ь
и  мучают  нас.  Малыш, сделавший  первые  шаги,  ещЕ  слишком  слаб,  чтобы
отомстить своим обидчикам. А взрослый, затаивший злобу на отца, как правило,
не  причиняет ему  физического вреда.  Если  человек  не  страдает  душевной
болезнью, то  как бы ни бунтовало его подсознание,  оно бессильно  совершить
физическое возмездие и потому ищет другие каналы.
     Люсиль. Мое подсознание вовсе не бессильно...
     Сампсон.  Готов   согласиться.  Но  тогда  возникает  законный  вопрос:
обладает ли ваше сознание аналогичной силой?
     Люсиль. Господи, что мне делать?
     Сампсон. Психоанализ  не дает  однозначных ответов,  а помогает  самому
человеку найти приемлемое  решение. Я  могу вас направить, но  я  не в силах
отогнать  ваши страхи... А страшит вас главным образом парапсихический  дар.
Вы хотели бы избавиться от него и стать такой, как все, верно, Люсиль?
     Люсиль. Да. Да!
     Сампсон. Но его нельзя сбросить, как одежду. С таким учетом мы  и будем
строить планы, договорились?
     Люсиль (горячо). Понятно, к чему вы клоните!.. Ничего  общего с чтением
мыслей это не имеет, слышишь, Ремилард?!
     Сампсон.  В работе я  с ним не сталкивался, но отзывы  до меня доходили
только  хорошие. При очевидной  молодости  у  него  ум  зрелого,  серьезного
ученого. И потом,  он не считает  своих  пациентов душевнобольными. Говорят,
они все его  коллеги -- либо студенты,  либо научные сотрудники Дартмутского
колледжа.
     Люсиль. Но зачем  сгонять под одну крышу столько  психов? Для чего меня
сюда затащили? Да, да, предложили стипендию, но ещЕ я почувствовала и что-то
неестественное... вроде принуждения!
     Сампсон. А что плохого в ваших контактах с теми, кто, как и вы, наделен
умственными способностями высшего порядка?
     Люсиль (с отчаянием). Не желаю иметь с ними дела!.. Мне не надо никаких
высших способностей, я только хочу быть счастливой... с кем-нибудь, кто меня
понимает и любит.
     Сампсон.  Но  подсознание тоже требует своей доли счастья.  Чтобы стать
счастливой, надо  разрешить  проблему, а не прятаться от нее. Подсознание --
не демон, Люсиль. Оно -- часть вашего существа.
     Люсиль (помолчав). Да, наверное.
     Сампсон.  Никто не  в силах  заставить вас участвовать  в экспериментах
доктора Ремиларда. Но я бы на вашем месте спросил  себя: а может,  мой страх
перед ним надуман?
     Люсиль. Не знаю. Я запуталась, голова идет кругом. Можно мне воды?
     Сампсон. Давайте закончим. У меня к вам деловое  предложение. Хотите, я
все  подробно узнаю об  исследованиях Ремиларда? Не упоминая  вашего  имени,
расспрошу о душевном настрое пациентов? Наверняка у  кого-то  из них  бывали
конфликты,  подобные вашим, а  когда  получу информацию,  мы  с  вами начнем
вырабатывать стратегию.
     Люсиль. Только не с ним!
     Сампсон. Нет, разумеется, нет, если вы сами не захотите.
     Люсиль. Он меня вынудит вступить в его группу!
     Сампсон  (смеется).  Через  мой  труп!  Все-таки  когда-то я был правым
крайним.
     Люсиль (восхищенно). Годится!  У вас  даже  имя подходящее -- почти что
Самсон.
     Сампсон.  Хотя  с  тех  пор  много  воды  утекло,   но  вы  можете   не
беспокоиться:  никто и ни к чему вас не принудит. На сегодня все. Вы сможете
прийти в это же время в среду?
     Люсиль. Не знаю, разрешит ли мне Центр больше одного бесплатного сеанса
в неделю. Сама я не могу себе позволить...
     Сампсон. Ничего,  ничего.  Ваш  случай неординарный.  По правде говоря,
самый неординарный из всех, какие мне  попадались... Только  отныне ваш  сон
всегда будет охранять пожарник, идет?
     Люсиль. Да, доктор Билл. До свидания.
     Сампсон. До свидания, Люсиль.

8

     Берлин, Нью-Гемпшир, Земля
     20 мая 1989

     С некоторых пор Дон  Ремилард перестал заглядывать в  "Синего быка"  по
субботам: гораздо  дешевле напиваться  дома.  Но сегодня Солнышко работала в
вечернюю  смену  в  ресторане   "Кухня  Андроскоггина",  а  Виктор  уехал  в
Питтсбург. Значит, ребятня устроит скачки по всему  дому. Кончится тем,  что
он не выдержит и вздует одного-двоих,  те пожалуются матери, опять  начнутся
разборки. Бог свидетель, у него и так с ней хлопот по горло.
     Потому он  отправился  в "Быка",  уселся на обычное место,  с  краю  от
стойки,  и   начал  с  обычной  порции  виски.  Бывшие  собутыльники  с  ним
раскланялись,  но  никто  не  подсел --  знали,  какой  он  теперь в сильном
подпитии.   Мало-помалу  бар   заполнился  народом,  и  музыкальный  автомат
надрывался во всю мочь.  Часам к десяти Дон  почти оглох от музыки  и гомона
рабочих  с  фабрики,  лесосплавщиков, их смешливых подружек.  Он уже  осушил
достаточно стаканов, чтобы все чувства притупились, но лучше ему не стало.
     В мозгу навязчиво звучали хриплые пьяные голоса. Сучьи телепаты! Думают
с ним разделаться!
     Ты погляди, погляди на этого  скота! Стакан уже не держит, а все сосет!
А бельма-то  ровно печеные яйца  под кетчупом. Вон какую щетину  отрастил, и
рубаха неделю не стирана.
     Это точно, скоро совсем с  катушек сойдет.  Все свои мозги  пропил. Ну,
теперь мы его зацепим, не отвертится.
     А может, не стоит и огород городить? Пусть себе  спивается  потихоньку.
Видал, сколько он нынче в себя влил, а?
     Да на его рожу довольно поглядеть -- красная, как рубаха!.. Эй, дубина!
Хватит на сегодня, сделай одолжение!
     И чего Виктор с ним нянькается? На кой хрен ему в деле старый пьяница?
     -- Я его всему обучил, черт возьми, я!
     Заткнись, свиное рыло! Наш пострел сам везде поспел, без твоей науки.
     Во-во!
     -- Нет, я его обучил, как  свои силы в ход пускать. Что бы он без  меня
делал, сопляк! Да начнем с того, что я его сотворил.
     Сотворил -- на свою голову.
     Вот он и есть, каким ты его сотворил! Хо-хо-хо...
     -- Ваша правда. Так вы скажите ему!..
     Вик, эй, Вик!  Долго ты  будешь валандаться с этой вонючей задницей? Он
ведь всю  обедню тебе испортит. Ты же умный малый, а сам  себя подставляешь!
Погляди  на него  -- опять нализался,  как  свинья.  Щас  носом  землю будет
пахать. Больно  дорого обходится сыновъе уважение. Послушай  доброго совета,
кончай с ним. Найми кого-нибудь, кто свое дело знает!
     Я подумаю...
     -- Ага, разбежался! -- со злобой буркнул Дон.
     Старый Даки Дюкет,  сидевший за одним из столиков в обнимку с бутылкой,
заинтересованно посмотрел на него.
     Хо-хо-хо! Так ты думаешь, у Вика на тебя рука  не поднимется? Ну думай,
думай!
     Скажи ему, Вик. Скажи, зачем ты нынче поехал в Питтсбург. Скажи!
     ... Хочу переманить к нам Хоуи Дюрана. Он лесоруб что надо.
     Правильно, молодчик! Твоего старика давно пора в штабелъщики списать, а
ещЕ лучше отправить на покой. Он далее на работе не просыхает, добром это не
кончится.
     Скорей бы уж кончилось.
     Давай, малыш, решайся. С обрыва его --  и в  реку. Не жди,  пока он сам
концы отдаст. Мы тебе дело говорим.
     ...  Может,  вы  и  правы.  Теперь  проще  простого  подвести  его  под
несчастный случай. Обороняться он уже не может, а позвать на  помощь некого.
До дяди Роги или Дени телепатический сигнал уж точно не дойдет.
     Верно  мыслишь,  Вик.  В  нашей  работе  всякое  бывает.  Никто  и   не
ворохнется.
     Дон шарахнул стаканом о стойку и гаркнул:
     -- Только суньтесь, сучье! Сперва я подпалю ваши странные мозги!
     Хозяин "Быка" Ральф Пеллетье недовольно окликнул его:
     -- Эй, ты чего там?
     Дон тряхнул головой и выдавил из себя усмешку.
     -- Слышь, налей-ка мне ещЕ двойной.
     Пеллетье подошел  с  бутылкой и  налил.  Дон  осушил  стакан и  тут  же
потребовал новую порцию.
     -- Хватит  с тебя, Дон, --  вполголоса проговорил хозяин. -- Дай роздых
печени.
     -- Ишь, умник нашелся! Твое дело обслуживать, когда платят.
     Дон  швырнул ему деньги  через  стойку;  бумажки угодили прямо в лужицу
разлитого ликера. Пеллетье брезгливо поморщился и подобрал их.
     --  Так и быть,  последнюю налью --  и все. -- Он снова наполнил стакан
Дона. -- Я не шучу, понял? Пей и hors d'ici [Проваливай отсюда (франц.).].
     Дон сквозь  зубы послал ему в спину  грязное ругательство и хлебнул  из
стакана. Пелли тоже с ними заодно!  Пьяный гогот посетителей бара, казалось,
обращен к нему, как и голоса, нашептывающие все новые пакости.
     Даки  Дюкет подошел  и  уселся рядом;  на  старческих  сморщенных губах
застыла сочувствующая улыбка.
     -- Ca va [Привет (франц.).], Дон. Тяжелая была неделя?
     Дон жалко усмехнулся в ответ.
     -- Говорят, у тебя с наемными рабочими нелады.
     Внутренние голоса,  видимо, сочли остроту удачной. Дон  прижал кулаки к
вискам, чтобы заглушить наглое  ржание,  затем дрожащими  пальцами  обхватил
стакан.
     -- Сынок вырос из коротких штанишек. Всюду сует свой нос.
     Даки понимающе кивнул.
     --  А-а...  Он парень с головой, твой  Виктор. Нетерпелив малость,  так
ведь молодежь нынче вся  такова.  Он дело на широкую  ногу  поставил,  шутка
сказать  -- с  самим  Сент-Уильямом  у него контракт.  Прежде-то Сент-Уильям
таким зеленым юнцам никогда не доверялся.
     -- Паскудство одно! -- выплюнул Дон.
     -- Зря ты  так. Тебе есть  чем гордиться. Каких  сыновей воспитал! Один
чудотворец, другой в девятнадцать лет несметными деньгами ворочает.
     -- Да уж, мне  только позавидовать!  Вкалываю на выскочку сына! Кто его
всему  обучил -- я!  А он из  благодарности отца  на  свалку... -- Лицо Дона
опять жалобно скривилось. -- Не выйдет, сынок! Я знаю, где трупы зарыты... и
на какие шиши ты новое оборудование справил.
     Придержи язык, старая сволочь!
     Вик, ты и это ему спустишь?
     Даки настороженно огляделся, понизив голос:
     -- По правде сказать, Дон, много  всяких слухов ходит. Люди удивляются,
откуда  у  Вика  столько  денег  --  и  рубильную  машину  купил,  и  вторую
валочно-пакетирующую... Такое оборудование под елкой не растет.
     Дон вдруг вскочил, схватил старого лесоруба за грудки и хрипло зашептал
ему в ухо:
     -- Такое оборудование, Даки, и под елкой  растет --  это ежу понятно...
Места надо знать, вот что я тебе скажу.
     Да заткнешься ты наконец, пьяная скотина?!
     Он тебя заложит, Вик.  Потом  не жалуйся.  Дерьмо собачье!  Душу, вишь,
решил очистить. Ну,  давай, Дон,  исповедуйся, отпустим  тебе все грехи -- и
дело с концом!
     Отдай  его нам, Вик, мы ему покажем, как поступают со стукачами. Или ты
хочешь, чтоб к тебе нагрянули из полиции с лупами да электронными ищейками?
     Дон фыркнул.
     --  Хрен они  найдут!  У него  все накладные на месте -- комар  носу не
подточит. Я ж говорил, что мой Вик вам не чета. А кто его в люди вывел?.. --
От страшной несправедливости у Дона перехватило горло, и голос дрогнул. -- Я
его всему обучил, Даки! Не только головным играм, но  и ремеслу.  Когда меня
вышибли с фабрики и я свое дело открыл, он ещЕ за партой сидел.
     Какое дело? Если б не  Вик, ты бы до сих пор, кроме ножовки  да топора,
ничего не имел.
     Чему ты можешь обучить?.. Это он тебя обучил.
     Кто  выбил для вас  первый  контракт? Кто  закупил оборудование и нашел
нужных людей? Кто умеет держать язык за зубами и сделать так, чтобы все было
шито-крыто? А ты только и горазд виски хлестать да баб лапать.
     -- Вот! -- всхлипнул  Дон.  -- Растишь  детей, растишь, а благодарности
никакой!
     Даки заморгал и поспешно отодвинулся.
     -- Да-а, не везет тебе...
     -- Я знаю, что  он задумал! -- взревел  Дон. -- Не выйдет!.. Поняли? Не
выйдет у вас ничего!
     Головы  завсегдатаев  поворачивались  к нему,  он  чувствовал  на  себе
взгляды, жаждущие докопаться до  его опасных  секретов. Неужели хозяин  бара
тоже слышит эти  враждебные голоса?.. Нет, конечно  нет! Они звучат только у
него в  голове.  Может, он их выдумал?  Но почему  у  Даки  такой испуганный
вид?.. Боже! Что он успел выболтать?
     -- Какого дьявола!
     Сграбастав  Даки,  он  снова притянул  его  к себе. Старик пронзительно
заверещал; бутылка опрокинулась, и пиво полилось под стойку.
     Ральф Пеллетье грозно сдвинул брови.
     -- Дон, черт побери, я же тебе велел выкатываться!
     Они все знают, Вик, и донесут фараонам!
     Последние мозги пропил, паразит!
     Дон  тряс  Дюкета  до  тех  пор, пока  у того не  задребезжала вставная
челюсть.
     -- Обо всем молчок! Я ничего тебе не говорил, слышишь?
     -- Он сбрендил! Сбрендил! -- вопил Даки,  обмякший  в  железной  хватке
Дона.
     Кончай с ним, Вик! Заткни ему глотку!
     Верзила Льют СедерстрЕм,  который  как-то раз по  пьяному  делу  пробил
кулачищем дырку в радиаторе, приблизился сзади к Дону и скрутил ему руки.
     Дон завыл как раненый зверь:
     -- Вам это даром не пройдет! Все заодно, да? Вместе с Виком сговорились
меня прикончить!
     -- А ну, выкиньте его отсюда вон, -- распорядился Пеллетье.
     Из музыкального  автомата неслись ритмы черного рока.  Женщины визжали,
мужчины подавали советы Льюту, тащившему грузное тело Дона к двери.
     -- Пусти! -- надрывался Дон. -- Они там с Виком!.. Меня поджидают!
     Он хотел испробовать на шведе свое принуждение -- не смог.  Тогда решил
выстроить  на  пути  баррикаду столов и  стульев.  Ни проблеска психокинеза.
Ничтожество, полный ноль! В  глазах  завертелась  карусель  огней,  медленно
растворяющихся в  темноте;  насмешливые  голоса  отодвинулись далеко-далеко.
Безвольно повиснув на сильных руках Льюта, Дон вплыл в теплую майскую ночь.
     Льют  приволок его на стоянку  позади  "Быка"  и осторожно  опустил  на
заднее сиденье потрепанного "ниссана".
     -- Не переживай, Дон, свежим воздухом подыши, сосни маленько, а я через
часок-другой отвезу тебя в твою берлогу, о'кей? Fais un  gros dodo,  ordure!
[Проспись, паршивец! (франц.)] Xo-xo-xo...
     Дон что-то  промычал в ответ. Льют удовлетворенно  кивнул  и вернулся в
бар.
     Тебе нельзя здесь оставаться.
     Так ты не заснул?
     Вик слышал твою пьяную болтовню, так что уноси ноги, пока жив!
     -- Je sius fichu [Выбросили меня на свалку (франц.).], -- заплетающимся
языком бормотал Дон. -- Pas de couilles... mon crвne... ah Jйsus... [Без яиц
оставили... Господи Иисусе, моя башка... (франц.)]
     Иисус тебе уже не поможет, ты по уши в дерьме.
     Всем наплевать, что будет с такой скотиной, как ты. Всем!
     Всем... Всем... Всем...
     -- Ошибаетесь. -- Голос был тягучий, с привкусом желчи, поднимающейся к
горлу. Он  оперся  о  спинку  сиденья  и хотел  было  вылезти из  машины, но
опрокинулся лицом в грязь и долго лежал в полубеспамятстве.
     По спине пробежал холодок, и Дон открыл глаза, усмехаясь заднему колесу
машины.  В голове  дикий  сумбур,  но  ощущение  безнадежности  прошло.  Они
ошибаются! Не всем наплевать.  Есть на свете родные души, они помогут и даже
проучат Виктора...
     -- Mersi,  mon Seigneur,  mersi, doux Jйsus!  [Благодарю тебя,  Господи
Иисусе Милосердный! (франц.)]
     Он встал на  ноги, борясь с дурнотой.  Виски  сдавило стальным обручем.
Дон  привалился к борту "ниссана",  дожидаясь, когда немного утихнет  боль и
прояснится зрение. С  опаской поглядел по  сторонам -- не  притаился ли враг
среди припаркованных автомобилей и  грузовиков.  Нет, никого. Они ждут Вика,
без него сунуться не посмеют, а парень ещЕ не скоро  доберется из Питтсбурга
-- все-таки шестьдесят миль по гравийной дороге.
     С  трудом восстановив равновесие, он посмотрел на  светящийся циферблат
часов: начало двенадцатого. По субботам Солнышко работает до часу ночи, а до
ресторана идти всего  милю  по Мэн-стрит,  потом по набережной, и обе хорошо
освещены. Он возьмет себе кофе и дождется жену в еЕ машине. Все обойдется.
     Набрав воздуху в легкие, он вышел со стоянки на улицу. Музыка и смех из
бара доносились ещЕ громче.  Все уже про него забыли. Бормоча проклятия, Дон
двинулся на север -- к ресторану "Кухня Андроскоггина", к Солнышку.

     Подойдя  к  окошку кассы,  он  заказал большой  двойной кофе и попросил
Марси Строуп передать Солнышку, чтоб вынесла его к своей машине.
     --  Ой,  Дон,  не  знаю...   --  Девушка  подозрительно  посмотрела  на
замызганные  брюки,  поморщилась  от запаха спиртного  и  вспомнила  о былых
скандалах в ресторане, из-за которых Солнышко едва не лишилась работы.
     --  Ну пожалуйста, Марси.  Думаешь, я дебоширить  сюда пришел!  Честное
слово, нет! Скажи ей, что это очень важно.
     Та после недолгого колебания согласилась. Шатаясь, Дон прошел в дальний
угол  асфальтированной  стоянки и сел  за руль "эскорта" восемьдесят первого
года,  открыв  его своим  ключом. Ресторан сегодня  битком набит; на стоянке
полно  машин, то и  дело  подъезжают  новые.  Здесь  те  ублюдки  напасть не
решатся: очень уж людное место; поэтому Дон спокойно откинулся на сиденье и,
почувствовав себя  в безопасности,  закрыл глаза. Прогулка слегка проветрила
мозги, но голова болела зверски. Впрочем, не  важно. Боль перекрывает доступ
к голосам. Теперь можно махнуть на них рукой. Без приказа Вика они все равно
его не тронут, а Солнышко уж сумеет о нем позаботиться.
     -- Дон?..
     Она стояла  у  открытого окошка, прямо  под фонарем.  Состарившееся  до
срока  лицо  светится  такой  любовью  и заботой,  что  сердце  разрывается.
Бедняжка! Сколько  она  из-за  него  выстрадала,  в  сорок  один  год  стала
старухой! Да и сам он не лучше.
     -- Посиди со мной, -- пробормотал Дон с кривой усмешкой.
     Она подала ему кофе.
     --  Ты  же знаешь, я не  могу.  Очень  много  посетителей. Я на минутку
вырвалась... Марси сказала...
     Легко и привычно, словно в старую перчатку, он проскользнул в еЕ ум.
     Она  вздохнула, обошла  машину  с другой  стороны  и,  отворив  дверцу,
опустилась на сиденье рядом с ним.
     -- Ну, что? -- Голос еЕ слегка дрожал, как и пальцы, стиснувшие дверную
ручку.
     Дон глотнул горячего кофе.
     -- Я надрался в "Быке", как свинья.
     Она в отчаянии отвернулась.
     -- Ох, Дон...
     -- Послушай, -- перебил он еЕ, -- больше  этого не будет. Только помоги
мне, и клянусь, я навсегда завяжу с  пьянством. И вообще сделаю  все, что ты
пожелаешь.
     Он прочитал в еЕ глазах недоверие.
     -- Все?.. И к Дени поедешь? И ляжешь в "Проджект корк" на лечение?
     Дон заскрежетал зубами. При упоминании о всемирно известной дартмутской
клинике для алкоголиков его решимости сразу поубавилось. "Проджект корк"! От
одного названия сблевать можно. Однако в еЕ стенах, под защитой Дени его  ни
один враг не достанет. Даже Виктор со своими цепными псами.
     -- Поеду, -- кивнул Дон. --  Прямо сегодня поеду.  Позвони ему и скажи,
что я выезжаю.
     По щекам Солнышка покатились слезы.
     -- Ты серьезно, Дон?
     -- Клянусь Богом!
     Он  быстро  скосил  глаза  влево.  Кажется,  что-то  мелькнуло  там, за
стоянкой. Подслушивают! Дон  поставил чашку  на приборный щиток и сжал  руку
жены.
     -- Но я должен уехать немедленно, тотчас же, слышишь, Солнышко?
     -- Тебе нельзя садиться за руль. Я  позвоню и договорюсь с  Дени, а как
только вернется Виктор...
     -- Нет! -- Дон схватил еЕ за плечи, глаза его расширились от страха, но
он тут  же взял себя в руки. -- Виктор ещЕ  неизвестно когда  вернется. Я не
могу ждать! Сейчас или никогда!
     Она резко высвободилась, перевела дух.
     -- Хорошо, я сама тебя отвезу. А Дени встретит нас по дороге.
     --  Правильно! Пусть встретит,  мы  ведь не можем  так надолго оставить
детей одних. --  Он глотнул кофе и задумался.  -- Поедем  лесом. Скажи Дени,
чтобы ждал нас у мотеля "Сент-Джонсберг". Ступай, Солнышко, скорей!
     Она испытующе поглядела на него.
     -- Надеюсь, это не шутка?
     Нет, нет! -- выкрикнул он в уме. Ради Бога, помоги мне!
     Она распахнула дверцу.
     -- Я мигом. -- И помчалась к сверкающему огнями ресторану.
     Дон  облегченно вздохнул, запер правую дверцу, до упора  поднял стекло.
Затем  проверил  все запоры  со стороны водителя. В машине  душно,  ветровое
сте