Леденящее  завывание
ветра,  принесшего тяжелые снежные хлопья вместо колючего  дождя, проникло в
наши умы с  обновленной силой. Опять воцарилась кромешная тьма, подсвеченная
багровым  ореолом Виктора. Я склонился перед  ним и перед бурей, услышав его
смех.
     -- И это все, чего они достигли?
     Он снова надвинулся на меня. Одним ударом  кулака  сбил с головы шлем и
словно  в тисках сдавил  мой  череп. Убийственные глаза! Все  расплывалось в
огненном тумане,  сердце  выскакивало из груди,  я  кричал --  НЕТ,  вызывал
энергию из  сердцевины  моего тела  и закручивал  еЕ в спираль --  все туже,
туже, туже...
     Тело Виктора безжизненно распростерлось  у  моих ног. Его аура погасла,
но  он  дышал.  Лицо  превратилось в кровавое  месиво.  Пальцы  в  перчатках
царапали обломки льда.
     -- Quelle  bonne  rencontre  [Какая  приятная  встреча  (франц.).],  --
раздался голос.
     Я дико вздрогнул  и обернулся. Кто-то приближался ко  мне сквозь туман,
держа  в руках мощный галогеновый фонарь,  освещавший  жуткое зрелище яркими
оранжевыми  бликами.  Узнав  Пита  Лапласа,  я  бросился  было  бежать,   но
психокреативный удар  так измотал меня, что я не смог  и пальцем пошевелить.
Пит  направил  фонарь  на  Виктора,  потом размотал  свой шерстяной  шарф  и
подложил его под голову моему племяннику.
     Гора снова начала светиться и вибрировать.
     Улыбаясь  одними  уголками  губ,  Лаплас  огляделся, подошел  к  пакету
Виктора и стал топтать его ногами. В ушах у меня отдавались прерывистые шумы
и хор ледяной капели.
     -- Ну и будет с него, -- объявил старик. -- Теперь поглядим, получат ли
те люди наверху, их мозговые братья со всего мира и прочие неприкаянные души
на этой маленькой извращенной планете то, что им причитается.
     Я снова почувствовал спокойствие  и безмятежность, но они уже не манили
меня  к  себе, как раньше. Я  ощущал их, но не был частицей  потока. Я видел
лица делегатов,  Люсиль, детей, Джеймса,  Петра, членов  Группы, лица других
людей,   которые   далеко   отсюда,   --   азиатов   и   славян,  негров   и
латиноамериканцев,   индейцев   и   австралийцев,    диких    кочевников   и
цивилизованных  европейцев.  Там  были  кавказские  старейшины  и  индийские
школьники-субоперанты, академики, стражи мира,  правительственные чиновники.
Я  видел  Айешу,  добрую няньку-сирийку из  дома Ремилардов.  Видел  бабушку
Джеймса  Макгрегора. Видел Тамару Сахвадзе,  всю в слезах, с двумя взрослыми
детьми, Валерием и Анной. Видел Джерри Трамбле. Видел Элен...
     Их было так много,  оперантов и нормальных, в свободной сопричастности.
И Дени,  поднявшийся на невероятную  умственную  высоту, вел  молитву. Я  не
слышал, что они говорили, но  знал: их речи  не имеют  никакого отношения  к
звездам -- только к Земле. Я не молился вместе с ними, и далеко не каждый ум
в нашем гордом, упрямом, глупом мире их поддерживал. И  все  же этой молитвы
было достаточно.
     Старый Пит подошел и, кажется, отобрал у меня что-то.
     -- Пойдем, -- сказал он и двинулся на открытое пространство.
     Громоподобная вибрация смягчилась, ветер утих  так внезапно, что, когда
мы  вышли  из-под  навеса и начали спускаться вниз по  тропе,  меня поразила
невероятная тишь  воздуха,  в котором  летали редкие  снежинки. Пит  оставил
фонарь  возле  шале.  Я  оглянулся  и  увидел,  что  вся  постройка  окутана
рассветным заревом.
     -- Вполне достаточно, -- подтвердил Пит и поднял что-то над головой.
     Большой Карбункул.
     -- Ты! -- воскликнул я.
     Шарик сверкал, подобно сверхновой звезде, слепя глаза. Кто-то взял меня
за руку, положил на ладонь небольшой предмет и сжал мои пальцы.
     -- Возьми его назад. Но смотри береги. Знаешь, это ведь только начало.
     Когда зрение мое  прояснилось, он уже  исчез, а небо над  Нью-Гемпширом
наполнилось тысячами звездных кораблей из Галактического Содружества.
     Началось Великое Вторжение.
     Finis vinculi [Конец связующего начала (лат.).].

ЭПИЛОГ

     Хановер, Нью-Гемпшир, Земля
     26 апреля 2113 года

     Рогатьен Ремилард прочел  последние слова на экране, нажал одновременно
"ПРИНТ"  и "ФАЙЛ"  и сладко зевнул.  Кот  Марсель, сидя  возле его  локтя на
обшарпанном  письменном  столе,  навострил  уши и  настороженно уставился  в
пустой угол книжной лавки.
     -- Это ты? -- обратился Роги к разреженному воздуху.
     Naturellement.
     -- Проверяешь, да? Ну, закончил я этот кусок. Не думай, что было легко,
даже с твоей помощью.
     Мои поздравления по поводу успешно выполненной работы.
     Роги что-то пробурчал:
     -- Теперь я позволю себе несколько вопросов -- так сказать, не по теме.
Это тебя  я должен благодарить за то,  что  остался жив, когда нашел  Вика с
Шэннон в отеле?
     Нет.  Ты  был ему нужен. Несмотря  на всю  свою силу, он был невежда. И
трогательно  надеялся,  что ты станешь его  ментором, каким когда-то был для
маленького Дени.
     Роги покачал головой.
     -- Мне не понять ваших  психологических  сложностей... Еще один вопрос:
ты всегда был Питом Лапласом?
     Я  принимал  обличия разных людей, когда  мне  было удобно, а  потом...
отставлял в сторону, если данная личина больше не требовалась.
     -- И часто ты такое проделывал?
     Не скрою, это начало входить в привычку. Видишь ли, в самом начале я не
был  уверен, какой  степени  приближения  к  вероятностным  решеткам  должен
достичь  в  своем  вмешательстве.  И  конечно,  облик  бестелесного  лилмика
доставлял мне гораздо больший  дискомфорт,  нежели человеческая маска. Но со
временем я понял, что нет смысла в тщеславной суетности своей сопротивляться
космическому  озарению.  Мои  действия,  хотя  и  не  скованные чужой волей,
наглядно предопределены в более обширной и таинственной реальности. Учитывая
данный факт, я сумел наконец адаптироваться.
     -- Не адаптироваться, а поразвлечься! -- укоризненно выговорил Роги.
     И услышал в ответ призрачный смех.
     Мы,  лилмики,  порой  не можем  отказать себе в олимпийских забавах. Но
уверяю тебя, что они редки и невинны.
     -- Ну да! -- саркастически хмыкнул старик,  а потом спросил  уже  более
серьезно:  -- Что  же все-таки  случилось с Виктором? Знаешь, мне как-то  не
верится, что я пригвоздил его без твоей помощи. Я ведь тогда почти что сошел
с катушек.
     Я помог.
     --  А  почему  ты  не убил беднягу сразу,  вместо  того чтоб замуровать
внутри  его  собственного  черепа? Бог  мой,  он ослеп,  оглох, лишился всех
метафункций, кроме самосознания. И после этого прожил ещЕ тридцать семь лет!
     Добрякам вроде тебя одиночное  церебральное заключение кажется чересчур
жестоким чистилищем для любого существа. Поверь, это не так, по крайней мере
для  такого  ума,  как  у  Виктора.   Ему   было  предоставлено   время   на
размышления... точно так же,  как мне. К несчастью, его окончательный, выбор
оказался неверным. Priez pour nous pйcheurs maintenant et a l'heure de notre
mort [Помилуй нас, грешных, ныне и в час нашей кончины (франц.).].
     Роги вздохнул.
     --  Ладно,  я  хочу сделать небольшой перерыв, прежде чем  приступить к
следующей  части.  К твоей... Покатаюсь на лыжах,  пока мстительная весна не
совсем разбушевалась. Может быть, слетаю на Данали [Небольшая "американская"
планета  Конфедерации  землян  с  холодным  и  суровым  климатом.  --  Прим.
автора.]. Помнится, ты очень еЕ любил.
     Призрак  усмехнулся.  Марсель   прижал  уши,   когда  страницы,   точно
подталкиваемые невидимым пальцем, начали выползать из принтера.
     Так ты уверен, что знаешь, кто я?
     Роги самодовольно кивнул.
     -- Не могу  понять -- зачем, а тем более  -- как.  Но, думаю, я это  из
тебя  вытяну  вместе  с другими  загадками нашей  истории.  --  Он  выключил
компьютер, встал, потянулся. -- Ну, пора и на боковую.
     Спокойной ночи, дядя Роги, сказал Призрак.
     И Рогатьен ответил:
     -- Спокойной ночи, Марк.
КОНЕЦ ВТОРЖЕНИЯ






   Джулиан МЭЙ
   ЗОЛОТОЙ ТОРКВЕС


   "Изгнанники в плиоцен" #2
   Пер. - И.Заславская.

   Julian May. The Golden Torc (1982)
   ("The Saga of the Pliocene Exile Quartet" #2).

                                    Барбаре - няне, редактору и наставнице



                                    Дверь распахни - и ты сады увидишь,
                                    Напьешься серебристых слез луны.
                                    Твой путь в огне, но ты без страха
                                                                   выйдешь
                                    На берега неведомой страны...

                                    Пусть рок гласит: "Не преступи порога!
                                    Оставь надежду, отврати свой взор!
                                    Закрыта для тебя весны дорога,
                                    И над тобой безмолвья приговор!

                                    Пригрезилось тебе садов благоуханье.
                                    Лишь пустота и мрак владычат
                                                          в мирозданье..."
                                    Но тьма не вечна: после битв и бед
                                    Наполнит душу чистый звездный свет.
                                                       Симона Вей. "Порог"



                         ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. МЕЗАЛЬЯНС


                                    1

     Стрекоза сверкнула золотой искрой  над  неподвижно  застывшей  мачтой
корабля.
     При первом  же  дуновении  ветерка,  слабо,  словно  мягкой  кошачьей
лапкой, взрыхлившего речную гладь, насекомое встрепенулось, резко взвилось
в небо и снова зависло в воздухе. Отсюда судно казалось  крохотной  точкой
среди неярких мелководных лагун и солончаков, затянутых жемчужной дымкой.
     Выше! Выше! На трепещущих  прозрачных  крыльях  стрекоза  устремилась
навстречу рассвету. Зоркие фасеточные глаза почти во всю головку позволяли
ей увидеть темную глыбу  материка,  восходившего  к  северному  горизонту.
Кромка Европы  была  окутана  клубящимся  каскадом  Роны,  протекающей  по
обширному плато и впадающей в почти  безводный  Средиземноморский  бассейн
плиоценовой Земли, именуемый Пустым морем.
     Может, туда, к материку? Крылья понесут его со  скоростью  более  ста
километров в час короткими перелетами. С высоты он проследит путь корабля,
пройденный накануне. Но можно двинуться  и  восточнее,  к  маячащей  вдали
громаде Корсики - Сардинии, где, по словам Крейна, нет ни единого тану.
     Он может лететь куда вздумается. Он теперь свободен.
     Сброшены невидимые путы, наложенные гуманоидом-поработителем. Сегодня
утром,   когда   он   проснулся,   его   серебряный   торквес   похолодел:
психопринудительный  аппарат   обезврежен   небывалой   силой   его   ума.
Метафункции, высвобожденные торквесом, работают в нарастающем темпе.
     Он вытянул сверхчувствительные стрекозьи  локаторы,  прислушиваясь  и
улавливая ровное дыхание семерых спящих на борту и телепатический гомон  с
других судов, разбросанных по бескрайнему водному пространству. Далеко  на
юге - он напряг зрение, неуклюже  пытаясь  сфокусировать  его  получше,  -
просматривались гармоничные умственные сигналы. Великолепно! Не иначе, там
столица тану Мюрия, куда они и направляются.
     Если он подаст сигнал, отзовется ли ему кто-нибудь  с  борта?  А  ну,
попробуем!
     Сознания мгновенно достиг невыносимо яркий отзыв:
     "Кто ты, сверкающий озорник?"
     "Кто, кто! Эйкен Драм - вот кто!"
     "Такой далекий, маленький, мерцающий умишко... Постой! О-о!"
     "Нет! Прекрати!"
     "Не уходи, Сиятельный! Ты кто таков?"
     "Пусти же, черт тебя..."
     "Погоди, кажется, я тебя знаю..."
     Его  вдруг  охватил  леденящий  ужас.  Кто-то   странный,   неведомый
завладевает им, прокладывая себе путь в лабиринте его  мозга.  Эйкен  Драм
рванулся, пытаясь освободиться,  но  слишком  поздно  сообразил,  что  ему
понадобятся все силы, чтобы разрушить эту связь. Поднатужась,  он  все  же
стряхнул с себя чужую хватку. И вдруг понял,  что  падает,  теряя  обличье
стрекозы и обретая свое человеческое, уязвимое. Ветер свистел  в  ушах.  С
воплями Эйкен летел прямо на корабль; за какую-то долю секунды до крушения
ему удалось вновь превратиться в насекомое. Дрожа и отдуваясь,  он  уселся
на верхушку мачты.
     Поднятый им шум разбудил остальных. Судно  раскачивалось,  отчего  по
гладкой поверхности  лагуны  пробегала  мелкая  волна.  Элизабет  и  Крейн
высунулись из крытой пассажирской каюты и  уставились  на  него;  за  ними
показался  Раймо  с  выражением  тупого  недоумения  на  задранной  кверху
физиономии; шкипер Длинный Джон орал во всю глотку:
     - Эй, Драм! Я знаю, что это ты! Помогай тебе Бог, ежели что сотворишь
с моей посудиной!
     Крики привлекли на палубу еще одного пассажира,  антрополога  Брайана
Гренфелла, который не удостоился даже серого торквеса. Он был зол  и  явно
ничего  не  подозревал  о  телепатическом  поединке,  происходившем  между
стрекозой и остальными.
     - Вы что, сдурели - так раскачивать судно?!
     - Эйкен, спускайся! - громко произнес Крейн.
     - Как же, держи карман! - отозвалась стрекоза.
     Тану насмешливо взмахнул тонкой рукой.
     - Ну и лети себе, стрекозел! Потом локти будешь кусать. Подумаешь,  с
торквесом справился! Мы это предвидели, между прочим. Но  ведь  серебряный
торквес - только начало: в Мюрии тебя ожидают особые привилегии.
     Стрекоза недоверчиво рассмеялась.
     - Ага, мне уже дали это понять.
     - Брось! - невозмутимо ответил  Крейн.  -  Тебе  бы  чуть  пошевелить
мозгами, ты бы  усек:  Мейвар  нечего  бояться.  Напротив!..  А  с  другой
стороны, она тебя и без торквеса где угодно  достанет.  Драм,  ты  делаешь
самую большую ошибку в своей жизни. Рассуди, куда  тебе  податься  одному?
Только с нами, в Мюрии, ты сможешь реализовать  себя...  Давай,  приятель,
спускайся! Нам пора трогаться. К вечеру мы должны быть в столице, и ты сам
увидишь, правду я говорю или нет.
     Высокий гуманоид резко повернулся  и  ушел  в  каюту.  Оставшиеся  на
палубе, разинув рты, смотрели на стрекозу.
     - Какого черта! - фыркнул Эйкен Драм.
     Затем насекомое ринулось по  спирали  вниз,  село  у  ног  шкипера  и
превратилось в  маленького  человечка,  одетого  в  золотой  костюм,  весь
усеянный карманами. Обретя свою всегдашнюю  самоуверенность,  Эйкен  криво
усмехнулся.
     - Ладно уж, обожду малость. Посмотрим, устроят ли меня их привилегии.


     Глядя на всадников, скачущих навстречу кораблю, Брайан  думал  только
об одном: а вдруг Мерси там, в этой экзотической кавалькаде?  Возбужденный
антрополог метался по палубе, в то время как к борту  железными  оглоблями
подцепили десятка два элладотериев - гигантских  предков  окапи,  -  чтобы
тащить корабль посуху к Мюрии. В небе плыла яркая, почти  полная  луна.  В
отдалении понад доками, стоящими на дымных  полосатых  солончаках  темного
полуострова, похожего на звездную галактику, сверкала огнями столица тану.
     - Мерси! - не сдержавшись, выкрикнул Брайан. - Мерой, я здесь!
     Бок о бок с высокими гуманоидами скакали мужчины  и  женщины,  одетые
точь-в-точь, как те - либо в стеклянные доспехи с алмазной огранкой,  либо
в усыпанные драгоценными каменьями кисейные туники. Их незажженные  факелы
радужно светились. Всадники хохотали над Брайаном, даже не думая  отвечать
на вопросы, которые тот пытался им задать под  грохот  ползущего  по  суше
судна.
     Казалось,  у  всех  женщин,  восседавших  на  гигантских   иноходцах,
золотистые волосы. Снова и снова  Брайан  пытался  получше  разглядеть  то
одну, то другую из них, но стоило прекрасной всаднице приблизиться, всякий
раз убеждался, что она даже отдаленно не похожа на Мерси Ламбаль.
     Эйкен Драм вертелся на полубаке, как  раззолоченная  кукла,  и  сыпал
дерзкими шутками, вызывавшими безудержный смех, что лишь  усиливало  общий
бедлам.   Финско-канадский   лесоруб   Раймо   Хаккинен,   повиснув    над
пневматическим планширом судна, целовал  протянутые  руки  дам,  а  мужчин
потчевал из серебряной фляги. Стейн Ольсон,  напротив,  держался  в  тени,
причем одной своей лапищей обхватил Сьюки, как бы оберегая ее. Вид у обоих
был встревоженный.
     Шкипер Длинный Джон подошел и стал  на  носу  рядом  с  Брайаном.  Он
ощупывал пальцами серый торквес на шее и во всю глотку хохотал.
     - Гляди-ка, Брайан! Они нас мигом доставят. Надо же,  какая  встреча!
Первый раз такое вижу! Гляди, гляди, как золоченый коротышка-то разошелся!
Они с ним еще повозятся, пока приструнят... И то смогут ли.
     Брайан тупо уставился на сияющую физиономию шкипера.
     - Что? Прости, Джонни, я не расслышал. По-моему, там мелькнула моя...
Ну, словом, женщина, которую я знал когда-то.
     Моряк мягко, но властно взял его за плечо и  усадил  рядом  с  собой.
Погонялы   подхлестывали   тягловую   скотину,   из   толпы    раздавались
подбадривающие крики и звон  мечей  по  усыпанным  алмазами  щитам.  Когда
корабль выполз на сушу, из сотни глоток и умов грянула песня тану; мелодия
ее была странно знакома Брайану, хотя ни одного слова он не понял.

                      Ли ган нол по, кон ньези,
                      Кон о лан ли пред неар,
                      У тайнел компри ла нейн,
                      Ни блепан алгар дедон.
                      Шомпри пон, а габринел,
                      Шал у кар метан прези,
                      Нар метан у бор тайнел о погекон.
                      Кар метан сед гон мори.

     Пальцы Брайана вцепились в  фальшборт.  Фантастическая  кавалькада  в
доспехах мельтешила вокруг бечевника,  словно  бы  помогая  тянуть  судно.
Растительности на берегах соленой лагуны не было никакой,  но  причудливые
комья  и  столбики  минерального  происхождения,  окутанные  колеблющимися
тенями, напоминали руины волшебного замка.  Кортеж  устремился  в  низину,
окруженную крутыми скалами, и огненный мираж Мюрии скрылся из виду. Взятый
на буксир корабль и его феерический эскорт, казалось, погрузились в черный
зев пещеры, охраняемой огромными, грубо высеченными из  камня  херувимами.
Песня эхом отражалась от нависающих стен.
     Перед мысленным взором Брайана возникли образы детских лет. Глубокая,
темная пещера,  а  в  ней  затерялось  любимое  существо.  Главный  герой:
мальчуган, которому едва сравнялось восемь;  время:  шесть  миллионов  лет
вперед; место действия: меловые холмы Англии,  где  в  коттедже  жила  его
семья. Пропал котенок Уголек, которого он искал трое суток. Наконец набрел
на вход в пещеру, такую узкую, что еле-еле смог туда протиснуться.  Больше
часа он вглядывался в  черноту  смрадного  лаза,  понимая,  что  надо  все
обшарить, но страшась одной этой мысли.
     Наконец все-таки достал из кармана электрический  фонарик  и  пополз.
Пещера крутыми изгибами вела вниз. Царапаясь об острые камни и  едва  дыша
от страха, он все полз и полз по  темному  сужающемуся  коридору.  Летучие
мыши навалили здесь кучи зловонного помета. За одним из поворотов  дневной
свет совсем померк, и перед ним открылась яма, слишком глубокая, чтобы  ее
можно было осветить карманным фонариком. Он направил луч в глубь ямы и  не
увидел  дна.  "Уголек!"  -  позвал  он,  и  эхо  возвратило  ему  какой-то
надломленный  стон.  Замкнутое  пространство   было   наполнено   зловещим
шуршанием и жалобным писком. С потолка на него внезапно  обрушилась  едкая
струя мочи.
     Задыхаясь и отплевываясь, он хотел было повернуть  обратно,  но  щель
была слишком узкой. Пришлось ползти задом на животе;  по  щекам  струились
слезы; он боялся, что летучие мыши в любую минуту  набросятся  на  него  и
обкусают нос, губы, щеки, уши.
     Он оставил на полу зажженный фонарик  -  может,  свет  отпугнет  этих
тварей - и продолжал двигаться,  сантиметр  за  сантиметром,  по  шершавым
камням. Ободрал в кровь локти и колен