,  чтобы  скрыть  ее  от
враждебных  умов.  Ноданн  собрал   их   более   сотни   и   очень   тонко
скоординировал. Если кто-то из них обнаружит ее во время сна, то ей уже не
проснуться.
     Только в комнате без дверей она защищена  от  них.  Что  до  Бреды...
против ее назойливости тоже  есть  способ...  Прочь,  фальшивое  Единство!
Прочь, двуликая искусительница с твоим лживым проллепсисом,  что  ведет  к
новым злоупотреблениям. Элизабет не приемлет утешения, если за  него  надо
платить   ценой   ответственности.   В   такой   варварской,   чуждой   ее
метапсихическому   уму   обстановке   она   не   может   брать   на   себя
ответственность. В изгнании человеческие  существа  всегда  будут  терпеть
поражение от гуманоидов. А она слишком устала, слишком морально издергана,
чтобы приговорить себя к ожиданию в шесть миллионов лет.
     Внутренний голос Бреды продолжал взывать: "Ты нужна  нам!  Всем  трем
расам! Только взгляни - ты увидишь, как все это будет. Взгляни и утешься."
     "Не стану я смотреть. Не дам себя использовать. Однажды ты уже обвела
меня вокруг пальца, чтобы достичь полной, направленной  активности.  И  не
ради своего народа, как уверяла, а чтобы захомутать меня! Чтобы  и  дальше
искушать своими соблазнами, о сакраментальное двуличие! Но я не стану  для
тебя панацеей, инопланетянка! К такой роли принудить нельзя. И тебе  нечем
меня утешить. Мое утешение за  шесть  миллионов  лет,  а  эта  плиоценовая
теосфера насквозь бесчеловечна и не допускает реинкарнации. Оставь меня  в
покое. Оставь..."
     Обернутая огненным  коконом,  Элизабет  уплыла  вдаль.  Мольбы  Бреды
звучали все слабее, слабее, пока не утонули в мертвой тишине.



                                    5

     -  В  наше  время  ширина  пролива  была  всего  лишь  двадцать  пять
километров, - сказал  Стейн  Фелиции.  -  И  это  после  того,  как  шесть
миллионов лет его бороздили океанские течения.  Ты  не  сможешь  проделать
одним взрывом такую впадину.
     Они перегнулись через  борт  корзины.  Красный  шар,  удерживаемый  в
неподвижности психокинетической силой  девушки,  завис  на  высоте  триста
метров над Гибралтарским перешейком. Вершины гор были скруглены эрозией. В
долинах рос кедровник.  Ближе  к  Атлантике  перешеек  горбился  дюнами  и
поросшими травой холмами, но со стороны Средиземноморья головокружительным
эскарпом обрывались голые шероховатые скалы, переходящие в  более  гладкие
отложения Альборанского бассейна.
     - Судя по данным альтиметра, высота  гряды  всего  двести  шестьдесят
восемь метров. Если, как ты говоришь, перешеек напичкан  пещерами,  словно
швейцарский сыр, то я смогу его взорвать. По-моему, он и сам давно  должен
был рухнуть от  естественных  причин.  А  вот  восточный  контрфорс  вроде
спускается ниже уровня моря.
     - Мы видели Гибралтар с моего спутника, - улыбнулась Сьюки,  глядя  в
голубое безоблачное небо. - Называли его местом,  где  Европа  целуется  с
Африкой. Все мы очень сентиментальны, когда речь идет о Земле.
     Фелиция не обратила на нее ни малейшего внимания.
     - Так  где,  по-твоему,  мне  следует  нанести  первый  удар?  Насчет
взрывной волны не тревожься: я поставлю вокруг нас непробиваемый щит. Что,
если начать вот с того маленького выступа?
     - Ты что, дура? - воскликнул он. -  Тебе  нужна  настоящая  приливная
волна или струйка, чтобы наполнить ванну и дать им всем время унести ноги?
     - Ты видел мой спутник в ночном небе, когда работал в  Лиссабоне,  а,
Стейн? - спросила Сьюки. - Там, высоко-высоко над мирами?
     - Гидравлический удар! - сказал  Стейн,  стукнув  правым  кулаком  по
левой ладони. - Вот что нам нужно, детка! Большая  водяная  масса.  Поток,
который прорвется из Южной  лагуны  на  Серебристо-Белую  равнину  и  вмиг
затопит поле Битвы.
     -  Точно!  -  заявила  Фелиция.  -  Я  продырявлю  перешеек  сразу  в
нескольких местах. Проход должен  расшириться  и  впустить  биллионы  тонн
воды! Всю Атлантику!
     - Мы там у себя часто  смотрели  на  Землю,  -  продолжала  Сьюки.  -
Особенно те, кто никогда на ней не бывал. Обитатели спутника  в  четвертом
поколении, как я. Странно, что она так нас притягивала,  правда?  Ведь  на
нашем прекрасном спутнике было все, что душе угодно.
     - То-то и видно, что у тебя  вместо  головы  задница!  Даже  если  ты
пророешь несколько  каналов,  то  в  лучшем  случае  расширишь  проход  на
пять-шесть километров. О'кей, море вырвется, и ты  получишь  самый  адский
водопад в истории. Но Мюрия за тыщу километров отсюда!  А  ты  видала  тот
здоровенный высохший бассейн между этим местом и Альбораном?
     - Ты хочешь сказать - он поглотит всю воду?
     - Наш маленький уютный спутник... На внутренней поверхности цилиндра,
в какой точке ни стань, центральная  ось  все  равно  оказывалась  сверху.
Иногда эта странность сводила с ума наших гостей-землян. Но  мы  привыкли.
Человеческий мозг очень легко приспосабливается... Почти ко всему.
     - Проклятый бассейн задушит нашу волну не далее как в  субботу!  Нет,
радость моя, пока рано бить по перешейку. Сперва надо вернуться на прежнее
место и запечатать фиорд. Ясна картина?
     - Создать дополнительный водный поток?
     - Именно. Когда мы закроем фиорд,  то  старая  вулканическая  граница
между Коста-дель-Соль и  Африкой  образует  естественную  плотину.  Что-то
вроде порога, может быть, в двести пятьдесят километров, но  невысокого  и
не слишком широкого. Болото лежит севернее  и  питается  притоком  из  той
испанской реки. Какова глубина фиорда? Метров сто?..  Одним  словом,  если
его перекрыть, получится очень длинная плотина. И не  такая  твердая,  как
скальные породы Гибралтара, - все больше пепел да лава.
     - Ты не находишь, Стейн, что  в  Пустой  Земле  мы  будем  в  большей
безопасности, чем в Бордо? - заметила Сьюки. - Ведь еще не поздно...
     - Я, кажется, поняла, - кивнула Фелиция. -  Когда  плотина  обеспечит
хорошую подпитку, я вскрою перешеек.
     - А пупок не развяжется?
     - Погоди, громила, увидишь. Ты уверен, что плотина продержится,  пока
мы сюда долетим?
     - Должна. Если твои таланты - не одно хвастовство, то ты  сможешь  ее
залатать, как только она начнет трескаться.
     - Решено! Айда к фиорду, и я вам покажу, на что способна.  -  Фелиция
принялась манипулировать с тепловым генератором. Шар быстро набрал высоту.
     - Но Фелицию мы не можем взять в Пустую Землю, - встревожилась Сьюки.
- Насилию нет входа в  мирное  царство  Агарты.  Туда  являются  только  с
добром. А что станется с ней, если мы ее  покинем?  Бедная  Фелиция!  Одна
среди трупов!
     Стейн ласково потрепал жену по плечу.
     - Ты отдыхай, Сью. Вздремни чуток. Не тревожься о Пустой  Земле  и  о
Фелиции. Теперь я беру на себя все заботы.
     У Сьюки задрожали губы.
     - Жаль, Фелиция, что мы не сможем взять тебя с  собой.  Стейн  теперь
изменился. Стал мягкий, добрый. Его впустят. А  тебя  нет...  Давай  прямо
сейчас полетим в Агарту, Стейн. Я не хочу больше ждать.
     - Скоро полетим, - заверил он ее. - Поспи. - Он поудобнее устроил  ее
на полу корзины.
     Творческие метафункции Фелиции столкнули две воздушные массы  разного
давления. Подул ветер с Атлантики, неся шар прямо  к  фиорду.  Глаза  юной
спортсменки сияли.
     - Сейчас поддам газу, и мы поспеем туда до обеда. Ты уверен,  Стейни,
что эта штука сработает?
     - Когда клинкерная дамба лопнет, оба потока вместе создадут  страшный
напор для узенькой Южной Лагуны. Старик Ной наверняка бы в штаны наложил.
     Сьюки уткнулась лицом в ладони. В глубине  черного  кошмара  сверкнул
вдруг луч надежды. Элизабет! С  помощью  нового  золотого  торквеса,  быть
может, она сумеет...
     "Дура!" (Сьюки передернулась.) "Ты  что,  думаешь,  я  не  предвидела
этого?"
     "Ты не достанешь меня!"
     "Да я так тебя  стреножу,  что  ты  плюнуть  не  посмеешь  без  моего
ведома!"
     "Там, куда я убегу, тебе ни за что до меня не добраться!"
     "Предупредить их решила, да? Лживая дрянь! Да  на  дне  своей  глупой
добродетельной душонки ты хочешь этого не меньше, чем я!"
     "Нет, нет, нет!"
     "Да, да, да!"
     Бежать...
     Сьюки потянула за собой  Стейна,  но  без  торквеса  он  уже  не  был
послушен, как ребенок. Она могла только просить, умолять, взывать к его не
обремененному  метафункциями  разуму  и   надеяться,   что   он   все-таки
передумает, все-таки последует за ней.
     Там, внизу, путь в Агарту, должно быть, еще открыт.


     Хоть какое-то занятие, не требующее передвижения на сломанных ногах с
грубо наложенными шинами!.. Бэзил, когда не  спал,  ковырял  стену  камеры
ложкой из небьющегося стекла.
     За семь дней он проделал  ямку  почти  на  пятнадцать  сантиметров  в
длину, четыре в высоту и один в глубину.  Во  время  одного  из  последних
просветлений вождь Бурке наказал ему:
     - Работай! Когда ты пробьешь отверстие, мы  сможем  выбросить  наружу
записку: "Помогите! Я пленник в крепости плиоценовой Земли".
     Но на том и кончились его героические  жесты;  больше  Бурке  уже  не
выходил из беспамятства, в своих речах величал его не иначе, как "господин
адвокат",  и  выкрикивал  пламенные  тирады,  очевидно,  припоминая   свою
судейскую практику.  Бред  Амери  был  не  столь  громогласным,  она  лишь
выбирала  более  жестокие,  мстительные  псалмы,  когда  муки  от   ожогов
становились совсем уж нестерпимы. На десятый день заключения и монахиня, и
американский индеец затихли: должно быть,  уже  не  находили  в  себе  сил
говорить. Бэзилу оставалось (поскольку только один их  его  переломов  был
открытым и даже гангрена еще не  началась)  забирать  баланду,  подаваемую
один раз в день через вертящееся зарешеченное  окошко,  обменивать  полную
парашу на  пустую  и  ухаживать  за  умирающими  друзьями,  насколько  это
позволяла кромешная тьма.
     Выполнив  ежедневные  унылые  обязанности  дежурного  по  камере,  он
усаживался ковырять прорезь для послания.
     Иногда, превозмогая боль, Бэзил задремывал и видел сны.
     В них он снова был выпускником Оксфорда, поклонником Изиды, спорил до
хрипоты с другими студентами по поводу всяких  эзотерических  тонкостей  и
даже ходил в горы, но - увы! - ни разу не долез  до  вершины  плиоценового
Эвереста!
     Возможно, и странная женщина лишь приснилась ему.
     Она была одета в красное с черным платье из металлизированной  ткани,
все расшитое бисером, а на голове  у  нее  красовался  похожий  на  крылья
бабочки головной убор в  стиле  пятнадцатого  века,  тоже  весь  расшитый.
Строго говоря, это была не женщина, но и не тануска, у нее словно было два
лица - одно миловидное, другое странное, гротескное. Он тактично попытался
предупредить ее о параше, когда  она  проникла  сквозь  каменную  стену  в
камеру и наполнила ее невыразимым сиянием, но, как все видения, незнакомка
лишь загадочно улыбнулась.
     - Что ж, чем могу быть полезен? -  спросил  Бэзил,  приподнимаясь  на
локте.
     - Как  ни  удивительно,  вы  действительно  можете  быть  полезны,  -
отозвалась та. - И вы, и ваши друзья.
     - Вот это вряд ли, -  вздохнул  Бэзил.  -  Вы  же  видите,  они,  так
сказать, на смертном одре. А моя левая нога, кажется, уже  отмирает.  Там,
где торчат наружу осколки малой берцовой кости, уже чувствуется гнилостный
запах.
     Из дорогого, как и весь  ее  наряд,  заплечного  мешка  она  извлекла
довольно увесистый рулон тонкой прозрачной пленки,  вроде  полиэтиленовой.
Без церемоний опустилась на колени среди мусора, плесени и экскрементов  и
начала заворачивать бесчувственную Амери в эту пленку; когда монахиня была
упакована, точно вырезка в мясной лавке, незнакомка проделала то же  самое
с вождем Бурке.
     - Да нет, -  запротестовал  Бэзил,  -  они  пока  еще  дышат.  А  так
задохнутся до смерти.
     -  Кожа  приносит  жизнь,  а   не   смерть,   -   ответила   странная
посетительница. - Вы нужны мне живыми. Теперь усните и не  бойтесь,  когда
проснетесь, на вас уже не будет серых торквесов.
     Не успел он рта раскрыть, как она и его окутала пленкой, и сон о  ней
улетел куда-то вместе с Амери, Жаворонком, узилищем и всем прочим.


     Пока Фелиция готовилась к взрыву фиорда, Стейн заново переживал  свой
плиоценовый опыт, как какую-то несостоявшуюся драму.
     Все, что он испытал здесь, было еще  более  диким  и  ярким,  чем  та
карнавальная шутка, благодаря которой  его  схватили  в  расцвете  юности,
отшвырнули прочь с дороги, сбросили в какой-то колодец; но  если  подумать
хорошенько, жизнь в изгнании оказалась дьявольской фикцией.  Кровопускание
в Надвратном Замке, лихорадочная вереница снов, достигшая своего апогея во
время глубинной коррекции  Элизабет  и  Сьюки,  банкет-аукцион,  битва  со
зверем на арене, убийство танцующей хищницы, охота на Делбета -  бред!  Он
ждал, что со дня на день, с минуты  на  минуту  его  участие  в  этом  шоу
окончится, он снова облачится в костюм викинга и  выйдет  через  временной
портал в реальный мир двадцать второго столетия.
     Даже сейчас, когда  он  пошел  на  поправку  и  ум  его  вновь  обрел
способность  оценивать  события,   какой-то   отдел   мозга   отказывается
воспринимать полет на воздушном шаре иначе, как продолжение  долгого  сна.
Там,  внизу,  раскинулся  красочный  фиорд  с  берегами  из   разноцветной
застывшей лавы. Бутафорские вечнозеленые  растения  свешиваются  до  самой
воды. Маленькие островки с цветущими кустами и манговыми зарослями пестрят
там и сям на зеркально-гладкой поверхности. Большая стая розовых  фламинго
добывает себе пропитание на мелководье.
     Чушь собачья! Перед глазами так и маячит плакат:

                 НАСЛАДИТЕСЬ ДРЕВНИМ СКАЗОЧНЫМ НАСЛЕДИЕМ
                    НА ФАНТАСТИЧЕСКОЙ ЗЕМЛЕ ПЛИОЦЕНА!

     Но пока он пребывал среди видений, Фелиция высунулась  из  корзины  и
нацелила палец.
     Шар окутался защитной метапсихической пеленой. Но вспышка, сотрясение
воздуха, облака черной пыли, фонтаны скальных обломков - все это  не  было
бутафорией. Он видел и раньше  подобные  разрушения.  Сам  их  производил.
Взрыв небольшого вулканического  образования,  выступающего  из  береговой
кромки фиорда, потряс викинга так, как ничто не потрясало с момента, когда
он спустился во врата времени. Глазами новорожденного младенца  он  взирал
на вихри пыли и  пара,  на  взбаламученное  болото,  на  трупы  птиц.  Его
сверхчувствительное ухо уловило рыдания Сьюки и  взбудораженное  хихиканье
Фелиции.
     Взаправду.
     Рука машинально потянулась к  проводам  управления,  увеличив  подачу
теплого воздуха из генератора. Они стали подниматься, и вскоре  уже  можно
было в полном объеме созерцать сотворенное Фелицией. Фиорд был перегорожен
камнями. Наметанным глазом бурильщика Стейн определил: разрушено не  менее
полумиллиона кубометров вулканической породы.
     - Ну что, убедился?! - ликовала Фелиция.
     - Ага. - Он отошел  от  края  корзины  с  вновь  возникшим  ощущением
связанных в тугой узел внутренностей и горечи во рту.  Нагнулся  погладить
дрожащую Сьюки. - Убедился.
     - Сейчас будем взрывать с другого  конца,  надо  обеспечить  надежную
блокировку. Честно говоря, я не удержалась и ликвидировала  эту  нашлепку.
Все-таки первый удар! Правда, я мастерски заделала выступ?
     - Мастерски заделала... - как в трансе, повторил Стейн.
     - Вообще-то я боялась,  ведь  отсюда  всего  шестьсот  километров  до
Мюрии! У них же могут быть  сейсмографы  или  что-то  в  этом  роде.  Чего
доброго, заподозрят неладное. Но один маленький  взрыв  вполне  сойдет  за
землетрясение, верно?
     - Конечно, Фелиция, конечно.
     Сьюки, дрожа, вцепилась в него. Призрачный рокот  -  эхо  чудовищного
взрыва - все еще звучал среди окрестных холмов. Взаправду, все  взаправду.
Сьюки - не мираж. И Фелиция тоже.
     Через некоторое время белокурая  спортсменка  выключила  щит,  и  они
снова очутились  в  естественной  атмосфере.  Она  наполовину  высунулась,
махала руками, вызывая камнепад, и смеялась. Пыль оседала на термостаты  и
надувные стенки корзины. У Стейна слезились глаза и стучали зубы.
     -  Простите  за  бедлам,  ребята!  -   Светловолосая   богиня   одним
психокинетическим усилием разогнала облака пыли. - Тут  закончили!  Теперь
на Гибралтар, займемся серьезным делом.
     - Видишь, Стейн? - прошептала Сьюки. - Теперь ты видишь?
     Но он не сказал ни слова, только еще крепче прижал ее к себе.
     Красный шар опять полетел  на  запад,  подгоняемый  ветром  по  имени
Фелиция.  Над  вершиной  Альборана  и  соседних  потухших  вулканов,   над
пересохшим бассейном, через гряду Гибралтара в открытое  море;  завис  над
Атлантикой,  чьи  белые  гребешки  лизали  берег,  тянувшийся  непрерывной
полосой на юг от залива Гвадалквивир в Испании до Танжера.
     - Иди сюда, Стейн, - приказала  Фелиция.  -  Мы  над  океаном,  здесь
взрывная волна не достанет нас. Покажи, откуда начинать... Ну, шевелись!
     - Иду, иду.
     Сьюки что было сил ухватилась  за  край  его  туники.  Он  разжал  ее
пальцы.
     - Нет, - умоляла она. - Не надо, Стейн!
     - Лежи, - сказал он, целуя костяшки ее пальцев. - Не смотри туда.
     Фелиция ухватилась за постромки и взобралась на корзину.  Босая,  она
стояла над бездной и глядела в сторону берега.
     - Ну давай, показывай!
     Он показал.
     -  Вон  там,  севернее,  такое  прямое  ущелье.  А  ты...  ты  умеешь
заглядывать под землю? Видеть сквозь камень - как Эйкен?
     Она ошарашенно посмотрела на него через плечо.
     - Об этом я не  подумала!  Но  если  он  мог...  О-о!  Какое  смешное
нагромождение света и  теней!  Точно  бутерброды!  Вот  темный  слой,  вот
пузырчатый, некоторые слишком мутные - ничего не видно. Просто чудо!
     У  него  окаменела  челюсть.  Он  отодвинулся  подальше  от  Фелиции,
насколько позволяло тесное пространство  корзины;  полка  с  инструментами
вдавилась ему в позвоночник. На Сьюки он не осмеливался взглянуть.
     Фелиция продолжала восторгаться:
     -  Ух  ты,  какие  громады!  Под  твоим   прямым   ущельем   огромная
поверхность, идущая под уклон к югу. Что-то вроде  стыка  двух  гигантских
изогнутых скал.
     - Да, излом континентальных плит. Бей сперва по верхнему слою  ската.
Взломай его весь. Тут нужна серия сильных ударов. Начинай как можно глубже
под водой, потом, не выходя на поверхность, двигайся к берегу и  зарывайся
в холмы.
     - Поняла. Приготовились! Пли-и!
     Стейн зажмурил глаза. Он сам  как  будто  спустился  под  воду,  сидя
верхом на своем буре в  водолазном  костюме  и  зорко  следя  за  лазурной
яростью. Когда ему приходилось взрывать, огромные куски  планетарной  коры
откалывались  или  рассыпались  в   пыль.   Защитные   сигма-поля   гасили
приглушенный гром. Он пробивался  сквозь  литосферу,  а  экран  геодисплея
показывал ему структуру Земли в трех измерениях.
     - Поддаются, Стейни! Уходят  вглубь.  А  верхние  нет.  В  чем  дело?
Верхние слои только сотрясаются. Перешеек по-прежнему твердый.
     - Дура! А ты думала, будет  так  легко?  Бей  к  северу  от  впадины.
Глубже!
     - Да ладно, не бесись!
     Земля содрогалась. В картине Атлантики произошли какие-то  изменения:
волны несколько иначе отталкивались от небольшого мыса.
     - Хватит, -  сказал  Стейн.  -  Теперь  тащи  этот  сволочной  шар  в
восточную часть перешейка.
     Корзина ходила ходуном, но Фелиция,  как  кошка,  уцепилась  за  сеть
постромок.  Казалось,  некая  магическая  сила  несет  шар  по  небу.   На
километровой высоте он перевалил через Гибралтарскую гряду  и  застыл  над
высохшим Альборанским бассейном.
     - Загляни под скалы, - велел Стейн. - Как можно глубже. И скажи,  что
видишь.
     - М-м... Сплошные тени. Огромная дуга между Испанией и Африкой.  Верх
ее обращен к Атлантике.  Но  трещины  здесь  совсем  другие.  Они  уже  не
расходятся, как ответвления дуги. А там, в глубин