ром ночного видения.
     - Я уже подумал об этом, - с таинственным видом произнес Бурке. - Вот
отправим Бэзила и кое-что изобразим.
     - Мы выступаем послезавтра, - заявил Бэзил.
     - Еще чего!  Не  успели  прибыть,  -  возмутился  Денни.  -  Надо  же
отдохнуть хоть малость. Да и мы еще как следует не познакомились с  твоими
бастардами. К примеру, эта Софронисба Джиллис очень даже неплохая бабенка.
     - Если ты... ммм... положил на нее глаз, - строго  заметил  Бэзил,  -
советую быть поосторожнее. Когда мы перегоняли стадо сексуальных  маньяков
в  Нионель,  Фронси  единственная  из  женщин   не   опасалась   за   свою
безопасность.
     - Ничего, я ее обработаю, - уверенно заявил Денни и тут же  взвыл:  -
Ну неужто вы не можете побыть подольше?!
     Бэзил покачал головой.
     - Прости, старик, что порчу тебе обедню, но мы живем по расписанию  -
и твоя вожделенная Софронисба, и все остальные.
     - Иначе нас могут опередить, - добавил Бурке.
     - Вообще-то  у  Эйкена  сейчас  другие  заботы.  -  Бэзил  машинально
коснулся своего золотого торквеса. - Элизабет заверила нас, что он пока не
знает о нашей экспедиции. Однако цель бастардов теперь известна всем,  кто
был на сегодняшнем ужине... - Он тактично умолк.
     - Да уж, - покачал головой Денни, -  не  иначе  слушок  докатится  до
рудников, а там сбежит какой-нибудь  болтун  в  Горию  -  вот  вам  и  вся
конспирация.
     - К тому же наблюдатели из Высокой Цитадели могут нас  засечь,  когда
будем переплывать Рейн, - предположил Бэзил.
     - Неужели Шарн донесет Эйкену? - недоверчиво спросил Денни.
     - Не исключено, - кивнул Бурке. - Если сочтет нас основной угрозой.
     На огне булькал кофейник, Бэзил разлил ароматный напиток по  кружкам,
и несколько минут все молчали, прихлебывая кофе.
     - А почему маленький народ сам не отправится за птицами? - недоумевал
Денни. - За последние месяцы они значительно  расширили  свои  вооружения.
Видно, Шарн и Айфа решили отставить древние традиции.
     - Не все, - уточнил Бэзил. - Могила по-прежнему  священна  для  обеих
гуманоидных рас. Навещать свои захоронения - одно из их табу.
     - Но как только летательные аппараты будут доставлены в другое место,
отношение может измениться, -  заметил  Бурке.  -  Вот  почему  так  важна
маскировка.
     - Для двух я нашел хорошую площадку,  -  сказал  Денни.  -  Лучше  не
придумаешь. Ущелье Гиен в верховьях Протосены - туда фирвулаги  ни  ногой.
Там растут гигантские деревья  -  отличное  прикрытие  на  случай  Летучей
Охоты. Отсюда примерно  двести  километров  на  северо-запад.  Из  Нионели
добираться очень удобно.
     - Думаю, это подойдет, - одобрил Жаворонок.
     - Максл там был, - продолжал Денни. - Если  вы  возьмете  его  вместо
бастарда со сломанной рукой, то он укажет вам дорогу. Вот  только  сумеете
ли выбраться оттуда живыми...
     - Ничего, прорвемся, - невозмутимо ответил Бэзил, смакуя свой кофе.
     - А что вы думаете делать с остальными  самолетами  у  Могилы?  -  не
унимался верзила негр. - Не отдавать же их на откуп Эйкену, а уничтожить -
святотатство.
     - Это секрет, Денни, - заявил Бурке. - Даже бастарды Бэзила ничего не
будут знать, пока не достигнут кратера.
     - Тоже мне, секрет! Как будто я считать не  умею:  в  вашей  компании
двенадцать пилотов.
     - Четырнадцать, - поправил Бэзил.  -  Доктор  Тонгза  тоже  летал  на
орбитальных аппаратах, и у мистера Бетси кое-какой опыт есть плюс к  тому,
что он опытный инженер.
     - Этот шут ряженый? - фыркнул Денни. - Впрочем,  наверно,  вы  не  за
красивые глаза его взяли. Но... _м_и_с_т_е_р _Б_е_т_с_и_!
     - Королева Елизавета Первая -  его  маска,  -  со  всей  серьезностью
возразил Бэзил, - отсюда и рыжий парик с жемчугами,  и...  гм,  костюм.  В
Содружестве    его    звали    Мертон    Хадспет.    Он    был     старшим
инженером-исследователем   в   аэрокосмической    компании    "Боинг"    и
специализировался по ро-полям.
     - Да ну? - удивился Денни.
     - Бетси - парень со странностями, но у кого из нас их  нет?  -  Бурке
потянулся и зевнул. - Вон Бэзил предпочитает всю жизнь  лазать  по  горам,
нежели спокойно преподавать  литературу  в  каком-нибудь  университете.  А
достопочтенный судья Бурке разгуливает с перьями в волосах и  в  штанах  с
бахромой.  Не  говоря  уже  о  тебе  с  твоим  баритоном,  коему  место  в
"Ковент-Гарден".  Скажи,  черномазый,  ты  до  сих  пор  распеваешь   арию
тореадора во всю глотку, когда делаешь отбивные из налетчиков?
     - А ты как думал, краснокожий? Да, вот что... напомни-ка  мне  завтра
созвать народ на выборы свободного лидера. Я снова намерен  посадить  тебя
на сковородку.
     - Ну, спасибо, черный зад!
     - Ну, пожалуйста, желтая мошонка!
     Лицо  американского  индейца  осветилось  улыбкой  и  тут  же   вновь
посуровело.
     - Ей-Богу, я был бы рад сидеть  тут  с  вами  и  разыгрывать  старого
мудрого конгрессмена.  Однако  есть  дела  поважнее.  И  мне  не  терпится
посоветоваться по этому поводу с Элизабет.  -  Он  отставил  кружку,  взял
кожаный мешок, туго завязал тесемки. - После финийской войны  мы  привыкли
считать железные копья и стрелы самым страшным оружием. Конечно,  они  нас
очень выручили и еще принесут немало пользы в  борьбе  с  гуманоидами.  Но
стрелять железными стрелами с борта  магнитно-гравитационного  корабля  по
меньшей мере глупо, друзья мои. К тому же гвардия Эйкена  Драма  не  более
уязвима для них, чем я или вы.
     - Кто спорит? - откликнулся Денни. - Но где ты собираешься  раздобыть
настоящее оружие? Потрясешь арсеналы Шарна?
     - Скажешь тоже! Да никого из нас живым к Высокой Цитадели  ближе  чем
на десять километров не подпустят. Есть другая возможность. Шарн обеспечил
себе запас, когда фирвулаги разрушили Бураск. Эйкен  Драм,  скорее  всего,
нашел свои ружья в подвалах замка Гории. Таким образом,  по  меньшей  мере
два лорда нарушили  указ  короля  Тагдала  об  уничтожении  контрабандного
оружия. Но ведь могли быть и другие.
     - Кое-что было в Финии... - стал припоминать Денни.  -  Но  постой...
как насчет Ронии? Я ведь оттуда бежал! Старый Принудитель лорд Бормол  был
весьма любознательный тип. Принудители своего никогда не упустят.  У  него
вполне могли быть  тайные  склады!  К  тому  же  до  Ронии  рукой  подать.
Подплывем по реке, просочимся через доки - там даже крепостной стены нет.
     - Но там и оружия может не оказаться. А у нас теперь каждый  воин  на
счету,  -  размышлял  Бурке.  -  Нет,   надо   все   тщательно   взвесить.
Окончательное решение я оставляю за Элизабет.
     Денни возмущенно уставился на него.
     - Да ты  что?!  Позволить  этой  мистической  дамочке  диктовать  нам
стратегию?!
     - Именно ей, - подтвердил Бэзил. - К твоему сведению, так всегда было
и будет. Элизабет - главный человек в мире.
     - Бедняжка! - вздохнул Луговой Жаворонок.



                                    7

     Элизабет снова приготовилась к спуску в бездну.
     Щель была коварно узка, но  в  любую  минуту  могла  разверзнуться  и
поглотить все, тогда как безумное суперэго искало избавления в смерти.
     Дионкет и Крейн сцепили умы на манер шлюза,  сдерживая  мощный  напор
агонизирующего сознания. Твердая решимость целителей  стоять  до  конца  в
какой-то мере объяснялась чувством вины, ибо они понимали, что эта  злоба,
эта жажда насилия коренится в их собственной расовой эволюции.
     А еще они понимали, что  грозящая  им  опасность  сейчас  как  нельзя
велика. Запас послушания Фелиции был на исходе. Ресурсы  ее  человечности,
даже в лучшие  моменты  весьма  скудные,  трещали  по  швам  в  преддверии
необратимых  изменений,   которые   сулила   мозговая   коррекция.   Такая
перспектива пугала девушку, побуждая к самому активному противодействию.
     Всякий  раз,  как  Элизабет,  проходя  между  Крейном  и   Дионкетом,
спускалась в эту выгребную яму, оба целителя думали,  что  она  больше  не
вернется. Если уж поверхностные уровни безумия пациентки  оказывают  столь
яростное сопротивление метарасширенным умам, то  какие  же  ужасы  ожидают
Великого Магистра в глубинах - особенно теперь, когда кризис так близок.
     - У Фелиции дисфункция мозга почти в пятой  степени,  -  предупреждал
Дионкет. - Она балансирует на грани. Если  катарсис  не  удастся,  то  она
выпустит наружу психоэнергетический заряд такой силы, что от Черного Утеса
камня на камне  не  останется.  Тебе  же  известна  ее  мания  вселенского
разрушения. А если ты ее одолеешь, то вся агрессия может  быть  направлена
внутрь, на самоуничтожение. Формально ты  не  достигнешь  своей  цели,  но
фактически это будет победа - победа над чудовищем.
     - Я не могу нанести сознательный вред живому  существу,  -  напомнила
Элизабет, отдавая себе отчет в том, что теперь в ней  говорят  не  столько
старые  запреты,  сколько  профессиональная  гордость.  -  Я  больше   чем
когда-либо верю, что сумею спасти ее. Я почти добралась  до  источника  ее
безумия.
     Она показала  им  аномальную  связь  между  конечностями  и  органами
чувств, но гуманоиды не поняли ее, так как  совершенно  не  разбирались  в
эволюционной  психобиологии.  Корректирующая  техника  тану  была   скорее
искусством, чем наукой.
     - Дай ей  умереть,  Элизабет,  -  просил  Крейн.  -  Если  ты  будешь
упорствовать, она просто уничтожит тебя. Хуже того - ты попадешь в ловушку
психокреативных козней и станешь вечной пленницей ее гигантомании.
     - Да, но взгляните, что будет, если Фелиция излечится...  -  Элизабет
раскрывала перед ними  потенциальные  чудеса,  которые  могла  бы  творить
маленькая белокурая богиня под опекой Великого  Магистра.  -  Многоцветная
Земля навсегда избавилась бы  от  войн,  от  угрозы  со  стороны  мятежных
изгнанников в Северной Америке... Положив ее  несокрушимую  принудительную
силу на верную чашу весов, мы достигли бы гармонии, создали бы Единство  в
миниатюре  между  тану,   фирвулагами,   окольцованными   и   метаактивным
человечеством!
     Дионкет и Крейн посмотрели на нее с грустью  и  в  страхе  оттолкнули
видение.
     - В процессе твоей коррекции становится все яснее, что Фелиция  хочет
смерти.
     - Будь она здорова, она бы выбрала жизнь. И миролюбие.
     Улыбка лорда Целителя могла бы показаться циничной, если б в  ней  не
сквозила древняя, испытанная временем мудрость.
     - Неужто метапсихологи  из  Содружества  научились  очищать  душу  от
греха?
     - Нет, конечно, - отрезала Элизабет и замкнулась в себе.
     Но молчаливый спор продолжался. Наконец она сказала:
     -  Мне  еще  не  приходилось  заниматься  такой   страшной   работой.
Приобщение Бреды к Единству было детской забавой по сравнению с  этим.  Но
ведьмы уже близки к успеху! Что бы там ни было, я не могу бросить  Фелицию
на полдороге, не могу позволить ей умереть. Ее ум бесценен.  Она  обладает
принудительными и творческими способностями в шестисотой степени  и  почти
таким же психокинезом. Во всем Галактическом  Содружестве  не  было  более
сильной личности.
     - Фелиция никогда не достигнет того, что вы  называете  Единством,  -
заявил Дионкет. - Она -  дитя,  но  безнадежно  испорченное,  извращенное.
Самое настоящее чудовище. Ее родители... - Он покачал головой.  -  В  моей
практике такие случаи не встречались. Одной Тане ведомо, сколь грешно наше
племя, но даже среди нас никто не позволял себе так надругаться над  своим
ребенком... причем без злого умысла, просто от скуки.
     - Фелиция - не чудовище, - возразила Элизабет. - Уже не  чудовище.  Я
открыла в ней кладезь душевности. Каждый раз, когда я спускаюсь в ее мозг,
чтобы выкачать остатки желчи и вправить последние вывихи, она  ведет  себя
все человечнее.
     - Тогда почему она до сих пор боится? -  спросил  Дионкет.  -  Почему
слабеет в своем желании пережить катарсис?
     - Потому что, как ты  точно  заметил,  она  балансирует  на  грани  и
продолжает страдать.
     - Она не выдержит и нападет на тебя, - предостерег лорд  Целитель.  -
Ты погибнешь, Элизабет!
     - Говорю вам, игра стоит свеч!
     - Не забывай, Супруга Корабля  назначила  тебя  своей  преемницей,  -
рассудительно произнес Крейн. - Тебя, а не Фелицию.
     - Бреда не имела права брать на себя роль Господа.
     - А ты?
     - Прекратите на меня давить! - закричала она. - Вы же сами  вызвались
помочь! Сами согласились, хотя знали степень ее безумия...
     Ум Дионкета излучал сострадание.
     - Не все поддается исцелению.
     - Я вылечу ее! С вашей помощью или без. - В ее  несгибаемом  упорстве
было столько огня, что он воспламенил обоих тану.
     - Мы поможем тебе, - воскликнул Дионкет. - Даже ценой жизни.


     Элизабет спустилась в Аврен [в римской мифологии - озеро, считавшееся
входом в подземное царство] и пробыла там шесть часов подряд.
     Стены словно бы растворились. Трое целителей стояли возле кушетки, на
которой безжизненно  лежало  хрупкое  существо.  Раздавленные,  измученные
черной, липкой, смрадной агонией, истерзанные осколками  безумной  памяти,
задыхающиеся  от  ее  неистовой  ярости  и  детской  беспомощности   перед
страшными унижениями, оглушенные  непрерывными  умственными  криками,  они
терпели.
     Несмотря  на  психоэлектронный  барьер  комнаты  без  дверей,   часть
ядовитых испарений, вместо того  чтобы  осесть  в  недрах  Черного  Утеса,
выплескивалась в атмосферу. Зловонное грохочущее облако повисло в воздухе,
изрыгая  оранжевые  молнии,  сплетавшиеся  над   крышей   шале.   Горячие,
подернутые пылью ветры опаляли вечнозеленые  растения,  губили  альпийские
цветы.  Певчие  птички  градом  сыпались  с  ветвей  наземь.  Слабосильные
охранники в золотых торквесах с криками  устремились  вниз  по  обрывистой
тропе;  даже  самые  твердолобые,  обезумев  от   звенящего   психического
напряжения, попрятались в глубоких подвалах и лежали там, не  понимая,  на
каком они свете.
     - Пойдем, Фелиция, - позвала Элизабет.
     Но  бесформенное  нечто  боролось,  извергалось,  пятилось,   трепало
заботливо подставленные крылья, отталкивая их и все еще  надеясь  убежать,
хотя собственные оковы любви крепко удерживали  его.  Нормальные  мозговые
клетки, так долго пребывавшие в атрофированном  состоянии,  теперь  начали
пробуждаться  к  жизни  и  петь  от  восторга  и   тревоги,   свойственной
новорожденным. А черные наэлектризованные каналы - их яд  уже  застывал  -
упорно требовали  притока  свежей  силы,  последней  передышки  в  горниле
знакомой  боли,  заслуженных,  выстраданных  объятий   смерти   (это   ты,
любимый?), ее отвратительных засасывающих поцелуев.
     - Иди за мной, дитя мое. Выходи оттуда, освободись, сбрось свои путы,
оставь это тело, переселяйся в новое. Забудь тех злобных негодяев, которые
тебя зачали шутки ради, поиграли живой игрушкой и жестоко отшвырнули ее за
ненадобностью. Будь самозванкой! Самородком! Исцелись! Взгляни на себя как
на человека, достойного любви. Помнишь, как безоглядно были  преданы  тебе
твои друзья животные? Помнишь чистую, незапятнанную любовь сестры Амери? Я
тоже подарю тебе свою любовь и жизнь, стану твоей матерью, а  эти  двое  -
твоими братьями. Иди сюда, дай нам обнять тебя!
     "Амери не захотела..."
     -  Пойдем,  Фелиция.  Гляди,  восхищайся  своим  сияющим  обновленным
существом. Ты прекрасна, девочка, и тело твое наполнено жизненной силой. А
твой ум... о, посмотри, как он великолепен! Да,  он  рожден  в  физической
агонии и нечистотах, но способен к духовному перевоплощению, полюби его за
это.
     "Он,  все  он!  Мой  Возлюбленный!  Его  я  должна   благодарить   за
высвобождение моих метафункций, за то, что он перерубил  мои  оковы  своим
сверкающим обоюдоострым лезвием. Куллукет!"
     - Нет, Фелиция, это не он.
     "Он, Куллукет!"
     - Не смотри в ту сторону. Не надо. Ты доплыла, моя  маленькая,  стала
такой чистой, такой сильной и почти доброй...
     "Амери?"
     - Отвернись от прошлого. Обрати взор к свету, к миру,  к  единению  с
другими умами, которые по-настоящему любят тебя.
     "Куллукет? Амери?"
     - Смотри: взбаламученный омут тих, эмоции управляемы, воля  сильна  и
направлена. А теперь стань на путь  бескорыстной  любви!  Выбери  доброту,
благородство, щедрость...
     "Я выбираю... выбираю..."
     - Просыпайся, Фелиция, открой глаза.
     Огромные  карие   глаза   распахнулись   на   бескровном   лице   под
серо-пепельными бровями и нимбом платиновых волос. Они удивленно  оглядели
Элизабет,  Дионкета,  Крейна,  опять  вернулись   к   Элизабет.   На   миг
затуманились слезами, потом засияли как звезды.
     - Я здорова? - Фелиция приподнялась на локте и окинула взглядом самое
себя. - То же тело, тот же ум, но все иначе. -  Она  тихонько  засмеялась.
Карие глаза сверкнули, сцепились с горящим взором  Элизабет.  -  Зачем  ты
меня разбудила, ведь я еще не сделала выбор?
     Целительница промолчала.
     - Ты хочешь, чтобы я была похожа на тебя, Элизабет?
     - Сделай собственный выбор. - Голос Великого Магистра  звучал  мягко,
но ум был напряжен, встревожен.
     - Хочешь, чтобы я была такой, как ты. - На щеках  девушки  проступили
два красных пятна, и волосы точно вдруг ожили. Одним прыжком она  вскочила
на постели, маленькая, хрупкая, неимоверно сильная. Все ее тело  светилось
жемчужной аурой. - Такой,  как  ты,  да,  Элизабет?!  -  Фелиция  откинула
головку и засмеялась, звенящий смех был наполнен  диким  ликованием.  -  Я
выбираю себя! Посмотри на меня! Загляни мне внутрь!  А  ты  не  хотела  бы
стать такой, как я? Свободной в своем выборе, не связанной нуждами других?
- И снова раздался радостный, здоровый смех. - Бедная Элизабет!.. - Богиня
протянула руку и коснулась плеча Великого Магистра. - Но все равно спасибо
тебе.
     Она вмиг исчезла.
     Элизабет сидела неподвижно, устремив взгляд  на  пустую  кушетку,  на
слезы и отчаяние уже не было сил. Огненный  кокон  пылал  рядом,  манил  к
себе, но она рассматривала его с ощущением некой отстраненности, сознавая,
что истинный выбор уже сделан, а все остальное - лишь его последствия.
     - Не уходи, - попросил Дионкет.
     Крейн глядел на ее  бледное  окровавленное  чело  и  чувствовал,  как
впервые золотой торквес до боли сдавил горло. Длинные, унизанные перстнями
пальцы с выпуклыми суставами протянули ей чашу:
     - На, попей.
     Однажды такое уже было.
     Она отхлебнула горьковатого чаю из трав,  затем  опустила  умственный
заслон, чтобы целители могли ясно увидеть огненный саван, маячивший  перед
нею как соблазн, как испытание.
     - Ты нужна нам как никогда, - проговорил Крейн.
     Однако суровый Дионкет оказался мудрее и нашел слова, которые  смогли
утешить ее.
     - Ты не заслужила чистилища. Ты должна быть здесь, пока сама  все  не
исправишь.
     - Да.
     Она улыбнулась и зарыдала.



                                    8

     Клу положила цветы на холм и выпрямилась. Совершенно сухие глаза были
устремлены на самую крупную орхидею,  которая  заслоняла  от  нее  могилу.
Букет был огромный, из тридцати разных цветков. Она собрала  его  за  пять
минут, даже не удаляясь от причала на реке Хениль.
     - Тану называют Испанию Конейном, - проговорила девушка. - Это значит
Земля Цветов. Я слышала, как кто-то из них говорил, что нигде в Европе  не
встретишь такого разнообразия  цветов.  Я,  пожалуй,  больше  всего  люблю
голубые орхидеи. И бледно-зеленые с  бархатно-черными  краями.  Орхидеи  в
трауре... Бедная Джилл!
     -  Мы  сделали  все  возможное.  Стейнбреннер  предупреждал  нас   об
опасности менингита.
     Элаби посмотрел на каменную плиту, установленную  меж  старых  корней
платана, и камень светился под взглядом  психокинетика,  пока  он  высекал
надпись. Гарь и дым от расплавленного минерала  заглушили  своей  вонью  и
тонкий аромат цветов, и веяние свежего бриза от реки.  Наконец,  довольный
своей работой, Элаби с