повысившуюся  благодаря
недавнему приятному опыту.
   Она заколебалась.
   - Я бы хотела спуститься, Ток,  если  не  возражаешь.  Слишком  много
времени потрачено, чтобы позволить себе оставлять сомнения.
   - Хорошо.
   Не доверяя приборам, он провел быстрое  метапсихическое  сканирование
самого большого континента, что располагался на  некотором  удалении  от
зоны умеренного климата. Часть планеты с преобладанием пространств  суши
находилась в начале зимы, но снега пока не было, и растительность еще не
поражала своей пышностью.
   - Переместимся  к  восточному  побережью?  Там  теперь  большая  река
пересекает старый континентальный шельф и довольно любопытная  береговая
линия побережья.
   - Согласна.
   Судно слежения приблизилось  к  планетарной  поверхности,  защищенное
ро-полем от гравитационно-инерционных издержек и временным сигма-полем -
от атмосферной абляции. Регион,  избранный  Лума-Эру,  раскинулся  прямо
возле терминатора, и они высадились в тот момент, когда солнце  садилось
за низкие холмы, прочертив пляшущую золотистую дорожку  по  синим  водам
пронизываемого ветрами залива. У подножия холмов, где сел корабль, росли
твердо-ствольные деревья с густо-зеленой хвоей. Другие деревья в низинах
по обоим берегам реки указывали на  хлорофильную  дегенерацию  опадающей
листвы, окрашенной в рыжие, желтые и рубиновые тона.
   Крондаки   осторожно   спустились,   с   трудом   пробрались   сквозь
гравитационное  поле,  вдвое  превышающее  оптимум  для   их   расы,   и
заскользили по поверхности низкорастущих антофитов.  Некоторые  высохли,
другие, еще зеленеющие,  имели  звездчатые  розовые,  желтые  или  белые
половые  органы.  В  воздухе  пахло  терпиэолом,  геранилом,   ацетатом,
кумарином и фенил-этиловым  спиртом.  Ощущался  также  хлористо-йодистый
аромат от морских организмов  на  скалистом  берегу  моря.  Легкий  бриз
шелестел в хвойных лапах,  волны  разбрызгивались,  накатывая  на  сушу.
Невидимое создание на вершине одного из  деревьев  исполнило  сложнейшую
фиоритуру частотой где-то между  двумя  и  четырьмя  тысячами  циклов  в
секунду. Маленькие белокрылые особи  летели  низким  клином  над  водами
залива, направляясь в сторону открытого моря.
   Монстры  некоторое  время  обозревали  пейзаж   с   применением   как
первичных, так и высших органов чувств. Солнце  село;  безоблачное  небо
поменяло цвет с желтого на аквамариновый, потом на фиолетовый,  усеянный
первыми яркими звездами. Главная луна в полной  фазе  огромным  янтарным
диском  выплыла  над  чернеющим  восточным  морем.  Одна  из   маленьких
лун-близнецов  также  показалась  на  горизонте,   скромно   посверкивая
серебром сквозь ветви деревьев.
   -  Да,  мир  разрушен,  -   подтвердила   Дота-Эфу   с   патетической
уверенностью. - В нынешнем состоянии планета, безусловно, непригодна для
колонизации какой-либо из сопричастных рас Содружества.
   - Да, безнадега, - согласился  Лума-Эру,  -  Экологическая  инженерия
вплоть до десятой степени едва ли  что-нибудь  даст.  Странно,  все  это
напоминает мне об их мире. - Помедлив, он выдал неуклюжий расовый образ,
из тех, что столь часто становились мишенью для насмешек  гораздо  менее
великодушных планетологов Симбиари и Полтроя.
   - А что, пожалуй, ты  прав.  Давай  вернемся  на  борт  и  сопоставим
корреляты?
   - С удовольствием. А то боюсь, моя  плазма  не  вынесет  этой  жуткой
гравитации.
   Крондаки вернулись на корабль и сразу прошли в контрольный отсек, где
компьютер подтвердил предчувствие  Лума-Эру.  Предположительный  процент
совместимости составил 98 - невероятно!
   - Таким образом, если допустить крайне проблематичную перспективу  их
принятия  в  Содружество,  наша  бедная  сиротливая   планетенка   будет
неминуемо колонизована ими. - Дота-Эфу  вызвала  на  дисплей  добавочные
данные. - Вот важный момент. Недавно они отправили экспедицию  на  самую
"гостеприимную" из  близлежащих  планет  -  пыльную  красную  бесплодную
пустыню с обедненной атмосферой. А  еще  строят  орбитальные  станции  в
тщетной попытке организовать отток населения.
   - Идиоты! Почему бы просто не ограничить рождаемость?
   - Это противоречит морали большинства этнических групп, остальные  же
слишком невежественны, чтобы оценить  репродуктивные  перспективы  своей
планеты. Пойми, Ток, люди даже более плодовиты, чем  полтроянцы,  и  это
накладывает  как  технические,  так  и   мотивационные   сложности   для
применения противозачаточных  средств.  Их  главные  рычаги  сдерживания
прироста населения - голод, аборты, высокий процент  детской  смертности
среди аборигенов второго статуса и война.
   - Ох уж эти люди! Не перестаешь им удивляться! - Лума-Эру  озадаченно
поднял две пары щупальцев. - Если непредсказуемый Лилмик  в  самом  деле
решит обременить ими Содружество, нас ждут интересные времена. Думаю, мы
с тобой еще скажем  спасибо,  что  на  дальнем  краю  галактики  имеются
десятки солнечных систем, требующих нашего персонального внимания.
   Его подруга подсветила свой умственный тонус едва уловимой насмешкой.
   - И все же есть в них какая-то бесшабашная смелость.  Представь  себе
расу их уровня, всерьез пытающуюся освоить бесплодную, пустынную,  почти
безвоздушную планету... Или - хуже того - искусственные спутники!
   - Это выше моего понимания.
   Дота-Эфу вызвала из компьютера последний блок данных.
   -  Если  земляне   будут   приняты   в   Содружество,   проблема   их
перенаселенности разрешится за один  день.  На  сегодня  у  нас  семьсот
восемьдесят две экологически  совместимые  планеты  в  радиусе  двадцати
тысяч световых лет от них, и все они готовы к обживанию. Она  махнула  в
иллюминатор на залитый лунным светом приморский  ландшафт  в  обрамлении
вечнозеленых деревьев. - А с этой семьсот восемьдесят три.
   -  Пугающая  перспектива.  Всего   за   несколько   тысячелетий   они
расплодятся по всей галактике.
   Дота-Эфу содрогнулась.
   - Полетели отсюда!
   Ее спутник включил ро-поле  на  полную  безынерционность  и  направил
судно слежения в межпланетное пространство.

6

ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА

   Внешне ничего подозрительного в смерти трех моих племянниц не было.
   В начале января 1995 года близнецы Жанетта и Лоретта двадцати  одного
года и их сестра Жаклин двумя годами моложе возвращались после уик-энда,
проведенного в Норт-Конвей. На  скользком  шоссе  их  новенький  "RX-11"
потерял управление, перевернулся и вспыхнул. Дени прилетел  на  похороны
из Эдинбурга, куда его пригласили в качестве эксперта и свидетеля защиты
на сенсационном суде над доктором Нигелем Вайнштейном.  И  вновь  они  с
Виктором  с  двух  сторон  поддерживали  свою  вдовую  мать   во   время
старомодного и мучительного франко-американского veillйe , заупокойной мессы и траурной процессии к кладбищу на окраине
Берлина, где сестер похоронили рядом с отцом.
   Солнышко была не просто убита горем.  В  ее  тоскливом  оцепенении  и
Дени, и я углядели оттенок безумия, но не распознали страха.  Дени  надо
было немедленно возвращаться в Шотландию, и он упросил меня  задержаться
на недельку в Берлине  -  понаблюдать  за  поведением  матери.  Когда  я
сообщил ему, что у Солнышка острая депрессия,  он  поручил  Колетте  Рой
приехать в Берлин и проконсультироваться с семейным  врачом  Ремилардов.
Доктор  Рой,  жена  Гленна  Даламбера,  изучала   психические   аномалии
оперантов и была на отделении лучшим корректором (если не считать Дени).
Поверхностный осмотр ничего не выявил, и Колетта стала настаивать, чтобы
я привез Солнышко в Хановер для более  фундаментального  обследования  в
клинике Хичкока. Солнышко наотрез отказалась ехать. Заявила, что нипочем
не оставит пятерых детей (в возрасте  от  тринадцати  до  восемнадцати),
даже когда Виктор предложил нанять экономку  на  полный  день.  Страшная
тревога Солнышка за свое уже довольно взрослое потомство была  расценена
Колеттой как еще один симптом психоза; однако в этом она ошибалась. Мать
двух  метагигантов  умудрилась  завуалировать  тайные  мысли   с   такой
тщательностью, какую ни  один  из  нас  при  ее  латентности  не  считал
возможной.
   Лишь когда Дени после оправдания Вайнштейна вернулся в Нью-Гемпшир  и
стал ее умолять, Солнышко согласилась пройти двухнедельный курс  лечения
в Хичкоке и последующие ежемесячные проверки. Она также позволила  взять
экономку в дом на Суиден-стрит, который четыре года назад Дени и  Виктор
купили для нее на  паях.  В  экономки  желало  наняться  немало  местных
кумушек, но Виктор всех  отверг  и  выписал  из  Монреаля  мадам  Рашель
Фортье, женщину,  по  сложению  напоминавшую  амазонку.  Она  предъявила
блестящие рекомендации и соответствующие запросы - от них глаза  на  лоб
лезли. Солнышко не имела возражений против экономки,  во  всяком  случае
внешне. Одним словом, к середине февраля все как будто уладилось.
   И я смог отправиться на симпозиум по научной фантастике.
   Начиная с 1991-го я каждый год ездил  в  Боскону  на  предварительное
сборище  любителей   фантастики,   писателей,   художников,   ученых   и
книготорговцев.  Незнакомые  с  подобного  рода   мероприятиями   смогут
составить о них некоторое представление, если я скажу, что на известного
операнта  и   близкого   родственника   одного   из   самых   выдающихся
метапсихологов мира там смотрели без всякого  интереса.  Для  участников
симпозиума  я  был  обычным  лавочником,  о  котором  рядом   с   такими
знаменитостями,  как  автор  нашумевшего   "Тессаракта-Один",   продюсер
видеосерии "Мир гномов" или художник, написавший серию лунных пейзажей с
натуры, и упоминать-то не стоило.
   Иногда на симпозиумах мы с одним приятелем-книготорговцем занимали по
очереди столик в торговом зале, и я предлагал  покупателям  второсортные
раритеты, рассказывая о том, что в Хановере у меня  ассортимент  гораздо
разнообразнее. Но большей частью я просто слонялся по залу, выискивал  у
других дельцов интересные названия, участвовал в дискуссиях или  посещал
пресс-конференции любимых авторов.  На  приемы,  устраиваемые  во  время
симпозиума почти каждый вечер, я не ходил, предпочитая пить  всерьез,  в
одиночку. Правда, одно-единственное мероприятие все же удостаивал  своим
посещением: заключительный бал-маскарад с участием всех светских львов и
львиц, даваемый по традиции в пятницу, в ночь закрытия  симпозиума.  Там
всегда была возможность познакомиться  с  какой-нибудь  знаменитостью  и
сторговать по дешевке оттиск  корректуры  с  собственноручной  авторской
правкой, или машинописную копию (как ни странно, подавляющее большинство
научных фантастов по сей день отказываются работать на компьютере),  или
первое издание с автографом, или какой иной литературный курьез, могущий
быть выставленным на продажу.
   Боскона XXXII проходила в отеле "Шератон Бостон". В пятницу, десятого
числа,  едва  открылось  торговое  помещение,  я  сразу  обошел   столы,
приветствуя старых друзей и знакомых. Антикварные находки  были  скудней
сравнительно с другими годами, а цены, наоборот, выше. Новые книги почти
перестали печатать в твердом переплете, даже самые крупные  издательства
перешли на бумажные обложки большого формата. А уж карманных изданий - в
ответ на читательский бум 90-х годов  -  было  как  в  августе  блох  на
спаниеле. Компьютерная  печатная  технология  спровоцировала  проявление
большого количества доморощенных  издателей  всех  жанров,  не  исключая
фантастического, и они наиздавали малыми тиражами всякой твари по паре.
   И тем не менее  я  ухитрился  найти  первое  издание  "Ярости"  Генри
Каттнера, а также прекрасный экземпляр "Мира Д. " в  лондонском  издании
1935 года.
   Торгуясь из-за последнего с моим старым знакомым Ларри  Пальмирой,  я
вдруг  уловил   в   его   поведении   странную   враждебность.   Сначала
невысказанные мысли были слишком туманны, а когда  мы  сошлись  на  цене
чуть выше, чем я рассчитывал, мне явственно  послышался  его  внутренний
голос:
   Вот так-то, ублюдок, пробуй на других идиотах свои фокусы, а  я  тебе
впредь ни цента не сброшу!
   Я подписал чек и, улыбаясь, подал ему. Он завернул покупку  и  сказал
на прощанье:
   - Всегда приятно иметь с тобой дело, Роги. Заглядывай, как  будешь  в
Кембридже.
   - Непременно, Ларри, - ответил я и с тяжелым сердцем отошел.
   Решив проверить свои  подозрения,  я  остановился  у  столика  другой
приятельницы, Файделити Свифт, и сделал вид,  будто  интересуюсь  первым
изданием "Странного Джона" в  бумажной  обложке.  Она  никак  не  хотела
сбавлять непомерно завышенную цену - двадцать  пять  долларов.  Тогда  я
проникновенно заглянул ей в глаза и пробормотал:
   - Фай, детка, ты уж чересчур строга ко мне.  А  ведь  со  мной  шутки
плохи. Знаешь, говорят, метапсиха не обкрутить...
   - Нет, а кто говорит? - рассмеялась она.
   Но в мозгу ее я увидел страшный образ: сад Нерона, освещенный  заживо
горящими людьми. Merde dans sa coquille!
- подумал я, а вслух произнес:
   - Черт меня побери, чтоб я помнил!  Двадцать  -  последнее  слово,  и
деньги на бочку.
   - Продано!
   Облегчение хлынуло из ее ума, точно  кровь  из  перерезанной  глотки.
Кошмарная картинка  померкла,  но  тревога  не  улетучивалась.  Я  подал
деньги,   взял   покупку   и,   прощаясь,   передал   Файделити    самые
благожелательные  телепатические  напутствия,  наложенные   на   портрет
женщины, сбросившей тридцать фунтов и десять лет.  Вдобавок  сдобрил  ее
простоватые черты кинематографическим сексапилом.
   - До встречи, Роже! - выдохнула она (всю тревогу как рукой сняло).
   Я подмигнул и поспешил прочь из торгового зала.
   Суд! Проклятый шотландский суд!
   Вайнштейну   повезло:   ему   вынесли   пресловутый   приговор    "за
недостаточностью улик",  хотя  многочисленные  свидетели  показали,  что
безумный святоша не был вооружен, не представлял никакой опасности и  не
оказал  сопротивления,  когда  Нигель   набросился   па   него.   Только
квалифицированное  заключение  консилиума  психиатров  насчет   снижения
чувства  ответственности  из-за  временного  помрачения  ума,  а   также
свидетельство Дени  относительно  случаев  непредумышленного  извержения
психокреативного огня, задокументированных в его лаборатории на  примере
подопытного X (личность Люсили была раскрыта лишь на  суде),  обеспечили
оправдательный приговор. Но и тогда не обошлось без  злобных  статеек  о
"людях,  наделенных   особой   привилегией   попирать   законы   простой
человечности". Метапсихический конгресс, состоявшийся за  четыре  месяца
до суда, попытался  унять  тревогу  общественности,  заверив,  что  лишь
незначительный процент  оперантов  обладает  умственными  способностями,
которые можно расценивать как угрозу простым смертным, к тому  же  и  не
всякий нормальный человек,  будучи  спровоцирован,  подобно  Вайнштейну,
удержится от применения насилия. В  Штатах  сожжение  Мигелем  безумного
убийцы обсуждалось столь же горячо, как еще не стершийся в памяти случай
80-х  годов,  когда  вполне  благопристойный  электронщик  застрелил   в
нью-йоркской подземке четверых разнузданных  хулиганов.  За  рассудочной
аргументацией и научно-обоснованными  доводами  в  глубинах  подсознания
маячил атавистический ужас. Человек, застреливший Джин Макгрегор и Алану
Шонавон, объявил их ведьмами и в свое  оправдание  процитировал  Библию.
Разумеется, интеллигентные люди понимали, что  в  метапсихических  силах
нет  никаких  дьявольских  козней  и  черной  магии,  что  они  являются
естественным этапом человеческой эволюции. Но с другой стороны...
   Есть простое  лекарство  против  иррационального  страха,  отдельного
человека. Я сам опробовал его на Файделити  Свифт.  Но  воздействие  это
временное: точно так же хороший  актер  заставляет  публику  поверить  в
реальность своего героя. Операнты  могут  на  некоторое  время  рассеять
страхи  нормальных,  но  как  навсегда  убедить  их   в   наших   благих
намерениях?
   Пребывая в унынии, я занес в номер книги, перед тем как идти на ужин.
Но, увидев мелькающие в коридоре фигуры в масках, вспомнил, что маскарад
в  большом  зале  отеля  уже  начался.  Будет  много  музыки,  напитков,
оживленных бесед и  такая  толпа,  что  никому  и  в  голову  не  придет
заботиться о моей странной ментальной атрибутике. Двери лифта открылись,
и мне бросились в глаза юноши в рыцарских костюмах, девушка с  огненными
волосами  (ее  наряд  состоял   из   чешуйчато-серебристого   бикини   и
четырехфутового меча), монументальная негритянка в  вечернем  платье  из
белого  атласа  с  маленьким  драконом,   переброшенным   через   плечо,
коренастый  джентльмен  средних  лет  в  строгом  смокинге,  чью  сугубо
светскую внешность нарушала  лишь  вертящаяся  на  голове  тюбетейка,  и
огромная обезьяна, щеголяющая в изумрудных мехах и  явно  пренебрегающая
дезодорантами.
   - Перегружен! Перегружен! - запротестовала  пестрая  толпа,  когда  я
хотел войти в лифт.
   Обезьяна разинула пасть и показала мне белые клыки и мясистый язык.
   Все-таки есть на свете  справедливость.  Я  выпустил  в  это  вонючее
животное свой самый мощный принудительный импульс и скомандовал:
   - Вон!
   Она повиновалась, как овечка, и под одобрительный ропот  я  занял  ее
место. Далее мы без остановки проследовали на первый этаж.
   Народу в зале было тысячи две  -  половина  в  маскарадных  костюмах.
Оркестр наяривал мелодии  типа  "Прочти  мои  мысли",  "Человек-ракета",
"Полет на летающей тарелке", "Восход Земли"  Дариуса  Брубека,  темы  из
"Мира  гномов"  Джона  Уильямса.  В  перерывах  конферансье  представлял
художников и писателей, в то время как прожектор  выхватывал  упомянутых
звезд  из  толпы.  Был  также  парад  самых  оригинальных  масок;  самые
красивые, смешные или изобретательные проходили под овации.
   Я направился прямиком в открытый бар. Опрокинув три  скотча,  заметно
повеселел. Предусмотрительно переколов значок участника так,  чтобы  имя
было  почти  скрыто  под  лацканом  смокинга,  я  протанцевал  с   пятью
очаровательными  дамами,  среди  коих  одна  оказалась  вычурно   одетым
трансвеститом, но это я обнаружил  слишком  поздно.  Затем  представился
почетному гостю симпозиума, трясущейся старой  развалине,  и  вместе  со
стаканом клубничной сельтерской вручил ему слабый принудительный  заряд,
в результате чего стал обладателем автографа на  экземпляре  подарочного
издания его ранних рассказов.
   На какое-то время отошел в уголок передохнуть... и тут испытал второе
за день потрясение: увидел Элен.
   Хотя ей было уже за пятьдесят,  у  меня  по-прежнему  дух  захватило.
Высокая стройная фигура, затянутая в платье из металлизированной  ткани,
струящейся от  шеи,  как  расплавленное  золото;  руки,  плечи  и  спина
обнажены; стоячий ворот  украшен  сверкающими  оранжевыми  топазами;  на
запястье горел огромный браслет из таких же камней. Она перекрасилась  в
блондинку и соорудила на голове высокую замысловатую прическу из локонов
на манер древней гречанки. Ее партнером по танцу был человек  в  костюме
Дракулы.
   Я залпом осушил свой стакан и начал приближаться к ним по зеркальному
паркету.  Бедный  Дракула  ничего   не   смог   противопоставить   моему
принуждению. Почему-то оркестр вдруг переключился на ретро. Элен  стояла
среди танцующих, изумленная исчезновением своего клыкастого кавалера,  и
не замечала меня. Я не помню хода своих мыслей. Возможно, их и не было -
все вытеснило непреодолимое желание хоть немного побыть рядом с ней.
   - Voulez-vous m'accorder cette danse, Madame?
   - Нет!.. Да. (О Боже!)
   - Позвольте заметить: ваш костюм слишком  шикарен,  чтобы  называться
карнавальным. (Однако же для нашей  встречи  после  стольких  лет  лучше
места не придумать, чем карнавал.) Ты часто бываешь в Босконе?
   - Нет, в первый раз. Дочь убедила меня,  что  мне  здесь  понравится.
Она... страстная поклонница научной фантастики.
   Дочь... твоя и Д