слезы  она  увидела,  как
остальные сделали то же самое. Трес внезапно попятился,  вырвав  поводья  из
рук гладиатора. Пронзительно заржав, он скрылся из вида, отвечая на странный
свист и добавив грохот копыт к раскатам грома острого, как бритва, призыва.
   Звук резко оборвался, и Ченая выпрямилась. Несмотря на звон в  ушах,  она
нашла в себе силы улыбнуться.
   - Не знаю, что это было, - сказала она, - но, полагаю, наша живая легенда
хватилась своего коня. - Она потерла уши и затылок. - Надеюсь, он не  сорвал
себе голос.
   На лице Уэлгрина появилось выражение полного смятения.  Он  шепнул  жрецу
неестественно громким голосом:
   - О чем весь этот разговор? Боги, космические силы и все такое? Я начинаю
приходить к мысли, что Молин прав. Вы все обезумели!
   Рашан покачал головой, изо всех сил  пытаясь  успокоить  разгорячившегося
капитана.
   - Вы весьма  скоро  узнаете,  -  тихо  ответил  он.  -  Говорят,  Темпусу
несколько сотен лет. Представьте его могущество, оно, возможно, даже больше,
чем есть в этой  женщине,  -  он  сделал  поклон  в  сторону  Ченаи.  -  Она
действительно является Дочерью Солнца. Ченая стиснула зубы.
   - Прекратите, Рашан. Я же говорила, я устала  от  этого  титула  и  ваших
фантазий. А теперь оставьте нас.  Сегодня  вечером  вы  уже  выполнили  свою
задачу, а теперь мне кое-что надо обсудить с капитаном.
   Рашан запротестовал.
   - Но было же видение, - напомнил он. - Нам  нужно  поговорить.  Саванкала
призывает вас выполнить предначертанное судьбой.
   Ченая замахала рукой; ее раздражение нарастало. Такие разговоры  выводили
ее из себя и тогда, когда происходили наедине. В присутствии же Уэлгрина она
ощутила настоящую ярость.
   - Я же сказала, оставьте нас, - отрезала  она.  -  Если  я  действительно
такая, какой вы меня считаете, вы не осмелитесь ослушаться. Идите же!
   Рашан  печально  взглянул  на  нее,   но   не   разгневанный,   нет,   не
разочарованный - терпеливый.
   - Ты не веришь, - мягко произнес он, - но ты поверишь. Он  покажет  тебе.
Когда ты взглянешь на его лицо, ты узнаешь правду. - Подняв палец, он указал
на Ченаю. - Взгляни ему в лицо, дитя. Узнай, кто ты.
   Повернувшись, он подошел к воротам и скрылся за ними.
   Ченая вздохнула, чувствуя, как ее ярость внезапно обратилась  против  нее
самой. Рашан был ее другом, он желал  ей  добра.  Девушка  снова  решила  не
позволять заблуждениям жреца помешать их дружбе. В такое неспокойное время и
в таком городе преданные товарищи попадаются нечасто.
   Поднеся пальцы ко рту, Ченая сама издала пронзительный  свист.  Рейк  был
приучен, будучи свободным и не на привязи, следовать за ней, куда бы она  ни
пошла. Обрушившись с неба, сокол уселся на руку девушки.  Отцепив  от  пояса
поводок и  колпачок,  Ченая  погладила  птицу,  затем  передала  ее  заботам
Дисмаса.
   Взяв Уэлгрина под руку, она сказала:
   - Пойдем в дом, капитан. Там есть еще вино и найдется кое-чем закусить. -
Ченая окликнула двух бывших воров. - Будите остальных, - распорядилась  она.
- И Дафну тоже. Это имеет отношение ко всем.
   Это было время предательства, и настала пора обсудить предательство.
   Восемь человек.  Все,  что  осталось  от  Народного  Фронта  Освобождения
Санктуария, заверил Ченаю Зип. И никого больше. Глядя  ему  прямо  в  глаза,
девушка поверила.
   Это был сброд оборванцев, некоторые даже босые.  Но  все  были  вооружены
добротной  нисийской  сталью  или  таким  же  отлично  сработанным  оружием,
отобранным у убитых ранканцев и бейсибцев. Они были молоды,  все  восемь,  и
когда они пробирались, прячась в глубоких тенях,  вдоль  старых  конюшен  на
Амбарной улице, их оружие было холодным  напоминанием  об  измене  и  смуте,
которые они навлекли.
   Однако пришло время измены Ченаи, и она  быстро  вывела  их  по  Амбарной
улице мимо угла своего имения на Дорогу Храмов. Они  бесшумно  прокрались  к
Воротам Богов - крысы с округлившимися глазами, жадно почуявшие запах сыра.
   Ченая посмотрела на лицо Зипа, смутно различимое в темноте, ощутив  нечто
близкое к сожалению. Он,  единственный  из  всех  головорезов,  похоже,  был
искренен в стремлении освободить Илсиг. Но он убивал ранканцев - ее народ  -
и многих других, сделав столько зла во имя свободы.  Отвернувшись  от  него,
Ченая тихо постучала в запертые ворота, радуясь, что сияющая Сабеллия еще не
поднялась над горизонтом.
   Ворота едва приоткрылись. Из-под стального шлема часового выглянули глаза
Лейна. Он бросил подозрительный взгляд на шайку Зипа, великолепно играя свою
роль, и протянул ладонь.
   - Вторая половина платы, госпожа, - хитро  прошептал  он.  -  Отдайте  ее
сейчас - и ворота ваши.
   Ченая достала увесистый кошель из-под туники и  кожаного  панциря.  Когда
она передавала его, тот зазвенел. Лейн взвесил его, задумался, нахмурившись,
закусил кончик уса.
   Зип напирал нетерпеливо.
   - Шевелись, парень, пока у тебя еще есть рука, которой можно считать!
   Остальные тоже напирали, показывая, что ворота не устоят,  независимо  от
того, удовлетворится ли часовой платой.
   - Вы уверены, что здесь все? - проворчал Лейн. - Да?  Тогда  заходите,  и
черт побери вас всех и грязных бейсибцев в придачу. - Распахнув  ворота,  он
отступил в сторону, издевательски кланяясь и делая жест  рукой.  -  Господа,
желаю вам крови этой ночью, много крови.
   Ченая, низко пригибаясь, быстро провела отряд  через  внутренний  двор  к
розарию наместника и далее к небольшой калитке в западной стене дворца.  Она
однажды уже приходила сюда, в первую неделю своего пребывания в  Санктуарии,
чтобы спасти Кадакитиса от убийцы. Она опять прошла этим путем. В этом  была
какая-то горькая ирония.
   Она прислушалась, ожидая сигнала, и услышала, как  позади  них  закрылись
ворота, как щелкнул прочный стальной засов.
   Зип тоже услышал это. Его меч с  быстротой  змеи  выскользнул  из  ножен,
когда вдруг от земли поднялись тени. Когда  он  взглянул  на  Ченаю,  в  его
глазах сверкали ярость и осознание предательства. Зип мгновенно  понял,  что
это сделала Ченая, и девушка, в свою очередь, поняла, что он это понял.
   Зип сделал отчаянный выпад,  острием  меча  ища  ее  сердце.  Отступив  в
сторону, Ченая тоже обнажила меч. Быстрым движением она обрушила его рукоять
на  голову  Зипа,  не  удержавшего  равновесия  и   шагнувшего   мимо   нее.
Предводитель повстанцев словно куль свалился у ее ног и больше не шевелился.
   -  Извини,  любимый,  -  искренне  пробормотала  Ченая,  встречая   мечом
ближайшего повстанца, набравшегося духа отомстить за Зипа. Мечи  скрестились
в высокой дуге, затем  Ченая,  присев,  рубанула  по  незащищенному  животу.
Повстанец с криком перегнулся пополам, и она пронзила ему горло.
   Гладиаторы обрушились на остальных. Ранканцы испустили клич, полный жажды
мщения и боли за убитых сородичей. В них не было пощады, как не было мысли о
сдаче в плен у  отряда  Зипа.  Звенели  мечи,  высекая  бело-голубые  искры.
Фонтанами била кровь, в темноте ночи густая и черная. Крики, стоны и  ругань
наполнили внутренний двор. Подбежали люди Уэлгрина.
   И вдруг разверзся ад. Тут и там полыхнули языки  пламени.  Внутри  яркого
гейзера огня вскрикнул ранканец, беспомощно вскинув руки, и побежал,  словно
обезумевший демон, рассыпая искры.
   Последовал еще один взрыв. Огонь смертоносной жидкости тек  по  земле.  И
ранканцы, и повстанцы пронзительно кричали  среди  всполохов  огня.  Кто-то,
объятый пламенем, с воплями побежал к Ченае. Друг или враг,  она  не  смогла
определить, но предоставила человеку быструю смерть.
   Она хотела быть рядом с Зипом, чтобы охранять его, вывести живым из  этой
переделки. Но теперь закружилась, ища  поджигателя.  Именно  он  представлял
собой главную опасность.
   Наконец она засекла его,  когда  он  бросил  еще  одну  бутылку  странной
жидкости. Вспышка ослепила девушку, пламя опалило левую сторону лица.  Запах
паленых волос заполнил ноздри - она неожиданно осознала, что  это  горят  ее
волосы. И хотя она знала, что не умрет от этого - сам  Саванкала  открыл  ей
обстоятельства ее смерти, - на одно мгновение ее уколол страх.
   Крепче сжав меч, девушка бросилась к поджигателю.
   Но у того внезапно широко округлились  глаза,  рот  раскрылся  в  ужасном
вопле. Руки взметнулись вверх, словно обращаясь с мольбой к  небесам,  и  он
рухнул навзничь, мертвый.
   Дафна взирала на свою госпожу; с ее меча стекала алая кровь  поджигателя,
на лицо наползла безумная усмешка. Зная, что Ченая не видит  ее,  ранканская
принцесса откинула назад темноволосую головку и цинично расхохоталась. Снова
и снова принялась она наносить удары по  безжизненному  телу,  пока  оно  не
превратилось в кровавое месиво.
   Ченая через плечо бросила взгляд на дворец. Свет горел в  окнах,  которые
до  этого  были  темными.  Белые  пятна  лиц  взирали  оттуда  на   побоище.
Вооруженные полуодетые бейсибцы торопились присоединиться к схватке.
   Вскоре она завершилась. Гладиатор, воин  гарнизона,  обнаженный  бейсибец
оглядывались, ища новых врагов и  не  находя  их.  Молчаливые,  как  всегда,
рыбоглазые люди вытерли  лезвия  мечей  о  то,  что  попалось  под  руку,  и
разошлись спать. Уэлгрин отдал  приказание;  его  люди  начали  растаскивать
трупы.
   Лейн, поспешив к Ченае, вернул ей кошель с  золотом.  Шлем  стражника  он
сбросил или потерял во время стычки. Его вьющиеся  светлые  волосы  сияли  в
отблесках пламени.
   - Госпожа, - тихо произнес он, - мы потеряли двоих людей.
   Он назвал ей имена. Ченая глубоко вздохнула.
   - От огня или меча? - спросила она. Лейн отвел взгляд в сторону.
   - По одному.
   Ченая вздрогнула, сочувствуя сгоревшему. Эта смерть не для воина.
   - Если сможете, разберите  тела  у  Уэлгрина.  Мы  разожжем  погребальный
костер в Краю Земли и развеем прах над Красной Лошадью.
   Лейн отправился выполнять ее приказание. Оставшись одна, Ченая попыталась
сдержать слезы гнева. Ее гладиаторы были полностью преданными ей  людьми,  и
она привела двоих из них к смерти. Сама смерть  не  была  для  Ченаи  чем-то
новым, новой была ответственность за чужие жизни. Это  вдруг  показалось  ей
тяжким бременем.
   Ченая взглянула на небо, желая, чтобы появилась Сабеллия и осветила  мир.
Сейчас в ее цепи только двенадцать звеньев - нет, уже десять. Но скоро будет
сто. Сто оков, связывающих ее.
   Девушка вернулась к бесчувственному телу Зипа. В том месте, куда  ударила
рукоять  ее  меча,  уже  налился  синяк.  Опустившись  на  колени,   девушка
прислушалась к сердцебиению, опасаясь, не ударила ли она слишком сильно.
   - Он жив?
   Подняв голову, Ченая увидела Уэлгрина. Начальник гарнизона был перепачкан
кровью, хотя, судя по всему, не своей. Зрелище он представлял  ужасное.  Его
вид и запах прежде мало беспокоил Ченаю, но теперь она отвела взгляд.
   Только тут она увидела собственные руки. Они тоже были  окрашены  тем  же
убийственным цветом.
   - Он жив, - ответила она наконец. - Я хотела, чтобы он остался в живых.
   Легкий ветерок тронул черные локоны Зипа. В бессознательном состоянии его
лицо казалось невинным, таким собранным и умиротворенным оно было.
   - За свои преступления  он  должен  предстать  перед  открытым  судом,  -
сказала Ченая, смущенная до глубины души. - Люди должны  знать,  что  долгая
ночь террора НФОС окончилась. После чего мы вместе  сможем  начать  собирать
осколки этого города.
   "Агнец, - внезапно подумала она о Зипе. - На заклание, которое  объединит
нас". Она подержала неподвижную руку вожака повстанцев, затем  опустила  ее.
Вторично за эту ночь Ченая вкусила страх. Зип упал на свой меч. На его  руке
был длинный порез. Девушка  с  облегчением  обнаружила,  что  никаких  более
серьезных ран у Зипа нет.
   Теперь ее руки действительно были в его крови.
   Ченая поднялась, пытаясь вытереть пальцы о доспехи.
   - Заберите его,  -  сказала  она  Уэлгрину,  -  и  скажите  Кадакитису  и
Шупансее, - говоря это, она смотрела в  лицо  Зипу,  словно  ее  слова  были
обращены к нему, - что Зип - мой подарок, свидетельствующий  о  мире,  им  и
городу. Я прекращаю враждовать  с  бейсой,  но  именно  они  должны  собрать
группировки Санктуария в одно  целое.  -  Замявшись,  она  сглотнула,  Затем
продолжила:
   - Скажите также, что они не смогут сделать  это,  не  выходя  за  пределы
дворцовых стен. Им пора выйти к своим народам и повести их, как  и  подобает
вождям.

***

   Оторвав взгляд от лица Зипа,  Ченая  оглядела  внутренний  двор.  Мертвых
разложили на отдельные группы: тех, кого еще можно  было  опознать,  и  тех,
кого  узнать  было  нельзя.  Воздух  был  насыщен  запахом  паленого   мяса.
Гладиаторы работали вместе с воинами гарнизона. Даже несколько бейсибцев, не
ушедших спать, помогали им.
   - Иначе, - сказала Ченая Уэлгрину, - все это впустую.
   После этого она покинула его, и Лейн, у которого по-прежнему были  ключи,
выпустил ее через Ворота Богов. Когда уже никто не мог видеть ее,  она  дала
наконец волю слезам, хлынувшим по щекам, и, ненавидя  эти  слезы,  побежала.
Она не знала, по каким улицам бежала и сколько времени  прошло,  прежде  чем
утихли горе и гнев. Ченая снова вышла к причалу, где она провела ^предыдущую
ночь, сидя и болтая ногами в глубокой воде, и наблюдала за тем, как Сабеллия
прокладывала свой путь по ночному небу.
   Она все еще чувствовала взгляд Зипа на своей спине, смотревшего так,  как
он смотрел в эту ночь.
   Вздрогнув, Ченая  укуталась,  жалея,  что  Рейк  не  может  составить  ей
компанию. Сокол сидел в клетке, и она осталась в одиночестве.
   Одна.
   Такая же одинокая, как Темпус Тейлз.

Кэролайн Дж. Черри

В ТИШИНЕ НОЧИ

   Хаут осторожно открыл запечатанное  окно  в  окутанной  тьмой  комнате  с
покрытой  чехлами  мебелью,  громоздкими  невидимыми  стульями  и   столами,
похожими на бледные привидения, которые только теперь  снова  приняли  облик
мебели, скрытой в тени. Он не произвел ни  звука.  Не  потревожил  заклятий,
запечатывающих комнату, и даже не коснулся ажурных ставен, закрывающих  окна
снаружи. Теперь ветер беспрепятственно мог проникнуть сквозь  эти  преграды.
Первое дыхание с воли, попавшее в этот дом за...  долгое  время,  шевельнуло
шторы и принесло душную теплоту в затхлую, спертую неподвижность, в  которой
обитал Хаут.
   Ветерок поднял в воздух несколько пылинок (это  был  поразительно  чистый
дом, учитывая, что он был закрыт столько времени и из него уже давно сбежали
все слуги). Он прошелся по коридорам, заглянул в соседнюю комнату и коснулся
лица человека, который спал... тоже  долгое  время.  В  этой  темноте,  этом
холоде,  этой  тишине,  где  само  появление  ветерка  было  примечательным,
холодное красивое лицо  потеряло  трупную  окоченелость;  ноздри  раздулись.
Глаза под длинными ресницами открылись - узкие  щелки.  Грудь  поднялась  от
глубокого вдоха.
   Но Хаут  этого  не  знал.  Он  был  измучен.  Проявление  колдовских  сил
сотрясало его тело, заставляло дрожать даже  кости.  Хаут  чувствовал  мощь,
исходящую от развалин по ту сторону улицы, где целый  квартал  лучших  домов
Санктуария превратился в обугленные груды  кирпича,  строительного  камня  и
головешек; и он  чувствовал,  как  эта  мощь  разливается  повсюду,  жуткая,
чарующая и пугающая душу. Он склонился, чтобы выглянуть в  решетчатое  окно,
не забыв "укутаться", что было его  самым  большим  талантом  -  становиться
невидимым для колдунов и прочих кудесников. Вот до чего он  опустился.  Хаут
следил за действием магии, которой в настоящее время не мог  повелевать.  Он
сгорал от жажды могущества и от жажды свободы, но не смел взять ни  того  ни
другого.
   Он видел, как в  темноте  сюда  пришли  все  его  враги,  видел  взгляды,
направленные на дом, чувствовал, как  напряглись  заклятия,  которые  сплела
Ишад вокруг его тюрьмы. Стоя здесь и вдыхая ветер, пахнущий давним пожаром и
нынешним колдовством, Хаут  поежился;  он  вдруг  понял,  что  это  его  дом
является целью этих приготовлений, и ощутил всепоглощающий ужас, задрожав от
ненависти. Мощь росла, и заклятия начали разрушаться...
   Паралич охватил Хаута, он застыл от сомнений в самом  себе,  пока  жуткая
сила проносилась по всему дому, яркими вспышками разрывая заклятия.
   Хаут закричал.
   Где-то в доме начал подниматься спящий, но вдруг забился в конвульсиях  и
задымился с головы до пят, дым от него стремительно понесся  по  коридору  и
через трубу в небеса. В тот же миг все живое в доме поразили  свет,  звук  и
боль.
   Спящий с обмякшими членами упал, не успев подняться, а Хаут рухнул  возле
окна, выходившего на фасад дома; к тому времени, как он  пришел  в  сознание
настолько, что смог приподняться на руках и оценить причиненные  разрушения,
воздух в доме казался каким-то застывшим. Уши Хаута разорвал звук,  который,
возможно, вовсе и не был звуком.
   Собравшись с силами, он вцепился в подоконник и приподнялся,  дрожа  всем
телом. Он пребывал в таком состоянии до тех пор, пока все снова  не  стихло,
тени фигур не покинули развалины дома напротив, и лишь тогда снова осмелился
закрыть окно.
   На плечо ему опустилась рука, Хаут стремительно обернулся, испустил крик.
Оказалось весьма кстати, что люди уже покинули развалины.
   Спокойное красивое лицо, в упор взглянувшее на Хаута, улыбнулось. Это  не
была улыбка того человека, которому принадлежало тело. Это  не  была  улыбка
ведьмы, жившей в этом теле сейчас.
   То, что спало за этими глазами, что бродило здесь, иногда в здравом  уме,
а иногда нет, иногда под действием одного разума, а иногда  другого...  было
смертью. У него были причины, если только оно помнило об этом, приступить  к
немедленному отмщению; обрушить свою магию на заклятия  (Хаут  почувствовал,
что они восстановились заново), удерживавшие эту душу в...
   Взмолившись своим далеким богам, Хаут прижался к ставням, те задрожали, и
он снова отпрянул назад. Здесь побывала Ишад. Она была близко  и  достаточно
долгое время, так что нечто в теле Тасфалена смогло уловить ее присутствие и
вспомнить свое намерение уничтожить заклятия и людские души.
   Блуждающий труп поднял руку и прикоснулся  к  лицу  Хаута  так,  как  это
делают влюбленные.
   - Пыль, - произнесло существо. Это было  его  единственным  словом;  Хаут
ежедневно собирал пыль, проникавшую в дом, и перебирал  ее  в  поисках  пыли
магической - остатков Сферы Могущества; из этой пыли  он  приготовлял  мазь,
которую  старательно  втирал  в  создание,  не  забывая   украдкой   немного
припрятывать для себя. Хаут не боялся этого, поскольку много чего перебоялся
за эти долгие зимние месяцы, он, Хаут,  однажды  на  несколько  незабываемых
мгновений ставший верховным магом Санктуария. Единственное, чего он  боялся,
парализованный сомнением, так это последствий. У него был выбор,  но  он  не
смел решиться, настолько глубоким был его страх. Это был его личный ад.
   - Все хорошо, - сказал Хаут. - Ложись в кровать. Ложись спать.
   Словно обращался к ребенку.
   - Хорошо, - ответило существо. Существо  нашло  новое  слово.  Передернув
плечами, Хаут начал искать  способ  тихонечко  ускользнуть,  чтобы  существо
успокоилось. Но оно не отпускало его.
   - Хорошо.
   Голос  был  каким-то  прозрачным,  словно  прежде  в  нем  были  глубокие
обертоны, а теперь пропали. Словно рассеялась  часть  безумства.  Но  только
часть.
   Хаут не смел что-либо предпринять. Ни  кричать,  ни  бежать,  ни  сделать
что-нибудь, что могло напомнить существу, кем оно  было.  Хаут  умел  читать
мысли, но пытался удержать себя  от  этого,  возводя  в  мозгу  всевозможные
преграды. Он не хотел знать, что происходит за этими глазами.
   - Сюда, - сказал он, пытаясь стряхнуть с себя руку и уложить существо.  С
таким же успехом он мог бы общаться с камнем.

***

   В переулке, отражаясь  от  тесных  стен,  послышалось  неслышное  цоканье
копыт; любая женщина, застигнутая врасплох в этом  черном  кишечнике  темных
улиц Санктуария, наве