и  иначе,
сюда  никто  не  приходил.  Дома  Пелеса  сторонились,   избегали   даже
вспоминать о нем.
   Над руинами поднималось такое  же  отвратительное  зловоние,  как  на
улице Тихая Пристань, - ничуть не  сильнее,  но  и  не  слабее.  Уэлгрин
задержал дыхание. Покопался  в  памяти,  пытаясь  припомнить  те  штучки
относительно восприятия, которые  должен  был  знать  любой  солдат  тех
времен, когда в Санктуарии вовсю свирепствовала магия.  Потом  опустился
на колени и прищурился.
   Худосочные сорняки и крапива  с  отвратительными  фиолетово-багровыми
бархатистыми листьями бурно разрослись на толстом слое пепла, как  будто
доказывая всем своим видом, что в Санктуарии еще  сохранилась  кое-какая
смертоносная магия. Не замеченная добрыми  фермерами  и  чародеями,  эта
магия все же  могла  сгодиться  для  отчаявшихся.  Но  произвести  такое
мерзкое зловоние?.. Нет, дело было в другом.
   Ведемир присел рядом со своим командиром.
   - Мы приведем сюда жрецов, чтобы снова здесь все выжечь?
   Уэлгрин встал.
   - Возможно. По мне, так выглядит вполне  безобидно.  Но  что  я  могу
понимать в этом, а?
   Ведемир счел за разумное промолчать. Потом спросил:
   - Значит, это где-то в другом месте?
   Буйные заросли дикого винограда заплели провалы окон и дверей бывшего
дома Тасфалена Ланкотиса, давно пропавшего  без  вести  и  скорее  всего
погибшего. Они словно напоминали всякому, кто осмеливался  сюда  прийти,
что с этим местом шутки плохи. Дом Пелеса - это место, где магия умерла,
а дом Ланкотиса - место, в котором она  еще  сохранилась.  В  Санктуарии
всегда были свои призраки. И проблема дома Ланкотиса была не в том,  что
там поселились демоны, а в том, что, похоже, через него они проникали  в
мир.
   В окнах дома  Ланкотиса  время  от  времени  мелькали  отвратительные
морды. Из-под полуобвалившейся штукатурки  иногда  раздавались  странные
звуки. Сквозь проломы  в  крыше  порой  виднелись  вспышки  света  таких
цветов, которые рассудок старался поскорее забыть. Ходили слухи, что дом
не просто одержим демоническими силами,  а  даже  хуже  -  в  этом  доме
замурованы, как в тюрьме, те, кто потерпел поражение в  битве  при  доме
Пелеса. Жрецы Ильса и Саванкалы предпочитали не искать правды.
   А те, кто правду знал, держали рты на замке.
   - Что это? - Ведемир указал на окно во втором этаже, где  полоскались
в потоках  вечернего  бриза  остатки  истрепанной  в  клочья  занавески.
Виноградная поросль вокруг окна была оборвана.
   Сдвинутые с места, полуоторванные листья трепетали на ветру.
   Уэлгрин нахмурился. Он тоже заметил непорядок, но надеялся,  что  его
новый лейтенант окажется не слишком наблюдательным. Сам он предпочел  бы
полезть прямо в ад, чем в дом Ланкотиса. Кто-то должен был выяснить, что
же здесь случилось, но только не он и не сегодня днем - потому что,  что
бы здесь ни случилось, это не оно произвело ту вонь. Ветер  был  свеж  и
чист и нес с собой приятный запах медовых сот.
   Благоразумно выбрав меньшее из двух зол, Уэлгрин  направился  обратно
на улицу Тихая Пристань, откуда они с лейтенантом пошли туда, куда  вели
их носы. К черту предчувствия и предрассудки! После множества  ошибок  и
бесплодных попыток они наконец набрели на дом, рядом с которым  кишки  у
обоих скрутило в узел, а на глазах выступили слезы.  Закрыв  нос  и  рот
одной рукой, Уэлгрин махнул другой Ведемиру, чтобы следовал  за  ним,  и
вошел во внутренний двор.
   Капитан стражи рассчитывал обнаружить  что-то  невероятно  большое  и
отвратительное, не во дворике они наткнулись на  самого  обычного  осла,
все еще запряженного в повозку. Только вот и осел, и повозка  показались
Уэлгрину до боли знакомыми.
   Ведемир не разобрал, что там капитан бормочет себе под нос.
   Он быстро закрыл руками рот и выскочил за арку у входа, откуда тотчас
же донеслись характерные звуки.
   - Что?.. Ох!.. Боги!..
   Уэлгрин разозлился. Он  пришел  в  такую  ярость,  что  даже  отчасти
перестал  замечать  зловоние.  Почти  бегом  капитан  пересек  дворик  и
обнаружил кучу отбросов, которая и испускала эту вонь.
   Пинком он отбросил в  сторону  небольшую  кучку  мусора.  Его  худшие
подозрения подтвердились. Набрав полную грудь воздуха, Уэлгрин  закричал
во всю глотку:
   - Теодебурга!
   Тишина. Ведемир вернулся и встал рядом  с  командиром.  Имени  он  не
узнал, но все  равно  присоединился  к  призывам  начальника.  Зловонный
воздух до сих пор не убил его, а перестать дышать Ведемир не мог. Теперь
смрад уже не казался таким невыносимо  отвратительным  -  наверное,  они
просто принюхались. Это было похоже на то,  как  немеет  тело  на  месте
свежей раны.
   - Те-о-де-бур-га!!!
   Уэлгрин схватил какую-то палку и изо всех сил саданул ею по железному
ободу колеса тележки. Деревяшка от такого удара  разлетелась  на  мелкие
щепки, так что оба мужчины зажмурились,  сберегая  глаза.  А  когда  они
снова открыли их, перед ними в  арке  двери  стояла  стройная  маленькая
женщина, а рядом с ней -  кучка  ребятишек  мал  мала  меньше  и  другая
женщина с младенцем на руках.
   - Во имя тысяч проклятых богов, что  ты  здесь  делаешь?!  -  Уэлгрин
ткнул остатками деревяшки в сторону смердящей кучи.
   Глаза Теодебурги раскрылись так широко, что стали не  меньше,  чем  у
прирожденных бейсибцев. Она сказала  тихо  -  как  будто  голос  донесся
откуда-то из соседнего дома:
   - Шаппинг.
   Уэлгрин глянул на Ведемира, но тот только  пожал  плечами  и  покачал
головой.
   - Ну-ка, повтори еще раз, - сказал  капитан,  стараясь  говорить  как
можно спокойнее. - Я не понял.
   Женщина с младенцем посмотрела на Теодебургу, ребятишки  тоже  дружно
подняли к ней головы, потом все они куда-то ушли.
   Теодебурга прошептала, еще тише, чем в первый раз:
   - Шаппинг...
   - Говори громче, женщина! - Уэлгрин шагнул к ней. Он никогда в  жизни
не поднимал руки на женщину, как ни злился, но на  этот  раз  сдержаться
было ой как непросто.
   Теодебурга упала на колени.
   - Шаппинг... Шаппинг...
   Ведемир рискнул здоровьем и схватил командира за занесенную для удара
руку.
   - Битье здесь не поможет. Эта женщина, судя по  выговору,  нездешняя.
По-моему, она совсем не понимает, чего ты от нее хочешь.
   - Она прекрасно все понимала,  когда  вынудила  меня  купить  ей  это
ведьминское варево!
   Ведемир отступил. Санктуарий был не настолько цивилизованным  местом,
где любой мужчина готов был вступиться за честь незнакомки. И Теодебурге
оставалось только самой позаботиться о своем  благополучии,  что  она  и
делала, суетливо ползая вокруг зловонной  кучи.  Она  запустила  руку  в
вонючие  отбросы  и  достала  полную  горсть   чего-то   вязко-влажного,
волокнистого. Держа это перед собой,  словно  оружие  или  щит,  женщина
приблизилась к Уэлгрину.
   - Чтобы получить шелк, нужно сделать  шаппинг  -  избавиться  от  той
части коконов, из которых не получится волокна.
   В  каком-то  далеком  уголке  памяти  Уэлгрина  промелькнуло  смутное
воспоминание - да, кажется, он знал, что шелк в  самом  начале  процесса
производства получают не в  виде  аккуратных  мотков  или  клубков,  как
шерсть или лен. Шерсть получают от овец, лен растет на земле, а  шелк...
В самом ли деле шелк выходит из коконов?
   Теперь, когда Уэлгрин припомнил, на что походил тот  мусор,  что  они
покупали в гавани, ему  и  в  самом  деле  показалось,  что  обертки  от
статуэток выглядели как  спрессованные  коконы...  Но  то,  что  женщина
держала сейчас в руке, больше походило на волокна  расплавленного  сыра,
которые провисали у нее между пальцами, а то и хуже... И это уж никак не
могло оказаться шелком!
   - Она  хочет  заморочить  нам  голову,  -  поделился  Уэлгрин  своими
подозрениями с лейтенантом.
   Ведемир не знал, чему и верить. Он, конечно, не был  художником,  как
его отец, но Лало все же научил сына видеть прекрасное.
   А мать, Джилла, научила его  немного  разбираться  в  людях.  Ведемир
протянул руку и взял с ладони Теодебурги волокнистую массу. На ощупь эта
гадость оказалась такой же противной, как и ее запах, но Ведемир  закрыл
глаза и постарался  припомнить,  каким  был  на  ощупь  настоящий  шелк,
который ему несколько раз приходилось держать  в  руках.  И  под  вязкой
слизью он ощутил тонкие и мягкие волокна.
   - Даже не знаю, командор Уэлгрин... Но, по-моему, она не врет.
   Уэлгрина это все же не убедило.
   Тут снова  показалась  вторая  женщина  со  своими  ребятишками.  Она
подошла к стражникам и взмолилась:
   - Пожалуйста, господин, не трогайте нас! Я ничего не знаю!
   Берги говорит, что  умеет  делать  шелк  и  с  помощью  ее  шелка  мы
разбогатеем. Она говорит, что научилась делать шелк у народа ее мужа.  Я
не знала, что он будет так вонять! Я не виновата! Накажите ее - это  все
она! Заберите ее отсюда, пока не вернулся мой муж.
   Я ни в чем не виновата!
   Уэлгрин и не сомневался, что за всей этой затеей стоит Теодебурга. Но
все же родные обычно не  отдают  своих  на  произвол  ветрам,  волкам  и
солдатам. Капитан наклонился к женщине  и  тут  впервые  присмотрелся  к
младенцу: глаза у того были огромные, широко открытые.
   Хоть это и было дико неприлично, но Уэлгрин не смог не отшатнуться.
   - Да он у вас почти рыбоглазый! - вырвалось у него.
   Это было неизбежно. Во всех прочих отношениях мужчины бейсибцев ничем
не отличались от остальных.  Они  так  же  часто  заглядывали  на  Улицу
Красных Фонарей и в Обещание Рая.
   Жутко было то, что Уэлгрин никогда  раньше  не  видел  черноволосого,
круглолицего ребенка с такими вот огромными рыбьими глазами.
   Женщина прикрыла личико младенца платком. Уэлгрин заметил, что у всех
остальных детей глаза  совершенно  обычные.  Он  еще  раз  посмотрел  на
каждого из них,  повнимательнее.  Личики  у  всех  были  светлые,  чисто
вымытые. Ну, наконец-то все начало складываться в  более-менее  понятную
картину.
   - И когда же вернется твой муж? - спросил он у женщины с младенцем.
   - После захода солнца, а может, и позже.
   - А может, никогда?
   Женщина покачала головой.
   - Он вернется. Дендорат всегда возвращается.
   - Он изобьет вас всех до полусмерти, когда наткнется на  эту  вонючую
кучу.
   Уэлгрин прикинул, как все могло обстоять  на  самом  деле.  Он  сразу
представил себе этого Дендората, потому как легко мог  представить,  что
этот Дендорат должен чувствовать. Мужчина  оставил  свой  дом  и  родные
края, чтобы найти где-нибудь лучшую жизнь. Он притащился на  самый  край
земли, в дальний уголок Империи, и, к немалому своему удивлению, увидел,
что эта самая лучшая жизнь процветает за стенами Санктуария.  И  мужчина
потратил, наверное, все свои сбережения, чтобы привезти жену и  детей  в
этот благословенный край. А следующая новость, которая  его  настигла  -
оказалось, что жена беременна, и он - счастливый будущий  отец,  ожидает
маленького  сынишку,  которому  никогда  не  придется  голодать.  И  тут
оказывается, что сынишка-то вовсе и не его...
   И что ему остается делать? Что же еще, как не отвернуться от жены?  И
бедняга начинает задумываться обо всех остальных детишках, которые висят
на его шее, словно мельничные жернова.
   Сомнения мучают его, не дают покоя, отравляют жизнь. Он  в  отчаянии.
Может, он никогда прежде и не бил свою жену, но теперь стал поколачивать
- один вид ее доставляет ему боль...
   - Командор?
   Уэлгрин очнулся от своих мыслей. Он не был  наполовину  С'данзо,  как
его сестра, и у  него  не  было  дара  Видения.  Но  Уэлгрин  готов  был
поспорить на месячное жалованье,  что  эта  история  очень  недалека  от
истины.
   - Командор, что будем делать?
   Все они смотрели на Уэлгрина. Что ж, командор знал, что надо сделать.
Конечно, он обрекает этих женщин со  всем  их  выводком  на  нищету,  не
говоря уж о тех деньгах, которые сам по глупости всадил в эту авантюру.
   - Тебе нельзя делать это в Верхнем городе, - начал объяснять Уэлгрин,
стараясь ни с кем не встречаться взглядом. - Снимите комнаты в  Низовье,
- предложил он, прекрасно зная, что за народец там обычно обретается.  -
Может, там и не обратят внимания на эту вонь.
   Теодебурга показала рукой на внутренний двор.
   - Но нам нужна чистая вода!
   Она взяла измазанную руку Ведемира и ополоснула ее в ведре.
   Вода после этого, конечно, для питья не сгодилась  бы,  зато  отмытые
золотисто-белые волокна, которые свисали с ее пальцев, теперь и в  самом
деле стали походить на шелк.  Ткачиха  вытерла  их  насухо  полой  своей
одежды и протянула Уэлгрину. Легкий ветерок с моря почти не ощущался, ни
один лист на деревьях не шелохнулся, волосы не развевались, но даже  его
хватило, чтобы сдуть тончайшее волокно с ладони женщины.
   - Нам нужна чистая, свежая вода, - повторила Теодебурга. - Если  вода
будет плохой - шаппинг не удастся и шелк не получится.
   Спутанный пучок волокон зацепился за колючую щетину на  верхней  губе
Уэлгрина.  Он  провел  рукой,  хотел  смахнуть  нити,  которые  легонько
щекотали щеку, и поймал пучок пальцами.  Волокна  оказались  мягче,  чем
грудь шлюхи, мягче, чем шелк...  Уэлгрин  скатал  нити  между  пальцами,
потом высвободил, чтобы они расправились. У него  появилось  подозрение,
что он чуть не потерял гораздо больше, чем несколько серебряных монет.
   Ведемир снова спросил:
   - Так что же мы можем сделать?
   Уэлгрин  покачал  головой.  Объяснения   зловонию   казались   вполне
разумными, когда Теодебурга рассказала  о  воде  для  промывки.  Уэлгрин
припомнил слова своего наставника, Молина Факельщика:
   - Мы, стражники, заботимся обо всем  городе  в  целом,  мы  не  можем
позволить себе заботу о благе каждого отдельного горожанина. Нет, с этим
ничего нельзя поделать, - он повернулся к Теодебурге. - Мне в самом деле
очень жаль, но тебе нельзя делать этот шаппинг здесь.
   - Но он еще не окончен! - не  унималась  ткачиха.  -  Мне  нужен  еще
только день, всего один  день...  Когда  шаппинг  завершится,  получится
шелк-сырец. А из него можно будет сделать настоящий шелк! Ведь никто  не
станет возражать против того, чтобы я пряла и ткала?
   Уэлгрин покачал головой. Несмотря на все мольбы, слезы и  заломленные
руки, у этой женщины был такой же норов, как у  его  энлибарской  стали.
Поэтому, решил Уэлгрин, тем более нужно настоять на своем.
   - А когда ты соткешь шелк, ты его продашь, - продолжил он за нее. - А
потом на всю выручку накупишь кучу этой своей ветоши у рыбьих  торгашей.
И сделаешь еще большую кучу гниющего мусора... И еще  большую  -  потом,
когда купишь еще больше этой ветоши, и так раз за разом.  А  когда  тебя
притащат на суд к принцу по жалобам на эту невыносимую вонь, ты скажешь,
что всегда этим занималась - и стражники тебе не мешали... Нет,  госпожа
моя, ты меня на эту удочку не поймаешь.
   - Вовсе не обязательно все будет именно так, - возразил Ведемир.
   - Ты хоть не становись на ее сторону, а? Я знаю, о чем говорю.
   Если что-то пошло не так - надо пресекать это в  корне.  А  то,  если
слишком попустительствовать, оно будет разрастаться - и чем дольше,  тем
гаже.
   Уэлгрин не отводил взгляда от Теодебурги. Ничего этого  не  случилось
бы, если б он тогда как следует исполнил  свои  обязанности  и  отправил
проклятую ослиную повозку на дрова!
   Теодебурга тронула Уэлгрина за руку.
   - Пожалуйста, помоги нам! Ты ведь знаешь, что я могу это  сделать.  Я
научилась этому в Валтостине, в семье моего мужа, еще до того, как  туда
пришли солдаты. Весной мы собирали отпавшие коконы, но тот шелк, который
у нас получался, никогда не был таким чудесным, каким  должен  быть  вот
этот. Ты веришь мне. Я знаю - ты мне веришь.
   Уэлгрин  отвернулся.  Гораздо  легче  изловить  опасного  убийцу  или
провести учения с целым отрядом, чем разбираться с упрямой и решительной
женщиной!
   - Ну, хорошо... Но только до завтрашнего вечера. Я согласен смириться
с этим - но никакого прядения, никакого ткачества!
   Я вернусь сюда завтра после захода солнца, и хочу, чтобы здесь от вас
и следа не осталось, поняли? Если я не смогу доложить, что не  напал  на
ваш след, то лично возьму вас всех, со всеми пожитками, и со всем  вашим
шелком, спущу в болота Ночных Тайн и там оставлю!  Если  еще  хоть  один
день вы будете тут портить воздух и отравлять воду - вас не  станет,  вы
поняли? Не ста-нет!
   Теодебурга расправила плечи, выпрямилась.
   - Мы поняли.
   Ведемир, правда, не  совсем  понял,  но  благоразумно  промолчал.  Он
достаточно долго был солдатом,  чтобы  понимать  разницу  между  спором,
когда можно попрепираться, и прямым приказом.
   И все же, когда они с капитаном вышли на улицу, где их никто  не  мог
услышать, молодой лейтенант потребовал объяснений.
   - Ты хоть понимаешь, на что обрекаешь этих несчастных?
   Неужели ты думаешь, что этот ее муж, Дендорат, послушается  женщин  и
согласится съехать отсюда? Да он просто поколотит их всех, хорошо,  если
вообще не поубивает. А шелк... Это прекрасный шелк, командор. И разве не
пристало нам заботиться о том, что хорошо? Мне казалось,  офицер  должен
уметь не только выполнять приказы, но и принимать решения.  Что  же  нам
делать, если оказывается, что приказ, который  мы  должны  исполнять,  -
плох?
   Уэлгрин резко остановился. Когда он повернулся к молодому лейтенанту,
на его лице не было и тени прежнего дружелюбия.
   - Если тебя так заботит, правильны приказы или нет, то лучше бы  тебе
было поступить не в гвардию, а в магистратуру!
   Мы - солдаты, лейтенант Ведемир, мы следим  за  соблюдением  законов.
Со-блю-де-ни-ем. Никто не любит стражников. Люди не думают о нас, пока у
них самих не стрясется какая-нибудь беда.
   В лучшем случае мы - предмет устрашения для преступников.
   Наступила неловкая пауза. Ведемир спешно подыскивал  слова,  чтобы  и
командиру не возразить, и не отступить от своего мнения.
   - Я считаю, это  -  лучшее  из  всего,  что  мы  сможем  получить  за
следующие несколько лет.
   Командир размышлял на ходу. Они дошли уже до самой гавани,  когда  он
вновь заговорил, тщательно взвешивая каждое слово:
   - Это на мои  деньги  куплена  та  куча  перегноя,  но  не  это  меня
беспокоит. Я решил, что навсегда потерял эти деньги,  уже  тогда"  когда
передал их бейсибскому торговцу. И я не бесчувственный  камень.  Никаких
сомнений, они не делают ничего противозаконного. Только  вот  устроились
они не там, где надо. И я  совершенно  прав,  заставляя  их  подыскивать
место получше.
   - Но какое место подойдет им больше? Куда им податься?
   Где еще у них будет все, что нужно, и где они никому не помешают?  На
могильниках? Или в Низовье? И где будут эти женщины  и  дети  дня  через
три, если подадутся в Низовье?
   Ведемир вовсе не рассчитывал получить ответы на все свои вопросы,  но
капитан воспринял их всерьез.
   - Что ж... Им нужна чистая вода, но вода  загрязнится,  когда  в  ней
будут промывать  эту  гадость.  Значит,  нужна  проточная  вода,  ручей,
который впадает в реку...  Выходит,  им  нужно  выбраться  за  городские
стены, в какую-нибудь загородную усадьбу. Но у  них  на  это  не  хватит
денег, да и эта Теодебурга вряд ли когда-нибудь ставила свою подпись  на
контракте... Вот, покровитель. Им нужно найти  покровителя,  у  которого
есть загородная усадьба и который согласится  терпеть  этот  смрад  ради
будущих барышей на торговле готовым шелком.
   - О какой это усадьбе ты подумал - об Орлином Гнезде, что ли?  Или  о
бывшем поместье Джабала - теперь, когда пасынки ушли, оно  пустует...  А
как насчет "Края Земли" и Ченаи с ее  гладиаторами?  -  размышлял  вслух
Ведемир.
   На памяти многих поколений эти три усадьбы  в  представлении  жителей
Санктуария отмечали границу между городом и дикими землями.  Сейчас  они
были  отстроены  заново,  каждое  по-своему,  но  их  значение  осталось
прежним. Во всяком случае, для Ведемира. Насколько он  мог  судить,  все
три поместья подходили в равной мере. Юноша ничего не знал об отноше