края
длинных белых  перчаток,  то  и  дело  собиравшихся  нелепой  гармошкой.
Несмотря на рассеянные попытки самокоррекции, дико болели ноги в  туфлях
на высоченных каблуках, и не меньшую боль  доставляла  грудь,  на  целые
сутки оторванная от  маленького,  но  усердного  дояра  Северена.  Жерар
Трамбле почувствовал ее дискомфорт и положил ей руку на локоть.
   Ничего, Джерри, все в порядке.
   Не морочь голову, детка, что я, не вижу, покорный раб  у  твоих  ног,
коррекция наша специальность.
   Ты  хотя  бы  придерживался  скрытого  модуля,  хочешь,   чтобы   вся
метапублика узнала, что у жены лауреата ноги ломит и сиськи разрываются?
Ну вот! Ее Величество уселась, и  нам  можно...  О-ох!  Pauvre  de  toi!

   Заткнись! Господи, сколько брильянтов!  А  меха-то,  меха,  это  что,
соболь? Надо же, пропасть  бедных  животных  постреляли,  и  вообще,  не
сравнишь с той милой, домашней церемонией, которую  устроили  в  прошлом
году Джеймсу и Тамаре в Осло...
   Ага, очень милой, особенно взрыв бомбы!
   Да ладно тебе, как будто не понимаешь, что я имею в виду! Там король,
и тот был такой приветливый, земной, как все остальные... А  эта  толпа,
ей-ей, ослепну, ничего подобного  в  жизни  не  видела  -  mate-moi  ca!
 Неужели это настоящие изумруды, надо поглядеть
глубинным зрением... Боже Праведный, настоящие, вижу инклюзии,  подумать
только, величиной с каштан!
   Слышишь, дорогая, опять фанфары,  как  ни  печально,  придется  снова
вставать при входе героев.
   - Нет-нет, мсье, вовсе не обязательно! - раздался шепот справа.
   Люсиль удивленно повернулась: только  что  пустовавшее  место  справа
теперь занял благообразный старичок в белом галстуке.
   - На сей раз, - тихо продолжал он, - лауреатов приветствует стоя одна
королева, тем самым признавая их в этот вечер равными себе.
   - Как мило, - пробормотала Люсиль.
   Под звуки духового оркестра в зал строем вошли  лауреаты,  каждый  об
руку с каким-нибудь шведским академиком, отдавшим ему свой голос. Люсиль
зрелище показалось абсурдным: раззолоченный зал с  мраморными  статуями,
тяжелыми портьерами,  флагами,  факелами,  юная  королева  в  сверкающем
платье и  диадеме,  слова  древней  приветственной  речи,  а  главное  -
собственный муж, какой-то пришибленный,  бесцветный  рядом  с  блестящей
валькирией  (известным   профессором   психиатрии),   которой   надлежит
представить его публике и произнести соответствующий  панегирик.  Люсиль
скользнула взглядом по рядам почетных  гостей,  лауреатов  прошлых  лет,
отыскивая среди них Джеймса  Сомерледа  Макгрегора  и  Тамару  Сахвадзе,
получивших Нобелевские премии  Мира  в  2002-м.  Люсиль  не  посмела  бы
тревожить мужа в такой момент, а  к  ним  обратилась  без  колебаний  на
личном модуле. Оба повернули  головы  к  ложе,  отведенной  для  близких
родственников.  Тамара  ободряюще  улыбнулась  ей;  Джеймс  подмигнул  и
передал карикатурный умственный образ: оборванец с медалью  Нобелевского
лауреата сидит на углу заснеженной улицы и протягивает  прохожим  кружку
для подаяний.
   Зазвучали аплодисменты. Герои  церемонии  склонили  головы  перед  Ее
Величеством и под музыку расселись. Председатель  Нобелевского  комитета
взобрался на кафедру.
   - Сегодня большой праздник для всех оперантов, не так ли?  -  заметил
сосед Люсили. - Наконец-то ваш  гениальный  супруг  получил  заслуженное
признание, а годом раньше - двое его коллег.  Да  к  тому  же  премию  в
области физики присудили профессору Сюн  Пиньюну  за  его  универсальную
теорию поля.
   - Наверняка он теперь гадает, есть  ли  кому-нибудь  до  этого  дело,
кроме горстки профессоров да разряженной толпы, - вставил Джерри.
   Старик тихонько хмыкнул.
   - Что, в вашей стране так плохи дела?
   - Как везде, - сказала Люсиль. - Мне думается, нынешний широкий  жест
приобрел бы еще большую ценность, если б у  входа  не  стояли  усиленные
наряды полиции.
   - Ну, мы ведь тоже проживаем в свободной стране, мадам.  Однако  хочу
подчеркнуть, что очень и очень многие всем сердцем расположены к вам.  -
Он слегка нагнулся к ее руке. - Я - доктор  Паульсон,  член  Королевской
академии наук. А вы, мадам, равно как и  знаменитый  доктор  Трамбле,  в
представлениях не нуждаетесь.
   - Куда мне до некоторых! - со смешком возразил Джерри.
   - Всем хорошо известно, что вы ближайший друг  и  коллега  профессора
Ремиларда. Ваши работы по принудительной технике  являются  краеугольным
камнем, на котором другие исследователи воздвигли целое научное  здание.
Профессор Ремилард высоко оценивает вашу  деятельность  и  не  скрывает,
сколь многим вам обязан.
   - Наоборот, это я всем обязан Дени. - Он перевел взгляд на  сцену.  -
Для  меня  большая  честь,  что  он  нашел  применение   моим   скромным
разработкам.
   - Джерри и профессор Гленн Даламбер с  самого  начала  были  в  одной
команде с моим мужем, - сообщила Люсиль. -  Кроме  того,  многие  другие
сотрудники Дартмута внесли посильный вклад в развитие метапсихологии.  -
Она улыбнулась. - Даже я.
   - Однако самая трудная часть исследования - его синтез, вы  согласны?
Ученые вносят свою долю в  растущий  организм  познания,  а  потом  один
блестящий ум складывает все кусочки в последовательное логическое целое.
   - В самую точку! - заявил Джерри Трамбле. -  За  то  Дени  сегодня  и
чествуют. Жаль, что с опозданием.
   - Многие члены  Комитета  придерживаются  такого  же  мнения,  доктор
Трамбле.  Но  моя  родная  академия  весьма  консервативный  орган.   Мы
увенчиваем  лаврами  не  столько  за  единичные  открытия,  сколько   за
многолетнюю плодотворную деятельность.
   - Да будет вам! - отмахнулся Джерри. - Тут замешана  политика,  и  вы
это знаете не хуже меня. Основополагающая работа Дени - "Метапсихология"
- была опубликована тринадцать лет назад. С тех пор он лишь разрабатывал
тему. Его уже не раз выдвигали, а вы отбрыкивались, да и норвежцы десять
лет тянули с присуждением премии Мира Джеймсу и Тамаре. И все  почему?..
Потому что скандальные  фигуры.  Каждая  собака  знает,  что  они  давно
заслужили премию, но ваши политиканы боялись создать прецедент,  отметив
высшие умы. Такая же участь постигла и старика Сюна. Он два  десятилетия
корпел над своей теорией в Уханьском университете. Его еще в восемьдесят
восьмом выдвигали! Беда в том, что, когда операнты  открылись  миру,  он
последовал их  примеру.  Бедняга,  он-то  за  что  пострадал?  За  каплю
телепатии да крохи творчества - и говорить-то не о чем! А в остальном  у
него традиционный склад  ума,  сродни  эйнштейновскому.  Однако  же  его
жалких метафункций оказалось достаточно, чтобы вся ваша академия от него
нос воротила. Профессор Сюн Пиньюн нечестно играет,  он  супермозг,  так
ведь?..
   На них начали оборачиваться, поскольку шепот  Жерара  Трамбле  звучал
все громче  и  яростней.  Старый  швед  слушал,  опустив  голову.  Взрыв
аплодисментов возвестил окончание речи председателя. Джерри тоже умолк и
откинулся на стуле, плотно сжав губы. Люсиль, протянув руку в  перчатке,
коснулась его пальцев.
   Остынь, Дон Кихот.
   А  теперь  Комитет  расщедрился  исключительно  из  чувства   вины...
операнты нынче в загоне, все нормальные вызверились на нас...
   Джерри, опять ты сместился с интимного канала! Умоляю, держи  себя  в
руках!
   - Как ни прискорбно, доктор Трамбле, но все, что вы сказали,  правда.
И  мы,  и  норвежский  Нобелевский  комитет  в  случае   с   профессором
Макгрегором и академиком  Сахвадзе  действительно  попытались  исправить
положение. Мы  крайне  удручены  проявлениями  враждебности,  обращенной
против оперантов. Главным  образом  это  от  непонимания  и  страха.  Но
поверьте, наряду с нарастающими публичными  демонстрациями  нетерпимости
люди доброй воли все больше ценят вашу деятельность!
   - Хотелось бы верить! - вздохнула Люсиль.
   На сцене член Королевской академии наук по-шведски превозносил талант
Сюн Пиньюна. Закончив дифирамбы, он сказал старому математику  несколько
фраз по-китайски. Затем  лауреат,  одетый  в  строгий  черный  костюм  с
высоким воротом, поднялся, пересек сцену и  склонил  свою  седую  голову
перед Ее Величеством. Настроив умственный слух, Люсиль и Джерри  уловили
обмен любезностями между лауреатом и юной королевой.
   - Склоняюсь перед  вами,  королева  Виктория  Ингрид,  не  как  перед
особой, облеченной монаршими обязанностями, а как перед прекрасным живым
смыслом великой нации, оказавшей мне такую честь.
   Королева протянула ему руку, глаза ее лукаво блестели.
   - Поздравляю вас, профессор Сюн Пиньюн.  Вот  ваш  диплом  и  медаль.
Позже, когда мы с вами будем сидеть рядом  на  торжественном  обеде,  вы
популярно изложите мне свою теорию. Если хоть что-нибудь пойму,  я  тоже
охотно склонюсь перед вами.
   Старик довольно рассмеялся, отвесил еще один поклон и возвратился  на
место под аплодисменты присутствующих.
   - Прежде, - прошептал  Паульсон,  -  бедняге  пришлось  бы  два  раза
подниматься на сцену и спускаться. Первый раз для  приветствия  монаршей
особы, а второй непосредственно для вручения.  Но  наш  покойный  король
Густав упразднил этот обычай и  посадил  лауреатов  на  сцене.  Все-таки
шведы медленно прогрессируют вместе  со  всем  остальным  человечеством.
Старые традиции уступают дорогу новым, как бы ни был мучителен процесс.
   Получил диплом лауреат в области литературы, потом в  области  химии,
но Люсиль  уже  отвлеклась  на  свои  мысли.  Паульсон,  конечно,  прав:
переходный период самый тяжелый. А вот  прав  ли  он  насчет  того,  что
нормальные начинают понимать. С приходом к власти  Баумгартнера  гонения
на оперантов усилились. Он  ликвидировал  мозговой  трест,  а  теперь  в
Верховном  суде  ожесточенно  дебатируется  Акт  Бенсона  об  исключении
оперантов из  правительственных  учреждений.  Такой  закон  противоречит
Конституции, тут двух мнений быть не может...
   Выше нос, Люсиль, детка, справедливость восторжествует.
   Прости, Джерри, я понимаю, глупо здесь распускать нюни.
   Нобелевские премии повысят престиж оперантов и помогут нам  сражаться
с охотниками на ведьм, вот увидишь, Верховный суд вынесет решение в нашу
пользу, ведь мы такие же граждане,  они  не  в  силах  лишить  нас  всех
гражданских прав.
   Ну  почему,  почему  нормальные  никак  не  возьмут   в   толк,   что
оперантность лишь относительное понятие?  Ее  семена  заложены  в  мозгу
каждого  человека!  Метафункции   существуют   и   будут   существовать,
развиваться, охватывать все население. Они хотят вернуться к мракобесию,
с таким же успехом можно запретить карие глаза!
   Они понимают, Люсиль, но боятся упустить власть... В  такой  ситуации
мы тоже не должны сидеть сложа руки.
   Джерри, это что, еще одна из ее великих идей?
   Между прочим, у нее есть имя. И тебе придется время  от  времени  его
употреблять, когда она станет моей женой. Знаю, ты не одобряешь ее идей,
но она права в том, что единственный способ избежать подавления -  иметь
сильные кулаки. И власть.
   Так у тебя с ней серьезно?
   Эмили дает мне развод. На прошлой неделе мне удалось ее уговорить. Вы
с Дени были так взволнованы предстоящим действом в Стокгольме, что я  не
стал морочить вам голову своими делами.  Мы  расстанемся  мирно.  Дом  в
Хановере  и  дети  останутся  за  Эм,  она  будет  по-прежнему  работать
почасовиком на отделении. А я...  я  ухожу  из  Дартмута.  Мы  с  Шэннон
переезжаем в Кембридж. Когда зарубят Акт Бенсона, я буду баллотироваться
в Конгресс.
   Боже!
   Оперантам  есть  что  предложить  нормальному  обществу.  Надо   быть
дураками, чтобы спокойно смотреть, как они ставят нам  палки  в  колеса.
Массачусетс - родина охоты на ведьм! Оттуда мы  и  начнем  свое  великое
сопротивление.
   Еще одна блестящая мысль Шэннон О'Коннор?
   Она тоже оперант... хотя и в небольшой степени.
   Ты уверен, что в небольшой?  Меня  лично  берет  сомнение...  Джерри,
прошу тебя, не объявляй об этом Дени как о  свершившемся  факте,  прежде
обсуди все с ним, с Тленном, Салли, Митчем, с другими... Ты нам НУЖЕН!
   Больше не нужен. Дени уже взял все, что я мог дать.  И  я  желаю  ему
удачи. !!!

***

   - Имею честь представить Нобелевского лауреата  в  области  медицины,
профессора Дени Ремиларда из Дартмутского колледжа -  Соединенные  Штаты
Америки!
   Пожилой шведский  ученый  легонько  тронул  ее  за  плечо,  привлекая
внимание к ярко освещенной сцене. Дени подошел к  королеве  и  грациозно
поклонился в пояс, как учила его  Уме  Кимура.  Он  заговорил,  улыбаясь
одними губами, - взгляд оставался угрюмым. Ему вручили кожаный футляр  с
медалью, папку с дипломом, он вновь  поклонился  и  вернулся  на  место.
Люсиль изо всех сил хлопала в ладоши, хотя не услышала ни слова из того,
что ее муж сказал королеве.
   Последнему  лауреату  воздали  почести,  одарили  его   овациями,   и
председатель  кратко  закрыл  церемонию.  Взревели   фанфары,   королева
удалилась, оркестр  исполнил  бодрый  марш  Хуго  Альвена.  Снаружи  уже
выстроились колонны машин, чтобы везти лауреатов, родственников и других
почетных гостей на торжественный обед в ратуше.
   Люсиль вдруг осознала, что щеки ее мокры от слез.
   - Прости, Джерри, пойду попудрюсь, а то вид у меня...
   Она  выпорхнула  из  ложи,  оставив  Трамбле   наедине   с   доктором
Паульсоном.
   - Вы едете? - вежливо осведомился Джерри.
   - Нет, для меня на сегодня довольно треволнений. На прощание, доктор,
примите добрый совет от старика.
   Джерри состроил мину заинтересованного внимания.
   -  Вам  кажется,  что  Дени  Ремилард  не  оценил  ваших  трудов   по
достоинству. Так это или  нет  -  не  важно.  Не  позволяйте  зависти  и
разочарованию подвигнуть вас на  безрассудные  поступки,  которые  могут
навлечь  беду  не  только  на  вашу  голову,  но  и  на   голову   ваших
коллег-оперантов.
   - Не понимаю, о чем вы, - усмехнулся Джерри. - Да вы, наверно, и сами
не вполне понимаете.
   - Работать с гением трудно. Я не виню вас за дезертирство. Вы решили,
что в лаборатории у вас всегда  будет  конкурент  и  потому  направляете
стопы в другую сторону. Будьте осторожны. Вы заблуждаетесь  относительно
того, что вас использовали. Дени  Ремилард  этого  не  делал,  а  другие
сделают.
   Лицо Жерара Трамбле окаменело. Он испытующе заглянул  в  серые  глаза
старика и в его ум, но наткнулся на нерушимый монолит.
   - Я не надеялся отговорить вас, - добавил Паулъсон. - Но все же решил
попытаться. Нынешний вечер я не скоро забуду... Прошу вас, предайте  мои
наилучшие пожелания мадам Ремилард... А еще в порядке  утешения  я  хочу
сказать вам, что Сюн Пиньюн  своим  великим  открытием  тоже  во  многом
обязан чужим идеям. Мысль об универсальной теории поля подал ему не  кто
иной, как ваш покорный слуга. Но это было  давно.  С  тех  пор  я  успел
позабыть о своем увлечении высшей  математикой.  A  bientфt  , доктор Трамбле.
   И он вышел из ложи.
   Чокнутый, подумал Джерри.  Чокнутый  и  зловредный  шведский  старик!
Небось каждый  год  выползает  из  щели,  пытаясь  кому-нибудь  отравить
праздник.
   Утвердившись в этой мысли, он отправился разыскивать Люсиль.

15

Чикаго, Иллинойс, Земля
27 февраля 2004 года

   Киран О'Коннор. Входи, Джерри. Я рад, что ты так скоро собрался. Я бы
не стал мешать моим голубкам в разгаре медового месяца, если бы речь  не
шла о деле чрезвычайной важности... Ну что, Шэннон устроилась  на  новом
месте?
   Жерар Трамбле. Дом полон декораторов - малюют стены, настилают ковры.
Вы дали мне приятную возможность хоть ненадолго удрать с поля боя.
   О'Коннор. А офис в Кембридже оборудовал?
   Трамбле. Да, вполне. Подыскиваю штаты.
   О'Коннор. Тут главное не торопиться. Откуда ты их  набираешь?  Небось
из моей альма-мамы - из Гарварда?
   Трамбле (смеется). Я баллотируюсь от демократов, сэр.
   О'Коннор. Неужто в университетской лиге  еще  остались  либералы?  Ну
давай, дружище, садись! И ради всего святого, не называй меня "сэр".  Не
хочешь "папой" - зови Киром. Выпьешь чего-нибудь? В  такую  холодину  не
грех кровь разогреть.
   Трамбле. Благодарю вас... Кир. (Восхищенно озирается.) Бог  мой,  что
за вид! А в ясную погоду...
   О'Коннор.  Можно  увидеть  Милуоки.  Теперь   смога   стало   меньше.
Единственное преимущество нехватки энергии. Скотч? Шерри? Кампари?
   Трамбле. Кампари с содовой, если можно.
   О'Коннор. Как тебе Маркизские острова?
   Трамбле. Фантастика, сэр... Кир. У меня отсутствует ВЭ, поэтому я  не
могу наслаждаться ментальными путешествиями. А настоящими  на  жалованье
профессора-почасовика тоже не насладишься.
   О'Коннор. Ну, это дело поправимое.
   Трамбле. Благодарю вас.
   О'Коннор. Ложной гордостью не страдаешь? Добрый знак.
   Трамбле.  Мы  с  Шэннон  понимаем  друг  друга.  Ее  деньги  являются
средством для достижения нашей общей благородной цели.
   О'Коннор. Вот-вот, во имя вашей цели я и пригласил тебя сюда. Мы пока
мало друг друга знаем. Вернее... ты меня  мало  знаешь.  Я,  признаться,
следил за  твоими  политическими  устремлениями  еще  до  того,  как  ты
познакомился  с  моей  девочкой,   во   время   избирательной   кампании
демократов. Вас породнили партия, которая теперь, когда ты решил  занять
в ней подобающее место, делает очень много полезного.
   Трамбле. Я добился кое-какого успеха лишь благодаря советам Шэннон. К
тому же она субсидировала кампанию. Акт большого мужества,  в  то  время
как вся страна знала, что ее отец выступает за Баумгартнера.
   О'Коннор. Шэннон  взрослый  человек  и  имеет  право  на  собственные
политические убеждения.  Обладая  весьма  скромными  метафункциями,  она
очень  расстроилась,  когда  Баумгартнер   развернул   кампанию   против
оперантов, порвала с республиканцами в Иллинойсе и сделала свой выбор  в
пользу Кеннеди. А Нью-Гемпшир - идеальное место для такого поворота.
   Трамбле.  Не  знаю.   Чтобы   действительно   чего-то   добиться   на
политической арене, необходим штат с большей численностью населения.
   О'Коннор (смеется). Прежде всего  крепкие  кулаки  нужны!  Можешь  не
продолжать, я сам родом из  Массачусетса.  Ты  правильно  решил  сменить
место жительства, Джерри, и я желаю  тебе  всяческих  успехов...  Но  из
пожеланий шубы не сошьешь, верно?  Я  намерен  оказать  тебе  конкретную
помощь. Не деньгами - их у Шэннон больше,  чем  тебе  понадобится,  -  а
людьми. Я порекомендую тебе двух лучших  консультантов  в  стране.  Лена
Уиндхема - менеджмент, маркетинг, и  прочее  -  и  Невиля  Гаррета,  чье
агентство осуществляет  связи  со  средствами  массовой  информации  для
верхушек обеих партий.
   Трамбле. Кир... даже не знаю, что и сказать!
   О'Коннор. Просто скажи - да. И они завтра же  пошлют  своих  людей  в
Кембридж для координации твоей кампании.
   Трамбле. Ну... да, конечно! Господи, я и  мечтать  не  смел...  чтобы
такой консерватор, как вы... но почему? Ведь не из  родственных  чувств?
Все-таки я не совсем без мозгов...
   О'Коннор. Разве ты не читаешь моих мыслей, Джерри?
   Трамбле. Нет, сэр! Для нормального у вас самый загадочный  склад  ума
из всех, какие мне встречались. А мы, операнты, не умеем читать мысли  с
той  легкостью,  какую  приписывают  нам  нормальные.   Это   еще   одно
недоразумение, которое необходимо устранить, если  мы  не  хотим,  чтобы
антиоперантная истерия вылилась в национальную трагедию.
   О'Коннор.   Полностью   с   тобой   согласен.   Ни   экстремизм,   ни
фундаментализм не должны определять нашу  политику  в  таком  деликатном
вопросе, как метапсихическая оперантность. Черт возьми, ведь моя девочка
тоже принадлежит к  "умникам"!  Так  неужели  я  стерплю,  когда  всякие
полоумные фанаты называют ее и ей  подобных  прохвостами  и  служителями
дьявола! Все-таки мы живем в Соединенных Штатах, а не в стране, где люди
ездят на верблюдах и поклоняются аятоллам. Я сам был  обеспокоен,  когда
во время последней кампании Баумгартнер занял антиоперантную