,  уж  лучше,  как  русские,
показать,  что мы сумеем себя защитить,  если  всякие засранцы  будут к  нам
лезть...
     Северен! -- предупредил Дени.
     Фу, черт! -- Северен закусил губу.
     Морис  и Филип сосредоточенно уставились в тарелки; умственные  барьеры
на месте.
     Мы с мамой надеялись, что ты уже достаточно взрослый, чтобы участвовать
в  жизни  зрелых оперантов  на  данной  критической стадии  нашей  эволюции,
продолжал Дени, обращаясь к Севви. Кое-какие впечатления здесь положительны,
кое-какие отрицательны, но все же они должны способствовать росту сознания.
     -- Да, папа, -- ответил Северен.  (Но хотелось бы  мне, чтоб нормальные
перестали  нас  ненавидеть, может быть,  сделать  их такими, как  мы, для их
собственного блага и для нашего тоже...)
     --  Научиться  любить,  --  менторским   тоном  заявил  Филип,  --  вне
зависимости  от   стихийных  проявлений   доброй  воли,  возникающих   между
совместимыми  личностями, --  задача,  требующая  немалых  затрат  времени и
психической энергии. Терпимость особенно тяжело дается нормальным, поскольку
они  лишены   ясновидения,   принимаемого  нами,  оперантами,  как  должное.
Нормальные, как правило, строят свои  оценки  на поверхностных критериях или
предубеждениях.
     -- К  примеру,  -- подхватил  Морис, --  нормальный поглядит на Севви и
увидит  лишь маленького зануду с пятном от яйца на галстуке... Тогда как мы,
используя метапсихическое восприятие, можем изучить его душу  и понять,  что
за противной внешностью скрывается настоящий недоумок!
     -- Ну, погодите, выйдем из-за стола! -- погрозил им Северен.
     -- Мальчики, мальчики! -- строго сказала Люсиль.
     -- Конечно, мальчики, а кто ж еще! -- рассмеялся вслух Роги.
     Дени бросил взгляд на часы.
     --  Через пять  минут  в Золотом салоне  начинается  семинар профессора
Малатесты по психоэкономической векторной теории. Филип и Морис, надеюсь, вы
не хотите опоздать?
     -- Нет, папа.
     Все ещЕ переговариваясь в уме, они вежливо попрощались и чинно вышли из
ресторана. В шестнадцать и четырнадцать  оба уже переросли отца, Филип писал
диссертацию  по биоэнергетике  в  Гарварде. Морис, без  пяти  минут бакалавр
гуманитарных  наук,  перед  тем  как  поступить   на  медицинский  факультет
Дартмута, собирался ещЕ получить степень доктора философии.
     Роги мысленно обратился к Дени и Люсиль:
     В шутливой мальчишеской перепалке  есть явный  подтекст.  По-моему, все
трое напуганы до чертиков.
     Ты прав, подтвердил Дени.
     Ни один из них ещЕ не видел такой концентрированной ненависти, заметила
Люсиль.  Хановер -- святилище оперантности,  а у Филипа хотя и были стычки в
Гарварде,  но  там слишком уж  цивилизованная  атмосфера  для  возникновения
серьезных инцидентов. И естественно,  Сыновья Земли во всей красе  неприятно
поразили детей.
     Может, лучше отправить их домой? -- предложил Роги.
     Служба безопасности держит ситуацию под  контролем, возразил Дени. Рано
или поздно мальчикам придется сталкиваться с  открытой враждебностью. Причем
не. всегда рядом будут умственные наставники.
     Но, Дени, Северену всего десять лет!
     -- Послушай, -- повернулся Дени к младшему  сыну, -- не поехать  ли вам
домой? Тебе за пять  дней небось надоели  ученые дискуссии. Я могу попросить
Фила отвезти вас с Морисом в Хановер.
     Северен поморщился.
     -- А банкет на вершине? Ведь там наверняка разразится буря, а я пропущу
такое!
     Дени изо всех сил сдерживал улыбку.
     -- Мне кажется, неприятные эфирные нюансы тебя огорчают.
     Северен угрюмо ковырял вилкой остывшую яичницу.
     -- Я выдержу, Papa. (Но пусть эти Сыновья ко мне лучше не суются!)
     --  Но с условием, Севви, -- сказала Люсиль, -- будешь  вести себя  как
взрослый оперант.
     -- Я постараюсь, мама.
     -- Хорошо. Тогда заканчивай завтрак.
     Она умоляюще взглянула на Роги и мысленно попросила:
     Ты  не против, если он немного побудет с тобой? Нам надо присутствовать
на жутко занудной дискуссии.
     -- Вы,  по-моему,  собрались  нас  покинуть?  --  осведомился Роги.  --
Скатертью дорожка. Дайте нам спокойно поесть. Увидимся позже.
     Дени и  Люсиль удалились. Подошла официантка с заказом Роги. Северен во
все глаза  уставился на большое  блюдо с яичницей,  залитой горячим кленовым
соусом. Рядом с ним девушка поставила стакан  розового грейпфрутового сока и
гору дымящихся лепешек на маленькой тарелочке.  Роги облизнулся  и, презирая
условности, заткнул салфетку за воротник. Потом протянул мальчику лепешку.
     --  Эй,  юноша, твоя пища совсем  окаменела, а у меня  хватит на двоих.
Может, oeufs  и выглядят  подозрительно, но ты  только понюхай.  Чувствуешь,
какой запах?
     -- Ага.
     Не говоря ни  слова, Роги разделил  яичницу на  две  порции  и  показал
Северену,  как  еЕ едят:  надо все перемешать и есть ложкой,  попутно  макая
лепешки  в  ароматную массу. Севви  пришел  в  восторг  от такого  нарушения
этикета и тоже повязал себе салфетку вокруг шеи.
     -- У меня идея, -- продолжал Роги. -- После завтрака  мне надо наладить
аппаратуру для  выступления  профессора  Джеймса. Мы с техниками  протянем в
большой  зал  силовой кабель из трансформаторной и установим вспомогательный
щит. Не хочешь помочь?
     -- У-у, угу! -- отозвался Северен с набитым ртом.
     Знаешь, перешел Роги на умственную речь,  когда чем-нибудь занят, почти
не замечаешь неприятных вибраций. Во всяком случае, мне всегда помогало.
     У тебя тоже бывает хандра?
     А  ты  думал?  Карлики  в желудке играют  на  расстроенных  фаготах,  и
сороконожки катаются на коньках вдоль хребта.
     Многие из этих Сыновей вправду хотят нас убить?
     Да, Севви.
     А нам даже обороняться нельзя, да?
     Что за вопрос? Тебя разве не учили этике?
     Я знаю этику альтруизма, просто спрашиваю, как бы ты поступил.
     Ну, ведь я не вхожу  в  ту лигу, где состоишь ты со своими родителями и
прочими гигантами мысли.
     Отвечай прямо, не морочь голову!
     Непротивление  -- благородный,  но  опасный идеал. Странно, что столько
людей выступают за него. Лично у меня бы не хватило сил.
     Но если забияк не остановить, они ещЕ пуще разойдутся.
     Дай Бог, чтобы этот вопрос остался чисто теоретическим.
     Фил  и  Мори  вслед  за  папой  и  мамой  говорят,  что  верят  в этику
альтруизма, а я вижу у них в уме сомнение.
     Верую, Господи, помоги мне в моем неверии!
     Что-то вроде  того. Конечно, наша этика правильна, благородна  и подает
пример нормальным,  отец Энди  говорит,  что мы оказываем на  них  моральное
воздействие... И все-таки я  не понимаю,  почему не  правы  русские  умники,
когда пытаются защитить свою страну, какой смысл быть благородным, если тебя
все равно убьют?
     Трудный вопрос. Когда найдешь на него ответ, Севви, скажи мне.

     Люсиль и Дени проходили по забитому народом холлу.
     Я хочу на минутку  остановиться у газетного киоска, перед тем  как идти
на дискуссию Вандерлена, -- сказала Люсиль. -- Бог мой, сколько полицейских!
     Начальник  охраны  вызвал  сюда  все  свободные  от  дежурства   наряды
Нью-Гемпшира, да ещЕ несколько из Мэна.  Нам  это недешево  обойдется, а что
делать?
     Может,  все  зря? Ведь ни один из соглядатаев не заметил ничего из ряда
вон выходящего.
     Именно поэтому.
     --  Пожалуйста,  упаковку  аспирина,  --  попросила  Люсиль  продавщицу
киоска. -- А еще... Есть ли у вас сегодняшняя "Правда" на английском?
     -- Какого формата, мадам? Американского или европейского?
     -- Американского, если можно.
     -- Минутку. -- Девушка повернулась к полкам.
     Я же обещал тебе слетать в Москву нынче ночью и поговорить с Тамарой.
     Люсиль с трудом сдержала раздражение.
     Мне нужны разные точки зрения, не только твоя.
     Все  равно мы не в силах повлиять  на тамошние  события.  Либо операнты
победят, либо снова отправятся в ссылку. И я не знаю, что хуже.
     -- Наличными или записать на счет? -- улыбаясь, спросила девушка.
     Люсиль подала ей свою гостиничную карточку.
     -- На счет.
     Армия  и партия  пойдут  на  союз  с Тамариными  оперантами только  под
силовым давлением, продолжал  Дени. Принудительные действия не могут надолго
обуздать панику населения или запугать врагов государства.
     --  Восемь  долларов  семьдесят  три цента,  мадам. В Нью-Гемпшире  нет
налога на добавочную стоимость, но на эту газету нам самим приходится делать
наценку.  Благодарю  вас,  желаю удачного  дня.  --  Девушка  подала  Люсиль
покупки.
     Удачного дня! --  насмешливо повторила про  себя Люсиль. Воистину, день
будет удачный, только смотря для кого.  Сегодня пикетов ещЕ больше. Никакого
ВЭ не надо, я и так слышу: "Головы долой! Головы долой! Головы долой!"
     Дени  направил  в Мозг жены  мягкий корректирующий импульс.  И  тут  же
скандирование утихло вместе с головной  болью,  что мучила еЕ с самого утра.
Делегаты,  прибывшие  из  других отелей,  проходили мимо них, разбредаясь по
залам заседаний, но их реплик не было слышно, и даже  двигались  они  как-то
осторожно, боязливо.
     Ничего, сказал  Дени, к вечеру все закончится. Поужинаем среди грозовых
облаков, ионизация атмосферы сотрет у нас в умах обрывки ненавистных речей.
     Ты не думаешь, что они могут последовать за нами на вершину?
     Нет. Как они туда доберутся? Полиция перекроет все подступы. Сотрясение
воздуха нам  придется терпеть  целый  день,  возможно,  даже  будут  попытки
прорваться сюда, но  серьезной опасности нет. Я сегодня утром разговаривал с
Ильей, и он сказал, что его ясновидящая жена пророчит  великие  события... А
значит...
     -- Черт! -- произнес он вслух. -- Пейджер!
     У Люсиль сжалось сердце. Дени нажал кнопку  на ремешке часов, остановив
назойливое покалывание,  затем прочитал послание, проползшее по электронному
циферблату.
     -- Я должен позвонить президенту.
     Люсиль растерянно взглянула на него и выпалила:
     НеСМЕЙлететъвВашиштонтыпредседателъконгрессатебе
ВЫСТУПАТЬвечеромнаэтотразянизачтонестанупроизносить
затебяречъчертвозъмикактыполетишъутебяниоднойчистой сорочки!
     Он поцеловал еЕ в щеку.
     -- Не волнуйся. Ступай на  дискуссию и смотри,  чтоб никто  не заметил,
как ты в самые скучные моменты читаешь газету.
     И  удалился в офис  управляющего  отелем,  где был  установлен  аппарат
высокочастотной связи на случай чрезвычайных обстоятельств.

     Киран  О'Коннор  включил  обезболивающее  устройство, презирая себя  за
трусость и в то же время  приветствуя мгновенное отупение, охватившее нижнюю
часть тела.  Освобождение, близкое оргазму. Без  десяти минут  полдень, надо
немного  встряхнуться  перед  встречей с Виктором. К счастью, она не  займет
много времени.
     Прости      меня,      Черная      Мать,     я      скоро      вернусь.
Дам-нам-там-там-нам-дам-нам-дам-там.
     Дальним слухом  он впитывал плеск водопада по гранитным уступам. Порывы
ветра  вздыбили  каскад, точно варево  в  ведьмином  котле.  Если бы  кто-то
рискнул сейчас подняться на обзорную площадку -- как пить дать, промок бы до
нитки.  Но таких смельчаков  не нашлось. Лишь серебристый  "мерседес" Кирана
одиноко стоял у дороги.
     Он взял машину  напрокат  в Монреале и пригнал еЕ на условленное место,
недалеко от станции железной дороги,  откуда  отправлялся  поезд-кукушка  на
вершину  Вашингтона. Слава Абсолюту, почти все  триста сорок пять километров
удалось пройти  на автопилоте;  он  даже вздремнул малость.  Чтобы  сбить со
следа  сыскарей из  министерства юстиции,  О'Коннор отправился из  Чикаго  в
Нью-Гемпшир через Сиэтл, Крунг-Теп, Бомбей,  Йоханнесбург, Фьюмичино, Гэтвик
и  Монреаль  и  оторвался  от самого  настырного  соглядатая  в  хаотическом
нагромождении  взлетных полос аэропорта Леонардо да Винчи. Теперь он уверен,
что ни одна ищейка не возьмет след, а уж  тем более -- не выявит его связь с
Виктором   Ремилардом  и  местным  отделением  Сыновей  Земли.  Единственное
потенциально слабое звено -- Шэннон; что-то уж очень она притихла с тех пор,
как  выдала  своего болвана мужа. Но, по идее,  она  должна  быть ещЕ меньше
заинтересована в том,  чтобы контакт Виктора Ремиларда  с империей О'Коннора
стал достоянием генерального прокурора.
     К его немалому удивлению, глаза наполнились слезами, он вспомнил, как в
первый раз оплакивал еЕ потерю. Его дочь должна была унаследовать черноту, а
не дочь  его дочери. Но Кали [В индуизме и брахманизме женская ипостась бога
Шивы, его супруга, прозываемая "черной". Олицетворяет грозные силы природы и
божественное устрашение.]  проследит за ней... О Мать  Всех  Сил, прости еЕ,
как меня прощаешь!
     Она  приехала,  несмотря  на  его  запрет,  готовая совершить последнее
предательство.  Да  будет так. Всепоглощающая Мать, я  бы сам отдал еЕ тебе,
если б мог. Но я не  вправе  растратить  последние искры моих угасающих сил.
Пожалуйста, пойми меня. Дам-нам-там...
     -- Вы спите?
     Киран  открыл  глаза.  Виктор  Ремилард  стоял  перед  закрытым   окном
"мерседеса".  Темная  штормовка  и  курчавые, коротко  подстриженные  волосы
блестели   капельками   тумана.  Большой  оранжевый  фургон,  принадлежавший
нью-гемпширскому дорожному ведомству, преградил доступ к обзорной площадке у
водопада.
     Киран нажал кнопку, и окно открылось.
     -- Ты, как всегда, точен. Это что, твои колеса?
     -- Везде полицейские наряды, я подумал, что нам не помешает официальное
прикрытие.
     -- Все по плану?
     -- Я же обещал. Но никаких деталей, Киран.
     --  Мне  они и не  нужны...  Однако  я не  думал, что ты  решишь  лично
проследить за ходом операции. Не боишься, что тебя узнают?
     Виктор засмеялся.
     -- Я умею маскироваться. А вы нет?
     --  Покойный Финстер, мой  ценнейший сотрудник, пробовал  обучить  меня
этой  технике. Но ничего не  вышло.  Я  обходился другими средствами. Старик
поднял глаза, и в глубине  их сверкнул едва сдерживаемый гнев.  -- По-моему,
мы договорились встретиться наедине.
     --  Пит  Лаплас мне нужен. Он знает здесь каждую тропку, а  у меня есть
другие занятия,  кроме  как изучать  дорожные  карты.  Я  сам  держу связь с
Гарсия. Никакой телепатии, никакой электроники. До последнего момента, когда
нас уже нельзя будет остановить.
     -- Ты предупредил всех о моем участии?
     -- Да. Но, по-моему, вы сбрендили.
     -- Не  важно,  -- отозвался  Киран. --  На тебе это  не  скажется. Есть
старый ирландский обычай непременно танцевать, если заплатил волынщику.
     -- Я давно жду вашего танца.
     Киран достал дипломат из черного легкого металла и  подал  его  Виктору
через окно.
     --  Он не заперт. Можешь  все проверить здесь  или когда встретишься со
своими людьми. Но уверяю  тебя: все,  как договаривались. Моя  собственность
переходит  под   эгиду  твоей  убогой  канадской  корпорации  по  завершении
некоторых  формальностей -- сегодня в четыре часа  пополудни. В  шестнадцать
ноль-ноль. Видишь, я беру на веру, что ты выполнишь свою часть договора.
     -- А как насчет последнего условия? -- напомнил Виктор.
     Киран болезненно улыбнулся.
     --  Я  предупреждал тебя,  что  мою  последнюю  просьбу  нелегко  будет
выполнить, но это справедливое вознаграждение за доступ к системе "звездного
удара".
     -- Ну?
     --  Моя дочь Шэннон находится в  отеле Уайт-Маунтинс... несмотря на мой
строжайший  запрет.  Она  рассчитывает,  что ты  убьешь меня  в  обмен на еЕ
услуги. Так вот,  мне нужно, чтобы ты показал ей  документы  и  компьютерный
диск  из   дипломата.  Найдете  в  отеле  компьютер,  и  пусть   она  увидит
подтверждение нашей сделки. На том же компьютере убедишься в своем доступе к
"звездному удару". Но  кода ей не  открывай. Затем тактично спросишь Шэннон,
какую роль она планирует сыграть в ночной операции...
     Рука Виктора в  перчатке сжалась  на  металлической ручке дипломата. Ум
его был нерушимой крепостью.
     -- Зачем?
     Киран начал было смеяться,  но  тело его охватили судороги, он застонал
сквозь зубы  и отчаянно забился под пальто. В раскрытом вороте рубахи Виктор
увидел  плоское   пластмассовое  устройство   со  множеством  электродов  на
проводах,  приклеенное  к  груди старика. Какое-то  время  Киран  беспомощно
извивался,  пока его  пальцы не  нащупали кнопку. Он ввел в  нервную систему
повышенную дозу обезболивания и, переведя дух, откинулся на сиденье.
     -- Извини, ты что-то спросил?
     Лицо Виктора оставалось бесстрастным.
     -- Не понимаю, зачем вам все это. Хотите, чтобы я подтвердил мою... мой
уговор с вашей дочерью? Ведь она только того и ждет.
     -- Скажи Шэннон, что у неЕ никогда не было от меня секретов. Скажи, что
я всегда знал о  двойном экране и имел доступ к еЕ сердцу. Скажи ей, что она
была свободна  только  в  своих  фантазиях.  Моя маленькая мечтательница!  Я
горько  заблуждался на еЕ счет, и это  едва не стоило мне... моей  жизненной
цели.  К   счастью,   я  нашел  иной  путь...   (Спасибо,   Мать,   спасибо,
дам-нам-там...)
     Что это значит, какого черта вы несете, КТО ОНА, чья мать?
     -- Моя. Я читаю еЕ молитву. -- Киран устало закрыл глаза.
     Пошел  дождь; на запотевшем  лакированном капоте  "мерседеса" заплясали
жемчужины.
     -- Иди, --  сказал Киран.  --  Делай, как велено. По реакции  Шэннон ты
поймешь, в чем моя последняя просьба к  тебе. Мать имеет сострадание к  моей
слабости, избавляет  меня от неприятной  обязанности.  И  Шэннон  ни к чему,
чтобы именно я принес ей последнюю Черноту. Все случится, как предначертано.
Дам-нам-там-нам-там-дам-там-дам-нам...
     -- А код?.. Это он и есть? Молитва?
     Глаза Кирана вновь открылись и сверкнули.
     Ты сделаешь все как надо с Шэннон?
     Виктор медленно кивнул.
     -- Еще одно... Она вбила себе  в голову, что еЕ дочь Лора -- от тебя. В
самом конце ты разуверишь еЕ в этом,  чтобы все расставить  по  местам. Быть
может, ты захочешь отобрать Лору у  Джерри Трамбле...  а возможно,  и нет. В
отличие  от   меня,   ты   ненавидишь   делиться.   --  Лицо  Кирана   стало
пепельно-серым, он натужно дышал открытым ртом. -- И все-таки я еЕ  любил. Я
их всех любил. Но не тебя... Потому ты и станешь наследником моей ночи.
     Виктор применил к нему несильное принуждение:
     Киран,  погодите, не засыпайте.  Вы должны сообщить мне код... Доступ к
спутниковой связи. Назовите мне его.
     Да,  да, это  фраза без  всякой  пунктуации: ПОМНИТЕ ОТНЫНЕ БЛАГОСЛОВЕН
БУДУ  ДЛЯ  ВСЕХ  ПОКОЛЕНИЙ. Ключ  к смерти  энергии, к окончательной тьме...
Теперь я должен поспать, а нынче вечером  проснусь вовремя, чтобы увидеть...
все в порядке, Мать, я сделал это, теперь отдохни...
     (Умственный образ.)  Виктор увидел его в момент, когда Киран провалился
в  забытье. Большой  цветок с черными  лепестками и  огненной сердцевиной  в
чреве  едва различимой  женской фигуры. Но Виктор Ремилард  слыхом не слыхал
про Кали, поэтому только выругался по-французски, и видение исчезло.
     Открыв "мерседес", он поднял окно, снова захлопнул и,  заперев  дверцу,
оставил  Кирана О'Коннора спать  у  грохочущего  каскада  до тех  пор,  пока
вечером, ровно в 19. 30, не начнется операция.

     Шэннон  Трамбле  посетила демонстрацию Макгрегора  открыто, как  и  все
интересующие еЕ  мероприятия  конгресса,  в полной уверенности, что  строгий
костюм, большие черепаховые очки и короткий черный  парик,  скрывающий рыжие
волосы, делают  еЕ неузнаваемой. Понятие умственного почерка, личной  модели
мысли, столь же компрометирующей, как отпечатки пальцев, было ей неведомо, и
она   заметно   вздрогнула,  когда  кто-то   окликнул   еЕ   на  выходе   из
демонстрационного зала:
     -- Эй, Шэн, привет! Как тебе спектакль?
     Высокого лысеющего  ученого она никогда  прежде не видела  и, обдав его
ледяным взглядом, процедила, быстро пройдя мимо:
     -- Вы обознались.
     Но  принуждение заставило  еЕ вернуться и  последовать