Но  ошибки  этой  ночи  и  усилия,  затраченные  на   их
исправление, истощили ее силы.
   Нико сидел в углу, глядя прямо перед собой, дыхание с  хрипом  вырывалось
из его груди. Он еще не пришел в себя. Еще одна ошибка - эти проклятые  змеи
понимают все чересчур буквально и не способны довести  до  конца  простейшее
задание.
   Посланные ею змеи, превращенные в пасынков, должны были отыскать детей на
улицах;  внешне  они  ничем  не  отличались  от  Нико  и  Джанни.   Но   эта
шлюха-вампирща, распроклятая третьеразрядная колдунья, умудрилась  опередить
их и забрать детей к себе. Пришлось менять все  планы,  посылать  фургон  со
змеями, выручать приманку - одних только  девочек,  мальчиков  было  уже  не
вернуть. Конечно, змеям было не под силу провести опытную женщину,  знакомую
с чародейством. Ишад отдала женскую часть  своей  добычи  только,  чтобы  не
связываться с магией нисибиси, сделав вид, что верит "пасынкам", требовавшим
выдать Тамзен и ее подружек.
   Если бы Роксане не предстояло срочно покинуть город  сегодня  ночью,  она
изничтожила бы вампирскую душу - или, по крайней мере, ее память.
   Колдунья снова вынула змей из корзины и поднесла их головы к своему лицу.
Они как молниями, выстреливали язычками, змеиные глазки молили о пощаде,  но
Роксана  давным-давно  позабыла  о  таком  понятии.   Ей   необходимо   было
восстановить силы, растраченные отчасти по вине этих существ. Высоко  подняв
их, она встала со стула, произнося заклинание, и швырнула  змей  в  пылающий
очаг. Пламя с ревом охватило корчащиеся в агонии тела  рептилий.  Когда  они
зажарились, Роксана достала их серебряными щипцами и съела хвосты и головы.
   Укрепив  таким  образом  свои  силы,  она  обернулась  к  Нико,  все  еще
прятавшему свой  разум  и  душу  в  сокровенном  убежище,  которое  колдунья
способна  была  видеть  с  помощью  магии.  В  этом  месте  умиротворения  и
расслабленности, пещере на краю рассудка, скрывался призрак - друг,  который
любил Нико. Она научилась  принимать  его  облик  и  долго  разговаривала  с
пасынком, завоевав его доверие. Теперь Нико принадлежал ей, как и обещал  ее
возлюбленный господин; стоит ему узнать что-то, как в ту же минуту ей станет
известно об этом. Он же ничего не запомнит, и его уделом будет лишь война  и
смерть. Через него она сможет пасти  Темпуса,  когда  пожелает,  через  него
узнает любые его намерения.
   Ибо Никодемусу, рабу нисибиси, так и  не  удалось  избавиться  от  своего
клейма и сбросить цепи: хотя ее возлюбленный освободил его  тело,  где-то  в
глубинах души Нико был завязан  узелок.  В  любой  момент  ее  господин  мог
потянуть за шнурок, а теперь и она могла сделать это.
   Он не помнил ничего, что происходило после допроса в роще, зная лишь  то,
что было нужно ей. Если же что-то и сохранилось в его  памяти,  он  принимал
это за наркотический бредовый кошмар.
   Роксана разбудила Нико, прикоснувшись пальцами к векам и  объяснила,  что
он теперь стал ее крепостным, ее инструментом - на тот случай, если  забудет
вдруг их короткую беседу или визит сюда. Она предупредила его о непослушании
и заставила душу Нико  содрогнуться,  показав  в  зеркале  своих  глаз,  что
произойдет с Тамзен и ее подружками, если  он  даже  на  минуту  вспомнит  о
происшедшем в этом доме. (Потом она доставила  себе  удовольствие,  погладив
его обезображенное лицо, чтобы еще раз показать ему, кто раб, а кто  хозяин.
Она заставила Нико послужить ей и набралась сил из  его  распухшего  рта,  а
затем, посмеиваясь, заставила его забыть об этом.
   Теперь можно отослать нового слугу, который отныне  будет  ее  глазами  и
ушами, пребывая при этом в полном неведении, и только  в  глубинах  сознания
дух его будет плакать и биться.
   Людям Джагата Роксана велела доставить его к  казармам  пасынков,  и  они
подняли обмякшее тело смуглыми руками.
   Теперь колдунья могла покинуть этот развращенный город и  направиться  на
север. Единственным ее желанием было поскорее вернуться туда, где  ждали  ее
объятия господина и возлюбленного. В дороге она  будет  оставлять  за  собой
отчетливый след, чтобы Темпус мог идти за ней, Там, на  Стене  Чародеев  она
будет лежать в высокогорном  сиянии  вместе  с  господином  и  возлюбленным,
довольным дарами, которые она принесла: горстка пасынков,  Пеннорожденная  и
человек, которому боги дали бессмертие.

***

   Почти до рассвета пришлось успокаивать пучеглазых, потерявших свои лучшие
корабли.  К  счастью   для   всех,   бурекская   аристократия   пользовалась
гостеприимством Кадакитиса и находилась в летнем дворце, а не  на  кораблях,
когда те вдруг снялись с якорей и, словно живые, сами по себе направились  к
центру водоворота, возникшего у входа в гавань.
   Крит насупился - ему не  следовало  сейчас  высовываться;  Темпус,  когда
отыщется, будет недоволен. Но Кадакитис отчаянно нуждался в советчике:  юный
Принц предпочел бы поступиться  своей  имперской  спесью  ради  "гармоничных
отношений с нашими заморскими друзьями".
   Никто не мог доказать, что это было не природное бедствие, а нечто  иное,
хотя то и дело раздавались слова "промысел божий".
   Лишь к утру Крит и Страт смогли оставить это  унылое  занятие  -  стоя  с
отсутствующим видом,  с  помощью  еле  заметных  жестов  и  коротких  реплик
подводить  Кадакитиса   к   компромиссу   (что   было   нетрудно,   учитывая
матриархальный менталитет бейсибцев).
   Криту хотелось  напиться  до  потери  сознания.  Помогать  Гильдии  Магов
доказывать собственную невиновность, когда  было  совершенно  очевидно,  что
один  из  них  и  вызвал  шторм  -  занятие  не  только  противное,   но   и
непродуктивное.  По  мнению  Крита,  недавно  избранному   Первому   Хазарду
следовало  выйти  вперед  и  принять  от   имени   Гильдии   на   себя   всю
ответственность за это безобразие. Дождешься от них,  предсказывал  Стратон,
скорее лягушки начнут падать с неба,
   Впрочем,  кое-что  полезное  они  сделали:  мобилизовали  добровольцев  и
надоумили дежурного гарнизонного офицера послать нескольких солдат в  лодках
и бейсибцев в яликах на мелководье в поисках выживших. Однако в порту царила
такая сумятица, такое смешение лекарей и зевак,  рыбаков  и  бейсибцев,  что
пришлось вызвать всех пасынков и снять все  караулы  с  дорог  и  застав  из
опасения, как бы бейсибцы не приняли свою потерю слишком близко к  сердцу  и
не набросились на местных жителей.
   На каждом углу стояло по двое патрульных всадников,  а  дороги  никем  не
охранялись. Крит тревожился о том, что, если диверсия  имела  далеко  идущие
цели, сработано все было чисто: армия могла беспрепятственно  вторгнуться  с
севера. Если бы не  было  доподлинно  известно,  что  вчера  не  наблюдалось
никаких перемещений  войск  в  южном  направлении,  признался  он  Стратону,
подобной напасти можно было бы ожидать с минуты на минуту.
   В довершение всех несчастий, добравшись до "Держи пиво", они застали  там
владельца заведения, заламывающего руки в углу в компании пятерых  не  менее
безутешных отцов. Их сыновья и дочери пропали  вчерашним  вечером;  мальчик,
посланный к Темпусу в казармы  Пасынков,  вернулся  ни  с  чем;  у  дежурной
команды гарнизона были более важные дела, чем рыскать  в  поисках  пропавших
детей. Теперь отцы сидели в  ожидании  собственных  людей,  отправленных  на
поиски, в результате чего "Держи пиво" была открыта для посетителей  в  этот
предутренний час.
   Крит и Страт под удобным предлогом улизнули из  этого  царства  скорби  и
отправились дальше, измученные, как собственные лошади, устало вглядываясь в
бледнеющую тьму.
   Единственным местом, кисло заметил Крит, где ожидали их тишина и покой  в
этот час, когда город просыпался, был Перекресток  Развалин.  Они  поспешили
туда и в свете нарождающегося утра откинули железные засовы, надеясь обрести
час-другой сна, но обнаружили шифрованную записку Нико.
   - Почему старый трактирщик не сказал нам, что послал их по следу  дочери?
- вздохнул Страт, растирая глаза рукой.
   - Разве ты забыл, что по легенде Нико - обитатель трущоб?  -  Крит  зябко
кутался в хитон, который уже бросил было на пол, готовясь ко сну.
   - Нам не надо уходить отсюда.
   - Я уйду.
   - Искать Нико? Где?
   - Нико и Джанни. Где - не знаю. Но если эти двое еще  не  вернули  ребят,
значит это  не  просто  детская  выходка  или  розыгрыш  выпускников.  Будем
надеяться, что они все же попали на встречу с Роксаной, и им  неудобно  уйти
раньше времени, - Крит встал.
   Стратон остался сидеть.
   - Идешь? - спросил Крит.
   -  Кто-то  должен   находиться   там,   где   люди   рассчитывают   найти
представителей власти. Тебе надо быть здесь или в казарме, а не искать  тех,
кто, возможно, сам ищет тебя.
   После недолгого спора, в конце концов,  Стратон  одержал  победу,  и  они
вместе отправились в казарму, остановившись  по  дороге,  когда  солнце  уже
поднялось, у лавки Марка, чтобы забрать стрелы Стратона.
   Дверь лавки была распахнута, хотя обозначенные на ней часы работы еще  не
наступили. Войдя, они увидели кузнеца, склонившегося над чашкой  чаю,  перед
ним на куске замши лежал  разобранный  спусковой  механизм,  а  на  прилавке
разложены тетивы.
   Когда они вошли, мастер поднял голову, пожелал им  более  удачного  утра,
чем было у него до сих пор, и направился за стратоновыми стрелами.
   Позади прилавка висел крученый лук.  Когда  Марк  вернулся  с  деревянным
колчаном, Стратон кивнул на него: "Это ведь лук Нико, или  мои  глаза  стали
совсем плохи?"
   - Я берегу лук для  него  в  ожидания,  что  он  все  же  расплатится,  -
невозмутимо ответил кузнец.
   - Мы заплатим сейчас, а он заберет его у меня, - сказал Крит.
   - Не знаю, как он на это... - поколебавшись, Марк решил  не  встревать  в
чужие дела и кивнул. - Ладно, как хотите. Я ему скажу, что вы забрали. С вас
четыре солдата. Я с ним долго  возился.  Сказать  ему,  чтобы  искал  вас  в
казарме?
   - Да, там.
   Сняв лук со стены, кузнец проверил его, спустил тетиву, поднес  к  уху  и
послушал. На лице играла довольная улыбка. "Неплохо сработано", - заявил он,
упаковывая лук в футляр из мягкой кожи.
   Вот оно что, догадался Стратон, теперь Нико никак не минует Крита.

***

   К тому времени, как рассвет расколол яйцо ночной тьмы, оба, и  Темпус,  и
Джихан, были пресыщены, даже утомлены любовью. Для мужчины, который мечтал о
сне, как другие мечтают о власти или о женщинах, это было  удивительно.  Для
существа, которое лишь недавно превратилось в женщину, это был час  триумфа.
Они неторопливо шли к казармам, следуя  изгибам  ручья,  который  розовел  и
золотился от лучей рассвета,  радостные,  почти  игривые,  распугивая  своим
смехом белок и птиц.
   Эта женщина сумела растопить лед его угрюмого характера,  убедив  в  том,
что все в его жизни может повернуться к лучшему, стоит ему  только  захотеть
этого. Они говорили о ее отце, чье имя означало "Приносящий бурю", и о  том,
что занимало  мысли  обоих:  представляет  ли  человечество  самостоятельную
ценность, могут ли боги умереть или солгать, а также о Вашанке -  скрывается
ли он где-нибудь, полный обиды, ожидая щедрых жертвоприношений  и  сердечных
молитв  о  возвращении  к  ранканскому  народу,  или  же,  сраженный   силой
двенадцатой грани, действительно "умер".
   Он откровенно говорил с ней о своей неизбывной печали, напомнив, что  те,
кто любили  его,  умерли  насильственной  смертью,  а  те,  кого  любил  он,
отвергали его, и о том, что это могло означать для пасынков и для нее самой,
если могущество Вашанки не сможет победить проклятие. Он рассказал  о  своей
молитве к Энлилю, древнему  вселенскому  божеству,  и  о  том,  что  ожидает
божественного знака.
   При этих словах Джихан вздохнула с облегчением, хотя  и  призналась,  что
опасается, как  бы  Властелин  Снов  не  разлучил  их.  Ибо  когда  Ашкелон,
Властелин Снов, пришел, чтобы забрать сестру Темпуса в  свое  метафизическое
царство наслаждений, он даровал  брату  бессмертие.  Теперь  же,  когда  она
обрела Темпуса, добавила Джихан хрипло, она не может не  опасаться,  что  он
выберет смерть.
   Эту ночь она использовала для того, чтобы доказать Темпусу, как прекрасно
быть живым я находиться рядом с той, которая любила жизнь  особенно  сильно,
потому что лишь недавно  начала  жить,  и  была  не  подвержена  смертельной
опасности из-за его проклятия.  Свет  высокой  луны  омывал  их  тела,  ноги
девушки обнимали Темпуса, се  отливающие  красным  глаза,  наследство  отца,
пронизывали насквозь его душу, ее прохладная  плоть  воспламеняла  его.  Да,
когда Джихаи рядом, он готов был поступиться гордостью  и  остаться  в  этом
городе, хотя сердце рвалось на север, и ему хотелось похитить ее и увезти  с
собой.
   Когда они проскользнули через забор  к  баракам,  сомнения  навалились  с
прежней силой. Он узнал от лейтенанта о водовороте, подумав, что это как раз
и могло быть божественным знаком, хотя  смысл  его  был  темен.  Впервые  со
вчерашнего вечера Темпус пожалел о затянувшемся свидании  с  Пеннорожденной.
Он понимал, что нужно зажать свою волю в кулак и отослать Джихан домой.
   Но когда шум у ворот казармы донесся до внутренних  покоев  бывшего  дома
работорговца, принадлежавшего  теперь  Темпусу,  и  они  пошли  узнать,  что
случилось, он обрадовался, что не успел сделать этого.
   Им обоим пришлось почти  протискивать  через  толпу  пасынков.  Никто  не
пошевелился, чтобы дать им дорогу, вокруг слышался враждебный  ропот.  Никто
не подошел к командиру, чтобы доложить о случившемся.
   Он  услышал  пронзительный  шепот  пасынка,  слишком  взбешенного,  чтобы
соблюдать осторожность. По его  мнению,  Темпус  нарочно  послал  Джанни  на
верную гибель, потому  что  Стеле  отверг  предложение  Риддлера  стать  его
напарником.
   Другой,   более   информированный,   рассудительно   ответил,   что   это
мигдонианское послание,
   Предупреждение нисибиси, и он сам слышал об этом из разбитых губ Стелса.
   - Кто мог такое сделать? - прошептала  Джихан,  склоняясь  над  останками
Джанни. Темпус не ответил, спросил только: "А где Нико?" и направился  вслед
за  пасынком,  который  указал  на  белую  стену  барака.  Уходя  он  слышал
надтреснутый от горя голос,  который  объяснял  Джихан,  что  бывает,  когда
человека привязывают к выходу из норы и выкуривают оттуда зверя.
   Пасынок, провожавший командира  туда,  где  лежал  Нико,  рассказал,  что
человек принесший Стелса,  хотел  поговорить  с  Темпусом.  "Пусть  подождет
своего  вознаграждения",  -  отрывисто  бросил  тот  и  расспросил  наемника
подробнее о человеке, доставившем страшный груз. Но члену  Священного  Союза
не удалось ничего вытянуть  из  незнакомца,  который  вел  себя  достойно  и
храбро, хотя обитатели казарм чуть не убили его, увидев то, что он принес  к
воротам. Незнакомец заявил, что будет говорить только с Темпусом.
   Командир пасынков терпеливо ждал  в  компании  троих  друзей  Нико,  пока
цирюльник-хирург закончит колдовать с иглой и шелковой нитью, затем  отослал
всех прочь, захлопнул окна и запер двери. Взяв чашу, он дал  избитому  юноше
обезболивающего питья и, пока Нико пил, молча рассматривал его  раны,  строя
самые мрачные предположения о том, кто  разукрасил  его  лиловыми  синяками,
багровыми  кровоподтеками  и  пламенеющими  следами  от  веревок  на  шее  и
запястьях.
   Вскоре Никодемус заговорил,  достаточно  отчетливо,  хотя  и  с  заметным
усилием из-за сломанных зубов и выбитой челюсти.  Постепенно  Темпус  уяснил
себе ход событий - они отправились на  поиски  дочери  трактирщика  в  глубь
Развалин, где дешевые проститутки и торговцы наркотиками  обещали  бессонные
ночи, нашли детей у Ишад, увидев, как их увозят в фургоне  к  дому  Роксаны.
Отправившись вслед за повозкой,  ибо  им  все  равно  предстояло  явиться  к
ведьме, пасынки подверглись нападению отряда  смерти.  Воины  выглядели  как
покойники и сражались с помощью  чар  и  колдовства,  они  опутали  пасынков
веревками и сбросили с коней. Потом  следовал  провал  памяти,  Нико  помнил
лишь,  как  стоял,  привязанный  к  дереву,   а   ведьма-нисибиси   пыталась
воздействовать на него  криками  девочек,  магией  и,  наконец,  мучительной
смертью Джанни, пытаясь выведать то, о чем он  почти  ничего  не  знал  -  о
намерениях Темпуса и стратегии ранкан по обороне нижних  земель.  "Правильно
ли я сделал, что молчал? - спрашивал Нико,  и  его  распухшие,  полузакрытые
глаза были полны болью. - Я думал, они убьют нас в любом случае.  Сначала  я
держался... Тамзен и девочкам невозможно было  помочь...  но  Джанни,  -  он
затряс головой. - Потом они... решили, что я лгу, когда не смог ответить  на
их... вопросы о тебе... Тогда я придумал  что-то,  чтобы  успокоить  их,  но
она... ведьма знала..."
   - Успокойся. Культяпка участвовал в этом?
   Движение губ означало "нет", а, может, "не знаю".
   Нико нашел в себе силы добавить: "Я мог бы ничего не говорить  -  меня  и
раньше допрашивали нисибиси... я умею при этом  прятать  сознание  в  тайном
месте... но Джанни - они убили его, чтобы добраться до меня".
   Темпус увидел слезы на щеках  юноши  и  попытался  отвлечь  его:  "Тайное
место. Значит твой маат вернулся к тебе?"
   Тот прошептал: "Теперь,  после  всего,  что  случилось...  это  не  имеет
значения.  Мне  нужна  вся  моя  ярость...  нет   времени   для   тренировки
самообладания".
   Темпус выдохнул, поставил чашку и уставился в утрамбованный глиняный пол.
   - Я ухожу на север, завтра.  Командование  здесь  возлагаю  на  Критиаса,
желающие могут присоединиться ко мне.  Кстати,  ты  не  приметил  никого  из
илсигов в ее свите - слуг, клевретов, кого-нибудь?
   - Нет, все они  выглядели  одинаково...  Кто-то  нашел  нас,  притащил  к
воротам. Может, один из наших учеников - они знают мое имя. Говорят,  ведьма
снялась с места и ушла в глубь страны. Теперь на каждое  наше  действие  они
будут отвечать двойным ударом.
   - Ты уговариваешь меня остаться? Нико попытался сесть, выругался, упал на
подушку, кровь заструилась между зубами. Темпус не пошевелился, чтобы помочь
ему. Некоторое время они молча смотрели друг на друга,  потом  Нико  сказал:
"Это будет похоже на то, будто ты изгнан из Санктуария, будто потерпел здесь
поражение...?
   - Возможно, так оно и есть.
   - Подожди хотя бы, пока я смогу пойти с тобой.
   - Ты все знаешь лучше меня. Я оставлю тебе  подробные  инструкции,  -  он
поднялся и торопливо вышел прежде, чем этот мальчик успел увидеть, как  все,
что было хорошего в Темпусе, рвется наружу.
   Человек, который принес раненого и  убитого,  поджидал  снаружи,  у  дома
Темпуса. Его звали Вис, с виду настоящий нисибиси, и он утверждал, что имеет
сообщение от Джабала. Увидев  смуглую  кожу  и  услышав  акцент  незнакомца,
Темпус чуть было не  приказал  арестовать  его,  поручив  заботам  Стратона,
которому любой  раскрывал  душу  через  несколько  минут  разговора.  Однако
усмирил свой гнев и отослал молодого человека с карманом, полным солдатов. и
инструкциями о том, как доставлять Критиасу сообщения от Джабала. Отныне  за
все будет отвечать Крит, и теперь от него и Джабала зависело, сумеют ли  они
договориться. Деньгами же Темпус хотел вознаградить человека за то, что  тот
доставил пострадавших, живого и мертвого, пусть это и была слишком маленькая
плата за такой поступок.
   А потом он отправился на поиски Джихан. Отыскав ее, он  попросил  связать
его с Ашкелоном, Властелином Снов, если, конечно, это в ее силах.
   - Чтобы ты мог наказать себя, лишившись бессмертия? Но в случившемся  нет
твоей вины.
   - Ты не права. Став смертным, я сниму с себя  проклятие.  Так  можешь  ты
помочь мне?
   - Я не стану этого делать, пока ты в таком  состоянии,  -  ответила  она,
подкрашивая брови. - Но я поеду с тобой  на  север.  Возможно  когда-нибудь,
когда ты успокоишься...
   Он обругал ее за то, что она  ведет  себя  как  обыкновен