ротой осознала, какой Низкий вырез  у  ее
халата.
   - Однако прошу вас простить меня за это вторжение, - с улыбкой  продолжал
незнакомец. - Меня зовут Аркала.

***

   Тейанский конь мчался с  такой  скоростью,  что  его  грива  полоскалась,
словно в бурю. Волосы Шедоуспана хлестали по глазам.  Ветер  трепал  кошачью
шерсть, и коты старались съежиться за  высокой  задней  лукой  седла,  чтобы
укрыться от него. Конь скакал по дороге, идущей вдоль стены. Всадник натянул
повод и пришпорил серого каблуками; тот свернул в ворота и галопом  помчался
по центральной  аллее  поместья  Корстика.  Дорогу  им  преградили  чудовища
одиннадцатифутового роста и отвратительной черно-желто-красной расцветки,  с
клыками длиной в фут. Увидев изогнутые когти монстров, Шедоуспан содрогнулся
и пробормотал: "Васпа!" Но даже перед лицом этого ужаса он не забыл стиснуть
в кулаке медальон и закрыть глаза, изо всех сил сжав ногами конские бока.
   Железногубый мчался вперед, а его всадник  не  чувствовал  ничего,  кроме
бьющего в лицо ветра. Ничто не задержало его. Ужасные стражи  поместья  тоже
были наваждением.
   Серый галопом миновал красивую  лужайку,  раскинувшуюся  перед  входом  в
особняк, и направился прямо к широким ступеням из красного камня.  Шедоуспан
изо всех сил натянул поводья и закричал:
   - Хоа! Мип, будь ты проклят, мип! Хоа!
   Железногубая зверюга остановилась на крыльце, как вкопанная, в  последний
миг отвернув голову, чтобы не удариться ею о массивную парадную  дверь  дома
Корстика. Шедоуспан свалился с  коня.  Падая  на  ступени,  он  услышал  над
головой свист, а затем - глухой удар. Подняв взгляд, Ганс узрел  вонзившуюся
в дверь стрелу. Она все еще дрожала. Стрела не попала в  него  лишь  потому,
что он так быстро спешился. И эта стрела не была иллюзией.
   Ганс зарычал, словно хищный зверь, и развернулся, занося над плечом  руку
с метательной звездочкой.
   В тот же миг он заметил  в  двадцати  футах  от  себя  некоего  человека,
стоящего на одном колене и прилаживающего вторую стрелу к тетиве  лука.  Без
малейших раздумий Шедоуспан резко выбросил руку вперед. Это была смертельная
охота на убийцу - ради Нотабля, ради жестоко оскорбленной женщины  по  имени
Шурина. Здесь некогда было размышлять о том, следует ли прибегать  к  оружию
во  время  работы.  И  кроме  того,  стрелок  из  лука  служил  чудовищу   в
человеческом облике. Стальная звездочка врезалась стрелку в лоб так глубоко,
что наружу остались торчать только три зубца из шести,  и  человек  с  луком
повалился, словно срезанный стебель.
   Шедоуспан, чувствуя, как бурлит  кровь  в  жилах,  опустил  уже  ненужную
вторую звездочку, и приготовился силой вломиться в особняк Корстика.  Однако
вовремя взял себя в руки и остановился. Он вновь вспомнил слова Мигнариал  -
она сказала их в озарении, которое сам Ганс счел за приступ безумия:
   "Когда повернешь ручку двери, чтобы  войти  в  дом,  закрой  глаза  и  не
открывай их, пока не окажешься внутри".
   Глубоко вдохнув, Шедоуспан огляделся. Коты  стояли  в  выжидающих  позах.
Взявшись одной рукой за большую медную ручку двери, Ганс  стиснул  в  другой
амулет Стрика и закрыл глаза. Затем повернул рукоять и толкнул дверь.
   Поскольку глаза Шедоуспана  были  закрыты,  он  так  и  не  узнал,  какие
призрачные ужасы Корстик приставил для охраны входной двери. Ганс  шагнул  в
дом, волосы на голове и руках у него стояли дыбом. Мягкие подошвы его  сапог
тихонько шуршали по мраморному  полу.  Шедоуспан  почувствовал,  как  что-то
мимоходом потерлось о его ногу и понял,  что  мимо  него  проскочил  большой
рыжий кот. С неистово колотящимся сердцем Ганс сделал еще два  шага,  прежде
чем услышал какой-то кошмарный вопль  и  осознал,  что  это  не  наваждение.
Шедоуспан мгновенно открыл глаза.
   Стиснув медальон так, что твердые острые грани  врезались  ему  в  ладонь
даже через перчатку, Ганс снова зажмурился.
   Однако когда он осмелился приоткрыть один глаз, она все еще была здесь  -
змея  длиной  не  менее  десятка  футов  и  толщиной  с  мужское  бедро,   с
пугающе-ярким оранжево-зеленым узором на спине. Поднявшись в боевую  стойку,
змея поводила головой из стороны  в  сторону.  Напротив  нее  стоял,  выгнув
спину, шипящий рыжий кот. Его задранный трубой хвост, казалось,  стал  втрое
толще, рыжая шерсть на нем стояла дыбом. В один миг  Шедоуспан  осознал  три
факта  разом:  видение  Мигнариал  выявило  иллюзорные   опасности,   однако
отчего-то не смогло узреть подлинные; ужасный  вопль,  который  он  услышал,
издал Нотабль и тем самым вновь спас жизнь Гансу; эта огромная змея не  была
наваждением.
   Шедоуспан оставил амулет и взялся за оружие.
   Двумя неуловимыми движениями руки, затянутой в черную перчатку, он всадил
два ножа в голову отвратительной га-Дины, невзирая на то, что после  первого
попадания змея стала неистово корчиться и извиваться.  Нотабль  бросился  на
врага, разинув пасть и сверкая клыками, а  Ганс  кинулся  за  ним.  Ибарский
клинок взметнулся и обрушился вниз, рассекая огромную змею надвое. Половинки
змеиного тела истекали бледной жидкостью. В переднюю  половину  -  сразу  за
головой - впился клыками рыжий боевой кот.
   - Брось, Нотабль! Она будет извиваться еще час или даже больше,  но  этот
здоровенный червяк уже сдох, поверь мне. Идем дальше!
   Лестница наверх была впереди, всего в трех шагах. Ганс легко  перепрыгнул
через бьющуюся заднюю половину убитой змеи,  мимо  него  промчалась  пестрая
кошка и врезалась прямо в нижнюю ступеньку. Нотабль выпустил свою  добычу  и
тоже побежал к лестнице, оставляя на полу следы змеиной крови.
   - Вы можете подождать хоть чуть-чуть? Не у всех же оружие растет прямо из
тела!
   Шедоуспан извлек свои ножи из головы уже мертвой,  но  все  еще  неистово
бьющейся гадины. Один из ударов скользкого туловища пришелся  прямо  ему  по
ноге, и он выругался сквозь зубы, а потом присел вытереть  ножи  о  красивый
многоцветный коврик овальной формы. Не успел Шедоуспан сунуть ножи в  ножны,
как коврик бросился на него, пытаясь облепить ему лицо. Прижав ковер к  полу
одной ногой, Ганс схватился за амулет и закрыл глаза. Хищный ковер замер.
   Половина мертвой змеи вновь хлестнула Шедоуспана по ноге.  Это  уже  было
слишком! Разозлившись, Ганс  схватил  извивающийся  обрубок,  раскрутил  над
головой и швырнул через  открытую  дверь  наружу.  Оттуда  послышался  крик.
Шедоуспан припал к полу, извлекая ибарский нож и стальную звездочку. По телу
его пробежала дрожь.
   Он увидел, что не кто иной, как Недомерок, во лбу которого торчала  точно
такая же звездочка, вслепую пытается отбросить от себя  половину  гигантской
змеи.
   - В холодный ад этот амулет! - прорычал  Ганс.  Все  это  опять  какое-то
колдовство!  Немертвое  существо  не  могло  быть  Недомерком,  однако   это
следовало прекратить. Ганс выскочил наружу и изо всех сил рубанул, целясь  в
бедро. Ибарский клинок врубился в кость. Шедоуспану пришлось рвать  рукоять,
чтобы высвободить лезвие. Недомерок упал, не издав ни звука. Ганс взялся  за
рукоять обеими руками и изо всех  сил  нанес  второй  удар  по  лежащему  на
ступенях человеку - или нечеловеку. Клинок прошел сквозь  шею  и  лязгнул  о
красный камень крыльца, высекая сноп искр. Конь Шедоуспана фыркнул.
   Голова мертвеца откатилась в сторону, лицо  теперь  ничем  не  напоминало
лица Недомерка, и Ганс решил не касаться своей звездочки, торчащей из  этого
лба.
   Вновь развернувшись к двери,  Шедоуспан  узрел  перед  собой  гигантского
паука цвета испражнений и размером с лошадь. Такого паука не  могло  быть  в
мире, однако Ганс невольно шарахнулся в сторону, прежде  чем  схватиться  за
амулет и зажмуриться. Когда он вновь открыл глаза, гигантский паук исчез.
   "Беда в том, что глаза не могут отличить, где наваждение, а где - нет", -
подумал Ганс и уже приготовился нырнуть в дверь, когда вдруг  вспомнил,  что
сначала надо взяться за амулет и опустить веки. Он прошел в дверь  бесшумно,
как истинное Порождение Тени, и  открыл  глаза.  Было  так  приятно  увидеть
пустой лестничный пролет и извивающуюся переднюю половину убитой змеи!
   Ганс успел подняться по мраморной лестнице  всего  на  две  ступени,  как
вдруг на восьмой ступеньке возник  мужчина  с  ужасающе  длинным  сверкающим
мечом. Этого не могло быть, но Шедоуспан бессознательно схватился за оружие,
прежде чем взяться за амулет и на несколько секунд закрыть глаза.  Когда  он
вновь открыл их, человек с мечом исчез, и ступенька была просто  ступенькой.
Ганс бросился наверх. Если бы он двигался чуть медленнее, то стальное  копье
длиной  в  шесть  футов,  сорвавшееся  с  потолка,  положило  бы  конец  его
героическому предприятию, да  и  самой  его  жизни.  И  это  копье  не  было
наваждением.
   Проклятье! У этого Корстика в запасе больше трюков, чем у  дорогой  шлюхи
из Верхнего Города!
   - Нотабль! Шу... Радуга! Проклятье, подождите меня!
   В последний миг Ганс спохватился, что пеструю кошку следует  называть  ее
кошачьей кличкой. Пожалуй, вряд ли стоило  выкрикивать  имя  якобы  покойной
жены Корстика. Тут  Ганс  отшатнулся  от  львиной  головы,  высунувшейся  из
стенки, и закрыл глаза, заставляя ее пропасть бесследно.
   Увидев, что пестрая  кошечка  ждет  его  на  верхней  площадке  лестницы,
Шедоуспан улыбнулся. По крайней мере, он полагал, что  улыбнулся.  Кошка  же
увидела на его смуглом лице нечто похожее на хищный  оскал  Нотабля.  Подняв
хвост трубой, Радуга повернулась и направилась в коридор, тускло  освещенный
незримыми лампами.
   Шедоуспан сделал то, чего от него ожидали  -  он  последовал  за  кошкой.
Когда он увидел, что она по широкой дуге по вернула налево, то  проделал  то
же самое. Он не знал, какой ловушки они избежали,  и  была  ли  эта  ловушка
настоящей или же  иллюзорной.  Раздавшийся  за  спиной  шум  заставил  Ганса
обернуться и увидеть прямо перед собой Марлла. В руках у него была секира  с
полулунным  лезвием.  Через  мгновение  в  грудь  ему   вонзилась   стальная
звездочка, а  в  глотку  -  нож.  Однако  Марлл  продолжал  атаковать.  Ганс
попробовал применить трюк с амулетом и  закрытыми  глазами  и  услышал,  как
звездочка и нож звякнули об пол. Открыв глаза, он узрел только свое оружие и
никакого Марлла. Подбирая оружие, Ганс мимолетно удивился тому,  что  клинки
каким-то странным образом удерживались в призраке, хотя должны  были  пройти
сквозь него насквозь. Но это сейчас было неважно.  Нужно  было  идти  дальше
вслед за пестрой кошечкой.
   Радуга пробежала мимо дверного проема, из которого немедленно  высунулась
чья-то голова и посмотрела вслед кошке. Когда голова  повернулась  в  другую
сторону, в ее широко  раскрытых  глазах  отразился  летящий  сверху  клинок.
Должно быть, эта голова была  настоящей  -  она  с  глухим  стуком  упала  и
покатилась по полу. Пестрая кошка обернулась.
   - Я тут, Радуга! Не знаю, как ты, а  я  бегу  только  потому,  что  иначе
упаду. Никогда прежде я не был в  таком  поганом  месте!  Тут  полно  всяких
ужасов, которые так и норовят прикончить меня!
   Кошка побежала дальше, но тут же остановилась и повернулась. Стоя  бок  о
бок с огромным рыжим котом, она следила, как их человек приближается к  ним.
Он и вправду немного запыхался. Коты ждали Ганса около высокой  узкой  двери
кремового цвета, почти невидимой  на  фоне  стены,  тоже  покрытой  кремовой
краской.
   - Мигни говорила мне, что коты терпят людей только потому,  что  сами  не
умеют открывать двери, - пробормотал Ганс, пытаясь выровнять дыхание. - Беда
в том, что я не знаю, как открыть эту дверь! Как жаль,  Радуга,  что  ты  не
можешь поговорить со мной!
   В ответ кошка ударилась своим маленьким тельцем об дверь.
   - Ox, - произнес Шедоуспан и, взявшись одной рукой за амулет, а другой за
рукоять метательного ножа, налег плечом на дверь.
   Дверь распахнулась, и Ганс с разбегу сделал еще четыре шага,  прежде  чем
сумел остановиться. И здесь он увидел человека, которого никогда и не  думал
увидеть: одного из самых могущественных магов Фираки.
   Корстик оказался высоким человеком  в  белоснежной  тунике.  Больше  Ганс
ничего не успел рассмотреть. Маг повернул голову к  нему,  и  Шедоуспан,  не
думая, метнул  в  него  нож.  Он  был  мастером  своего  дела  и  действовал
совершенно  неосознанно.  Если  бы  Ганс  задержал  бросок  на  миг,   чтобы
рассмотреть лицо человека, то скорее всего удержал бы свою руку с ножом.
   Однако это не имело никакого  значения  -  главный  монстр  Фираки  сумел
уклониться  от  броска.  Магу  пристало  бы  величественно,  торжественно  и
картинно протянуть руки  и  шевельнуть  пальцами,  однако  Корстик  попросту
прозаично  и  без  всякого  колдовства  молниеносно  распростерся  на  полу.
Стальное лезвие просвистело у него над головой и  ударилось  о  стену  возле
оконной рамы. Это было то самое окно, в котором Ганс  видел  Корстика  всего
две ночи назад.
   - Чрезвычайно невежливый  способ  приветствовать  самого  могущественного
человека в Фираке, который к тому  же  является  твоим  банкиром!  -  сказал
Тьюварандис...

***

   Большая комната с деревянным полом была освещена по меньшей мере десятком
ламп, шесть из которых висели по стенам. На  широком  дубовом  столе  стояли
письменные принадлежности, лежали какие-то бумаги, а рядом с ними  -  бокал,
две кружки, винная бутылка в красивой обертке и тарелка, на  которой  лежала
кость и какие-то объедки - вероятно, остатки ужина мага. Два длинных стола у
противоположных стен, очевидно, были рабочими столами хозяина  кабинета.  На
них лежали вперемешку самые разнообразные предметы. Шедоуспан заметил  среди
них несколько кувшинов и плотно закрытых горшков, которые,  судя  по  всему,
имелись у каждого мага. Скорее всего в этих сосудах содержалось нечто,  чего
не следовало видеть никому, кроме Корстика. Среди этого беспорядка бросалась
в глаза блестящая фигурка кошки перламутрового  цвета  -  как  и  утверждали
заговорщики.
   В нескольких футах справа от стола стена была завешена от пола до потолка
портьерой изумрудно-зеленого цвета. Ганс предположил, что за ней  что-нибудь
скрыто - быть может, еще один стол или нечто, которое  не  следовало  видеть
никому, кроме Корстика. У другой  стены  стоял  диван,  застланный  красивым
ковром.   Позади   стола   Ганс   заметил   высокий   деревянный   стул    и
одно-единственное кресло.
   Ганс тупо пробормотал:
   - Тью.., варандис? Но...
   - Вы же не собираетесь сказать мне, что это невозможно, ведь так, молодой
человек? Очевидно,  это  возможно  и  истинно,  поскольку  вы  видите  меня.
Поскольку вы ворвались сюда с налитыми кровью  глазами  и  в  компании  двух
милых котиков, которых я, кажется, знаю, то я предполагаю, что вам  известна
их история. Несомненно, от этой юной чокнутой шлюхи, с  которой  вы  живете.
Нет-нет, не старайтесь вынуть еще один ножик и бросить его  в  меня.  Вы  не
можете двигать руками и останетесь в таком состоянии до тех  пор,  пока  мне
это угодно. Попытайтесь обуздать свой гнев,  а  я  попытаюсь  обуздать  свой
язык. Несомненно, она милая и скромная девушка, а? Но Фирака - город  магов,
и я вместе с верными мне людьми  провел  через  Совет  несколько  законов  и
распоряжений, касающихся с'данзо.
   Слегка улыбнувшись, Тьюварандис с серьезным и спокойным видом произнес:
   - Садитесь.
   Тело  Шедоуспана  немедленно  пожелало  сесть.  Сам  Шедоуспан  попытался
воспрепятствовать этому, однако не смог. Его сознание не желало повиноваться
магу, но тело выполняло колдовские приказы.  Пошатнувшись,  Ганс  привалился
спиной к стене и сполз по  ней  на  пол,  оказавшись  в  сидячем  положении.
Движение вышло неловким, поскольку руки Шедоуспана были  словно  бы  скованы
цепью весом в полсотни фунтов. Корстик управлял всеми мышцами Ганса.
   - Несомненно, вы хотите получить объяснения.  Именно  так  и  было  бы  в
истории, поведанной каким-нибудь рассказчиком, верно? Ну, так не рассчитывай
на это, вор! У меня нет времени, чтобы объяснять что-либо  такому,  как  ты!
Однако я покажу тебе кое-что. Несомненно, это будет захватывающее зрелище  и
даже поучительное, если не совсем прочищающее мозги!
   Тьюварандис отдернул в сторону зеленую портьеру, за которой действительно
оказался еще один стол. Из своего сидячего положения Ганс мог видеть только,
что к столу привязан обнаженный человек с седыми волосами. Шедоуспан  видел,
как тяжело, судорожно вздымается и  опадает  грудь  человека,  крест-накрест
перетянутая широкими черными ремнями. Человек  был  невероятно  бледен.  Маг
вновь повернулся к Гансу.
   - Встань, - произнес он, делая обеими ладонями движение  снизу  вверх.  -
Встань и подойди сюда.
   Ужас охватил Ганса, когда он был принужден подняться на ноги. Ноги  сразу
же пришли в  движение.  Ганс  ничего  не  мог  с  этим  поделать.  Его  руки
оставались неподвижными  и  совершенно  бесполезными.  Маг  принудил  Ганса,
ставшего узником в собственном теле, подойти к  столу,  прежде  скрытому  за
портьерой. Посмотрев на жертву, привязанную к столу,  Шедоуспан  содрогнулся
от ужаса и гнева. В страшную рану, зиявшую в животе несчастного, можно  было
бы просунуть кулак. Эту рану нанесла острая ветвь дерева - неважно, была  ли
та ветвь иллюзорной или же нет. Ганс сам видел эту ветвь. Человек,  лежавший
на столе, оказался... Тьюварандисом. Однако высокий  фиракиец  был  вдобавок
оскоплен, и сделала это, конечно же, не дубовая ветвь. И все же  Тьюварандис
еще дышал.
   Губы Ганса дрогнули, однако он не издал ни звука. Вновь взглянув на мага,
Шедоуспан задохнулся и почувствовал, как его нутро  сжимается  в  комок.  Он
смотрел в лицо Марллу!
   -  Нет,  я  не  твой  добросердечный  союзник  по  заговору.  Вот  он   -
Тьюварандис, мерзавец и предатель. Наваждение, ты помнишь?  Я  полагал,  что
твой амулет позволяет тебе видеть сквозь наведенные мною чары. Но  потом  ты
назвал меня Тьюварандисом, и я понял, что  ты  видишь  именно  его.  Я  могу
предстать тебе в любом обличье, вор. Уже много лет никто  не  видел  меня  в
моем истинном облике. Попробуй угадать - быть  может,  я  ужасен  ликом  или
вовсе не имею формы?
   - Во имя всех богов, маг-., позволь этому человеку умереть!
   Марлл-Корстик улыбнулся:
   - О да, конечно, позволю.  Но  еще  не  скоро.  Он  слышит  нас,  он  все
чувствует, он видит нас, он ощущает боль. Так и должно быть. Этот  предатель
сколотил заговор, чтобы украсть то, что не принадлежит ему и что я  с  таким
трудом заполучил. Он подослал ко мне обыкновенного вора - неслыханно,  вора!
Ночного таракана! Я поймал его  так  же  легко,  как  поймал  бы  крысу  или
крошечную мышь!
   Ганс не мог узнать своего собственного голоса:
   - О боги!
   - Тут  ты  богов  не  найдешь,  молодой  вор.  А  что  касается  бедняжки
Тьюварандиса, то...
   Марлл-Корстик вытянул руку. Его палец коснулся, только  коснулся  рваного
края ужасной раны. Шедоуспан внутренне содрогнулся. Он изо всех сил старался
двинуть руками, но не мог пошевелить даже кончиком  пальца.  Он  видел,  как
Тьюварандис задрожал - от боли, причиненной ему прикосновением мага.
   - Мне кажется, я действительно могу сохранить ему жизнь на долгое, долгое
время. Видишь - гениальный Корстик перехитрил всех,  всех!  -  Марлл-Корстик
гордо похлопал себя по груди рукой, на которой блестело кольцо с драгоценным
камнем. -  Все  они  были  моими  послушными  орудиями,  все!  Моя  неверная
похотливая жена и ее любовник, который предал мое доверие и мою  доброту,  и
все десять так называемых мужчин, о которых ты, должно быть, слышал, молодой
человек.., молодой таракан!
   "Он презирает их всех, - понял Шедоуспан. Вне себя от ярости, он сражался
с собственным телом, пытаясь заставить руки снова двигаться. - Он обманул их
всех и поймал в ловушку. И он торжествует и наслаждается этим  даже  сейчас,
столько лет спустя!"
   - Да, думаю, я смогу оставить его в живых достаточно надолго.  Понимаешь,