а  полу.  Его  прислуга
состоит из оперантов, которым он хорошо платит не только за работу, но и
за умение держать язык за зубами, но лучше, если никто не  узнает  о  ее
выходке. Это крайность - даже для Шэннон.
   Он обратился к ней на расстоянии:
   Ты должна рассмотреть подсознательные мотивировки своего  ребяческого
поступка. Твое чувство вины за  себя/нас  иррационально,  как  и  поиски
твоего/моего/дедова воображаемого злодейства. А стремление оторваться от
меня/семьи/нашего  умственного  наследия  не  просто   иррационально   -
бессмысленно. Нам не дано заново родиться. Мы уже есть.
   Он убрал принадлежности первой  помощи,  уселся  в  массажное  кресло
"Панасоник Шацу", включил установку. Волны вибрации сняли стресс.  Почти
час ночи. Сегодня похороны Большого Эла. Девочка любила старого  мафиози
и не сочла лицемерием, когда он на  смертном  одре  рассказал  о  жизни,
прожитой в грехе, покаялся и принял последнее причастие.
   Пропади все пропадом!.. Она бы последовала за  Элом,  если  б  он  не
унизился перед ней... не взмолился! Вообще-то он  сам  виноват.  Попытка
самоубийства стала кульминацией накопившихся стрессов, а  он,  будучи  в
курсе, проявил  преступное  невнимание  к  ее  развивающимся  умственным
силам. Она патологически застенчива, интровертна. У нее с  детства  были
суицидальные наклонности, но он не принимал их  всерьез.  Трансляция  из
Эдинбурга оказалась  для  нее  глубокой  душевной  травмой,  на  которую
наложились смерть  Большого  Эла  и  постепенное  осознание  невероятных
отцовских амбиций. Ее надо привязать, иначе все кончится  безумием  либо
саморазрушением.
   Но привязывать собственную дочь!..
   Шэннон,  стоя  под  душем,  напевала  в  уме  репризу   из   симфонии
ракообразных.  Музыкальная  пародия  неуместно  сочеталась   с   образом
монументального склепа, символа  итало-американской  скорби,  который  с
наступлением дня примет бренные останки Альдо Камастры.
   Шэннон, спросил Киран, знаешь, почему  соотечественники  твоего  деда
предпочитают склепы обычному захоронению в землю?
   Я никогда об этом не задумывалась.
   В их стране кладбищам тысячи и тысячи  лет.  Место  в  земле  на  вес
золота. И зачастую, когда вырывают новую могилу,  натыкаются  на  старые
скелеты. Их вытаскивают и помещают  в  специальное  костехранилище,  все
вперемешку.
   Какой ужас!
   И только тела, захороненные в мавзолеях, наверняка не постигнет такая
участь. Свой извечный страх они привезли и  сюда,  в  Америку,  он  стал
традиционным. Традиции - самые разнообразные - великая движущая сила.
   О да, слыхала я извращенные оправдания Эла и его  шайки.  Старая  как
мир история о бедных угнетенных крестьянах на Сицилии. Они  использовали
ее как подспорье своей алчности. Но к тебе-то она не имеет отношения! Ты
ведь не забитый иммигрант.  У  тебя  есть  умственные  силы,  и  ты  мог
обратить их на благо человечества, как все  сознательные  метапсихологи.
Но ты не собираешься примкнуть к ним, не  правда  ли,  папа?  Ты  будешь
наживаться и постепенно прибирать к  рукам  весь  мир  с  помощью  своей
оперантной мафии.
   Ты так считаешь?
   - Так оно и есть.
   Шэннон вышла  из  душа  в  белом  махровом  комбинезоне;  волосы  она
замотала полотенцем. Ее ум излучал волны отвращения, отчаяния, но  голос
оставался спокойным.
   - Ты хуже, чем Большой Эл, потому что намеренно связался с мафией. Он
и другие были скованы традициями, а ты всего лишь хладнокровно рассчитал
свою выгоду.  Ты  направил  средства,  добытые  преступным  образом,  по
законным каналам и сумел замести  следы.  Зятю  Большого  Эла  никто  не
ставит в вину его происхождение, поскольку он умеет  применить  к  людям
свое "особенное" обаяние.
   Не вставая с кресла, Киран рассмеялся.
   -  Любопытно,   удовлетворит   ли   тебя   власть   над   президентом
Баумгартнером или ты намерен стать властелином мира?
   - А тебя сделать маленькой принцессой, - добавил он.
   Забинтованными руками она обхватила себя за плечи и поглядела на него
сверху вниз.
   - Нет, - произнесла она с  гордым  достоинством.  -  Танец  эмбрионов
помог мне принять решение. Я брошу монастырскую  школу  и  переселюсь  в
Дартмут. Быть может, профессор Ремилард примет меня в штат  радетелей  о
мире. Я не собираюсь тебе вредить, но  с  тобой  не  останусь.  Глупо  и
наивно ставить себя выше нормальных людей. Эдинбургская демонстрация  на
многое открыла мне глаза. А еще эта удивительная русская женщина и  Дени
Ремилард с его образовательной программой для всех оперантов...
   - Да, он неплохо смотрелся на телеэкране, - признал  Киран.  -  Почти
такой же обаятельный принудитель, как твой старый порочный отец.  Но  он
идеалист и абсолютно не понимает, какие законы движут  миром  нормальных
людей. Знаешь, твоего Ремиларда  и  его  приспешников  ожидает  довольно
страшное прозрение.
   - Нет, не знаю! - выпалила Шэннон. - Может, ты мне скажешь?
   Киран поднялся и пристально посмотрел ей в глаза. Ее  снова  охватила
дрожь, губы посинели. Наверно, все-таки много крови потеряла.
   - Скажу, если тебе действительно интересно. Только  не  здесь.  Я  бы
выпил кофе с бренди. Присоединишься?
   Он двинулся к двери; Шэннон поплелась следом.
   - Знаю, ты считаешь меня ребенком, -  сказала  она  уже  у  лифта.  -
Вероятно, ты прав, но как ты можешь думать, что я стану вместе  с  тобой
плести твои паучьи сети?
   - Попытайся корректно ставить вопросы. Ты  с  детства  жила  на  всем
готовом, Байард и Луиза окружили тебя  своими  преданными  заботами.  Не
всем так повезло. Мне - нет. Джейсу,  Арнольду,  Адаму,  Лиллиан,  Кену,
Невилю и многим другим, кого ты огульно называешь оперантной  мафией,  -
тоже. В  своем  стремлении  избавить  тебя  от  потрясений  я,  кажется,
допустил ошибку. Следовало  бы  давно  поведать  тебе  историю  гонимого
меньшинства, к которому мы с тобой принадлежим.
   Из  застекленного  холла  открывался  вид  на  холмистый  заснеженный
ландшафт. Дом был выстроен на восточном склоне самого высокого холма,  и
даже сейчас, посреди глубокой зимней ночи, раскинувшийся в сорока  милях
отсюда город освещал небо подобием рассвета.
   Двери лифта закрылись, и Киран нажал кнопку третьего этажа.
   - Я была даже не потрясена, а раздавлена, когда увидела  демонстрацию
Макгрегора. Он показывал  свои  фокусы,  как  будто  все  это...  вполне
естественно. И я подумала: нет, не должно быть по-твоему, нельзя прятать
свои силы и употреблять их на благо себе одному. Когда  операнты  начали
открываться, я так разнервничалась, что чуть не умерла.  Я  тоже  хотела
рассказать всем о себе, но испугалась...
   - И не без оснований.
   Она глядела на него глазами побитой собаки.
   - Да, мы другие, но не  до  такой  же  степени!  Ты  видел,  с  каким
энтузиазмом все приняли Психоглаз и  другие  метапсихические  программы?
Оппозицию составляют только фанатики и невежды,  не  способные  оценить,
сколько добра мы можем сделать. Как только нормальные узнают, что  такое
оперантность...
   - Они попытаются нас убить, - закончил Киран.
   Шэннон  оцепенело  уставилась  на  него,  впитывая  во  всех  деталях
переданный им ужасающий образ.  Они  в  молчании  вступили  в  то  крыло
особняка,  что  до  сих  пор  официально  было  для  нее  закрыто,  хотя
потихоньку она давно облазила его  вдоль  и  поперек.  Здесь  помещались
отдельные апартаменты для  почетных  гостей,  святилище  с  компьютерным
оборудованием, содержащим огромный банк данных, и установками оптической
связи, станция приема спутниковых передач, загадочная  "реабилитационная
палата", куда время от времени поселяли новых  завербованных  оперантов,
и, наконец, таинственная запертая комната, которую прислуга благоговейно
называла командным пунктом, а Киран - своим кабинетом. Там Шэннон бывать
еще не приходилось. Да и вообще, кроме самого Кирана и Арнольда Паккалы,
туда никому не было доступа.
   И вот они остановились перед бронированной дверью, где вместо ручки и
замочной скважины вмонтирована маленькая золотая  пластинка.  Он  правой
рукой нажал на нее. Послышался электронный перезвон.
   - Откройся! - скомандовал  Киран,  и  дверь  беззвучно  отодвинулась,
впуская их.
   Шэннон удивленно озиралась.
   Отец улыбнулся.
   - Нравится тебе мой кабинет? Мне - очень. Теперь ты можешь  приходить
сюда одна, когда пожелаешь. Я перепрограммирую  кодовый  замок.  Но  без
специальных инструкций к оборудованию прикасаться нельзя.  Если  хочешь,
начнем инструктаж прямо сейчас.
   - Да.
   - Садись, я приготовлю кофе. - Он  открыл  ящик  низенького  стола  и
достал  кофеварку.  -  Иногда  я  представляю   себе   эту   башню   как
высокотехнологичный аналог той горы, откуда дьявол показывал Иисусу  все
царства мира . Если  бы  я  был  властелином
Земли, то прекрасно мог бы отсюда наблюдать за своими владениями... Тебе
"Кону" или "Навьеру"?
   - "Кону", - прошептала она и  присела  на  краешек  банкетки,  обитой
коричневой кожей.
   Совсем ребенок - умственные барьеры полностью сняты. Киран подошел  к
ней, размотал тюрбан на голове, пригладил влажные волосы и  поцеловал  в
макушку. Одновременно  он  послал  в  незащищенный  мозг  команду,  дабы
предотвратить сознательную попытку закрыться, пока он  ее  не  выпустит.
Этой техникой он овладел сам, инстинктивно, в попытке приковать  к  себе
первые уязвимые умы. Когда это было?.. Еще до ее рождения.
   Папа, у меня какое-то странное чувство.
   Расслабься, детка.
   Он подал ей дымящийся кофе, плеснув туда  марочного  коньяку,  потери
его собственной психической энергии быстро восполнялись. Боязнь ступора,
тормоза, оказалась напрасной. "Вот, - подумал он, -  думаем,  что  знаем
себя, а выходит, совсем не знаем! Должно быть, все  любящие  отцы  носят
глубоко в душе этот подавляемый инстинкт. Интересно, еще  кто-нибудь  из
оперантов обнаружил его в себе?  Едва  ли.  Иерогамия  -  старая  тайна,
умершая  вместе  с   кельтскими   и   греческими   жрецами...   чересчур
цивилизованный ум шарахается от нее".
   - Тебе лучше?
   Она улыбнулась сонными глазами.
   - Да. Вкусный кофе.
   - Пей, я еще налью.
   Он бросил на спинку стула клетчатый  кардиган,  снял  с  шеи  голубой
шелковый шарф, красовавшийся в открытом вороте рубашки.
   - Я думала, кофе меня возбудит. А веки все равно слипаются. -  Темные
ресницы  затрепетали.  Она  отставила  пустую  чашку  и  откинулась   на
заботливо подложенную им мягкую подушку.
   - Можешь остаться здесь на  ночь.  Я  тут  часто  сплю.  Единственное
место, где чувствуешь  себя  в  полной  безопасности,  как  в  маленькой
цитадели.
   Шэннон закрыла глаза.
   - Снег идет. Я вижу в уме, как под холодным ветром  кружатся  хлопья.
От них веет таким одиночеством. - Ее  бледное  лицо  почти  сливалось  с
цветом комбинезона.
   - Отныне одиночество тебе не грозит, Ты войдешь в нашу группу.
   Запомнит ли она? Другие не запомнили -  никто,  кроме  Арнольда,  чья
любовь оказалась достаточно сильна, чтобы  преодолеть  постгипнотическую
суггестию, "Ты ничего не вспомнишь, - внушал  он  ей,  -  если  сама  не
захочешь".
   - Мне опять холодно, - пробормотала она. - Чуть-чуть...
   - Дай я тебя согрею, - сказал он и потянулся к выключателю.

***

   Шэннон запомнила.

4

Эдинбург, Шотландия, Земля
7 апреля 1994

   Джеймс, Джин и Нигель набросились на сандвичи с привычной для адептов
ВЭ прожорливостью, и только Алана Шонавон, не замечая стоящей перед  нею
тарелки, задумчиво смотрела из окна паба на  знаменитую  статую  собаки,
уныло съежившейся  под  дождем.  Какой-то  японский  турист  бестрепетно
щелкнул камерой и поспешил вдоль по улице. Две монахини под одним зонтом
направлялись к  дверям  паба  перекусить,  старик  в  черном  дождевике,
размахивая  полиэтиленовым  пакетом,  неторопливо  двигался  к   воротам
церкви.
   Алана вздохнула и налила себе немного чаю в чашку.
   - Неужели ты будешь его пить? - спросил Нигель. - Он же остыл совсем!
   Обхватив чайник обеими руками, он вперил в него пристальный взгляд  и
торжествующе усмехнулся, когда из носика вырвалась струя пара.
   - Какой утилитарный талант! - заметила  Джин  Макгрегор.  -  С  таким
мужем в доме не нужны ни микроволновая печь, ни электроодеяло.
   Нигель наполнил чашку Аланы.
   - Вот и я то же самое твержу этой прелестной леди, да все без толку.
   - Милый мой, я на роль жены  не  подхожу,  -  с  отсутствующим  видом
проговорила Алана.
   - Чушь! - откликнулся Нигель. - Я не из тех, кто легко  сдается.  Так
что пей свой чай и ешь сандвичи,  Набирайся  сил  для  нового  полета  в
Даллас. Наверняка формула сверхзагадочной  кожи  спрятана  там,  в  доме
субподрядчика-изготовителя.
   - Скука! - Алана отхлебнула чаю. - Пять месяцев ищем эту формулу.  Ну
почему упрямые янки просто не передадут ее русским,  вместо  того  чтобы
почем зря гонять нас с Тамарой? Как будто у оперантов других дел нет!
   - Они проводят эксперименты,  -  сказал  Джеймс.  -  Испытывают  наши
возможности и  нашу  смелость.  Классический  американский  вариант  "Не
влезай, убьет!". Держу пари, формула спрятана в свинцовом ящике, заперта
в бронированный  сейф,  опутанный  колючей  проволокой,  сквозь  которую
пропущен ток. И вся эта хреновина находится под непроницаемым куполом на
островке, посреди пруда с аллигаторами. Но мы ее найдем, несмотря на все
препоны, и пошлем копии в Вашингтон и Москву по дипломатическим каналам.
А затем известим мировую прессу и запишем себе еще одну победу в  борьбе
за  мир  во  всем  мире,  дабы  со  спокойной  душой   ждать   следующей
конфронтации.
   - Но ведь им, в сущности, наплевать на военные тайны  друг  друга,  -
жалобно возразила Алана. - Вопрос только в том,  кто  кого  обойдет.  От
того, что они выбросили на свалку  большую  часть  ядерного  оружия,  их
жажда обладания миром ничуть не  уменьшилась.  А  мы  с  нашими  мирными
инициативами играем в их шарады.
   - Да ты, кажется, и впрямь ожидала  мгновенного  пришествия  Золотого
века! - иронически заметил Джеймс.
   - Ну, во всяком случае, надеялась на какие-то изменения к лучшему.  -
Алана опять выглянула в окно. (Старик в  черном  дождевике  настороженно
озирался и перелистывал какую-то  книжонку.)  -  Призрак  ядерной  войны
между сверхдержавами больше не витает над  нами,  но  застарелая  вражда
Востока и Запада никуда не девалась, а  маленькие  страны,  как  прежде,
цепляются за свои раздоры. Война в Саудовской Аравии, война  в  Кашмире,
война в Ботсване, война в Боливии...
   - И мне уже не помолиться у Стены Плача, - добавил Нигель, -  а  твой
чай опять остывает... Ну что ты нашла в этом старом бродяге?
   - Странно, - сказала девушка, - в уме он напевает  "Милостив  буди...
". Мне отсюда видно, что он в страшном смятении, и я бы легко прочла его
мысли, но  из-за  молитвы  ничего  не  могу  разобрать.  Может,  бедняга
заблудился?
   - Нормальные тоже изобрели способ ставить экраны, - вставила Джин,  -
любопытно, правда? Даже наши Кэти  с  Дэвидом  к  этому  пристрастились.
Сколько раз уж я за  ними  подмечала:  телереклама,  школьные  стишки  и
прочая дребедень так и крутятся в хитрых маленьких умишках, а  на  самом
деле явно замышляют какую-нибудь новую шалость.
   - Будем надеяться, что их технику не переймут дипломатические  круги,
- хмыкнул Нигель.
   - Уже переняли, если верить Дени Ремиларду, - отозвался Джеймс. - Но,
к счастью, нормальные не способны долго удерживать что-либо  в  мозгу...
Да, кстати, сегодня рано  утром  Дени  сообщил  мне  важные  новости.  В
Дартмуте на средства, свалившиеся с неба в  дымовую  трубу,  открывается
отделение метапсихологии. Дени возглавит его  и  получит  полный  статус
профессора.
   - Счастливчик! - вздохнул  Нигель.  -  А  наш  университет  только  и
думает, как бы сплавить нас какому-нибудь министерству. -  И  он  пропел
сочным тенором:

   Мы не терпим грубой лести,
   Нам иной не надо чести,
   Как служить на побегушках у министров короля!

   - У Дени есть и плохие новости. - Джеймс понизил голос.  -  Билль  об
универсальных  метапсихических  тестах  для  всех   американских   детей
похоронен в сенате, как и  наши  мирные  инициативы  в  Уайтхолле.  Союз
гражданских  свобод  и  церковь  восстали.   Поэтому   испытания   будут
проводиться на строго добровольных началах. Кто-то высказал  требование,
чтобы публиковать хотя бы имена участников и  результаты  испытаний,  но
Дени убежден, что влиятельные  круги  в  Вашингтоне  и  это  зарубят  на
основании конституционного права на личные тайны. Я спросил у  него,  не
ощущает ли он консолидации антименталистских настроений, он сказал,  что
нет.  Скорее,  безразличие.  Нормальное  население  якобы   воспринимает
метапсихические  чудеса  как  нечто  само  собой   разумеющееся,   вроде
космических полетов.
   - Нас  считали  героями!  -  провозгласил  Нигель.  -  Пока  не  были
демонтированы  последние  ядерные  установки   в   Северной   Дакоте   и
Сковородные! Теперь наш удел забвение! Так выпьем за былую славу!  -  Он
поднял кружку с пивом.
   - Новая книга Дени уже подписана в печать, -  добавил  Джеймс.  -  Он
назвал ее  "Эволюция  ума".  Говорят,  она  немного  встряхнет  публику.
Надеюсь, парень не слишком зарвался. Иной раз  он  меня  поражает  своим
высокомерием, и наверняка это не по нраву американской публике.  Янки  -
поголовные сторонники равноправия,  только  и  знай  твердят,  что  люди
созданы равными и заслуживают одинакового отношения.  Конечно,  реальная
жизнь опровергает  подобные  претензии,  но  помогай  Бог  всякому,  кто
выступает за элитарность. - Он запил пивом большой кусок сандвича.
   - А вот мы любим аристократию - и все тут! - заявил Нигель.
   - Говори за себя, кошерный шотландец! - проворчала Джин.
   Последовал обмен расистскими любезностями, затем  все,  кроме  Аланы,
сосредоточились на еде. Она же по-прежнему пребывала  в  задумчивости  и
наконец обратилась к Макгрегору с неожиданным вопросом:
   - А в книге Дени даются объяснения предчувствиям?
   - Что, опять? - всполошилась Джин, - Еще одно предзнаменование?
   - Не знаю. Твердой уверенности нет, просто какое-то смутное  чувство.
Вот прямо сейчас.
   - Да не слушайте ее! - отмахнулся Нигель. - Она просто отлынивает  от
очередного экскурса в Даллас.
   - С этим не шутят! - одернула его Джин, - Во всяком случае,  те,  кто
выросли в горах. У  нашей  Кэти  тоже  такое  бывает,  и  мне  частенько
делается не по себе от ее предсказаний. В отличие от прочих метафункций,
этот дар у нее,  по-моему,  сверхъестественный...  -  Она  обернулась  к
Алане. - А предчувствие доброе или злое?
   - Трудно сказать.  Такого  у  меня  еще  не  было.  Никаких  видений,
никакого предостережения грозящей беды. Вроде бы даже наоборот.
   Она усмехнулась и опять посмотрела в окно. Старик, согнувшись  в  три
погибели, копался в своем пакете, и струи дождя щедро поливали его шею.
   - Все еще поет молебен, - тихо  заметила  Алана.  -  И  чем-то  очень
удручен. Быть может, это его предчувствие?
   - Забавно, что тебя вдруг  заинтересовал  научный  аспект  гаданий  и
предсказаний,  -  заявил  Нигель.  -  Я  только  вчера  отстаивал  перед
Литлфилдом и Шнейдером эффект хрустального шарика, как  вполне  законную
метафункцию. Это что-то вроде стихийного сжатия  временных  решеток  или
просверливания   дырки   в   континууме   посредством   самопринуждения.
Теоретически возможно увидеть будущее или  прошлое  точно  так  же,  как
настоящее с далекого расстояния. И там и тут прилагается волевое усилие,
только в первом случае к пространству, а во втором - ко времени.
   - Но  как  ты  объяснишь  образ  будущего,  возникающий  ниоткуда?  -
медленно выговорила Алана. - Провидение, которого не загадывал?
   Нигель смутился. Допил оставшееся в кружке пиво.
   - С точки зрения динамической  теории  поля  это  объяснить  довольно
трудно. Видишь ли, узловые моменты, называемые  "событиями",  требуют..