сь полно туристов.  Вон та тропа ведет к Клею, Джефферсону  и
Адамсу. И на каждой горе в нескольких местах есть альпийские приюты.
     Дени прикрыл глаза от солнца,  поежился на пронизывающем ветру и  вдруг
ахнул, обдав мозг Роги волной ужаса.
     -- Дени! Что с тобой?
     Цепочка  людей уже скрылась за каким-то  выступом, а Дени все ещЕ тыкал
посиневшим  пальчиком  в  ту  сторону.  Первоначальный  умственный  образ он
увеличил до невероятных размеров.
     -- Дядя Роги... там... впереди... женщина... Я еЕ слышу.
     -- Что?!
     От избытка чувств мальчик расплакался.
     -- Я слышу еЕ ум! Она такая же, как мы! Только еЕ проекции очень слабы,
я не все улавливаю.
     Он смахнул слезы и снова поежился. Роги быстро сдернул меховую куртку и
укутал племянника. Опустился перед ним на колени, совсем не чувствуя жестких
оледенелых камней, оттого что в сердце вспыхнула горячая надежда.
     -- Успокойся,  Дени. Попробуй сосредоточиться и помоги мне услышать то,
что слышишь ты. -- Он обнял мальчика и закрыл глаза.
     О Боже!
     Напевает  мелодию  без слов, какой-то классический  фрагмент -- Роги не
смог  определить  откуда.  Но  что-то очень веселое.  Изредка  поверх музыки
сверкают мысли -- точно паутинки на солнце.
     Ответили... они ответили...  никаких сомнений... пусть другие не верят,
но... они ответили...
     Отчетливые звуковые волны и образ,  нарисованный ясновидением, погасли,
как только женщина  снова  скрылась за каменной складкой,  но в памяти живее
всего сохранилось  то первое, колышимое  ветром видение,  и когда  бы  он ни
думал о ней -- до или  после того,  как потерял навсегда, --  первое место в
мыслях  занимало именно оно. Волевые  черты  лица (красивой  в  традиционном
смысле  еЕ не  назовешь,  но очень  эффектна),  смуглая кожа, светло-голубые
глаза с серебряным  отливом, блистательная  -- о Боже, вот где моя погибель!
--  улыбка,  отразившая  всю  глубину  внутреннего  ликования,  белокурые  с
рыжинкой волосы под зеленой шерстяной шапочкой, сильное стройное тело.
     Дени вырвался у него из рук.
     -- Дядя Роги, а как же ты без куртки?! Простудишься ведь!
     Он пришел  в себя. Туристы были все ещЕ вне поля зрения. Дени поднял  к
нему взволнованное, залитое слезами лицо.
     -- Эта женщина... -- с трудом выговорил Роги. -- Ты  уверен, что именно
она излучает мелодию и телепатическую речь?
     -- Конечно! Она такая же... Хотя нет, погоди! Она себя не контролирует.
Потому  что не  знает,  наверно,  ей  не с кем  было поговорить мысленно.  И
все-таки, дядя Роги, мы не одни...
     -- Надо  же, чтобы именно она, -- прошептал Роги.  -- C'est un miracle.
Un vrai miracle [Это чудо. Настоящее чудо (франц.).].
     Эхом застарелого раскаяния до него долетел голос Солнышка:
     Quand le coup de foudre frappe...
     Паровоз дал три гудка.
     -- Ох, нет! -- воскликнул мальчик. -- Неужели мы так и уедем от нее?
     Роги подхватил его на руки.
     -- Они будут здесь через полчаса. Мы их подождем.
     -- А поезд?
     -- Поедем следующим.
     Пьяный от счастья,  Роги  ступал по холодным  камням. Только сейчас  он
понял, что имела  в  виду Солнышко. Если молния  сверкнет, человек не ведает
никакой логики  и  не  в силах защищаться. Чудо  открытия  родственного  ума
растворилось в другом великом чуде. Он даже не сразу осмыслил слова Дени.
     -- Наверно, такой ум  не  один  на свете.  Давай подумаем, как отыскать
его.
     Ветер пел в проводах, горбатый паровозик натужно запыхтел перед отелем.
Туристы,  перекликаясь,  занимали места.  Дени на  руках  Роги весь  дрожал,
излучая  волны испуга и нетерпения почти такой же силы, как у Роги. Он  внес
племянника  по лестнице  в  хорошо  протопленный отель.  Бородач  в  костюме
альпиниста, открыв перед ними дверь, заботливо осведомился:
     -- Малыш, часом, не ушибся?
     Роги поставил мальчика на пол, снял с него куртку и ответил:
     -- Да нет, нам бы погреться малость.
     -- Ступайте в столовую, -- предложил тот. -- Там и камин, и всю гору из
окна   видно.  Посмотрите,  как  поезд  спускается  вниз,  и  закажете  себе
чего-нибудь горяченького.
     Поблагодарив человека,  Роги повел Дени  в столовую. Мальчик  настолько
пришел в себя, что даже остановился у прилавка сувенирных изделий.
     -- Дядя Роги, давай купим путеводитель с картой. И бумажных салфеток, а
то  у нас с тобой  из носу течет. -- Он критически оглядел нескладную фигуру
дядюшки. -- Ты бы хоть причесался.
     Роги захохотал.
     -- Mais naturellement! [Естественно! (франц.)] Надо предстать перед ней
во всей красе.
     --  Ну, не то чтобы... -- смутился  Дени. -- Я просто хочу, чтоб мы  ей
понравились.
     -- А не понравимся -- пустим в ход принуждение.
     -- Нет, правда, что мы ей скажем?
     -- Надо подумать. Но сперва давай приведем себя в порядок и перекусим.
     Взявшись за руки, они направились в мужской туалет.

20

ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА

     Ее звали Элен Донован-Хэррингтон.
     Тридцать один год, разведена, живет в "деревушке" для увлекающихся НЛО.
Чуть позже  я выяснил, что  белокурые с рыжеватым  волосы и  экстрасенсорику
она,  скорей  всего,  унаследовала  от покойного  Коула  Донована,  торговца
недвижимостью.   От  матери  же  ей  досталась   изысканная  элегантность  и
достаточно денег, чтобы не думать о заработках (никому из  Ремилардов  такое
богатство в те времена и не снилось).
     Познакомился я с ней без труда -- и все благодаря Дени.
     Мы устроили  на неЕ облаву в столовой  высокогорного отеля, и когда она
появилась  вместе с отрядом продрогших, измученных эфирианцев, Дени сразу же
зацепил еЕ на  крючок. Оглядываясь в прошлое, я с  ужасом  отдаю себе отчет,
что невероятное ясновидение позволяло ему читать все наши тайные мысли. Но в
тот момент я лишь разинув рот  следил за тем, как ловко  мой племянник обвел
еЕ  вокруг  пальца. Подлетел,  засыпал  сведениями, похищенными из  еЕ  ума,
представился  как  страстный  поклонник  журнала "Пришельцы",  узнавший  его
главного редактора по фотографии на первой  странице. Элен  пришла в восторг
от не по годам развитого мальчугана и вступила с ним в оживленный разговор о
летающих тарелках, предоставив спутникам занимать столики и заказывать еду.
     Улучив момент,  я подошел  за своим юным родственником. Дени представил
меня:
     --  Мой дядя Ро... Роже... Он служит управляющим в отеле Уайт-Маунтинс.
Слышали  про такой, миссис  Хэррингтон?.. Большущий дворец  у подножия  горы
Вашингтон.
     -- Я там живу. -- Она приподняла уголки губ в улыбке. --  Отдых в горах
-- наша семейная традиция, и все мы непременно останавливаемся в этом отеле.
Добрый день, мистер Ремилард.
     Я поставил  рвущимся наружу  эмоциям самую  прочную  преграду.  Но едва
почувствовал  на   себе   взгляд  этих  серебристо-голубых  глаз,   как  мне
показалось,  будто  я  стою  перед  ней  совершенно  голый.   Язык  и  мысли
отказывались мне повиноваться, одному Богу известно, что она прочла у меня в
мозгу.
     Видимо,  что-то все  же прочла, потому что  сжала мою руку  окоченелыми
ладонями.
     -- Не возражаете, если я немного погреюсь. Руки совсем застыли, а у вас
внутри, видно, атомный реактор.
     -- Я... нет, не возражаю, -- промямлил я, как полный идиот,  и завершил
наэлектризованное пожатие второй рукой.
     Дени  злорадно  ухмыльнулся;  спутники  Элен  бросали  заинтересованные
взгляды в нашу сторону.
     Когда мы наконец разъединили руки, она небрежно бросила:
     -- И чем вы занимаетесь в отеле?
     Я  сказал,  и Элен вздохнула с явным облегчением. Должно быть, работу в
управленческой сфере она считала мало-мальски престижной.
     -- Надеюсь, вас тоже интересуют пришельцы из космоса?
     Я заверил еЕ  в этом и посетовал на то, что  ни разу не видел в продаже
еЕ журнал. Она кивнула.
     -- У нас огромные трудности с распространением. По возвращении в  отель
непременно покажу вам последний номер. Я буду счастлива, если у нас появится
новый подписчик.
     -- О, это было бы чудесно! То есть я... подпишусь с удовольствием.
     Она понимающе улыбнулась.
     -- Тогда встретимся вечером... часиков в десять, на первом этаже.
     -- Я в такое время уже сплю, -- изъявил сожаление Дени.
     Она лукаво покосилась на него.
     -- Но  ты же видел номер. А если  хочешь  ещЕ полистать, твой дядя Роже
даст его тебе  завтра утром. А теперь извините, смертельно проголодалась. Мы
уже два дня сидим на сухом пайке. Рада была с вами познакомиться.
     Эфирное  создание  (несмотря  на  теплую  куртку  и  ботинки  с шипами)
удалилось, наполнив мой мозг мелодией без слов. Я понял, что погиб.

     Элен  опоздала  всего на  несколько минут. Когда  она ступила на  порог
переполненного  бара в  умопомрачительном  белом платье до  пят,  облегающем
стройную фигуру и оставляющем одно плечо обнаженным, я мысленно поблагодарил
предусмотрительного Дени: он заставил меня сменить джинсы и куртку на костюм
с темным галстуком.
     -- Ей  хочется, чтоб ты пригласил еЕ  потанцевать, --  объяснил он свою
настойчивость.
     Я не стал спрашивать, откуда ему это известно. Прежде чем отпустить, он
придирчиво осмотрел меня и одобрительно кивнул.
     --  Хорошо. Ей  нравятся высокие  мужчины.  Пускай ты  не красавец,  но
костюм очень тебе идет.
     -- Ferme ta  boоte? ti-vaurien! [Заткнись, маленький негодяй! (франц.)]
-- рявкнул я и под его хихиканье вышел.
     Теперь я видел, как он был прав.
     Мы  с  Элен  пили  коньяк,  я  листал  экземпляр  "Пришельцев",  а  она
рассуждала  про  НЛО  и  про  тупость  американских  ВВС, упорно  отрицающих
очевидное, то есть  визиты  инопланетян.  Как я и  предполагал, еЕ эфирианцы
были  сборищем  фанатиков,   не   желавших  в   своем   мистическом   рвении
прислушиваться  к доводам  рассудка.  Моя  очаровательная Элен  готова  была
верить любой  чертовщине, хотя  интересовалась  и  серьезными исследованиями
д-ра Дж. Аллена Хайнека  и д-ра Денниса Хока. Она пыталась меня убедить, что
Земля находится под  неусыпным контролем  дружественных  умов, которые давно
уже открылись бы  нам,  если  бы могли  быть уверены  в  нашем  пацифизме  и
астроментальном образе мысли.
     Она говорила с удивительным хладнокровием, наклоняясь ко мне через стол
и сводя меня с ума чувственным ароматом французских духов.
     -- А  вы,  Роже, что  вы  обо  всем этом  думаете?  По-вашему,  я  тоже
легковерная дура?  Такой меня считали бывший муж и вся его родня. Вам я тоже
кажусь сентиментальной лунатичкой?
     Настолько  прекрасной лунатичкой, что я верю каждому  вашему слову!  --
выпалил я.
     Стой,  Роги,  так не  пойдет.  Одна  фальшивая  нота --  и  ты навсегда
упустишь эту жар-птицу. Неужели  я способен заранее просчитать все ходы, как
завзятый донжуан? Молния сверкнула, и моя обычная неуклюжесть  в присутствии
женщин  куда-то улетучилась.  Я свернул в трубку журнал и задумчиво похлопал
им по колену. Каким способом вернее всего еЕ совратить? Может, правдой?
     --  Элен, я,  пожалуй, открою вам секрет. С другими я как-то не решался
говорить об этом.  Теперь стало модно  смеяться над тарелками и зеленолицыми
гуманоидами...
     Она просияла.
     -- Роже! У вас была встреча, правда?
     Я опустил глаза и неодобрительно покачал головой. Она тут же перешла на
шепот:
     -- Ну расскажите, прошу вас! Когда?
     Я выдержал паузу.
     --  Прошлым  летом. В горах  меня застигла гроза.  Я  упал  и  повредил
колено.  В  общем, ситуация не  из  приятных.  Тьма,  холод, ливень стеной и
никакого  укрытия  поблизости. Но вдруг  дождь прекратился, я попал в полосу
света и услышал голос... какой-то странный, нечеловеческий...
     -- А летательный аппарат видели?
     Наши  лица  почти  соприкасались.  Все  окружающее  перестало для  меня
существовать.  Светлые  волосы  Элен были скручены в  гладкий  пучок,  а  из
украшений я заметил лишь кольцо на мизинце -- большую жемчужину в обрамлении
брильянтиков. Загорелая  кожа составляла чувственный контраст с белым шелком
платья. По моде того времени она не носила бюстгальтера, и  под тканью резко
обозначились соски, выдавая еЕ возбуждение.
     С трудом  владея  собой, я  плеснул себе  коньяку,  залпом осушил его и
продолжил рассказ:
     -- Нет. Не  только аппарата, но и существа, говорившего  со  мной, я не
видел. Слепящий свет и голос -- больше  ничего. Но  боль  в колене мгновенно
прошла. А мой спаситель без обиняков заявил, что он с другой планеты.
     Вот так-то, милая Элен. Ты веришь в чудеса? Но я припас для тебя такое,
что ты сразу позабудешь о летающих тарелках! Я открою тебе чудо наших умов и
наших тел...
     --  Что  же вы  молчите? Продолжайте!  -- взмолилась  она.  --  Дальше,
дальше!
     Я пожал плечами.
     --  По-моему, я заснул. Или  потерял  сознание.  А  когда проснулся, то
увидел  перед собой  альпийский приют...  хотя...  вот  ей-богу, был от него
километрах в трех,  когда... ну, в общем, когда произошла  эта  встреча. Как
видите, история не слишком правдоподобная. Быть может, мне все приснилось.
     --  О  нет!  Вполне  правдоподобная  история,  и  то, что  вы  потеряли
сознание, совсем неудивительно. Вероятно, пришельцы взяли вас на борт, чтобы
исследовать.
     Я прикинулся искренне потрясенным.
     -- Ничего такого не помню.
     -- Ну ещЕ  бы! Поставьте себя на их место, Роже. Мы для них примитивные
существа,  пугливые, невежественные,  от нас можно ожидать чего угодно.  Они
хотят выйти с нами на контакт, но вынуждены соблюдать осторожность, чтобы не
разрушить  нашей  культуры,  наших обычаев... Вы слышали  про  тихоокеанские
верования времен Второй мировой войны?
     -- А-а,  первобытные племена  в Новой Гвинее, которые  считали  военные
самолеты посланцами богов?
     -- Не  только в Новой Гвинее, но  и на всех островах южной части Тихого
океана.  Этот  культ возник ещЕ в прошлом веке,  когда  туда прибыли  первые
европейцы.  Сперва  невиданные  товары  прибывали   на  кораблях,  потом  на
самолетах. И  полудикие  аборигены  уверовали  в то,  что  боги посылают  им
чудеса. Таким образом был начисто уничтожен их жизненный уклад.
     -- То  есть пришельцы из других миров опасаются сотворить с нами что-то
подобное?
     -- Ну да, ведь они умны и желают нам добра.
     -- Но  появление  летающих  тарелок в какой-то мере  уже  нарушило наши
прежние представления.
     -- Да нет, Роже. Они  показывают нам свои  летательные  аппараты, чтобы
подвести нас к идее межпланетной цивилизации. И высадиться на подготовленную
почву.
     -- И как скоро, по-вашему, это произойдет?
     Она выдержала паузу.
     -- Откровенность за откровенность, Я со своей группой уже несколько лет
приезжаю сюда, в горы, и пытаюсь связаться с инопланетянами. Так вот, на сей
раз нам, кажется, удалось.
     Я, как мог,  скрывал свой скептицизм. Радость моя, пусть все будет, как
ты хочешь! Элен рассказывала подробности, а я ахал и поддакивал, хотя у меня
создалось впечатление, что она просто выдает желаемое за действительное.
     --  Я непременно  напишу об этом в журнале,  --  заключила она.  -- И о
вашей встрече тоже, если позволите.
     Я всполошился, как самый настоящий обыватель.
     -- Нет, Элен, лучше не надо. Я  рассказал  только вам, потому что вы не
такая, как другие.
     -- И вы,  Роже.  -- Она с улыбкой протянула мне руку и  поднялась из-за
стола.  (Неужели уйдет? Выходит, мой блестящий  гамбит пропал втуне? Я  было
подумал  о  принуждении, но  оно  почему-то  оказалось  парализованным.)  --
Хорошо, обещаю сохранить вашу историю в  тайне, а вы взамен обещайте  читать
мой журнал. И если вдруг передумаете...
     -- Уже уходите? -- упавшим голосом проговорил я.
     В бледно-голубых глазах рассыпались серебристые искорки.
     -- Да  не знаю...  Можно пойти наверх потанцевать. Мои бедные эфирианцы
спят  без  задних ног,  а я  совсем  не чувствую  усталости. Как  вы на  это
смотрите, Роже?
     Я чуть  не издал  торжествующий индейский клич. Однако сдержался и лишь
галантно поцеловал ей руку. (Откуда что берется?)
     -- Enchantй, chиre Madame [Я счастлив, мадам (франц.).].
     -- О, вы француз?! -- изумленно воскликнула она.
     -- Всего лишь франко-американец, -- вздохнул я. -- Канадцы и те смеются
над нашим акцентом, не говоря уже о радушных янки, что втайне завидуют нашей
savoir faire [Оборотливости (франц.).], a за глаза обзывают жабами.
     -- Иногда под жабьей шкурой скрываются царевичи. Вы -- один из них?
     Да,  Элен,  да, любимая! И  если смелость  мне не изменит, то  чудесное
превращение свершится нынче же ночью...
     Рука об руку  мы  поднимаемся по лестнице и вступаем  в ярко освещенный
танцевальный  зал. На нас  устремлено  множество  глаз. Оркестр  знаменитого
отеля нарочно перемежает современную музыку старыми ностальгическими ритмами
типа "Умчи меня к Луне" или "Где  и когда?". Мы медленно движемся в танце. Я
держу  еЕ в  объятиях и превращаюсь из жалкого  администратора  с  непомерно
разыгравшимся воображением в загадочного темноволосого рыцаря, обольстившего
королеву бала. Окружающие чувствуют наш магнетизм. Мы в центре внимания, нас
окутывает  необыкновенный  золотистый  свет.  Человечество  до  сих  пор  не
признает  существования высшей  умственной  связи,  но моя  дама не может не
ощущать еЕ.
     Мы  танцуем,  улыбаемся  и  мало-помалу  открываем  друг  другу умы.  Я
осторожно  приподнимаю  завесу  над  еЕ  эмоциями  и  мягким  корректирующим
импульсом,  каким  инстинктивно  пользовался,  работая  с   маленьким  Дени,
проникаю внутрь. Ее  чувственный настрой  легко доступен  мне. Она  изведала
любовь и вкусила горечь разочарования. Под напускной холодностью  скрываются
нереализованные желания и неуверенность в себе. Она идеалистка, но не лишена
чувства юмора.  К  тому же отчаянно боится,  что  еЕ уютный, благоустроенный
мирок будет разрушен под ураганным натиском радиоактивных осадков.
     Музыкальный    ритм   становится   более   стремительным,    откровенно
возбуждающим.  Мы  уже  не решаемся  прикоснуться  друг  к  другу,  зато умы
сливаются  все теснее, и я невольно передаю  ей свой пыл.  Элен отвечает тем
же.
     Наконец, не  сказав  ни  слова, она  берет  меня  за руку и  уводит  из
огромного зала. На лифте мы поднимаемся в  еЕ роскошный номер, окна которого
обращены  к  залитой лунным светом горной гряде.  Мы целуемся; от еЕ мягких,
бархатных  губ веет  прохладой,  но они  с готовностью принимают  мой  жар и
трогательно пытаются  возвратить  его.  Я мысленно  кричу  ей слова любви  и
страсти; она, задохнувшись, отрывается от моих губ.
     -- Роже... милый... как странно все...
     Ничего странного. Не бойся.
     А вслух я шепчу:
     -- Ты же  не испугалась,  когда получила ответ из  космоса.  Значит, не
должна бояться и того, что позволило тебе его расслышать?
     Подсознательно она уже чувствует это.
     Я обнимаю еЕ ещЕ  крепче, покрываю  поцелуями волосы,  лицо, шею, слабо
пахнущую  духами.  Неистовое  желание,  выливающееся  в телепатической речи,
сметает барьеры еЕ латентности.
     Не  бойся, Элен!  Я с тобой,  я люблю тебя. Твой  ум пребывал  в долгой
спячке, а теперь пробуждается. А мой тоже как бы и не жил, пока не появилась
ты.
     Роже! Роже?..
     Вот видишь, я не лгу. Мы поможем друг другу познать это чудо.
     Она  отвечает  -- сперва  несмело,  невнятно.  Ей трудно разобраться  в
сумятице мыслей  и  чувств.  Но  мало-помалу  еЕ  внутренняя  речь  обретает
связность. И  мне то и дело  приходится применять коррекцию, потому что Элен
близка к истерике.  Я успокаиваю еЕ, целую обнаженное загорелое плечо, руки,
похолодевшие ладони. С помощью психокинеза вытаскиваю  из  пучка  шпильки, и
светлые волосы рассыпаются по плечам.
     -- Роже?! -- кричит она.  -- Так это  ПРАВДА?  Я  не  сплю? Боже! Боже!
Неужели... наши умы... взаимодействуют...
     Да. У нас с тобой особенные умы. Они любят