнул рукой у себя перед носом, точно отгонял муху.
   - Да, все это представляется мне вполне законным: подпись,  печать  и
вообще дело в целом. Конечно, это был довольно жирный кусок, Молин, и  я
не виню вас за то, что вы попытались его заполучить. Но,  боюсь,  теперь
он принадлежит Дейрну.
   Дейрн шагнул вперед. Его  лицо,  обычно  суровое  и  спокойное,  было
исполнено такого злорадного  самодовольства,  что  Ченая  едва  сдержала
смешок. Но нет, сейчас не время.
   - Нет, - хрипловато произнес Дейрн.  -  Поместье  принадлежит  Чейни.
Ранканский закон гласит, что она не может наследовать имущество, но  это
не значит, что она не может им владеть.  И  сегодня  я  продал  ей  Край
Земли, - Дейрн посмотрел в глаза Молину, - за один золотой солдат.
   Он достал из кармана на поясе монету  и  поднял  так,  чтобы  все  ее
видели. По залу пробежал ропот сдержанного удивления.  Молин  готов  был
взорваться.
   Дейрн и Ченая одновременно развернулись и вышли из  Зала  Правосудия,
миновали двор и очутились на площади Вашанки,  где  ждали  их  друзья  и
соратники.
   - Ну что? - нетерпеливо спросил Уиджен. - Что там было-то?
   Ченая медленно расплылась в улыбке.
   Дейрн поманил гладиаторов к себе.
   - Видели бы вы Молина! - заговорщицки прошептал он.
   Дафна захлопала в ладоши и рассмеялась.
   - Сработало! - воскликнула она. Гестус одернул ее.
   Дисмас вздохнул с облегчением.
   - Ну, слава богам! - сказал он. - Всю ночь  упражнялся.  Я  уж  и  не
думал, что у меня получится изобразить эту подпись!
   Ченая улыбнулась еще шире, встала на цыпочки и потрепала  Дисмаса  по
волосам.
   - Это у тебя-то не получится? - насмешливо спросила она. - Да ты ведь
первый из воров и мошенников, которых когда-либо посылали на арену!
   Они пересекли площадь и вышли в Главные ворота. Тучи над  Санктуарием
рассеялись. Небо было ярко-голубое, и в вышине сияло золотое солнце. Дул
свежий ветер с моря. Ченая обратила взгляд на гавань, на мачты кораблей,
раскачивающиеся у причалов, с одного из которых она два дня  тому  назад
выбросила в море свой портрет.
   - Тебе его не хватает, верно? - шепнула Дафна ей на ухо.
   Ченая подумала об отце, обо всех счастливых днях, которые они провели
вместе...
   - Мне всегда его будет не хватать, - ответила она.
   - Только  не  сегодня!  -  отрезала  Дафна.  -  Никакого  похоронного
настроения!
   Она достала из-за пояса тяжелый кошелек, подбросила его  в  воздух  и
поймала прежде, чем Лейн успел его перехватить.
   - Пойдемте-ка, братцы, в Лабиринт, пропустим по несколько стаканчиков
в "Единороге". Это место не  меньше  других  подходит  для  того,  чтобы
распустить слух!
   Дафна выжидающе поглядела на гладиаторов и подмигнула.
   - Ченая  вернулась  в  город!  -  объявила  она.  Потом  повернулась,
встряхнула волосами цвета воронова крыла, взяла Лейна под руку и  повела
за собой.
   - Мне почему-то кажется, - пробормотал Дейрн со слабой полуулыбкой, -
что это и так всем известно!
 
ТКАЧИХИ 
 
Линн ЭББИ 
 
   В Санктуарии наступило затишье  после  того,  как  сторонники  Терона
убрались из города. Сотня человек, ну, может, чуть больше - но точно  не
больше двух - выехали через  новые  городские  ворота  и  отправились  в
долгое путешествие обратно в Рэнке.
   Простые жители Санктуария  даже  не  заметили  этой  потери.  Простые
жители Санктуария  даже  не  предполагали,  что  город  теперь  оказался
предоставленным самому себе и все теперь зависело только от них самих. А
те, кто всю жизнь жаловался на притеснения империи, даже не поняли,  что
теперь все переменилось, и империи больше нет.
   Для   гарнизона   стражей   порядка   спокойствие   стало   настоящим
благословением  божьим.  Гарнизону   отчаянно   требовалось   время   на
реорганизацию, нужно было набрать новых рекрутов, обучить их,  проверить
каналы связи - ведь теперь не стало ни пасынков, ни Третьего ранканского
отряда, ни Гильдии Магов.
   Прошла неделя, потом другая. С моря задул штормовой ветер.
   Три дня подряд шел проливной дождь, но вскоре  небеса  просвет  лели,
желто-серые тучи песка над пустыней улеглись. Фермеры потянулись в город
с дарами земли.
   Уэлгрина назначили начальником гарнизона вместо Критиаса. Для  самого
Уэлгрина такое  повышение  оказалось  неприятной  неожиданностью.  Он-то
надеялся, что эта сомнительная честь падет на плечи Зэлбара. Зэлбар  уже
год как бросил пить и гораздо чаще появлялся в  коридорах  сильных  мира
сего, чем Уэлгрин, строевой офицер, который провел  всю  свою  жизнь  на
имперской службе, кочуя из одного  медвежьего  угла  в  другой,  -  куда
пошлют. Нельзя сказать, чтобы Уэлгрин стал счастливее оттого, что теперь
придется сидеть целыми днями  в  четырех  стенах  кабинета,  выслушивать
рапорты и отдавать приказы. Собственно, Критиаса тоже не особо  радовала
такая служба. При любой возможности он отправлялся вместе с  отрядом  на
патрулирование улиц.
   Такой  случай  представился,  когда  на   рейде   гавани   показались
квадратные паруса торговых кораблей бейсибцев.
   Гавань давала Санктуарию надежду на обеспеченное существование и даже
благоденствие в будущем. Кто-то из забытых древних  богов  поразвлекался
(или поразвлекалась?),  передвигая  с  места  на  место  огромные  куски
скалистого плато. Так появилась бухта с прекрасной  якорной  стоянкой  -
тихая и глубокая, с течением, которое при каждом  отливе  уносило  прочь
все, что оставляли в заливе Красная и  Белая  Лошади.  С  давних  времен
первых поселенцев-илсигов  моряки  только  качали  головами  -  чудесная
гавань пропадала зря!
   Но вот в Санктуарий прибыли  бейсибцы  во  главе  со  своей  опальной
Бейсой Шупансеей, и начались коварные, изощренные переговоры с  врагами,
которые узурпировали трон в так  называемом  Доме  Славы,  в  Бейсибской
империи. Переговоры велись с  переменным  успехом,  никто  не  собирался
ничего прощать,  но  -  поскольку  для  ведения  переговоров  непременно
требовалось соблюдение всех  условностей  прежней,  привычной  роскошной
жизни, - один-два торговца взялись этому поспособствовать.
   Местные торговцы угрохали  целое  состояние,  а  то  и  не  одно,  на
постройку такого причала, чтобы у бейсибских покупателей  глаза  на  лоб
полезли от изумления. Местным торговцам страшно хотелось иметь  то,  что
могли предложить  торговцы  рыбьего  народа,  но  установить  нормальную
торговлю было ой как непросто.
   На взгляд земного человека, изделия бейсибцев,  да  и  сами  бейсибцы
были не просто экзотическими, странными и загадочными - они были  скорее
причудливыми, даже немного зловещими.
   К   счастью,   жажда   наживы   и    необходимость    взаимовыгодного
сотрудничества  помогли   преодолеть   культурные,   расовые,   языковые
различия, как и разницу в денежных единицах. С  каждым  следующим  разом
предприимчивые торговцы-бейсибцы везли на продажу на своих кораблях  все
больше и больше новых товаров.
   И каждый новый корабль встречало в Санктуарий  все  больше  и  больше
торговцев.
   Корабль бейсибцев  еще  только  лавировал  в  прибрежном  течении,  а
торговцы уже выстраивались вдоль пристани. Расчетливые дельцы  надеялись
уже к обеду сколотить себе  состояние.  Уэлгрин  и  Трашер  смешались  с
шумной толпой торговцев, чтобы убедиться, что состояния эти будут нажиты
честно - то есть законным образом.
   Корабль бейсибцев входил в гавань на веслах,  паруса  были  убраны  и
закреплены на реях. Корабль низко сидел  в  воде,  но  двигался  быстро,
несмотря на тяжелый груз и окованную металлом носовую  часть.  На  корме
виднелась катапульта - это  орудие  готово  было  мгновенно  разнести  в
клочья паруса любого вражеского  судна,  капитан  которого  оказался  бы
настолько глуп, чтобы напасть на бейсибцев. По  условиям  договора,  все
корабли бейсибцев, которые приходили  в  Санктуарий,  были  торговыми  -
неуклюжие  родичи  их  военных  судов.  Может,  морской  народ  и  врал,
бессовестно глядя прямо в глаза, - но никто  из  моряков  Санктуария  не
рискнул бы с ними поспорить.
   - Пираты, все как один - пираты! Варвары! - пробормотал  Трашер  себе
под нос, глядя на моряков-бейсибцев, облепивших корабельный такелаж, как
пчелиный рой. Корабль тем временем подходил все ближе к причалу.  Трашер
снова забубнил:
   - Они считают нас дикарями, животными. Они думают, у  нас  даже  души
нет, раз уж боги не дали нам таких рыбьих глаз,  как  у  них.  Наверняка
затевают какую-нибудь пакость. С тех  самых  пор  как  сюда  пристал  их
первый корабль, я уверен, что они нас нагло  дурят,  подсовывают  всякое
барахло вместо дельных товаров! Говорю я вам -  надувают  они  нас,  как
слепых щенков!
   Уэлгрин неопределенно хмыкнул. Он  не  разделял  убежденности  своего
приятеля. Несмотря на то что Трашер родился рабом,  он  был  невыносимым
снобом. Насколько знал  Уэлгрин,  торговцы-бейсибцы  привозили  ящики  с
яйцами насекомых, невыделанные кожи и бочки с болотным  пивом  -  такого
качества,  которое  вполне  устраивало  людей   с   материка.   Конечно,
торговцы-бейсибцы вполне могли порой подсунуть и  какие-нибудь  отбросы,
но то, что торговцы Санктуария делают это постоянно, -  в  этом  Уэлгрин
был уверен на все сто.
   Двое  стражей  порядка   прекратили   кулачную   потасовку,   которая
завязалась между моряками-бейсибцами и портовыми рабочими.  Вытащили  из
воды беспомощного торговца. Рыжеволосый  ибарсиец  попытался  сунуть  им
взятку - маринованный плод страсти. Какой-то  ранканец  предложил  нитку
жемчуга, если они согласятся покараулить его сундук, обвешанный со  всех
сторон замками, и будут отгонять от него всех любопытствующих. Они взяли
плод и отправили ранканца в дворцовую тюрьму за кражу.
   Когда друзья вернулись на пристань, торг был еще в самом разгаре.
   Дорогу им загородила повозка с запряженным в нее ослом. .Вокруг  осла
расхаживала женщина - явно хозяйка. Пристань могла  выдержать  вес  трех
конных повозок, но между продольными досками настила кое-где  были  щели
для стока воды. Вот колеса повозки  с  ослом  и  попали  в  такую  щель,
застряв в ней. Осел потел в  своей  упряжке,  хозяйка  пинала  осла,  но
сдвинуть его с места никак не получалось - колеса застряли плотно.
   Уэлгрин легонько ткнул Трашера локтем. Эта женщина, похоже, недавно в
городе. Только  несведущий  человек  додумался  бы  повести  осла  вдоль
настила, а не поперек, к тому же вряд ли из местных могла быть  повозка,
которая застряла бы в щелях для стока сразу обоими колесами.
   - Ничего не получается!  -  всплеснула  руками  женщина,  когда  двое
стражей подошли и оградили ее от суетливой толпы.
   Женщина была рассержена и измучена так же, как и ее осел.
   - Мы поможем вам отсюда  выбраться,  -  сказал  Уэлгрин.  Он  взял  у
женщины платок и обернул им голову осла, чтобы тот ничего не видел. Ослы
хоть отличаются большей смышленностью, чем лошади, но ненамного. -  Вам,
наверное, никогда не приходилось бывать здесь раньше?
   - Нет, почему же... Когда приходили другие корабли, мой  зять  обычно
бывал дома...
   Уэлгрин отошел, на его место встал Трашер. Уэлгрин покрепче ухватился
за обод колеса, кивнул Трашеру и вытащил  колесо  из  щели.  Трашер  тем
временем потянул осла за поводья, заставляя  идти  вперед.  Уэлгрин  еле
успел отскочить.
   - Нет, нет! Не туда! Мне нужно туда, где они разгружаются!
   Двое мужчин переглянулись - они без слов поняли, в чем дело.  Повозка
теперь стояла ровно и могла ехать дальше, но по-прежнему  перегораживала
дорогу.
   - Длина оси установлена специальным указом принца, -  сказал  Уэлгрин
женщине, которая  некстати  успела  расплакаться.  -  Она  соответствует
ширине вот этих досок настила и щелям между ними, устроенным специально,
чтобы в них стекала вода с пирса,  -  он  отдал  женщине  платок  -  Эта
повозка сделана не в Санктуарии, без соблюдения норм, и потому я  должен
ее конфисковать. Я должен отправить  вашу  повозку  во  дворец,  где  ее
изрубят  на  дрова...  Если,  конечно,  вы  не  согласитесь   хорошенько
заплатить двум бедным стражникам...
   Слезы женщины мгновенно высохли. Она смертельно побледнела - так, что
начальник стражи даже перепугался. Мало  хорошего  в  том,  что  женщина
околачивается на пристани, а если она еще и грохнется здесь в обморок  -
на руки Уэлгрину,  -  это  будет  просто  катастрофа.  К  его  огромному
облегчению, женщина расправила плечи и снова задышала ровно.
   - Разрешено ли законом привязывать животных здесь - на мостовой?
   Уэлгрин кивнул.
   - Тогда я сама донесу свои  вещи.  Я  не  могу  рисковать  имуществом
своего зятя. И не нуждаюсь в услугах стражников.
   Вот уже второй раз женщина упоминала своего зятя, и оба раза при этом
ее лицо мрачнело. Она не говорила ни об отце, ни о сыне, ни о брате,  ни
о муже, только о зяте. Уэлгрин даже проникся к ней некоторым сочувствием
- ведь даже рабам живется лучше, чем бездетным вдовам, вынужденным  жить
с чужой семьей.
   - Не мы устанавливаем  законы,  добрая  женщина,  -  сказал  Уэлгрин,
подходя к ней поближе. - Давайте, я помогу вам отнести ваши вещи.
   Какое-то  мгновение  казалось,  что  женщина  настолько  уверилась  в
собственном невезении, что готова отказаться от предложения Уэлгрина. Ее
голубые глаза расширились от удивления.
   Наверное, если бы женщина не была такой пугливой и  растерянной,  она
показалась бы даже весьма симпатичной. Но определить это было  непросто,
и Уэлгрин уже готов  был  повернуться  и  уйти,  когда  женщина  наконец
немного пришла в себя и согласилась принять его помощь.
   Поскольку торговцы морского народа и их партнеры с материка  говорили
на разных языках, при торговле все в основном объяснялись жестами. Писцы
фиксировали содержание сделки  на  пергаменте,  на  двух  языках,  потом
пергамент разрывали пополам, каждому участнику  сделки  по  половине.  И
вроде бы кричать во весь голос при этом не было нужды - все  равно  тебя
поняли бы только соотечественники, - но шум на пристани стоял такой, что
головная боль всем присутствующим была обеспечена.
   С корабля все еще сносили ящики и бочки с товаром,  выставляя  их  на
первом же случайно свободном участке пристани, без всякой системы. Народ
толпился как попало, ни о каких свободных проходах не было и  речи,  так
что местным карманникам и ворам было где развернуться. Уэлгрин  подловил
одного паренька с ловкими пальцами,  когда  тот  как  раз  вытаскивал  у
кого-то весьма  объемистый  кошель.  Их  глаза  встретились,  и  воришке
пришлось расстаться с почти выуженной  добычей.  С  полдюжины  чрезмерно
больших  сундуков  отделяли  представителя   закона   от   незадачливого
преступника, но даже если бы не эта помеха, Уэлгрин все равно не оставил
бы женщину одну и не кинулся бы ловить вора.
   Она, не останавливаясь,  прошла  мимо  стольких  торговцев  красивыми
безделушками и всякими дешевыми украшениями, что Уэлгрин даже сбился  со
счета. Лично он не видел  здесь  ничего  такого,  ради  чего  стоило  бы
раскошелиться, но, в конце концов, он  был  мужчина  и  солдат.  Женщины
могли думать иначе.
   И все же в беспорядке на пристани была  определенная  закономерность.
Праздные безделушки, которые торговцы  рыбьего  народа  привезли  только
ради удовольствия местных жителей, сваливались все в одном  месте  -  на
земле в конце пристани.
   А все ценные товары  бейсибского  производства,  предназначенные  для
серьезного торга, складировались более тщательно,  у  самых  корабельных
сходен. Посередине между этими крайностями расположились торговцы шелком
и готовым платьем.
   Шелк был известен еще  со  времен  империи  илсигов.  Шелка,  которые
делали  на  континенте,  были  толстыми  и  непрочными  по  сравнению  с
прекрасным  волокном,  которое  в   огромных   количествах   производили
бейсибцы. К тому же ткани с материка плохо воспринимали окраску, и  даже
алхимики илсигов своими заклинаниями  не  могли  сделать  местные  шелка
более яркими,  чем  ткани  бейсибцев.  Шелка  блестели,  переливаясь  на
солнце, - и любому дураку было ясно, почему бейсибские шелка ценятся  на
вес золота.
   Вот почему Уэлгрин вовсе не удивился, когда его спутница остановилась
присмотреться к тканям, хотя как она собиралась оплатить  такой  дорогой
товар, если не раскошелилась даже на взятку двум  стражам  -  оставалось
для Уэлгрина загадкой. Зачем ей было покупать шелка  -  это  уже  другой
вопрос, и не менее загадочный. При  всем  своем  великолепии  бейсибские
шелка не  особенно  хорошо  продавались  в  Санктуарии.  Шелка,  которые
привозили сюда бейсибцы, были двух  основных  разновидностей,  одинаково
непрактичных: тончайший газ, который рвался и портился от  самых  легких
повреждений, и плотная узорчатая парча с  основой  из  конского  волоса,
такая жесткая, что стояла коробом.
   Может, в Бейсибской империи, где круглый год было довольно  прохладно
и сухо, из таких тканей и можно  было  бы  соорудить  годную  для  носки
одежду. В Санктуарии же человек, одетый в платье из  бейсибского  шелка,
сразу обращал на себя внимание, но чувствовал себя  наверняка  не  очень
уютно.  Шупансея  и  прочие  женщины-бейсибки  предпочитали   носить   в
Санктуарии  не  свои   национальные   костюмы,   обнажавшие   грудь,   а
традиционную ранканскую одежду - скорее ради удобства, чем из каких-либо
иных соображений.
   Женщина внимательно изучала каждый кусок ткани. Она мяла ее и щупала,
выворачивала наизнанку, растянув на  колене,  чтобы  проверить  качество
окраски с обеих  сторон.  Торговец  уж  было  обрадовался,  что  нашелся
наконец покупатель на его товар, но женщина вдруг  повернулась  и  пошла
дальше.
   - Что ты ищешь? - не выдержал Уэлгрин, когда его спутница направилась
к ряду, в котором были выставлены самые дорогие ткани. - Здесь ткани еще
дороже!
   Женщина взглянула на Уэлгрина так, будто у того вдруг выросла  вторая
голова.
   - Я не нашла того, что мне нужно, - сказала она и пошла дальше.
   Уэлгрин сунул рулон ткани  обратно  торговцу  и  поспешил,  чтобы  не
отстать от своей спутницы. Вместе они подошли  к  кормовому  трапу,  где
бейсибцы торговали с  бейсибцами,  стрекоча  на  своем  странном  языке,
который, кроме них, могли понять только рыбы. Женщина  пошла  медленнее.
Наконец она  остановилась  возле  толстого  бейсибца,  который  продавал
керамические статуэтки с изображениями змей,  и  знаками  показала,  что
хочет поторговаться.
   Бейсибец смутился почти так же сильно, как и Уэлгрин.  Женщина  стала
делать такие движения, будто вынимала глиняные статуэтки из  упаковочных
ящиков - все, одну за другой. Уэлгрин  очень  плохо  разбирался  в  речи
бейсибцев, но он хотел убраться с причала хотя бы до  полудня,  так  что
пришлось вмешаться.
   Стражник придержал руки женщины, которая жестами  переговаривалась  с
торговцем.
   - Этот человек показал тебе все, что у него есть. Но ты снова и снова
показываешь на пустые коробки. А он снова и снова говорит тебе, что  там
больше ничего нет, такого, что можно купить.
   - Ты его понимаешь?.. Хорошо, тогда скажи ему, что я хочу купить  эту
ветошь.
   - Что?!
   - Ветошь... Ветошь -  вот  эту  упаковку,  в  которую  завернуты  его
мерзкие статуэтки!
   - Ветошь?
   Уэлгрин покачал головой. Он знал  несколько  слов  на  языке  рыбьего
народа,  от  парочки-другой  из   которых   лысина   толстого   бейсибца
запламенела бы, как красный  фонарь.  Уэлгрин  знал  десяток  слов,  вот
только ко